***
В поместье въехала серая машина. Не слишком дорогая, сразу отметил Грегор, но мужчина, вышедший из нее был одет недурно. Пухлая фигура, скрытая под длинным черным пальто, напоминала цилиндр. Мужчина носил черную шляпу, совсем как аристократ, а в его руках была лакированная трость и какие-то бумаги. Парень одарил его взглядом. Что удивило, так это то, что открыл ему дверь не дворецкий, а сам отец. При том, в его выражении лица, движениях тела не читалось ни радости визита гостя, ни светского уважения. Странно… Он вошёл в особняк через сад, практически сразу оказываясь в гостевом зале. И, спрятавшись за колонной, стал подслушивать о чём говорят господа. — Я не займу тебе ни цента боле! Отдавай, сколько осталось, и уходи, чтобы мои глаза тебя не видели! — Ты всё ещё злишься, что ли? Да прекрати… Дело прибыльное, мне только не хватает доплатить некоторые проценты. Как только их закрою, верну тебе в два раза больше! — Послушай, я не хочу твоих грязных денег. Верни столько, сколько я тебе занял, и всё. Разойдемся. Понял? В носу, как не кстати, противно защекотало. Чувство не проходило ни под какими симуляциями Грегори, и он чихнул. — Кто там?! — Это я, отец. Прости… — скрываться уже не было смысла, и юноша вышел. — Иди в свою комнату. Потом поговорим, — бросил глава семейства, буравя сына взглядом. К сожалению, не один. Гость тоже смотрел в упор, но по-другому. Не строго, скорее как скупщик. Грегори нахмурился в ответ и ушёл.***
Вечером на ужине собралось всё семейство: отец, мать, старшая сестра и Грегори. — Отец, кто это был? — после основного блюда обычно начинались светские беседы, но Грегори не выдержал. Любопытство взяло вверх. — На что ты ему занимал? Я слышал, как тот джентльмен сказал, что его дело должно стать прибыльным. — Ты не должен был подслушивать. Этот разговор тебя касаться не будет. Никогда. Просто запомни, что фамилия Абрамс в черном списке нашей семьи. — Хорошо, отец. Больше от отца ждать нечего. Он никогда не был многословен, но короткие ответы, все равно были ответами. Сейчас же… Отец уклонился от ответа. Поэтому после ужина Грегори решил расспросить свою мать. Она-то и рассказала, что Абрамс был давним другом его отца. Но когда наша семья заняла ему приличную сумму, оказалось, что тот потратил не на то, о чём говорил, когда просил занять. — Так, во что же он вложился? — Это чёрное пятно истории нашей семьи. Я думаю, тебя посвятят, когда начнут передавать собственность, — она провела рукой по щеке сына и улыбнулась. — Сейчас лучше не думай. Твой отец разберётся.***
Голова раскалывалась будто на миллионы осколков, которые к тому же впивались в мозг. Грегори открывал глаза по одному, каждый раз жмурясь. Незнакомая обстановка… Предметы двоятся. — Вызовите врача… У меня сотрясение, кажется, — через силу пролепетал парень в надежде, что его услышат. — Ну-ну. Пройдёт. Тебя ударили не сильнее, чем других моих работников. Тоже жалуются. Но живы, работают, — знакомый голос. Он подскочил, выкрикивая фамилию «Абрамс», и тут же хватаясь за голову. — Хорошо, что тебе меня представили. Обычно Хенк зануда. Я каждому его родственнику и партнёру был вынужден отдельно представляться… Ладно, сынок, за то, что запомнил, — влажная ладонь накрыла губы Грегори, проталкивая горькую таблетку в рот. Проглотить было не просто, но у юноши получается. И через некоторое время он спрашивает: — Где я? Как я тут… оказался? — Это мой высококлассный паб плотских утех! — Абрамс встал, подняв указательный палец вверх и улыбаясь. — Лучший в городе! Партнёры на любой вкус и почти на любой кошелёк. Мне не хватает только для особо больших кошельков мальчиков. Девочек-то хоть отбавляй, но их за парня не выдать. Абрамс наклонился к собеседнику от чего его живот казалось стал ещё больше. — Я вижу в тебе потенциал… — Чего? Да как вы смеете?! Меня уже ищут! А посадят вас в ту же секунду, как только вы посмеете ко мне прикоснуться! — Я не буду тебя касаться. Воспитание у тебя не ахти. Разве не учили сначала дослушивать старших? — с упреком проговорил толстяк. — Как я сказал, дрессировка — это не мой профиль. Я предприниматель, экономист, понимаешь? Так что у тебя будет личный учитель. Как дома. Обещаю. — Это вы меня не поняли. Я не подписывался на это. Отец скорее всего уже понял, где я. Меня заберут. И если я не буду в «целости и сохранности», вам не поздоровится. — Мне не поздоровится уже за то, что тебя выкрали из школы, которая, как оказалось, не особо справляется с возложенной на нее функцией безопасности. Но мне хуже уже не будет. Знаешь, и твои друзья не слишком дорого стоят. Вы сейчас якобы с Фоккерами в поездке. Отец тебя отпустил, — Абрамс улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба. — Вы блефуете! — вскочил Грегор. Голова почти прошла, а лёгкое головокружение можно было пережить. — Что вам надо? Зачем вам я? — Я же сказал. Я вижу сгорающий потенциал в твоих зелёных глазках и хочу помочь тебе раскрыть его. — Какой «потенциал»?! Я ничего раскрывать здесь не хочу. Будьте разумны и отпустите меня. Я ничего не скажу отцу. Абрамс хмыкнул и крикнул кому-то «входи». — Твой новый учитель — Эдвард Вильямс, — посмотрев на время, Абрамс заспешил, хватая свою трость и колпак. — Всё. Остальное на тебе, Эдвард. Не подведи. Абрамс ушёл, а объявленный «учитель» продолжал стоять и молчать, разглядывая школьника, что был одет в летнюю форму старшеклассника: шорты до колен со стрелкой и в лёгкой белой рубашке, которая никак не просвечивала тело. — Твоим именем интересоваться не будут, поэтому привыкай окликаться на «дрянь», «сучка» и тому подобное. — Послушайте, мистер Вильямс, это какое-то недоразумение. Давайте дождемся мистера Абрамса, — Грегори учили сохранять спокойствие и хладнокровие. Отец говорил, что так можно решить почти любой конфликт в свою пользу. — Можешь называть меня просто «господин» или «хозяин», кем я тебе и назначен. И знаешь, мне не нравится, что ты много болтаешь. Клиенты не любят болтливых. Теперь так, — он подошёл ближе, чем заставил парня обратить внимание на рост: мистер Вильямс был выше где-то на голову, — говоришь только тогда, когда тебя спрашивают. Не спрашивают — молчишь. Заговоришь — будет больно. — Вам не кажет… — Грегори не представлял до сего, что так близко стоит к стене. Схватив «ученика» за голову, он лёгким движением ударяет того о стену. Громкий стон, и юноша оседает, хватаясь за голову: — Вы сумасшедший! У меня возможн… — пинок под дых. Парень заваливается на бок, хватаясь за место удара и пытаясь отдышаться. — Ты меня понял? — ответа не следует. Поэтому мужчина встаёт ботинком на его голову и начинает давить, кажется, что всем телом: — Повторяю, ты понял? — Да-да! Хватит, пожалу...ста! Когда мужчина убирает ногу, на щеке Грегора остаётся грязный след подошвы. Он быстро встаёт, чтобы вновь не получить тяжёлым ботинком по органам, тем более по голове. — Можешь задать один вопрос. — Ч-что вам… и Абрамсу от меня надо? — Вопрос неправильный, но отвечу. Послушный мальчик для плотских утех. Пойдем, — Грегори еле «проглатывает» ответ. Идти за ним совершенно не хочется. Мужчина разворачивается у выхода: — Не знаешь как идти? На четвереньках. Он выжидающе ждёт, но парень и думать не хочет, чтобы идти за ним. Когда мистер Вильямс теряет терпение, он целенаправленно движется на новоявленного ученика, который будучи не дураком, отбегает от него. Комната, в которой они находились явно была для гостей: много картин, красивые вазы, косящие под бесценный многовековой оригинал. Грегори хватает одну из ваз и сдуру (никак иначе) кидает ее в приближающегося «учителя». Конечно же, промахивается. Ваз достаточно, чтобы повторить попытку. Но рука с очередным импровизированным оружием была остановлена в воздухе, а затем вывернута так, что когда мужчина пинает его во внутреннюю часть колена, ему ничего не остаётся, кроме как встать на них. Руки тут же перевязывают не пойми откуда взявшейся верёвкой. — Пустите! Вы не смеете! — В кого ты борзой такой? Вроде, милый ангелок в шортах. Я думал, будем по-хорошему, — руки сильно сдавило, следующим рывком парень прокатился щекой по полу. — На коленях ползи.***
Колени начали болеть уже через пару шагов. Из-за связанных рук Грегори ещё пару раз прокатывался лицом по чистому, к удивлению, полу. Когда мистер Вильямс остановился, парень осел. Покрасневшие колени ныли, гудели.. Какие-то жёлтые, красные тона мелькали перед глазами парня и... люди. Самое удивительное, что его практически не замечают. Грегори, отчаявшись, кричит: «Тут человека мучают! Помогите!» — но в его сторону только захихикают. «Вы не понимаете кто…» — предложение не дали закончить. От пощёчины было ощущение жжения, будто миллион маленьких иголок тыкаются в его нежную щеку. Комната, где они остановились, напоминала камеру пыток, только более обширную и менее кровожадную засчёт яркого освещения красных стен. «С большим выбором ассортимента», — как говорят торговцы. Не хуже, чем в каком-нибудь секс-шопе, здесь стояли стеллажи с плёнками, розгами, силиконовыми мужскими и женскими органами. Брр... Мучитель тяжёлым шагом зашёл за спину Грегора. Несколько щелчков. Он закрыл дверь, а после развязал руки. — Не будем пробовать и половины из всего, что ты видишь, если будешь хорошим мальчиком. Послушным. Взгляд носился от одной вещи к другой. Парень не понимал как используют и малую часть представленного, оттого и долго всматривался то в клетку, размером для небольшой собаки, то в поручни и кандалы, привинченные к полу, то в кресло, напоминающее полукушетку только для верхней части тела, то на стеллажи. Зачем это всё? Здесь собак что ли держат? Зачем тогда кушетка, розги?.. Грегори недоуменно уставился на мужчину. — Раздевайся. Начнём урок полового воспитания. — Вам заплатят в три раза больше! — Во-первых, я здесь работаю не из-за денег, — нависнув над парнем как волк над трусливым зайцем, названный ранее «учитель» замахнулся, попадая тяжёлой ладонью по губам, — во-вторых, ты уже должен усвоить, когда можно подавать голос. Губы гудели, но было больше унизительно, чем больно. Его так же били по губам в детстве, когда он повторял какое-то грязное слово, что случайно где-то услышал. А теперь он будто только что сам трехэтажный мат высказал за что и получил. На глаза навернулись слёзы. Слёзы обиды. Он ничего плохого не сделал. Говорить — право каждого, зачем его бьют за его право. Младший Санстар всегда понимал всё с первого раза, он прилежный ученик, хороший сын… — Хочешь, чтобы хвалили — меньше думай, быстрее делай, что велят. С этого момента моё слово для тебя — закон. Грегори только всхлипнул. Это было неправильно. Его учили наоборот: стоять на своём. Ведь он наследник огромного состояния. Он должен уметь управлять, принимать решения. Это его решения — закон! — Отвали! — парень неуклюже отскочил от мучителя и рванул к двери, напрасно дёргая её то на себя, то от себя. Через несколько секунд закричав во весь голос, он начал долбить в дверь кулаками: — Помогите! На помощь! Убив… М-м! — Сколько не ори, никто не поймет. Даже если действительно будут убивать. Проверим, — с силой зажимая юноше рот, Вильямс покрутил в руке внушительных размеров с красивой росписью кинжал прямо перед глазами замеревшей в ужасе жертвы. Откуда? Как? Он не может... Подцепив белую рубашку, Вильямс с лёгкостью разрезал её, напоследок касаясь кончиком тонкой шеи. — Если хочешь сохранить оставшуюся одежду, снимай сам. И без выходок. Эдвард отпустил запуганного юношу и отошёл на несколько шагов назад. Никаким чудом не было то, что мальчишка послушался, медленно и нехотя раздеваясь. — М-да. Работы невпроворот. Хочешь, чтобы я тебя готовил или помощники? — мужчина буквально издевался над сломленной жертвой. — Я сам… Скажите, что… И я… — Я не спрашивал про третий вариант. Ладно, я не люблю такого рода грязь, — подойдя к телефону у стены, он набрал чей-то номер и позвал пятерых свободных «помощников», — он у нас борзой… По ситуации решайте. — Нет-нет-нет… Можно с вами? — ещё пять мучителей Грегори не хочет, с мольбой в глазах он подается вперёд. — Да, только привезли… Вообще туго доходит… Ждём. Сложно поверить, но после звонка мистер Вильямс будто смягчился. Оставшееся время он только давал ситуации и говорил как поступать. Одна из них была о том, что Грегори должен слушаться всех, но якобы Эдвард может разрешить не выполнять приказ. С каждым ответом становилось противнее, но Грегори радовался, что по крайней мере его не бьют, не проверяют как до него доходит, не трогают. Прикрывая пах руками, он смотрел в пол, смущаясь своей ноготы, как в дверь постучали. — Ниче такой. Вымоем, побреем и вполне ебабельный, — поставив ввезённый металлический бак с грелкой на крышке, мужчина с щетиной ухмыльнулся. — Ты у нас уродов вообще видел? — засмеялся вошедший следом афроамериканец, и ещё несколько мужиков европейцев. Остальные комментарии Грегори пытался не слушать. Как они не понимают, что он не тот, кто им нужен? Двое мужчин стали приближаться как скала к Магомеду — робко взирая, юноша отходить. — Послушайте, пожалуйста… Это явно ошибка… Ошибка! — шептал он не в силах повысить голос от страха, то ли что опять получит, то ли быть схваченным этими бугаями. Грегор не раз раздевался в банях, ходил ногой среди других мужчин; это было нормально. Сейчас же он чувствовал себя барышней, которую раздели и собрались насиловать. — Тащите щенка сюда, — гаркнул кто-то сзади, и в ту же секунду мужчины схватили парня подмышки и за ноги. — Не-не, это для шеи, — прокомментировали сверху, когда колена коснулся холодный металл. Грегори тут же развернули как куклу. Прижав его щекой к полу, мужчины завозились. Скинуть чужие руки никак не получалось. Несколько звонких клацаньев подряд разнеслись по всему помещению. И его отпустили… Но он до сих пор не мог двигаться. Прижатые прочно к полу руки и щиколотки, одетые в холодный металл, мешали отползти и на сантиметр. Даже на шее был металлический толстый браслет. Единственной подвижной частью тела осталась задница, но ей он мог только пошло вертеть, чего сразу же стал опасаться, пытаясь ограничить движения. — Пустите, уроды! Это противозаконно! — завопил юноша, забыв свой стыд, забившись в оковах. — Пустим, как только вести себя научишься. — Ласковым и послушным станешь. Что-то слизкое упало на копчик и скатилось между ягодицами. Парня чуть не вывернуло. В воображении ему по виделась какая-то улитка или пиявка нереальных размеров. Но в следующее мгновение на его задницу упала тяжёлая рука, принося боль, заставляя дернуться всем телом, а "существо" будто растворялось, стекая по белоснежным бедрам. — Нет! Нет! Не трогайте! — морщась, Грегори завертел задницей, за что получил шлепок по бедру другой рукой. — Смотрите-ка, очко без волос! Совсем ребёнок? — кто-то раздвинул ему ягодицы. — Ха, всего семнадцать! — В-вы ответите! За всё ответите!.. — он собирался ещё что-то сказать своим срывающимся от начинающейся истерики голосом. В анус ворвалось нечто продолговатое. Грегори вскрикнул. В душе что-то лопнуло, взорвалось, сломалось; он зарыдал, ощущая теплую вливающееся в него жидкость. — Нет… — Попрактикуешься? — афроамериканец присел прямо напротив заплаканного лица парня; в его руке был небольшой фаллос. — Мы ж только начали. Прибереги слёзы, и смотри, как только мы займёмся твоим лицом, он должен быть мокрый и у тебя во рту. Иначе я тебя лично накажу. — О-хо-хо, лучше слушайся, парень. Он ещё тот выдумщик. Грегори попытался плюнуть ему в лицо, но попал лишь на фаллос перед собой, ещё и противная вязкая слюна, что образовалась от рёва, протянулась прямо до искусственного хера. — Вот и умница. — Г-гнида… Только отошедший мужчина ответил: — Я слышал. А быть проституткой, наверное, лучше, — в словах чувствовалась ухмылка. — Вруби сильнее напор для этой грязной суки. — Я не... — по помещению раздался визг. Прямо в его кишечник сильная струя била казалось во всю мощь. — Выключите-выключите! — завертев задницей, он старался избавиться от доставляющего неудобства предмета. Мужики думали недолго. Кто-то взял ремень и стал бить его по бёдрам и ягодицам. К их счастью, они выставили большой наконечник, поэтому за его возможные трепыхания могли не волноваться. Но вопли... — Заткнись, слышишь? — спокойный голос чертового учителя. Очередной свист ремня — очередной крик. И Эдвард берёт откатившийся фаллос, протерев рукой головку, пихает в открывшийся для новых криков рот. — Замолкни, сука. Грегори смотрел на учителя сквозь слёзы, но во все глаза. Ещё два удара сопровождались только мычанием. — Сложный тебе новичок достался, брат… — Уже литр, заканчиваем? — Да. Во второй раз два вольем. Грегори всё слышал. Он выплюнул резиновую хрень изо рта и сейчас скрипел зубами, чувствуя как подсыхающие дорожки слёз, что стягивали кожу, снова намокают. Живот болел, нестерпимо хотелось в туалет, но позориться перед мучителями - нет. Тем более доставлять им ещё радости мольбы. Звонкий шлепок; ему заменяют трубку на пробку. — Так-так, дерзкий значит? — опять черная рожа. — Почему это не в твоем ротике? — Мне больно, — шипит парень, не глядя на афроамериканца, в глубине души надеясь разжалобить хоть кого-нибудь. Он же человек. С ним нельзя как с животным. — Не плачь. Но тебя придется наказать, — мужчина отошёл от него. — Слышал, Эдвард? — Да. Воспитание процесс не простой, — в поле зрения появился самый ненавистный человек из всех для Грегора. Он присел и почти ласково провел рукой по мягкой щеке скованной жертвы, стирая слёзы, — но ты справишься, станешь послушной сучкой для любого кабеля в этом месте. Постараемся вместе? — Урод, — рыкнул озверевший юноша и попытался укусить чужую руку, но тот вовремя одернул. — Пусть просрется. Сделайте ещё раз. И, Тим, готовь своего кабеля. Единственный вопрос, который сейчас неожиданно заволновал и пугал парня: «Что значит кабеля?» Собака? Может они так людей называют? Мистер Вильямс же имел в виду мужской пол, когда говорил с ним, значит сейчас «Тим» пойдет готовить человека? Это не может быть животное. Немыслимо. — Позовите, когда сука будет готова к спариванию, — голос насильника, и хлопок двери.***
Примерно через полчаса или час Грегора освободили от оков. Что было с ним за это время, он даже вообразить себе не мог. Его освободили, поставив на ноги, дабы тот разминался. Но парень, обхватив себя руками, стоит, низко опустив влажную от импровизированного душа голову, надеясь, что сейчас его лицо вдруг исчезнет. Никто больше не увидит его эмоций - никакого мистического потенциала. Его не станет в этом аморальном месте, и он окажется дома с семьёй... Он даже не замечает, когда успели позвать Вильямса. Только хлопок двери и голос, как холодный душ, напоминают ему об обещанном наказании. — ...Серьезно, даже не воспользовались? — первое, что услышал Грегори, когда «очнулся». — Решили Рексу лакомый кусочек дать. А твоя шлюшка послушнее, может, станет. — Слышал? Потрахаешься сейчас без вязки, если сам ляжешь на место, — Вильямс кивнул на оковы, прибитые к полу. Колеблясь, на ватных ногах Грегори дошёл до вымытого места и опустился на колени. Его нижняя челюсть дрожала будто от холода, по щекам текли новые слёзы. Он не хотел вязку, не хотел трахаться, ничего не хотел. Его догадки о животине подтверждаются... — Ну ничего себе. Молодец, мальчик. Я только в целях безопасности вынужден снова приковать тебе шею. Сам понимаешь, чтобы Рекс глотку не перегрыз. — Пусть лучше перегрызет, — сипло прошептал парень, но видимо его не услышали. Когда Грегори вновь оказался обездвижен, в комнату кто-то входит. Клацанье когтей по полу... Или шпилек? Да-да, шпильки. Что здесь делает дама? — А, да. Вы же должны познакомиться, как приличные граждане. Знакомься, сучка, это Рекс. Рекс, это твоя сучка, — собака взвыла. А парня накрыла истерика. Пискнув, он забился в оковах как никогда. Дергал руками головой, пока на запястьях не стала сдираться кожа. Псина была ужасна. Она была выше него в такой позе. Чёрной с коричневыми пятнами. Самое ужасное и почти единственное, что Грегори видел со своего ракурса, — это то, что пёс был готов к случке. Да, над его задницей пыхтели четыре мужика, которые то щипали его, то потрахивали пальцами, задевая простату, будто издеваясь над тем, как в эти моменты парень содрогался сильнее, но с ним и член, который не оставляли без внимания. Мало того, что выбрили, так и требовали, чтобы тот «кончил задницей». Безграмотные дикари. К счастью, им быстро надоело, что ли?.. Грегор не знал. Обойдя истерящего парня, кто-то шлёпнул раскрасневшиеся от ремней ягодицы. Грегори замер только тогда, когда на горящей коже почувствовал прохладный влажный язык, который остановился, ткнувшись сильнее прямо между ложбинкой. Ещё ряд прерывающихся скулений, и пёс запрыгивает на юношу, почти полностью его покрывая, сразу же начиная рычать от невозможности попасть в нужную дырку. У Грегора слёзы рекой, когда псина всё-таки находит дырку и начинает вдалбливать в неё свой большой пенис. Парень чувствует, как его тело сжимается вокруг таранящего его агрегата. Но это... Только тело. Только тело чувствует себя неплохо. Эти уроды слишком хорошо его подготовили. По бёдрам начинает стекать влитая в него заранее смазка. А пёс, оперевшись на его бёдра, сильнее их царапает, не сбиваясь со своего начального рваного темпа. Стоны? Нет, это не Грегори. Это не он. — Всё убирай, а то сцепятся. — Да чё ты? Дай Рексу кончить. Он сейчас рычать будет. — У него же намордник, тебе какая разница? — Мужская солидарность… — и всё же царапающуюся, рычащую, скулящую псину отрывают буквально с мясом от Грегора. Сам же парень тяжело дышит, стараясь сжимать попу так, чтобы никто больше его не потревожил, чтобы не чувствовать себя раздолбанной шлюхой. Ну и отчасти, чтобы снова почувствовать давление на чувствительную точку. Слишком хорошо... Распространяя по телу сладкое тягучее удовольствие, она заставляла член Грегора истекать смазкой, подрагивая. — Кончил, что ли? — удивляется Вильямс, а парня бьет током. Он снова дёргается, пытаясь свести ноги, прикрыть пах руками, сжаться в комок и стать ничем. — Нет!.. — Ну что ты? Я не запрещал кончать. Пока что. Это очень хорошо, что тебе понравилось, — отцепив его шею, Эдвард приблизился к его щеке. — Всё только начинается, моя шлюшка. — Залог успеха — быть послушным! — ляпнул кто-то, ожидая, что все подхватят тезис. Но неловкая тишина затянулась, разбавляемая только звуками тяжёлого металла, освобождающего Грегора. — Ну раз ты понял, то следующее задание: порадовать своих помощников за хорошую подготовку. — П-пожалуйста, — парень всё ещё сидел на полу, приобняв колени, а говорил очень тихо, — можно п-пот-том?.. Надеясь, что «потом» никогда не наступит, Грегор не смотрел ни на кого, только на свои колени. Бледный как поганка, и казалось, худее, чем был. Хотя не кормили его, максимум, день, если утром он не ел. — Хм… Ребят, поднимете моему мальчику настроение? — Конечно. — Нет проблем. Рады только. Быстро согласились мужички. Грегори уткнулся лбом в колени; плечи задрожали. Он не шлюха, он будущая важная шишка... — Забудь то, о чём ты сейчас паришься. Тебе же понравилось? Зачем останавливаться? — чьи-то руки снова подхватили его подмышки. Это был чернокожий. Заботливо прижимая к своей груди, афроамериканец огладил его торс, опуская руки ниже на бёдра, гладя их внутреннюю часть. По телу Грегори пронеслись мурашки, а затем ещё. И тугой сладкий ком внизу живота дал о себе знать — мужик с щетиной, что завозил воду, опустился на колени и всосал «дружка» парня. Первый томный осознанный стон. И он буквально растаял. Ещё один принялся обсасывать его соски. И хотя Грегори никогда не замечал за собой чувствительность сосков, холодок, который оставался от быстро остывающих слюней, заставлял его, по крайней мере, вздрагивать и чувствовать себя обласканным. Кровать оказалась замаскированной под шкаф на стене. Её быстро разложили и отвели на неё парня. Распластавшись на груди чёрного, Грегори не сразу понял, когда тот успел избавиться от штанов. Новая порция смазки была влита в его анус. Так что пристроившийся афроамериканец лёгким толчком вошёл в молодое тело, заставляя того прогнуться в спине и охнуть. — Да, крошка? — спросил тот, кого раньше Грегори даже не замечал. Но он уже закидывал себе чужие тонкие ноги на плечи. Не понимая, что происходит, ранее заплаканный юноша провел рукой по своему телу, которую сразу кто-то другой сбоку поймал и переложил на свой член. Грегор не дурак, он сразу же начинает дрочить член. А чужие стоны даже воодушевляют, и он хочет лизнуть член, но с противоположной стороны в его ухо тычется ещё один пенис, которому он и обращает внимание своего рта. Как он дошёл до такого? Грегори Санстар — наследник состояния Санстаров — будущий предприниматель сейчас по-шлюшьи выгибается, чувствуя как об его яица трётся четвёртый член сей оргии. Ещё кто-то стоит над его головой, ему кажется, что тот дрочит если не его волосами, то точно в них. Иногда они меняются. Грегори кончает первый от стимуляции членами его яиц, от ощущения продолговатых твёрдых членов в руках во рту, от сладкой дрожи в анусе. Через несколько часов он точно уверен, что покрыт спермой с ног до головы. Мужики уходят. И Грегори, наконец, замечает одинокую фигуру у самой кровати в кресле с пепельницей. — Понравилось? — изо рта вместе с вопросом выходит сгусток дыма, в его руке сигара. — Э… Ум, — прикрываясь руками, пристыдившийся вмиг Грегори пытается сказать что-то внятное. Он понимает, что на него всё время смотрели. Всё время, когда он вел себя как последняя шлюха: юноша часами ранее серьёзный ненавидящий всё это и сейчас весь в сперме, удовлетворённый... — Вставай. Мыться пойдёшь. А мне ты должен. Можешь спросить что. — Чт-то? — Бесприкословное послушание, — он встаёт и, махнув ему рукой, идёт на выход. И Грегори идёт. Вот так: голым, в сперме, в смазке, по коридорам, мимо одетых чистых приличных людей. Он чувствует себя грязным и, что заслужил такой позор, чувствует, что правда должен мистеру Вильямсу. Кажется, он правда заслуживал быть выебанным псиной.***
Прошёл день. Утром как-то неожиданно вернулись чувства, что это было не с ним и не правда. Ему же явно что-то вкололи, подсыпали или загипнотизировали! Так что вошедшего в комнату мистера Вильямса встретила не покорная на всё готовая сучка, которая обещала быть таковой вчера, а снова дерзкий обвиняющий во всех грехах крысёныш. — Значит повторим вчерашнее? — Я больше не поведусь! Это подло! Грязно и мерзко! - пытался вспомнить момент, когда он попал под гипноз. — Мы, конечно, не начали ещё, но своего господина ты должен уважать всегда. То бишь меня. А ты так зубки скалишь будто не сам вчера перед пятью членами млел, — он прошёл вглубь выделенное небольшой комнаты, садясь на единственный стул. — Встречают господина и гостей на коленях и ползают всё время, пока не разрешат встать. — Я не… Ваша сука, — Грегори потупился от вчерашних воспоминаний о «гостях». Задница до сих пор саднила, а бедра местами щипало. — Не спорь, а слушайся. Тебе же говорили, что в этом месте не надо думать. Надо слушаться. И мне кажется, ты этого хочешь. — Н!.. — Тс! Ты не Санстар здесь. Так зачем мучить себя? — Я не… В коридоре послышались визги и какая-то суматоха. — Спрячься под кровать! Сейчас, — мужчина встал, собираясь выйти, но буквально перед лицом дверь выломали. — Что за нахуй?! — Молчать! — один спецназовцев наставил на него ствол, другой влетел в комнату, быстро осматривая её. — Одежда. Грегор Санстар, выходите. Мы вернём вас... — Его здесь нет, — прорычал Эдвард, когда его руки скрутили за спиной, видимо решив, что он насильник. Значит будет отвечать. — Значит отведешь нас туда, где мистер Санстар, — послышался звук отделяющихся тяжёлых шагов. — Я… Я тут! — вдруг крикнул Грегор, вылезая из-под кровати. Один из спецназовцев забубнел в рацию: «…нашли его. Отступаем». — Здравствуйте, мистер Санстар. Пройдёмте. Больше вам ничего не угрожает. — Отпустите его… Он… Хотел мне помочь. Я его не знаю. Эдварда оттолкнули, так будто он сам к ним лип. Грегора увели. Теперь всё будет как прежде.***
Летели дни. Хенк Санстар засудил Абрамса, добившись от судьи запрет приближаться к его семье ближе, чем на сто метров и трёх лет тюремного заключения. Только после Санстары выдохнули спокойно, кроме Грегора. Ему было плевать на толстяка. Просто то, что с ним случилось, та эмоциональная соковыжималка... И всё из-за какого-то там наследия, из-за его внушения самому себе о том, каким он должен быть. Когда в мире существуют люди, которые работают там, где им нравится, где им хорошо. Люди, которые не думают быть другими. Грегор возжелал свободы. Да, его унизили. Да, издевались над чувствами, но теперь это казалось другим. Казалось, что в том пабе ему наоборот помогали открыть глаза. Ему стало необходимо чувство свободы выбора. Первая девушка — безбашенная, весёлая, казалась олицетворением свободы. Но первый нормальный секс… Грегори не кончил. Оскорблённая девушка бросила его тут же, как оделась. Может, не такая уж она и свободная… Раз ей не выносима мысль, что не каждый на неё кончает. С ухмылкой на лице Грегор продолжал лежать. Начав ласкать себя, он видел смутные образы, много. И только одно знакомое — названный «господин» сидел напротив и смотрел, как он тает в чужих руках. И казалось, что в его холодом выражении лица эмоций больше, чем во всем мире, потому что он смотрел так будто все десять рук — его руки. Грегор млел, извивался, стонал. Ещё пара движений вверх-вниз, и он кончает. — Хозяин… — задумчиво произносит парень. — А почему бы и нет?..***
Грегори исполняется восемнадцать. Наконец-то! Наконец он сможет ходить по пабам. До сего дня его не пускали ни со взяткой, никак. Пару раз его вызывал к себе отец, злой до того, что начал угрожать лишить наследства. Но Грегор уже решил: если не судьба, то к чёрту! Грегор всё ещё надеялся найти своего наставника. И пусть он видел его несколько часов — но этот человек был тем, кто открыл ему глаза, кто дал возможность выбрать… Это правильно — искать господина Вильямса. Правильно — делать то, что хочется и что нравится…***
Проходит четыре месяца, прежде чем они снова встречаются, в новом пабе в соседнем городе. К этому времени, отчаявшийся отец блокирует счета сына, но тот начинает зарабатывать самостоятельно. Он даже не брезгует от работы уборщика, бросая получать высшее образование, только поступив. Он не ужинает, не беседует с семьёй. В богом забытой мастерской его учат искусству железа, учат водить. Так что разъезжать по соседним городам становится легко и комфортно. Выжимая педаль газа, Грегори чувствует прохладный ветер в волосах, уши заложены, мыслей нет. Не это ли свобода?