***
В тронном зале Камджа смотрит на воду, которая непрозрачна как зеркало; серебряная поверхность придает его лицу жуткое сияние, когда он наблюдает за изображением фургона, движущегося по грунтовой дороге и поднимающего облако пыли. Он усмехается, вращая косу из лунного камня в одной руке, и бледный свет, отраженный от его лезвия, попадает на острый клык. Свободной рукой он проводит пальцами по затупленному кончику своих ушей - старая привычка, возникшая, когда он в детстве с завистью наблюдал за Ёнхёном: голова высоко поднята, его уши сужаются к королевскому острию. — Отлично, Агма, - говорит Камджа, кивая тьме, которая дрожит, скользит, выползает, словно живая смола, из-под тени, отбрасываемой чашей с водой, когда свет исчезает в той же темноте, что и тронный зал. — Ты хорошо мне служишь. Я должен был знать, что мой брат скоро вернется. Он всегда был ребёнком, который не был самостоятельным. На этот раз не будет свободы. Не будет ни тюрьмы, из которой можно вырваться, ни охранников, на разум которых он может повлиять. Вы могли бы подумать, что если бы вы были вынуждены содержать его в темнице в течение десятилетия, этого было бы достаточно, чтобы преподать ему урок. На этот раз я уничтожу его - заставлю заплатить за унижение, которое он нанес нашей семье и всем вампирам. — Ваш брат привел гостей, ваше высочество, - говорит Тень Агма; его голос - шипящий шепот, эхом разносящийся по всей комнате, звук оседает на высоких потолках, в дальних углах. — Он принес нам богов-олимпийцев, отвергнутых Титанами, и, казалось бы, душу с астральным зрением. Потомок самого Рафаэля. Улыбка Камджи становится шире, прямо как шрам, что вскрыли ножом. Два надреза, а затем целая рана. — Ах, нет ничего вкуснее крови человека с астральным зрением. Она такая сладкая, такая нежная. Они целители, бедные сыновья моего двоюродного дедушки. Даже грязным волкам, которых Майкл привел в кровавое королевство, понравится. Они не могут помочь себе. Даже когда ты полностью иссушишь их, когда их пульс ослабеет на твоих губах, бледность охватит их добрые, нежные лица, они все еще исцеляют. Кожа становится гладкой, чувства обостряются, сама жизнь просачивается в твои вены. Думаю, я оставлю его себе в качестве еды. Богов можем использовать в качестве заложников, чтобы свергнуть Олимп. Этот идиот Зевс все еще думает, что он в безопасности на своем троне, а Аид считает, что его взяток будет достаточно: косы, транспорт и причудливые пиры раз в четверть века. Они покупают ему только время, только задерживают его кончину. — Ваше высочество, - более мягкий голос мейстера Мана доносится со стула писца у подножия трона. — Если позволите, я дам вам совет. Камджа ухмыляется старому вампиру; его спина кривая, лицо все еще острое, но глаза старые и молочные. Несмотря на то, что он морил его голодом и мучил, чтобы убедиться в его преданности, его предательство было дорого сердцу Камджи: тот взгляд Ёнхёна, когда он увидел мейстера в кресле судьи. Шок, боль, которая мелькнула на его идеальном лице. Иногда Камджа проигрывает этот момент в своей памяти на рассвете, прямо перед тем, как погрузиться в глубокий сон нежити. — Конечно, мейстер. — Хорошо бы, конечно, вам сохранить жизнь брату, - медленно начал он. — Коса зависит от него. Если вы его убьете, то никогда не сможете завладеть ей полностью, не обретете всей силы, которой можете обладать. Держать богов в заложниках... Как только вы свяжетесь с косой, вы сможете забрать у них бессмертие и пробиться на Олимп с непобедимостью ваших предков, истинный Нефилим Царского Дома. Камджа хмурится, обдумывая совет. Он начинает закипать от гнева при мысли о том, что брата придется пощадить еще раз, о возможности снова быть побежденным. Он вздыхает. — Хорошо. Мы оставим мальчишку и богов в живых, пока ты не придумаешь, что нам делать с косой, - сказал Камджа. Он подходит к тени Агма, настолько близко, что она сливается с его собственной. — Но я останусь при своем по поводу ужина. Дикари обязаны показать им все, что они умеют. Я хочу, чтобы астральная душа проецировалась достаточно долго, чтобы мы могли ее поймать, ее свет должен быть достаточно ярким, чтобы отбросить самую темную тень. Я заполучу его, его плоть, его кровь, его душу. Тень Агма кланяется, ускользая в темноту. — Как пожелаете, ваше высочество.***
Джэ вновь просыпается и не может уснуть, а если и пытается, то его вырывают из царства морфея. Сны, слишком реалистичные, чтобы спать: вурдалаки, демоны, молнии, что тянутся за ним длинными пальцами, цепляясь за его ноги. Он просыпается и осознаёт, что он в объятиях Брайана, понимает, что каким-то образом они снова оказались в этой позе: Ёнхён прижимает его близко, а длинная и стройная фигура Джэ обвилась вокруг крепкого и широкого тела. Глаза Пака плотно закрыты, он обнимает вампира, его щека прижимается к груди. Его руки сжимают тонкую ткань рубашки - Джэхён боится, что если Брайан проснется, то отпустит его. Кан нетёплый, но есть что-то утешительное в его теле. Это то, как его рука мягко покоится на спине Пака. Джэ думает о голубом: не о голубом цвете печали, а о голубом небе, голубом океане, обещающем берегу вернуться. Джэхён не совсем уверен, как это произошло. Как они попали в маленькую, тесную спальню; они решили спать не на двух отдельных койках, а вместо этого забраться на левую, делая все это так, как было в комнате Джэ. Вот только здесь кровать такая маленькая, что Брайану приходится прижиматься спиной к стене, а между ними так мало расстояния. Охотник сейчас - это клубок нервов. Он беспокоится о предстоящей ночи, беспокоится о грядущей битве, беспокоится из-за близости с вампиром, боится, что тот поймет, что чувствует Джэ. Но также боится, что не поймет. В такие моменты, как эти, Джэхён хочет, чтобы Брайан спал шумнее. Может быть, если бы был хоть какой-нибудь шум, хоть какое-то прерывистое дыхание (если бы оно у него было), чтобы выдать, проснулся ли он тоже, чувствует ли он себя так же. "Засыпай", думает он про себя, делая глубокий вдох как можно тише. — Знаешь ли, я могу слышать это. - глубокий голос Брайана эхом разносится в маленьком пространстве. Джэ подпрыгивает в его объятиях, когда он видит Ёнхёна, чьи глаза открыты. Они усталые, но задумчивые, когда он всматривается в синюю темноту. — Слышать что? - Джэ делает все возможное, чтобы его голос был слабым, как будто он только что проснулся. — Когда ты просыпаешься, твой пульс скачет как тысяча лошадей. А когда ты спишь, он становится более спокойным как река, текущая своим течением. - говорит Брайан, прижимая руку к груди Пака. Его пальцы дрожат. Голод и жажда в нем растут из-за постоянного пульса Джэхёна. — А, - легонько улыбается Джэ, понимая, что Кан все еще не отпустил его, что ни один из них не пытается отдалиться друг от друга. — Прости. Это не дает тебе уснуть? Брайан улыбается. — Иногда. Ты боишься будущего? — Немного, - отвечает Джэ. — Если дело дойдет до драки, мне придется...ну, знаешь, делать всякие полубожественные штуки, а я немного заржавел, так сказать. Охота на вампиров это одно, без обид. Но Дикари... Прошли года. И молнии... Типа Джейми подарила мне перчатки, но я все равно нервничаю... — Понятно. - отвечает Брайан, рассеянно проводя пальцами по волосам Джэхёна. Они мягкие, льняные. Самое близкое к солнцу, что я когда-либо смогу получить. — Я тоже нервничаю, думая о возвращении туда. Доун и я сделали так много, чтобы выбраться живыми. Но мне нужна эта коса, я не могу позволить Камдже уйти. Я думаю, если мы встретимся с ними один раз, то мы встретимся вновь. — Все будет хорошо, - говорит Джэ, пытаясь убедить себя, пытаясь убедить их обоих. Он наблюдает, как глаза Брайана медленно моргают, его ресницы устремляются к бледной коже его щек. — Думаю, все будет в порядке. Кроме того, теперь нас больше. И в основном мы просто неубиваемая куча, плюс у нас есть Доун. Сонджин сказал, что игра оборотней - это что-то. — Игра оборотней, - повторил Кан. — Богом клянусь, я понятия не имею о половине вещей, что ты говоришь. — Ты знаешь меня всего две недели? Подожди, пока не узнаешь меня пару лет, тогда ты будешь очень растерян. Сонджин и я едва понимаем, что мы говорим друг другу... — Зачем ты притворяешься? - перебил Брайан серьезным тоном. — В смысле? — Что ты спишь, - уточнил вампир, встречаясь взглядом с Джэ. — Почему бы тебе просто не поговорить со мной? — А, - ответил охотник, краснея. Брайан ничего не может с собой поделать. Он поднимает ладонь к щеке Пака, просто чтобы послушать, как его кровь поет под кожей, почувствовать его благословенное тепло. — Что ж. Боже, не могу поверить, что говорю это вампиру. Клянусь Богом, если бы мой отец знал, до чего я докатился, он бы изгнал меня из вселенной нахуй. Мне нравится так спать. С тобой, я имею в виду. Мне нравится, когда ты меня обнимаешь. Я чувствую себя в безопасности... и притворяюсь спящим, потому что боюсь, что если ты узнаешь, что я проснулся, то ты меня отпустишь. Брайан переворачивается так, что кончики их носов почти соприкасаются. — Зачем же мне это делать? Ответ Джэ застал Ёнхёна врасплох. Ни тебе виртуозного отвода темы, ни остроумия, ни странного замечания. Вместо этого Джэхён обвивает руками шею Брайана и сокращает расстояние между ними, мягко и нежно его целуя. Ёнхён сдается и отвечает на поцелуй единственным известным ему способом: сильно, мокро, жадно впиваясь в теплый рот Джэ, несравнимый ни с чем и ни с кем, кого Брайан целовал раньше. Пак за ворот притягивает его ближе, проталкивая бедро между ног Кана. Ёнхён зубами находит нижнюю губу Джэ и не может противостоять голоду, истощению, близости, жару, его запаху. Он кончиком клыка прокусывает нежную кожу нижней губы Джэхёна, до тех пор пока капля крови не падает на язык Брайана; он стонет, неожиданно полностью оживший, желание разливается по его нутру. Пак не просто сладкий, он вкусный до чертиков: его кровь похожа на амброзию после долгих лет довольствования виноградным соком. Ёнхён слизывает, толкает зуб глубже, позволяя себе напиться вдоволь. Джэ хнычет и вздыхает в поцелуй, отдаваясь жжению и боли, руками забираясь под футболку вампира. Брайан отстраняется, хватая ртом воздух, широко раскрыв глаза. Зрачки расширены в жидком ониксе его глаз. — Что случилось? - спрашивает Джэ, запыхавшись. Его лицо покраснело, губы распухли от поцелуев и на них все еще остались следы крови. — Почему... извини... это было плохой идеей.. мне не стоило... — Нет. - Брайан прислоняется спиной к стене, держа дрожащие руки Джэхёна, но сохраняя дистанцию. — Нет, дело не в том... Джэ, послушай... я не могу... мы не можем... ты не понимаешь, для нас это не акт нежности, а жестокость. Я-я мог убить тебя... нам нужна кровь или Голубой порошок. И я не хочу рисковать приобретением ни того, ни другого. — Я могу справиться. - быстро говорит Джэ. Он прижимает палец Брайана к мягкой плоти нижней губы. - Видишь? Уже зажила. Полубог, помни. Я имею в виду, в основном это хуйня, но у этого есть некоторые преимущества. Брайан качает головой. Когда его взгляд встречается со взглядом Пака, его глаза серьезны. Он смягчается и быстро целует уголки рта Джэ. Джэхён дуется и пытается скрыть печаль и разочарование, но с треском проваливается. — Не сердись. Я просто хочу, чтобы ты был в безопасности... А потом звук удара раздается со стороны задней части фургона. Все вокруг них сотрясается, как будто что-то бьется о корпус машины. Громкий треск снаружи, скрип колес. Дверь спальни распахивается, забегает Сонджин. Его пистолет уже заряжен. — Голубки, подъем. Нас атакуют.