***
Никто же не говорил, что будет просто. Кэра устраивается работать в маленькое кафе, где выполняет функции кассира и, иногда, пекаря. А если появляется необходимость, то и курьера, и уборщицы. Устроить Алису в школу оказалось сложнее. Документов не было, как и денег. Конечно, со временем все разрешается. Но когда Алиса первый раз возвращается со школы — у Кэры звонит телефон. Школьный психолог обеспокоен эмоциональным состоянием Алисы. Кэра не замечает ничего особенного, Алиса ее ребенок, ее девочка. Она с ней не смотря ни на что — да и разве может быть что-то не так? Только Алиса смотрит тяжелым взглядом из-под бровей и часто вздыхает. По-старчески горько. Алиса не плачет, но книжки с картинками не читает уже давно. И на Алису из страны чудес с каждым днем походит все меньше. Она не обращает внимания на свою одежду, ей не важно, что есть и где спать. Кэра считает, что они дома, но это дом Кэры, а дом Алисы остался где-то далеко за горизонтом. Там, куда она смотрит, выходя ночью на улицу. Там, где осталась ее другая-мама. Они не говорят о ней. По документам, мама Алисы умерла. Алиса отличается от сверстников. Если смотреть правде в глаза — она вообще сильно отличается от других людей. Разве может быть в порядке ребенок, которого оставила мать? Разве может быть в порядке ребенок, который убил отца?***
На условиях полной анонимности, Алиса ходит к психотерапевту почти десять лет. Кэра не представляет, почему на это требуется столько времени. Она все еще работает в кафе, правда, уже не кассиром, а менеджером. Чтобы получить образование андроидам нужно совсем не много времени. Алиса быстро растет, но по-прежнему не говорит с Кэрой о том, что произошло до того, как они пересекли границу. Кэра знает, что она помнит и мать, и отца. Знает, то она помнит Лютера и помнит, как помогала сбрасывать в воду его тело. Кэра тоже помнит синюю кровь на своих ладонях. Помнит, как медленно та бледнела, исчезая. Конечно, помнит. Память андроидов идеальна, но Кэра знает, что в произошедшем нет ее вины. Алиса знает, что во всем виновата она. Алиса помнит, как мать целовала ее перед сном и пела колыбельную. Алиса помнит, как проснулась утром в пустом доме. Помнит, как к обеду пьяным вернулся отец. Помнит, что тот говорил о матери. Алиса помнит, как тяжело ощущался в руках пистолет. И как смотрел на нее отец, прижимая перепачканные в крови пальцы к ране. Помнит, как оглохла от выстрела. Сказал ли ей что-нибудь отец на прощание? Руки потом болели так долго. Алиса помнит, как быстро затягивалась кожа на лице Кэры. Алиса помнит, как расползалась по полу кровь ее отца. Почти что ее кровь. Она помнит Лютера, и помнит, насколько тяжелое его тело. Помнит его ласковую улыбку и помнит его остекленевший взгляд. Помнит, как беспомощно она пыталась помочь Кэре столкнуть Лютера в воду, как скользили руки по его мокрой от крови одежде, как мерзли пальцы, мокрые от тириума. Крови. Тириума. Помнит, как быстро шел ко дну Лютер. Нет, тело Лютера. Нет, Лютер. Если бы она не убила отца, все было бы по-другому.***
Кэра замечает шрамы на запястьях Алисы, когда той исполняется пятнадцать. Говорить об этом сложно. Слышать упрек Алисы, что у самой Кэры никаких шрамов и вовсе быть не может — больно. Будто если на ее коже не остается следов — она не может чувствовать боль. У Кэры нет шрамов, но каждое воспоминание о том, что было до границы, оставляет свежую рану снова и снова. Разве это не хуже шрамов? Эти раны никогда не перестанут кровоточить. Кэра старается давать Алисе все, что в ее силах. Со стороны их маленькая семья ничем не отличается от других. Они ходят в кино на выходных, и отмечают рождество и день рождения. Алиса называет ее мамой, а Кэра, как и прежде, рассказывает ей сказки перед сном. Только однажды их принимают за сестер.***
Алисе двадцать три, и она закончила университет. Получила диплом психотерапевта. Она знает, что должна отдать долг. Что однажды ее сняли с лезвия. Что она не имеет права забывать. Алиса успешна. В их городе ее номер есть у каждой семьи, в которой растет проблемный ребенок. И однажды ее зовут в столицу. Ее книги по кризисной психологии известны по всей стране, а сотрудничество с знаменитыми учеными приводит ее к получению докторской степени. Их мир изменился до неузнаваемости, но они все еще вместе. Только Алиса теперь зовет Кэру по имени.***
Научные конференции уже стали прозой их жизни, и Кэра оставляет работу в кафе. Переезды с места на место не позволяют задумываться о постоянной работе. Даже когда Алиса не возвращается ночью домой, Кэра рассказывает новую сказку, сидя у пустой кровати. Они все еще вместе, но кто они теперь друг для друга? Лицо Алисы часто появляется на обложках журналов. Не для широкой аудитории, конечно. Узкоспециализированных журналов. Рассматривая их, Кэра иногда отмечает, что Алиса на нее похожа. У нее того же цвета волосы, та же стрижка. Взгляд, когда-то пугавший школьного психолога, потеплел, хотя и не до конца утратил горечь. Только щеки ярче — тогда, на границе, Алиса их обморозила. И когда холодно, они становятся красными. А Щеки Кэры — голубыми. Когда Алиса первый раз уезжает на конференцию без нее, Кэра записывает каждую вечернюю сказку на ноутбуке.***
Алиса долго не посещает Детройт, все равно конференции там не проводятся. Но однажды она публикует статью о психологии андроидов. Тогда, в Женеве, она первый раз на конференции без Кэры — та не знает о статье. На той конференции она знакомится с Камски. Камски уже больше пятидесяти, но Алиса узнает его, хоть и видела только на фотографиях двадцатилетней давности. Он почти не изменился. «Над чем работаете, мистер Камски?» «По прежнему пытаюсь создать идеальных людей. А вы, мисс Уильямс?» «Пытаюсь сделать чуть более счастливыми уже существующих.» Алисе неприятно его пренебрежение к ментальному здоровью, но она признает, что в своем деле он мастер. И он приглашает ее с коллегами к себе, посмотреть на прототип и решить, могут ли они быть полезны в его деле. Хотят ли они быть полезны.***
Работа с Камски отнимает много сил — он своенравен. Но Алиса признает, что его работа полезна человечеству. Появляются первые киборги, граница между андроидами и людьми становится все более зыбкой. Алиса не против, и, приходя домой, обнимает Кэру. Она бы хотела быть немного на нее похожей. По крайней мере, иметь ее способность не сомневаться в собственном выборе. Она все еще не может решиться сказать Кэре о работе с андроидами.***
Кэра больше не рассказывает Алисе сказки на ночь, и Алиса предлагает ей выпустить книгу для других. Алиса больше не ребенок. Давно уже не ребенок, если признаться. Кэра отправляет письмо в издательство и через неделю заключает договор. Кэра знает, что Алиса работает с Камски — об этом писали во всех журналах. Алиса не читает журналы с тех пор, как увидела в одном из них сообщение об убийстве и две фотографии на развороте: слева — отца, а справа — Кэры. Никто не знал, что это была Алиса, и никто не узнал бы в сегодняшней женщине маленькую дочку Тодда Уильямса. Кэра не говорит Алисе, что замечает ее задумчивый взгляд. Кэра не говорит, что ей больно от того, что Алиса разделяет свою работу на работу с людьми и работу с андроидами. Алиса говорит, что для нее все равны, и Кэра не может ей возразить. Кэра знает, что Алиса анализирует ее сказки, что ищет в них отличия от сказок, написанных людьми, и Кэре горько. У Кэры не может быть шрамов, но каждое воспоминание режет до крови. Когда Алиса хмурится, анализируя ее сказки, Кэра отворачивается. Но все равно пишет новые. Кэра готовит торт на день рождения Алисы — её девочке сорок. Но она не приходит.***
Алиса морщится, когда Камски демонстрирует ей гладко-пластиковую кожу, теперь уже на шее. Что в нем осталось от человека? Она работает над поведением новой модели андроида, а Камски легкомысленно рассуждает о перспективах развивающейся колонии на Марсе. Алиса пытается сопоставить свое мышление с машинными алгоритмами, а Камски философствует о природе человеческого мышления. Он хочет переписать всего себя? По венам Камски течет не тириум и не кровь, что-то среднее, и Алиса вздыхает каждый раз, когда они оказываются на холоде. Ее щеки становятся ярко-красными, а его — фиолетовыми. Он смеется, называя это будущем. Смесь тириума и крови. Когда-то это было невозможно. Алиса возвращается домой под утро, совсем замерзшая. На столе стоит торт, рядом лежат свечи, стоят две кружки с холодным чаем. Из комнаты слышен стук клавиш. Алиса приоткрывает дверь в комнату Кэры. Ее лицо чуть синевато от света ноутбука. Алиса подходит к ней со спины, обнимая за шею. Кэра кладет свои руки на руки Алисы, и она понимает, что ее руки выглядят старше.***
Кэра первый раз дает интервью в журнале, и сильно нервничает. Они с Алисой давно все обсудили, да и нравы теперь совсем другие. Так что все знают, что Кэра андроид, а на интервью она честно признает, что у нее был ребенок. Алиса жива, но когда они перестали быть семьей? Роли уже не получалось распределять, она не была мамой, Алиса не была дочкой. Алиса выглядела старше Кэры почти вдвое, наверное. Они все еще жили вместе, но это было уже не то. Алиса просит ее о разговоре, и Кэра знает, о чем пойдет речь. Давно уже нет никакого смысла в том, чтобы жить в одной квартире. В новом году они не станут продлевать договор аренды. Кэра медленно собирает вещи. Свои в один чемодан, Алисы — в другой. Прошло столько лет и Кэре странно вспоминать, как когда-то Алиса впервые назвала ее мамой. И горько — как она снова стала звать ее по имени.***
Первый перелет на Марс дается Алисе нелегко, и Камски обзывает ее ретроградкой. Из имплантов в ней — только один в сердце, сам Камски же давно ничем не отличается от андроидов. Только кровь по-прежнему фиолетовая. Он стал лицом будущего снова, как когда-то давно, когда его первый андроид впервые прошел тест Тьюринга. Алиса презрительно дергает уголком рта — Камски не может жить без внимания. И не дает жить другим. Алиса знакома со всеми его главными творениями — от Хлои до Маркуса и Коннора. Удивительно, что они не устаревают со временем. Камски то ли в шутку, то ли серьезно обвиняет ее в ксенофобии, и обещает никому не рассказывать. Алиса не понимает, о чем он, и Камски доверительно улыбается. «Разве может человек устареть?» Алиса долго молчит, а вечером перечитывает сказки Кэры и снова раскладывает свои мысли на цепочку алгоритма. Они возвращаются на Землю, и Алиса соглашается на адаптацию.***
Алиса выглядит также, как и сорок лет назад. Теперь люди почти не меняются. Новая технология производства андроидов утверждена, и теперь Алиса стоит на балконе, ловя на ладони снежинки. Они не тают. Алиса натягивает кожу на запястьях, рассматривая черные прожилки вен и знает, что кровь в них фиолетовая. А еще она знает, что если она сейчас решит порезать запястье — шрама не останется. Она звонит Камски и дает добро на презентацию. В Сиднее этим августом они представят первого андроида, не имеющего отличий от людей. По крайней мере, от тех, кем люди сегодня стали. Алиса рассматривает свои старые фотографии — на них она выглядит старше. Она знает, на какой из них сколько процентов ее первоначальной. И знает, что сейчас не осталось ни одного. Когда-то ее бы это задело, но грани давно стерты. Единственная мысль, как-то неправильно скребущая сознание — та кровь, кровь Тодда на том полу… Теперь у нее с ней нет ничего общего.***
Камски смеется — презентация прошла успешно. Они снова гуляют ночью, снова зима. Только в Австралии нет снега, и щеки не становятся фиолетовыми от мороза. «Ты была права, человек может устареть» Алиса с трудом вспоминает тот разговор, а вспомнив — улыбается. Человек может устареть. Что поделать, если это правда. «Хорошо, что ты всегда можешь обновить его до новых стандартов» Камски поднимает бровь, и Алиса пожимает плечами — он действительно может. Алиса давно перестала считать, насколько далеко она ушла от той девочки, которой была когда-то. Какая разница, если она — это она. Алиса почти уверена, что Камски может читать мысли — его улыбка его выдает. Алиса знает, что утром позвонит Кэре. Кажется, она сейчас в Копенгагене. Им есть, о чем поговорить.