I Have Died Everyday Waiting For You

Брайан состоит из противоречий, когда дело доходит до битвы: испуганный, но взбудораженный, измученный, но готовый к бою более, чем когда-либо. Он сжимает в руке косу из лунного камня, чувствует, как ярость пульсирует в костях. Он думает обо всех моментах, произошедших до этого: его мертвый отец, сидящий на троне, с кровью, густой и темной на его белых одеждах. Тот холод в животе, когда он понял, что его предали, голод и боль, когда они с Доуном жили в подземелье, разделяя боль друг друга. Чувство, когда тело Мейстера Мана рассыпалось в прах над ним, пока солнце прожигало их обоих, сокрушительная волна боли ударила его, когда он увидел свою мать, что пришла на помощь его заклятому врагу. Он бросает взгляд на Джэ, стоящего рядом с ним. На его волосы, развеваемые ветром, порозовевшие от вечерней прохлады щёки, серьёзные глаза и направленные вниз уголки губ. Он садится на Пегаса, уже в его животной форме, чьи крылья сверкают в свете кровавой луны, и Брайан думает о том, что у него есть не только его королевство, но и любовь всей его жизни, его друзья, семья... Сонджин, Вонпиль, Доун, все, кого ему нужно защищать. Они стольким пожертвовали для меня, я не подведу их. Они стоят на ступенях пантеона, наблюдая за тем, как все собираются, и ждут, когда Зевс прикажет трубам звучать, даст им их поручения. Ждут, когда врата рухнут или когда им отдадут приказ впустить налётчиков и начать бой. Пока что врата стоят, пока что не слышно ничего, кроме раскатов грома и звона камня о металл в кузнице. Это одновременно невероятный и ужасающий вид, и Брайану не хочется это признавать, но он пробуждает в нём жажду крови, битвы, насилия, и до этого момента он не думал, что унаследовал эту инстинктивную тягу от своего народа. Везде вокруг него были боги и богини, полубоги, пленные смертные, все верхом на своих зверях, великие воины, двигающиеся навстречу пантеону и его вратам. В соседней башне Гермес открывает замок, выпустив золотых птиц, чтобы просить помощи у других королевств: послание в хрустальной бутылке для Посейдона, свиток, исписанный несмываемыми чернилами, для нордических богов Асгарда, камни, покрытые рунами, просят помощи у существ, управляемых Геей на Земле. Над ними Арес летит по небу в своей колеснице, собирая воинов-олимпийцев, что летят за ним на своих орлах, сфинксах, пегасах, и осыпают дождем стрел врага, поджидающего у ворот. С вершины, где стоит Брайан, ему видно все: он видит глаза Камджи, так похожие на его собственные. Он смотрит на ворота, сидя верхом на своем мертвом коне. Он видит свою мать с волосами, красными, как кровь, вытекающая из-под ее шлема, когда она стоит в своей колеснице, одна рука на поводьях ее свирепых собак, другая готова отдать приказ, глаза горят жадностью. Позади них армия вампиров и оборотней, обученных быть солдатами, демоны и духи восстали из ада. Они воют и таранят ворота. Ёнхён крепче сжимает косу из лунного камня. Он гадает, не сделает ли эта война его убийцей. Не добавит ли он к своему титулу королевского убийцы еще и титул убийцы собственной матери. Или он просто умрет. Он снова думает о Джэ: Пак, мягкий и податливый под ним, какая у него сладкая кровь и какие же сладкие вздохи. За это он будет бороться сильнее, чем за свою жизнь. Чего бы это не стоило. Брайан бросает взгляд на пантеон, смотрит, как оттуда выходит Зевс и приземляется рядом с ними. Он чувствует каплю страха, вспышку негодования. Ёнхён знает, что это битва не только за жизнь и смерть, но и война за будущее, где выживут все. За жизнь, которую он хочет дать Джэ, которую хочет провести с ним. Рядом с Брайаном Сонджин сидит верхом на Цербере, оценивая местность и пытаясь понять, в какое место лучше всего заманить врага: кузница была бы хороша, потому что там был огонь, но центр столицы тоже подошел бы, если бы Солнце могло подняться достаточно быстро. Вонпиль сидит позади него и готовит отравленные дротики, лук и стрелы. На этот раз они оба отказываются расставаться. — Сонджин, - гремит голос Зевса, когда он ступает на лестницу в доспехах из золота. Пак направляет цербера к нему, трехголовый пес преодолевает расстояние в два прыжка. — Дядя? — Ты же знаешь, что есть только одно место, куда птицы не могут долететь, - Зевс хмурится, кивая в сторону маленьких ворот за пантеоном. Ворота вели вниз, к широкой крутой лестнице. — Он нам нужен... нам нужна его помощь. И если ты поможешь, это приблизит нас к победе. — Все, что угодно, кроме этого-- — Он кроме тебя никого не слушает, и ты знаешь это. — Может быть в прошлом, но не сейчас. Не после происшествия с Вонпилем, - раздраженно отзывается Сонджин, чувствуя, как Ким беспокоится, крепче обхватывая его талию руками. — И, прежде чем ты продолжишь, я отказываюсь отдавать Вонпиля ему, чтобы выиграть в этой тупой войне. — Оставь его под присмотром Джэ или волка, - отвечает Зевс. — Разберись со своим отцом, попроси его прийти к нам на помощь, иначе не будет смысла в этом сражении. Нефилимы - создания тьмы. Они убивают, чтобы жить. Нам нужно, чтобы смерть была на нашей стороне, если мы хотим победить. Сонджин хмурится, встречаясь взглядом с Брайаном. — Он прав, - произносит тот. Зевс поднимает в удивлении бровь. — Эта коса - подарок смерти, подарок судьбы. Мы не сможем победить самостоятельно. И если подземный мир будет на их стороне, то все будет кончено. Вонпиль улыбается, целуя Сонджина в щеку. — Тебе надо идти. Они позаботятся обо мне, я буду в порядке. Джэ подъезжает на своем Пегасе. — Он может поехать со мной. Вонпиль слезает с Цербера. Складка между бровями Сонджина становится все глубже. — Никаких проекций, понял? — Понял, - отвечает Вонпиль. — Я обещаю. Сонджин наклоняется, чтобы поцеловать Кима, но тот мотает головой, зная, что Пак думает о том, что может не вернуться. Вместо этого он взял лицо полубога в руки и провел большим пальцем по мягкой коже. Сонджин льнет к Вонпилю, наслаждаясь его теплом и нежностью. — Пожалуйста-- — Оставь это до момента своего возвращения. Сонджин кивает, набираясь решимости, пока Вонпиль отстраняется. Он кладет руку на Цербера, готовясь к встрече со своим отцом. Пак смотрит на Брайана, затем на Джэ и на Доуна. — Заманите их в кузницу или в центр. Это те места, где они быстрее всего сгорят. Я вернусь так скоро, как смогу. Джэ кивает. — Понял тебя, братик. И в этот раз, Сонджин не протестует.

***

Сонджин и забыл уже как темно и глубоко, как извилисто и узко, как бледно и серо, как тихо все в подземном мире: когда он делает последний поворот налево и выходит из лабиринта, ему становится не по себе при виде Минотавра, ожидающего его в конце. Его медленное движение казалось дерзким и внезапным после всей той тишины в лабиринте. — Он не хочет тебя видеть, - говорит Минотавр, его голос холодный и низкий, гладкий, как камень, спокойный, как смерть. Его глаза глубоки, как океан. — Он запретил проход для тебя. — Я не прошу, - отвечает Пак. — Я требую, чтобы меня пропустили. — Ты не можешь командовать мной. Сонджин тянется за своим оружием. — Разве не правда, что тот кто держит лук пересечения божественных вод может командовать тобой, демон? — Ты отказался от этого, когда украл отсюда душу. Сонджин вздыхает. — Ну, скажи ему, что ему лучше увидеться со мной, потому что у меня есть для него более выгодное предложение, чем какая-то душа. Глаза Минотавра загораются синим. Сонджин знает, что его отец общается с ним через чудовище. — Что же ты можешь мне предложить после всего, что сделал? Реки текут без охраны, врата изголодались по душам, нарушено равновесие между смертью и жизнью. Око судьбы бледнеет из-за отсутствия обещанной жизни. — Я понимаю, - отвечает Пак. — На Олимпе идет война. Нам нужна твоя помощь. Мертвые против живых мертвецов, жизнь и смерть столкнулись в этой битве. Нам нуж... — Война и смерть. Кровь смертных и волков прекрасно подойдет для реки, возможно, поможет склонить чашу весов, которую ты так небрежно вывел из равновесия... — Я предложу тебе жизнь, которая исправит все мои ошибки. - перебивает Сонджин. — При условии, что ты поможешь нам в нашей борьбе. — И о чем же ты говоришь? — Мое бессмертие. - отвечает охотник. — Если ты нам поможешь, то оно твоё. Я буду жить обычной жизнью, умру как обычный смертный. Ты можешь использовать кровавое обещание моей души, чтобы восстановить равновесие. И когда я умру, моей души будет более чем достаточно. Тишина. Глаза Минотавра ярко вспыхивают, прежде чем потускнеть. — Проходи.

***

Олимп багровеет от крови, молнии сверкают на красном небе, где висит кровавая Луна. Вампиры и волки штурмовали ворота, оставляя за собой след из мертвых тел. Доблестные смертные, пришедшие им на помощь, валяются на улицах, тела свалены в кучи. Волки в человеческом обличье лежат, пронзенные стрелами, их одежда изодрана в клочья от трансформации. Павшие нефилимы лежат у ног раненых богов, которые борются за силу, за свою власть. Джэ и Вонпиль скользят по небу на Пегасе, его белая шерсть выделяется на фоне кроваво-оранжевого света. Пак оставляет за ними след из молний, прежде чем поднять щит, чтобы отбить кинжалы, брошенные демонами. Вонпиль прицеливается из лука и стреляет, попадая четыре раза подряд. Под ними Доун в волчьем обличье, большой и мускулистый, разрывает других волков на части, впивается когтями вампирам прямо в грудь. Брайан проносится над горизонтом, крылья черные как чернила, его коса поражает лучших солдат его королевства, его сердце болит, когда густая черная кровь хлещет из них и их крики пронзают воздух. Его сердце колотится. Он оглядывается вокруг, пытаясь оценить, насколько хорошо они справляются, смогут ли они продержаться до возвращения Сонджина. Ёнхён хмурится, когда видит ущерб: некоторые боги пали, их золотые тени пролились, как мед на бледную землю. Но столько же и врагов повержено. Он чувствует, как в груди расцветает надежда. Мы справимся. И тут он видит это: Зевс, скованный цепями, падает на ступени. Кармилла держит кинжал у его горла, Камджа ногой в броне прижал его челюсть к полу. — Нет! - слышится громкий крик, сопровождаемый взмахами крыльев. Джэ и Вонпиль парят над Брайаном, и он следует за ними, кровь стынет в жилах при звуке голоса Джэхёна, пронизанного страхом. Доун замечает это и, растерзав двух волков, бежит следом. — Все кончено. - говорит Кармилла. Ёе голос глубокий и звучный, как выдержанное вино. — Нет, - отвечает Джэ, мотая головой. — Отпусти его. — Мой сын, - произносит графиня, протягивая руку к Брайану. — Сын мой, прекрати это безумие. Как только я убью этого так называемого Бога, вся Вселенная - смертная, мертвая, бессмертная - будет моей. Брайан чувствует острую боль в груди, его пальцы сжимают косу сильнее. Он чувствует на себе магию его матери, чувствует то, как она пытается подчинить его волю. — Бри... - говорит Джэ, спрыгивая с Пегаса и подбегая к нему. — Джэ, отойди.. Брайан закрывает глаза, пытаясь побороть магию матери, хотя колени у него подгибаются. Он чувствует, как магия пробуждает в нем жажду, которая жила в нем с самых юных лет. Это жажда любви, признания. Жажда стать тем, кем он был рожден. На мгновение он думает о том, как легко это может быть: помочь ей, помочь брату, вернуться домой в голубое Королевство, где все прохладно, сонно и тихо. — Хён! - кричит Доун, превратившись в человека и подбегая вслед за Джэ. В глазах Ёнхёна все плывет, голова его кружится. А потом губы Джэ прикасаются к его губам. Его тепло возвращает Брайана в настоящее, воспоминания из прошлого проносятся сквозь него, как пленка сквозь свет: его мертвый отец, суд в Зале Рассвета, он и Доун в тюрьме, борьба за их жизнь, побег из тюрьмы, встреча с Джэ, дружба с Сонджином, Вонпилем и Доуном, объятия с Джэхёном в его старой спальне. Он и Джэ. Он чувствует, как силы возвращаются к нему. Нет. Я не отдам тебе свою жизнь. Я больше не отдам тебе ни единой жизни. И тогда черная стрела пролетает в воздухе и вонзается Камдже в сердце. Тот испускает леденящий кровь крик, черная кровь стекает по его глазам, носу, рту, груди. Он начинает таять, кожа сползает с его костей, которые разрушаются, пока от него не остаются одни только пепел и кровь. — Ублюдки! - Кармилла обнажает горло Зевса и собирается перерезать его кинжалом, когда внезапно раздается шум, от которого гудит сама земля. Она хмурится, скаля зубы. — Что это было.... А затем слышится быстро нарастающий звук: черные кони смерти и гончие ада - жнецы, скачущие на их спинах - набегают на Олимп, как волна. Сонджин руководит батальоном, его арбалет заряжен, его колчан, полный черных стрел, пронизан смертью даже для демонов. — Не щадите никого из врагов! Пленных не брать! Брайан усмехается, слыша облегченный вздох Вонпиля. Спасибо. Повсюду падают вампиры и волки, сильнейшие воины Голубого Королевства и их приспешники превращаются в трупы и пепел. Среди всей этой разрухи, Брайан раскрывает свои черные глаза, крепче сжимая косу из лунного камня, прежде чем броситься вперед. Крылья расправляются, когда он быстрым движением разрезает Кармиллу пополам, кровь льется, она кричит, превращаясь в пепел. Оставшиеся вампиры пытаются бежать, волки молят о пощаде. Армия смерти помогает раненым богам, которые пробираются к ступеням пантеона. Над ними по небу галопом мчится Гелиос, увлекая за собой черную, усыпанную звездами ночь. Зевс вырывается из цепей, в которые его заковала Кармилла, Вонпиль и Доун бегут ему на помощь. Сонджин поднимается к ним. — Извиняюсь, я припозднился. Брайан усмехается, наконец позволяя себе вздохнуть. Все кончено. Все наконец-то закончилось. — Малыш, - мягко говорит Джэ, подходя к Брайану и нежно глядя его по щеке. — Пошли домой.