***
- Дай угадаю. Твой боггарт превращается в дерево. А, нет, знаю, при виде тебя он сразу лопается, потому что пытается превратиться во все сразу, - Дайшо решил сменить стратегию. Он шел теперь чуть позади Конохи, стараясь все время держать его в поле зрения. Иначе такими темпами из-за Акинори Сугуру заработает нервный тик. - Знаешь, - беззлобно заметил Коноха, - а я ведь обидеться могу. Тропинка, по которой они шли, давно превратилась в еле заметную ниточку, петляющую между древесными стволами, и была едва видна в свете фонаря Сугуру. «Ну, давай, обидься, рассердись, - рассеянно думал Дайшо, - Хватит быть со мной таким ужасно добрым, Коноха-кун». Дорогу им преградил густой кустарник. Акинори вытащил палочку, легким взмахом раздвинул ветви в стороны. - Это не школа, - простонал Дайшо, продираясь вслед за Конохой сквозь заросли, - Это какая-то гигантская машина для убийств. Почему именно ночью? Почему в такой дубак? Почему с тобой? - Ты уже шестой год здесь учишься, мог бы привыкнуть, - откликнулся тот, не оборачиваясь, - И потом, ты же сам со мной пошел. - Уж лучше с тобой, чем с Куроо, Коноха-кун, - заметил Сугуру. «Уж лучше я присмотрю за тобой, чем этот дурак Бокуто, Коноха-кун». Если бы по какой-то счастливой случайности Куроо Тетсуро, а вдобавок и его чертов лучший друг Бокуто Котаро не поступили бы в Хогвартс, Дайшо был бы самым счастливым человеком на земле. Но судьба сложилась иначе, поэтому сейчас он бродит по Запретному Лесу посреди ночи вместе с Конохой Акинори по вине Куроо Тетсуро. Из-за того, что сегодня утром Куроо Тетсуро пришла в голову замечательная идея заколдовать Черное Озеро.***
С утра ничто не предвещало беды. За завтраком с потолка Большого Зала падали снежинки, небо было по-зимнему белым, холодным. У Гриффиндора и Слизерина был совместный урок Ухода за Магическими Существами, поэтому, к вящему неудовольствию Дайшо, пришлось выбираться на улицу. Упустить такую возможность поразвлечься Куроо, конечно же, не мог. Воспоминание было четким, словно Сугуру смотрел на него в омут памяти. Вот он стоит на берегу Озера и глядит, как Куроо невербально превращает воду у себя под ногами в красивый ледяной узор и легко ступает по поверхности. Хренов Иисус. Бокуто крутится рядом с восторженным уханьем, Акааши, который, вообще-то, в Когтевране и которому, вообще-то, надо на Травологию, закатывает глаза. - Прекратите, а то я вас оштрафую, - грозит Коноха, и Дайшо, в общем-то, с ним согласен. Да, Куроо, хватит демонстрировать всей школе, какой ты чертовски одаренный и талантливый. Но Куроо не слушает, Куроо кричит во все горло: «Отпусти и забудь!» и неумолимо приближается к середине Озера. Теперь упустить возможность не может уже Сугуру. «Экспеллиармус», - тихонько шепчет он себе под нос, направляя палочку на Куроо. Тот выдает короткое удивленное «О», палочка со свистом вылетает из его руки и приземляется где-то на противоположном берегу. «Спасибо», - говорит Коноха, а дальше происходит то, чего не ожидал никто. Вернее, может, Сугуру и ожидал чего-то подобного, но чтобы настолько… В общем, лед под ногами у Тетсуро начинает трескаться. А через секунду он уже барахтается в ледяной воде, издавая какие-то совершенно нечеловеческие звуки, будто он застрявшая в трубе кошка. Конечно, Бокуто бросается в озеро, оставив школьную сумку с волшебной палочкой на берегу. Конечно, Акааши бросается в противоположную сторону – в замок, позвать кого-то из преподавателей. - Стой, дурында, куда ты полез! – кричит Дайшо Бокуто. - Блин, что ты натворил! Куроо не умеет плавать, - стонет Коноха за его спиной. У него, видимо, включается комплекс старосты, хорошего мальчика, или как там это называется, - А в Озере живет Гигантский Кальмар… И Акинори делает пару осторожных шагов к воде с явным намерением в нее лезть. - Да вы издеваетесь, - цедит Сугуру себе под нос, а потом достает палочку и бежит к Озеру. Если б не Коноха, он бы ни за что не полез спасать Куроо, даром что сам же его в воду загнал, пусть лучше Кальмар его с потрохами сжует. - Стой там, - бросает он через плечо Акинори и взмахивает палочкой. Превращать воду в лед он тоже умеет, правда не так изящно, и мозги у него, в отличие от Бокуто, на месте. Котаро, кстати, уже на полпути к чудом держащемуся наплаву Куроо. Сугуру бежит в их сторону по созданной им же самим ледяной дорожке, когда слышит за спиной топот и сбитое дыхание. - Я же тебе сказал на берегу стоять, - шипит он на Коноху, не оборачиваясь. - Да? А мне послышалось, что ты сказал идти за тобой, - Акинори запыхался, но в его голосе Дайшо все равно различает иронию. Чертов Коноха. Чертов Куроо. Чертово Озеро. Кейшин Укай появляется на берегу вместе с Акааши как раз в тот момент, когда Сугуру – какой позор – за руку вытягивает ругающегося и стучащего зубами Куроо из воды. Бокуто стоит рядом с Конохой на тонком льду и трясет мокрой головой. - Вы что, - орет Укай, и Дайшо буквально видит, с каким трудом он проглатывает нецензурные слова, - совсем обалдели?! Ну-ка быстро на берег! Слышите!? Взмахом палочки Коноха накладывает на незадачливых пловцов высушивающее заклинание. Вчетвером они медленно идут обратно к берегу, навстречу наказанию. А потом Коноха падает в Озеро. В первый момент Сугуру не понимает, что произошло, он просто слышит за спиной всплеск, а оборачивается, когда Акинори уже кричит не своим голосом от испуга и от холодной воды. Дайшо падает на колени на лед и протягивает ему ладонь прежде, чем успевает сообразить, что, собственно, делает. - Блять, не паникуй, просто хватайся, - цедит он, глядя, как Коноха мокрой трясущейся рукой тщетно пытается поймать его ладонь. Но у Акинори не получается, никак не выходит, рука соскальзывает, черная мантия взбухает на черной воде мокрым пузырем, помогать им никто не собирается, и сознание само начинает высчитывать вероятность того, что Коноха подхватит воспаление легких. Выбора у Сугуру нет. Он берет волшебную палочку в зубы и, не дав себе времени как следует проанализировать степень ожидающих его страданий, сует обе руки по локоть в ледяную воду, хватая Акинори за шкирку и вытягивая на лед, как котенка. Коноха наваливается на Сугуру, опрокидывая на спину, он мокрый насквозь, мантия Дайшо моментально становится влажной, руки болят от холодной воды, ладони в секунду покрываются гусиной кожей. Сугуру буквально выплевывает палочку изо рта и творит высушивающее заклинание настолько быстро, насколько возможно. Холод уходит, но его фантомный призрак все еще ощущается на коже, как ощущается и прикосновение Конохи, уже не ледяное и мокрое, а теплое, приятно тяжелое. От близости к Акинори становится хорошо, от него легко пахнет лавандой, и Дайшо на миг забывается, но практически тут же испуганно отталкивает от себя Коноху. Пугает его собственная реакция – облегчение и что-то еще очень страшное, напоминающее, нет, только не нежность, к этому-то неуклюжему идиоту? – и мысль о том, что, черт, на них же смотрят. Дайшо приподнимается на локте и, пытаясь успокоиться, думает, что могло быть и хуже. А потом до него доносится голос Укая: - Минус пятьдесят очков с каждого и исправительные работы! Под исправительными работами, как позже выяснилось, профессор Защиты от Темных Искусств подразумевал ночные поиски отбившегося от стада фестрала в Запретном Лесу в компании Такеды-сенсея. Для Сугуру всегда было загадкой, как Такеда-сенсей вообще оказался на должности преподавателя Ухода за Магическими существами, если у него начинали трястись колени при одном только упоминании Леса. Впрочем, может, Лес действовал так на всех.***
За их спинами вдруг раздался легкий шорох. Дайшо приостановился, перехватил поудобнее фонарь, обернулся. Вокруг были только деревья и темнота; Сугуру заметил вдалеке тусклый огонек блуждающего фонарика, значит, они зашли уже очень глубоко в Лес. - Этот фестрал – иголка в стоге сена, - раздосадованно протянул он, снова поворачиваясь к Конохе. Вернее, думая, что поворачивается к Конохе. Потому что Конохи на тропе больше не было. - Твою мать, - прошипел Дайшо себе под нос, беспокойно озираясь, стараясь хоть что-то услышать. Кричать и звать Акинори значило бы растревожить весь Лес, а делать это категорически не следовало. Сугуру показалось, что он слышит какое-то шевеление, хруст веток, он сделал пару шагов вперед… Прямо перед глазами вдруг возникло сплошное море черной, как смоль, жесткой шерсти, лап и желтых глаз. Крик застрял у Дайшо в горле, от неожиданности он застыл, не в силах пошевелиться. Глаза-плошки парализовали его, как фары маггловского автомобиля, внезапно появляющегося из-за угла на ночной токийской улице как раз тогда, когда ты перешел ее уже до середины, заставлявшие ноги будто прирастать к земле без всякого колдовства. Замешательство длилось всего пару секунд, за которые чудовище успело воинственно щелкнуть жуткими жвалами; Сугуру уже потянулся за палочкой, когда раздался сначала звук рассекаемого чем-то воздуха, потом глухой, влажный удар, и монстр отлетел куда-то в сторону. Появившийся будто из ниоткуда Коноха с беспокойством глядел на Дайшо, дыша тяжело и прерывисто, и сжимал в руках какой-то длинный металлический предмет. - Ты где был? Что это, блять, такое? И откуда у тебя кочерга?! – все это Сугуру выдохнул таким жутким свистящим шепотом, что Акинори испуганно дернулся. - Я шел вперед, потом заметил, что ты отстал, и вернулся, - начал оправдываться он, - Это, - Коноха кивком головы указал в ту сторону, где в кустах скрылся поверженный монстр, - паук, судя по всему, а кочергу я возле сторожки взял… - Ты серьезно? Кочерга? Ты волшебник или ты, блин, маггл? - Это же волшебный паук, Дайшо-кун. Заклинанием я бы панцирь не пробил. - И как только ты увидел это доблестное оружие у сторожки, эта мысль тут же пришла тебе в голову, - съязвил Сугуру. Акинори пожал плечами. - Можно было просто сказать спасибо. Пойдем, пока еще пауки не набежали. «Да, спасибо, Коноха-кун, что нянчишься со мной, как с малым ребенком», - сердито возмущался про себя Дайшо, бесшумно следуя за Акинори все глубже в чащу. - Мои родители магглы, - неожиданно нарушил тишину Коноха. - Правда? – Сугуру вскинул брови, - Значит, с кочергами у вас семейное? - Ну… Просто это как-то, знаешь, надежнее, - полувопросительно протянул Акинори и вдруг улыбнулся Дайшо неловко, тоже как будто с вопросом. Боже, да в этом весь Коноха – мастер на все руки, который толком ничего не умеет, перечитавший чуть ли не все имевшиеся в библиотеке замка книги заклинаний и утверждающий при этом, что на практике обычная маггловская кочерга надежнее. Сугуру ничего не может с собой поделать и тихо, шипяще смеется. Идя следом за Акинори все дальше в Лес, Дайшо думает, что Распределяющей Шляпе, наверное, было безумно трудно, когда одиннадцатилетний Коноха надел ее на белобрысую макушку. Что Коноха действительно очень умный, хоть и неуклюжий и бестолковый страшно, что он любит заниматься тем, что нравится, что у него неплохое чувство юмора и что он вовсе не трус, если дело касается его друзей… У Сугуру Дайшо нет друзей. Сугуру Дайшо не хочет знать, что его связывает с Конохой Акинори. Сугуру Дайшо не знает, когда он стал таким сентиментальным.***
Около получаса они шли молча. Один раз только Дайшо прикрикнул на Коноху, что кочерга – это, конечно, прекрасно, но он, Акинори, вообще-то волшебник, поэтому пусть не будет идиотом и возьмет волшебную палочку наконец. Пауков на горизонте видно не было, но это не радовало: Коноха устал и начинал замерзать, а они до сих пор не нашли никаких следов пропавшего фестрала. - Знаешь, я думаю, нам надо назад, - Акинори развернулся лицом к Сугуру, выдернув его из задумчивости, - Может, они уже нашли фестрала сами… - А сигнальных искр за деревьями все равно не разглядеть, пошли, - легко согласился Дайшо, тоже разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. - Нет, погоди, - Коноха схватил его за локоть. Ему очень не хотелось потерять Сугуру, как полчаса назад, когда он оставил Дайшо наедине с пауком, или как с утра, когда он поскользнулся на тонком льду и, не успев схватиться за край мантии Сугуру, упал в озеро. Дайшо застыл, как каменный, но руку его не сбросил и спросил даже почти без раздражения: - Ну, что еще? - Вдруг там пауки, - прошептал Акинори. Сугуру обернулся к нему, заглянул в глаза. Он стоял совсем близко, так что Конохе были видны желтоватые отсветы огонька фонаря, плясавшие в золотых радужках. Акинори вспомнилась вдруг прочитанная им недавно книга о драконах. Если бы Дайшо был драконом, он был бы Венгерской Хвосторогой: такие же золотые глаза, скверный характер и категорический отказ подпускать хоть кого-нибудь к себе близко. Иногда Коноха чувствовал себя полным психом, но, по правде сказать, Акинори всегда нравились драконы. - Страшно, Коноха-кун? – шипяще спросил Сугуру. - Все чего-то боятся, - ответил Коноха. На секунду Дайшо задумался, а потом сказал: - Хорошо, мы пойдем в обход. Разумеется, если ты знаешь, куда. Он зубасто улыбнулся. - Давай поглядим, - Акинори положил волшебную палочку на ладонь, применяя заклинание компаса, - Север там, мы пришли с юго-востока, значит… Дай подумать… Дайшо молча наблюдал за ним, склонив голову набок, и ждал. - Думаю, нам сюда, - Коноха кивком головы указал куда-то влево. - Ладно, - Сугуру пожал плечами, - Дамы вперед. - Пушечное мясо из меня делаешь, Дайшо-кун? – пошутил Акинори, проходя вперед мимо Дайшо. - Коне-е-ечно, - протянул тот с коротким смешком, - К цели любыми средствами, или что там говорят про Слизерин? Только иди быстрее, не хочу торчать здесь всю ночь. По правде говоря, присутствие Дайшо за спиной успокаивало. Коноха слышал его дыхание, негромкое, чем-то напоминающее звук, всегда наполняющий библиотеку – шелест нескольких книг сразу, и от этого тугой узел беспокойства в животе понемногу слабел. - Что ты делаешь на Рождество? - спросил Акинори. - Светскую беседу завести решил? – поинтересовались за спиной, - Иди, не оборачивайся, а то споткнешься. - Я в этом году остаюсь в замке – у семьи другие планы, так что придется праздновать здесь. Ну а ты как? Поедешь к родителям? - У меня нет родителей, - спокойно сообщил ему Дайшо, - Мать умерла, когда мне было пять, а отцу-магглу не нужен был ребенок-колдун. - И как же ты… - Живу у тетки. Она… - Сугуру помолчал, подбирая слова, - хорошая женщина. Акинори все-таки обернулся. Лицо Дайшо в желтом свете фонаря ничего не выражало. - Извини, мне так жаль, - пробормотал он, - Ты ничего не говорил… - А что бы это изменило? – Сугуру безразлично пожал плечами. Коноха не решился спросить, из-за матери ли Дайшо видит фестралов. - В общем, на Рождество я тоже остаюсь здесь, - Сугуру легонько подтолкнул Акинори в бок свободной рукой, иди, мол, не останавливайся, - Так что не очень-то тебе повезло. Коноха двинулся вперед, рассеянно глядя, как пятно света от фонаря в руке Дайшо, причудливо кривясь, скачет по мерзлой земле под ногами. Так же, как свет выхватывал из темноты опавшие листья и древесные корни, сознание Акинори цеплялось за воспоминания. Вот они на третьем курсе, на уроке Защиты от Темных Искусств, сражаются с боггартом. До Конохи тогда очередь не дошла, а вот увидев Дайшо, боггарт обернулся оловянным котлом, наполненным покрытой легкой перламутровой пленкой жидкостью. Тогда все решили, что Сугуру больше всего боится уроков Зельеварения, и Куроо издевался над ним из-за этого чуть ли не целый месяц, хотя сам ужасно не любил Вашидо-сенсея, но Коноха уже тогда просиживал все свободное время в библиотеке, Коноха узнал поднимающийся над котлом тонкими спиралями пар амортенции. Амортенцию они изучали несколько месяцев назад, в начале шестого курса. Тогда оказалось, что для Акинори зелье пахнет новыми книгами, выпечкой и горячим кофе. Бокуто зазвал Коноху играть в Квиддич на четвертом курсе. На первом же матче против Слизерина Матсукава сбил его с метлы Бладжером – пришлось два дня сращивать сломанные ребра. После игры в Больничное Крыло заявился Ойкава – слизеринский капитан и вратарь, таща за собой упирающегося, ругающегося и заляпанного кровью ловца. - У меня даже нос не сломан, урод, - шипит Сугуру Дайшо, сплевывая попадающую в рот кровь. - Но ты ведь поймал снитч, золотце, - Ойкава виртуозно его игнорирует, - Должен же я о тебе позаботиться. - Нахрен твою заботу, - говорит Дайшо, и тут его взгляд останавливается на Конохе. Сугуру расплывается в жуткой – учитывая залитое кровью лицо - улыбке, едкой, как костерост. - Красиво тебя сегодня подбили, - выдает он со смешком, - Прекрасная первая игра. Он утирает кровь с лица рукавом зеленой спортивной мантии, который тут же становится темно-бурым, и добавляет, подумав: - Скорейшего выздоровления, принцесса. - Спасибо, - говорит Коноха, но Дайшо уже не слушает: он идет мимо сплошного ряда коек в сторону кабинета Широфуку-сан. Акинори хорошо помнит его таким: сплевывающим кровь, строящим из себя недотрогу, старающимся выглядеть крутым – ровно до тех пор, пока успокоенный Ойкава не скрывается за дверью. Он сразу как-то очень уязвимо горбится, тихонько шипит от боли, пока Широфуку-сан осторожно осматривает его лицо, судорожно сжимает кулаки, когда она сообщает, что нос у него, увы, все же сломан и придется применить заклинание и выпить костерост. - Это не больнее, чем землю носом вспахивать, пока ловишь снитч, - беззлобно замечает Коноха, когда Широфуку уходит за лекарством. - Пошел ты, - Дайшо дергает уголком рта, от крови кажущегося сейчас неестественно красным. - Ты ведь никогда не играл против Яку раньше, да? Финт Вронского – его любимый прием. - А ты никогда не затыкаешься, даже когда ребра сломаны, а, зануда? – Сугуру вскидывает тонкие брови.***
- У тебя улыбка сквозь затылок просвечивает, - неожиданно раздалось за спиной, и Коноха вздрогнул, - Я думал, тебе тут… ну, даже не зна-а-аю… страшно? - Просто вспомнил, как Яку сломал тебе нос на четвертом курсе, - Коноха оглянулся через плечо, наблюдая, как Дайшо сердито хмурится. - Это не он мне нос сломал, - проворчал он, - И вообще, кто бы говорил. Сколько Матсун тебе ребер покалечил? Два? Три? Тогда, на четвертом курсе, Дайшо после зашел проведать Коноху в Больничном Крыле. «Хочу еще раз поглядеть на умника, выучившего названия всех квиддичных приемов», - сказал тогда он. А сегодня утром Сугуру вытащил Акинори из Черного Озера, и от него пахло кофе. Сейчас Дайшо шел к нему совсем близко, и Коноха снова чувствовал легкий, практически неуловимый запах кофе: стоит только потянуться за ним, и тут же потеряешь. Кофе – значит утро, утро – значит невыспавшийся, хмурый Дайшо за завтраком в Большом Зале. Он кутается в мантию, бросает сердитые взгляды на соседей по столу и отказывается разговаривать, пока не допьет свою обычную утреннюю чашку жидкой тьмы, и даже Ойкава в такие моменты благоразумно обходит его стороной. Коноху пугает, что все это он заметил, сидя на другом конце Зала. Задумавшись, Акинори не сразу обратил внимание, что, помимо их шагов, в ночную тишину вкрался какой-то новый звук, пока что совсем не громкий, едва различимый. Коноха застыл, прислушиваясь, выставив вперед зажатую в правой руке кочергу, а левой сжимая волшебную палочку. - Тихо-тихо, Коноха-кун, не дергайся, - мягко прошипел Дайшо у него над ухом. Сугуру стоял к Акинори почти вплотную, так что Коноха чувствовал на затылке призрак его дыхания. Откуда-то слева, из чащи, до них донесся вдруг жуткий, утробный рев. Акинори непроизвольно сделал пару крошечных шагов назад и уперся спиной Дайшо в грудь. Рука Сугуру с зажатой в ней волшебной палочкой опустилась Конохе на плечо. - Я думаю, - негромко сказал Дайшо, и Акинори почувствовал спиной, как вибрирует под мантией его грудная клетка, - что пора нам с тобой делать ноги. Едва он умолк, как они услышали новый звук – звук яростно выламываемых кем-то сучьев. Звук был нехороший: он приближался. - Бежим, - прохладные пальцы Сугуру сомкнулись у Конохи на предплечье, и он потащил Акинори в сторону, противоположную той, откуда надвигалось на них чудовище. Ветки хлестали Акинори по лицу, полы мантии цеплялись за колючий кустарник, в беспорядочно мечущемся пятне света от фонаря на миг проступали из мрака то там, то здесь древесные стволы. Хруст сучьев и жуткий рокот все приближались. Коноха остановился, игнорируя крепкую хватку Дайшо на запястье, и метнул наугад несколько заклинаний между деревьев в сторону чудища. Он успел мельком увидеть два огромных желтых глаза и услышать, как монстр взвыл, прежде чем бросился бежать снова. - Стой! - выкрикнул вдруг Сугуру, пытаясь удержать его за руку, но было поздно: в темноте Акинори не заметил под ногами глинистого обрыва, ноги заскользили, Коноха запутался в мантии, упал и покатился вниз по склону, утягивая за собой так и не отпустившего его Дайшо.***
- Когда-нибудь я тебя убью, - дружелюбно пообещал ему Сугуру. В ушах звенело, но, по ощущениям, все кости были целы, в левой руке Коноха все еще держал палочку, в правой – кочергу. Он лежал на спине; Дайшо, судя по всему, упал на него сверху, и теперь тяжесть его тела приятно давила на грудь. Акинори сам не заметил, как его рука, сжимающая палочку, легла Сугуру на талию. - Знаешь, как мне прилетело твоей долбанной кочергой, - пожаловался Дайшо, упираясь ладонью ему в плечо и слегка приподнимаясь, оглядываясь, сообразил Коноха, в поисках разбившегося во время их падения фонаря, но отстраняться не торопясь, - Люмос. Сугуру высвободил зажатую между их телами руку, поднимая палочку над головой. - Где… - почти беззвучно выдохнул Коноха, - где чудовище? Дайшо посмотрел вверх. Потом перевел взгляд на Акинори. - Это не чудовище, - сказал он бесцветным тоном. - О чем ты? - Помнишь маггловский автомобиль, который эти два урода угнали в прошлом году? – Сугуру еще раз взглянул вверх, - Так вот, это он. У Дайшо уже не осталось сил, чтобы нормально злиться. Если он выберется отсюда, нет, когда он отсюда выберется, он точно прикончит Куроо Тетсуро. Сугуру искренне не мог понять, как можно быть таким гадом, чтобы следы твоей шальной деятельности преследовали человечество буквально повсюду. Этот автомобиль Куроо и Бокуто заколдовали, надеясь усовершенствовать его конструкцию, и все было хорошо, пока машина не вышла из-под контроля и не сбежала в лес. Чтобы год спустя наткнуться на них с Акинори. Коноха приподнялся на локте, взглянул назад поверх плеча Сугуру, и в его глазах отразились желтые отблески зажженных фар. Автомобиль застрял между двумя древесными стволами, передние колеса угрожающе нависали над обрывом, с которого они с Конохой свалились. Акинори вдруг откинул назад голову и засмеялся, негромко, но очень легко, искренне, а Дайшо ничего не мог с собой поделать, не мог перестать прижиматься к его груди, впитывать кожей тепло его тела сквозь мантию, засматриваться на обнажившуюся шею с выступающим кадыком. Сугуру тоже пробрало на слегка нервный смешок. - А знаешь, я ведь все-таки в него попал, - с трудом выговорил Коноха, все еще борясь с приступами накатывающего хохота. - Мой герой, - фыркнул Дайшо, - А теперь отпусти меня, и давай выберемся отсюда наконец. Сугуру в ужасе поймал себя на том, что эта фраза у него вышла почти нормальной, то есть почти совсем не язвительной и не злой, только, может быть, слегка усталой. Но Коноха все равно убрал руку с его талии так быстро, как будто обжегся. Без его прикосновения стало холодно и неуютно. Дайшо поднялся на ноги, отряхнулся, протянул Акинори руку. Одна его часть кричала: «Да что ты творишь, идиот?!», другая резонно возражала: «А почему, собственно, нет?». Сугуру знал, почему. Какое счастье, что он не в Гриффиндоре, иначе его бы уже точно исключили. Все дело в том, что Сугуру страшно. Страшно именно потому, что Коноха не смотрит на него так, как смотрят все остальные. Все остальные видят мерзкого, язвительного ублюдка, который сегодня чуть не утопил Куроо Тетсуро в Черном Озере, а Коноха видит что-то другое, Коноха видит парня, который его из этого Озера вытащил, а Сугуру не уверен, что готов им быть. Но где-то на задворках сознания копошится безумная мысль, что он хочет попытаться.***
Коноха находит и заклинанием чинит фонарь, и они идут дальше. Сугуру устал, Сугуру вымотан, его привычный рационализм функционировать отказывается, поэтому он держится совсем близко к Акинори, слегка касаясь его плечом. «Пока можно», - вяло думает он, не способный толком объяснить себе, почему потом будет нельзя. В какой-то момент, когда Дайшо спотыкается о корень уже, кажется, в третий раз, Коноха молча берет его за локоть. Сугуру не сопротивляется. Пока можно. Уже у самой опушки их вдруг окликают из темноты. - Черт, Дайшо, Коноха, вы вообще… - Сугуру всматривается в темный силуэт и узнает Бокуто, - Я вас искал часа два! Дайшо вспоминает шаги, слышанные им до этого в лесу, и усмехается. - Фестрала нашли? – спрашивает Коноха. - Нашли, - радостно сообщает Котаро, и Дайшо думает, что дуракам, как всегда, везет, - Он практически сам к нам вышел. Эй, это что у тебя, кочерга? - Ага, ей очень удобно бить по печени, я проверил, - утомленно шутит Сугуру, - Пойдемте уже, хватит языком чесать.***
По дороге в замок Дайшо думает, что по сравнению с Куроо, Бокуто и Такедой-сенсеем они с Конохой выглядят так, будто прожили год на необитаемом острове без возможности пользоваться колдовством: уставшие, грязные, исцарапанные и замерзшие. Неглубокий снег хрустит под ногами, Сугуру машинально растирает начинающие зудеть от холода ладони. - Хорошо, что с вами ничего не случилось, - уже в десятый, кажется, раз повторяет Такеда-сенсей на пороге замка. - Ну, это как посмотреть, - шипит Сугуру себе под нос, и слышит, как Коноха тихонько смеется. - Идите в спальни и постарайтесь снова не попасть в неприятности, хорошо? – в голосе профессора столько искренней надежды, что Дайшо его даже немного жаль, - Увидимся на следующей неделе. Глядя, как Куроо, вместо того, чтобы начать подниматься по мраморной лестнице, свернул в сторону подземелий, Сугуру подумал, что неприятностей им точно не избежать. Глядя, как Коноха в нерешительности остановился у первой ступеньки, Дайшо все больше в этом убеждался. - Куроо, солнышко, иди-ка ты лучше спать, - протянул он, чувствуя непреодолимое желание еще разок утопить Тетсуро в Черном Озере, - Тсукишима точно не оценит такого настойчивого внимания к своей персоне. - А вдруг он не может сомкнуть глаз и ждет меня? – Куроо говорил шутливым тоном, но Сугуру видел, как он потянулся за палочкой, и знал, что Тетсуро тоже сейчас думает про Озеро. - Ага, щас. Кыш из нашей гостиной, кому сказал, - Дайшо замахнулся на него собственной палочкой. - Перестаньте, пожалуйста, - устало попросил Коноха, - Вообще-то я староста. - Да вон мы тоже, знаешь, старосты, - с глухим, лающим смешком отозвался Куроо, - Пойдем, Бо. Парни двинулись вверх по мраморной лестнице. - Идешь, Коноха? - Я догоню. «Нет, нет, пожалуйста, иди с ними, ну разве это так сложно», - взмолился про себя Сугуру. Он быстрым шагом двинулся к спуску в подземелья, ёжась от никак не желающего отступать холода, надеясь успеть. - Замерз? – окликнул его Коноха. Дайшо вздохнул, остановился, досадливо кивнул, не оборачиваясь. - Проводить тебя до ванной старост? – при этих словах Сугуру чуть не подавился воздухом. Сделав над собой усилие, стараясь выглядеть нормально, он все же обернулся. Акинори оказался ближе, чем он ожидал, стоял всего в шаге позади. И когда только он научился ходить так бесшумно? - Если хочешь на мою татуировку посмотреть, то прости, дарлинг, я еще к такому не готов, - съязвил Сугуру, пытаясь за сарказмом скрыть неловкость. - Хорошо, - Коноха снова улыбнулся ему, как тогда, в Лесу, будто о чем-то спрашивая, - Тогда не будем торопиться. И прежде, чем Сугуру успевает понять, серьезно он или шутит, Акинори его целует. Дайшо до этого ни с кем не целовался, а вот у Конохи, кажется, есть опыт. Он целуется медленно, не напористо, мягко прихватывает губами губы Сугуру, и Дайшо поддается ему, уступает, просто не может не уступить. Господи, Такеда-сенсей же просил не попадать в неприятности. - За что? - выдыхает Дайшо, когда Акинори разрывает поцелуй, и тут же мысленно отвешивает себе пощечину за идиотский вопрос. - Из-за тебя я упал в озеро, - шепчет Коноха ему в губы. - Ты упал в озеро, - возражает Сугуру, когда Акинори целует его снова, - потому что ты, - еще один поцелуй, - ходячая катастрофа, Коноха-кун. Коноха беззвучно смеется. Они соприкасаются лбами. - Нет, понимаешь, я буквально побежал туда за тобой. - Это так теперь признаются в любви? – Сугуру, наконец, заставляет себя открыть глаза и посмотреть на Коноху. - Наверное, да, - Акинори глядит на него, чуть склонив голову набок, потом тянется своими тонкими, красивыми пальцами к его щеке, убирает в сторону выбившуюся прядь волос. - И тебе не страшно, Коноха-кун? – осторожно спрашивает Дайшо, слишком поздно понимая, что своим вопросом он только что выдал, как на самом деле страшно ему самому. Свободной рукой Коноха легонько касается его пальцев, как будто подбадривая. - С тобой – нет, - улыбается он, и тогда Сугуру целует его сам. Привкус страха все еще остается на языке, но его перебивает другой – вкус губ Конохи Акинори. Дайшо думает, что ничего более безрассудного он за свою недолгую жизнь еще не делал. А еще у него смутное чувство, что это Рождество будет особенным.