Моя вечность

      Что мне делать?       Впервые в жизни Я завалил экзамены. Впервые в жизни Я не был готов к предстоящей сессии. За все годы обучения Я был круглым отличником, меня ставили в пример ученикам, сравнивали с лучшими преподавателями нашего мужского католического университета. Для меня это было честью, чем-то ценным. А что теперь? Теперь Я с треском провалился, опозорился, лишился доверия. Всё из-за того, что позволил себе послушать этого грёбанного Минхёна. Как он вообще поступил сюда? Как он до сих пор не вылетел?       Я не знаю, что мне делать. Даже если пересдам, то стипендии меня уже лишат. Возвращаться домой? Ездить из дома? Как мне быть?       — Джонхёна-а. — Я вздрагиваю от внезапного голоса за спиной. — Джонхёна-а-а, пошли погуляем. Там сегодня погода такая хорошая.       Я просто молчу, не обращая на него внимания. Сижу у окошка и смотрю, как мимо ходят люди, всё куда-то спешащие.       — Джей. — Знаю, что он хмурится. Ему не нравится, когда его игнорируют.       — Не называй меня этим именем. Меня зовут Ким Джонхён.       — Мне нравится сокращение Джей.       Опять молчу.       — Да чего ты сегодня какой-то угрюмый, а?       Минхён учился в параллельной группе и все экзамены они сдавали намного позже, чем мы. Несмотря на то, что он был ещё тем оболтусом, нифига не учился, не занимался, да даже не стремился к этому, его успеваемость всё равно была достаточно высокой.       — Минхён, пожалуйста, не лезь, Я думаю.       — Ооо, о чём же думает наш Джей?       — Из-за тебя Я сегодня с позором провалился на экзамене, так что отвяжись. И, Минхён, — Я повернулся к нему. — Давай больше не будем пересекаться. Пожалуйста. Я хочу окончить университет, устроиться на работу и помочь моим родителям увидеть новую жизнь, вне этой черты бедности. А ты мне только мешаешь.       Парень сначала просто стоял и смотрел на меня, переваривая информацию. На его лице отразилось лёгкое недопонимание, а после вновь засияла улыбка.       — Я схожу и достану нам чего-нибудь вкусненького. Не переживай, Я понимаю, что ты расстроился, но на этом экзамене жизнь не заканчивается.       — Заканчивается! — Ударяю кулаком по подоконнику, нервно соскочив с места. — Моим родителям не по карману оплачивать моё обучение, а если Я начну работать сам, то скачусь до твоего уровня, как ты не понимаешь?! Мне некогда будет учиться! А те, кто завалил экзамены лишаются стипендии на полгода!       — Да ладно-ладно, не кипятись. — Минхён приподнимает руки, чуть отойдя назад. — Я схожу за вкусненьким всё же.       Развернувшись, он покинул комнату, оставив меня одного.       Я был в отчаянье. Столько лет учиться на одни «отлично», чтобы за раз всё так взять и потерять. Зачем, вот зачем Я связался с ним? Зачем позволил лени побороть себя? Господи, какой же Я дурак. Что мне теперь сказать родителям? Я уверен, что их оповестили о моей недоуспеваемости.       Вздохнув, Я вышел из комнаты и побрёл по длинному коридору к окну мимо дверей. Мне казалось, что теперь все студенты смотрят на меня с пренебрежением или даже неприязнью, словно Я не экзамен завалил, а всю свою жизнь.       Хотя, так оно и было.       — Интересно, а ему уже сказали? — Услышал Я шёпот с лестничной площадки, когда проходил мимо. — Его родители погибли три дня назад, может быть поэтому он такой расстроенный и не сдал экзамены?       — Не знаю, но мне его жаль. Потеря родителей это ужасно.       О ком это они говорят?       Открыв двери, Я высунулся на лестничную клетку и встретился взглядом с испуганными глазами одногруппников.       — О, Ким Джонхён.       — Сынри, о ком это вы сейчас говорили? У нас кто-то умер?..       Оба парня переглянулись и как-то виновато улыбнулись мне в ответ.       — Так ты всё же не знаешь…       — Не знаю что?       Они снова переглянулись, толкая друг друга локтями.       — Джонхёна-а… Понимаешь… Мы вчера случайно услышали разговор секретаря Пака и директора Ю про то, что им поступила информация…       Парень замешкался, глядя прямо мне в глаза.       — Информация о..?       — Ну… Понимаешь…       Отрицательно мотаю головой. Чувствую, что накатывает какое-то не очень хорошее чувство.       — Твои родители… Они погибли…       Я замер, глядя на них. Что? Погибли? В смысле, погибли?       — Эй. Ты что несёшь? — Потеряв последние частички самообладания Я схватил говорящего за грудки и, как следует встряхнув, заглянул ему в глаза. Мне казалось, что это такая злая шутка надо мной, потому что сегодня Я провалился. Провалился по полной. — Не смей так говорить о моих родителях!       — Джонхён, но это правда… — Второй перехватил моё запястье. — Мы правда слышали это.       — Вы лжёте. — Отпустив Сынри Я помчался на первый этаж в кабинет, где обычно отдыхала директор Ю.       Наш университет не был особо крупным. На первых двух этажах находились учебные кабинеты, столовая, кабинеты преподавателей, а вот на верхних этажах были студенческие комнаты. В это время в стране было страшно жить, поэтому абсолютно каждый чувствовал себя так, словно сидел на пороховой бочке.       — Директор Ю, — залетев в кабинет, Я осмотрелся. Директор Ю сидела в кресле, изучая какие-то бумаги. — Директор Ю, простите. Прошу, скажите мне, что с моими родителями?..       Женщина подняла на меня взгляд, который отражал сожаление и сочувствие. Вздохнув, она поднялась и подошла ко мне.       — Вчера пришёл человек, сказал, что он работник больницы и просил передать, что твои мама и папа скончались. Мне очень жаль, Джонхён.       Я встал, словно вкопанный. Это что, злая шутка?       — Директор Ю… Это… Это не смешно!       — Джонхён, это правда.       На глаза навернулись слёзы.       — Я хотела рассказать тебе сегодня, но не могла найти подходящего момента. Завтра тебя отвезут на похороны и прощание, а сегодня приготовься к этому.       Отчаяние. Я впервые столкнулся с отчаянием. Что это за дерьмовое чувство? Почему оно полностью поглотило меня? Почему у меня ощущение, словно Я тону?!       — Как… Как это случилось?..       По щекам побежали первые слёзы, а глаза наполнились ими так сильно, что Я почти что не видел директора.       — Я не знаю, Джонхён, мне не сказали. Мне правда очень жаль.       Я не хотел её слушать. Развернувшись на ватных ногах, вышел из кабинета и пошёл в свою комнату. Всё происходило как в тумане. Я не заметил, как поднялся на этаж, как добрёл по коридору до двери, как зашёл внутрь. Я не заметил, как нашёл толстую верёвку, которую мы покупали для того, чтобы развешивать бельё, как перекинул её через перекладину, на которой мы подтягивались, как подставил табуретку под ноги. Не заметил, как завязал петлю на шее. Я просто делал всё на автомате, глядя в одну точку перед собой. Родители это единственное, что было у меня. Отец — сирота, мать — сирота. Оба были детьми войны. Я усердно трудился ради того, чтобы показать им лучшую жизнь. Чтобы они смогли дышать полной грудью. Чтобы они могли гордиться тем, какого сына воспитали. Я жил ради них.       Затянув петлю на шее, смотрю на свои ноги.       — Я так больше не могу.       Сначала экзамены, теперь мама с папой. Где же этот Бог, когда он так нужен? Почему он не отвечает мне? Почему, когда Я его зову, то он не помогает в трудную минуту? Почему этот Бог допустил такое? Мои родители всегда были верующими, Я всегда был верующим. Мы не пропустили ни единого поклонения, знали все молитвы наизусть, все причастия. Даже когда Я болел, то всё равно ходил на священные службы. Я был предан Ему. Я верил в Него.       Где же Он?       Шагнув с табуретки Я почувствовал ужасную давящую боль на шею. Закрыв глаза, попытался расслабиться, но воздуха катастрофически не хватало. Стало давить в груди, сердце билось как бешеное. Голова закружилась, весь мир закружился с ней.       А потом наступила темнота.

***

      — Джей? — Парень бросил сетку с мандаринами и кинулся к висящему в проёме другу. — Джей, мать твою!       Зло посмотрев на верёвку, он просто дёрнул за неё и, порвав, подхватил мёртвое тело.       — Джей, очнись! — Пошлёпав по щекам парня, Минхён зло прошипел. — Придурок, какого чёрта ты натворил?!       Университет, помимо обучения, прививал ещё любовь к Всевышнему. Тут обучались дети не только простых граждан, но и дети служащих. Стало очень много верующих, когда войны за религию утихомирились, поэтому поток студентов был весьма и весьма приличным. Но никто и никогда не смел в стенах этого учреждения чертыхаться. Это являлось оскорблением и жестоко наказывалось по уставу.       — Чёртов придурок! — Положив тело Джонхёна на пол, Минхён снял с него верёвку и, склонившись к его шее, тихо произнёс на выдохе, — Я не хотел, чтобы это произошло так быстро.       Примкнув губами к холодной коже, парень приоткрыл рот и укусил мёртвого Джонхёна, крепко сжав челюсти. Пальцами он впился в его руку. Если бы Джонхён был живым, то у него обязательно остались бы синяки от такого. Но Ким Джонхён был мёртвым.       Таким мёртвым, словно живым.       Минхён прикрыл глаза, жадно глотая остывшую кровь. У мёртвого человека она не бежала сама, была не такой вкусной и вообще не считалась пригодной для еды. Да что там для еды, ей даже не перекусывали. Но Минхён не мог себе позволить потерять Его. Только не Его. Снова, столько десятилетий, сотни десятилетий он не выдержит ждать вновь встречи с ним. Если не сейчас, то уже никогда.       Оторвавшись, парень вытирает тыльной стороной ладони рот и, надкусив свою руку, прикладывает её к полуоткрытым губам друга.       — Пей, Джей. Ты должен очнуться.       В комнате воцаряется мёртвая тишина. Казалось, что даже звуки с улицы стихли, оставив этих двоих наедине. Тело по-прежнему было безжизненно-холодным, а Минхён, отползя к стене, стал просто смотреть на него, разминая свои пальцы.       Внезапно губы Джонхёна дрогнули, а глаза медленно открылись. Он издал хриплый звук, после чего попытался аккуратно встать.       — С возвращением, Джей. — Голос Минхёна прорезал тишину комнаты и Ким Джонхён замер, пытаясь вспомнить или же осознать, что произошло. — Ты повесился, но Я вернул тебя обратно.       Джонхён медленно поворачивает голову в сторону голоса Минхёна. Его губы были до сих пор синими, как и кожа. Он выглядел ужасно безжизненно-живым.       — До сих пор веришь в Бога? — Поднявшись с пола, Минхён подошёл к нему и, усмехнувшись, присел рядом. — Теперь Я твой Бог, Ким Чхан-си.