все повторится.

Плевать на километры, здания, города, электрички и поезда. Потому что, если сравнивать с моей любовью, это полнейшая ерунда. Мы ведь увидимся. просто, чёрт знает, когда.

Colors — OneRepublic       Все обрушилось на голову как-то резко и неожиданно. Никто не дал времени осознать, понять и принять. Просто в какой-то момент Бекхена поставили перед фактом, мириться с которым в последствии оказалось непросто.       Исин пропал из жизни в мгновение ока, словно его и не было никогда. Словно Бекхен сошел с ума, придумав себе когда-то недостающую свою часть, придумал и грезил этим как ненормальный, а когда пришло время возвращаться в реальность, он оказался банально не готов.       Все началось с обычной привязанности. Быть ближе, потому что вместе так комфортно. Быть рядом, потому что так появляется чувство покоя. Быть другом, который знает все, потому что иначе не получается.       Порой в мыслях всплывает до боли под ребрами знакомый образ, все та же мягкая улыбка и такой приятный, будто бархат, голос, который всегда согревал лучше любого одеяла. Ночами Бекхену кажется, что он вспоминает забытый вкус счастья и беззаботности. Ночами Бекхен снова живет, дышит, любит и попадает в родные объятья красивых рук.       А руки у Исина и правда сплошное загляденье. Они сильные, но настолько мягки и нежны, в них уютно кутаться морозными вечерами, забываться в ненастные дни и прятаться от опостылевшего внешнего мира. Руки Исина направляют, мудро и твердо, помогают не сбиться с пути. Как Бекхен все еще не натворил глупостей, он сам понять не может. Ведь рядом нет того, кто подскажет, что делать или как быть. Как не отступить назад, поддавшись смятению, если Бекхен остался один?       Исина катастрофически не хватает.       Порой так хочется обернуться и застать тот взрослый, теплый взгляд, разделяющий все радости и печали напополам. Порой так хочется выговориться тому, кто никогда не откажет, кто никогда не осудит. Порой так хочется стать самим собой именно с ним, показать себя таким, какой есть, без каких-либо прикрас или масок. Порой хочется увидеть среди тех семерых одного единственного, восьмого, кто всегда, словно старший брат, наблюдал и оберегал.       Первый неловкий поцелуй несколько лет назад, взятый «на слабо», и бури эмоций внутри — Бекхен так хорошо это помнит. Подобно наркоману «еще», «больше», «дальше». И нет никаких преград. Да и могут ли они быть, если печали вдруг пропали с души? С Исином было до мурашек приятно просто молчать. Просто быть рядом. Смотреть на него. Изучать его профиль, каждую родинку на теле, на спине, руках, груди. Эти родинки никто больше не знает, никто больше не видит. Один лишь Бекхен может знать, какие созвездия они вырисовывают на коже его Исина.       Когда первые волны какого-то поистине детского трепета, этой первой влюбленности, когда хочется порхать и дарить счастье другим, впервые коснулись тонких, опасливо натянутых струн души, Бекхен даже не подумал испугаться. Все казалось таким правильным, таким настоящим и нужным. Он вдруг понял, что живет лишь для него и только из-за него. Исин думал так же, Бекхен не сомневался. Они были так похожи и так различны, оттого слишком трепетными были их отношения.       Постепенно страх быть раскрытыми и вовсе сошел на нет. Под натиском до этого незнакомых чувств все границы стерлись и осторожность пропала. Тогда-то жизнь круто повернулась в обратную сторону. Первый сильный скандал, угроза погубить карьеру, только-только взлетевшую вверх. А потом и вовсе жестокое решение убрать одного из них, пока глупые и никому не нужные чувства не пройдут, как лишний балласт.       Когда любовь будет похоронена в душе, покрывшись пылью безразличия и равнодушия, тогда они вновь смогут быть вместе. Но разве будет это иметь значение? Будет ли это все так важно тогда?       Бекхен уже и не знает. Он запутался. Под маской улыбки, под шумом и смехом уже давно скрывается он настоящий. Бекхен и не помнит, каким он был с ним. Не помнит, но стоит случиться короткой встрече, длиной в несколько часов, все прошлое вновь выбирается наружу.       Исин приезжает редко, настолько редко, что каждая встреча кажется сном.       У Исина всегда теплые руки и мягкие, нежные поцелуи, пропитанные заботой и любовью. Бекхен не чувствует землю под ногами, когда его хён возвращается, когда вновь прижимает к себе, так привычно кладя руку на талию. От Исина всегда пахнет кофе. Он прилетает в Корею, выкраивая крохи свободного времени для Бекхена, он тратит единственные возможности отдохнуть ради встречи, короткой и почти ничего не значащей, но эти встречи — глоток свежего воздуха в затхлом мире беспросветной работы. Разве можно променять их на что-либо? Исин уверен — нет. А Бекхен и не против вовсе. Ведь так приятно вновь коснуться родных губ, очертить их линию кончиками пальцев, запутаться ими в волосах и вновь провести носом по бледной коже.       В ожидании этих редких встреч Бекхен тешит себя тем, сколько всего он накопил, чтобы рассказать, сколько всего узнал. Ему нравится продумывать целые монологи в голове, там он обычно говорит обо всем подряд, не забывая вдаваться в детали. Бекхен засыпает с улыбкой, потому что ожидание в такие моменты не кажется затянувшимся и невыносимым.       Но при каждой встрече все слова исчезают. Куда они пропадают? Почему они пропадают? Но нужны ли они? Бекхен просто тянет Исина на себя, хочет повалить на кровать и прижаться. Услышать громкий, оглушительный стук большого и доброго сердца, вновь убедиться, что из-за встречи оно бешено стучит там, глубоко-глубоко в груди. Сердце сходит с ума, и Бекхен не отстает. — Я скучаю, — каждый раз, тихо, чтобы не услышал никто, чтобы на самое ухо, по самым кровоточащим ранам. — Я здесь, — чистая ложь, от которой на долю секунды так хорошо внутри.       Бекхен никогда не позволяет себе падать духом. Исин приезжает, пусть и изредка. Пусть не так часто, как хотелось бы. Но он рядом, они дышат одним воздухом и вновь пропадают друг в друге.       И как же хочется повернуть время вспять, уйти, забыть все как страшный сон, но непременно увести за собой Исина, забрать его у мира только для себя. Да, эгоистично. Но что еще остается у Бекхена? Прохудившиеся мечты, бережно залатанные заботой его хёна. — Я дурак, раз все еще верю, что у нас все будет хорошо, — в тишину, когда Исин уходит в душ, оставляя закутанного в простыни Бекхена на кровати в одиночестве, что скрашивает тихий звук льющейся воды в ванной.       Бекхен подходит к окну и понуро смотрит на улицу. А там люди спешат по домам, к своему тихому счастью, к своему уюту, к своей скрытой от посторонних, постоянной, нежной любви. И так завидно в душе, и так больно. Так холодно…       Исин обнимает со спины, прижимает к себе, целует в висок, все целомудренно, нежно, все очень невинно. Бекхен вновь прыгает в бездну, не помня себя. — У нас все?.. — Будет хорошо.       Бекхен верит. Искренне. Как никогда не верил. Каждый раз вера снова разрастается в груди, и дышать на какое-то время становится проще. — Остался час, — нехотя и устало. — Поспишь? Тебе нужен отдых. — Но я… — Я буду рядом. Я не упущу наше время.       Исин засыпает мгновенно. Бекхен долго лежит на кровати, играя с его волосами, скользя по родному лицу грустным взглядом. Исин так меняется. Он взрослеет, но Бекхен этого не видит. Не успевает заставать эти крохотные, почти незаметные, но все же перемены во внешности, в голосе и даже в характере.       Хён становится опытным, твердым, он раскрывается с каждым днем, как бутон на солнце. А Бекхен не видит… не может. Не имеет права.       Да и сам Бекхен уже давно не стоит на месте. И Исин увидеть это так же не в силах.       Воспоминания беззаботного времени одно за одним всплывают в сознании, холодят сердце и оставляют обрушенный прахом внутренний мир в груди. А потом время, словно песок сквозь пальцы, утекает быстро и незаметно. И вот уже Исин стоит на пороге, собранный, уставший, подбитый своими же желаниями.       Бекхен смотрит как-то иначе. От его взгляда по коже скользят неприятные мурашки. — Бекхен?.. — Я в порядке, — чтобы поверил и не переживал. Уверенная улыбка. Бекхен стал сильным. — Я выкрою время. — Отдыхай, — у губ вкус зубной пасты, так по-домашнему уютно. Ноги подкашиваются, и дышать до боли в груди трудно. — Я буду ждать.       Дверь хлопает, вновь отрезая вымышленный мир. Реальность опять валится неподъемным грузом, но Бекхен сможет. Конечно же, сможет. Ради него.       Их вновь разделят сотни километров, вновь разные расписания, вновь разные жизни.       Но все это такие глупости. Они ведь увидятся. Обязательно. И все повторится по кругу.       А вкус у губ Исина все также не изменится. Бекхен утонет в этой безнадежной пропасти, струны души вновь опасно натянутся, они увидятся, но когда не знают и сами.