Естественные науки

***

      Плавание длилось много дней, но было нисколько не утомительным. Солнце светило, но не обжигало, море было спокойным, ветер ровным и ласковым. Фродо часами стоял на палубе, любуясь цветом воды и белыми усами пены, расходившимися от носа корабля. Гэндальф с каждым днем будто становился моложе. Борода и волосы его по-прежнему оставались седыми, но морщины понемногу разглаживались, а спина мага распрямлялась, словно давящий груз прожитых в Средиземье лет с их заботами и трудами был снят. И сам Фродо невзначай вдруг вспомнил, что когда-то совсем недавно должно было наступить 6 октября, но эта мрачная годовщина миновала совершенно незамеченной.       В один из дней на краю неба показались облака. Они стояли ровной серой стеной, и Фродо встревожился. Но Гэндальф успокоил его. «Это не признаки бури», — сказал он и лукаво улыбнулся. Несмотря на все перемены, в привычках своих маг оставался прежним.       К вечеру корабль вплыл в частый моросящий дождь. Пришлось покинуть палубу и ужинать в каюте. Гэндальф попыхивал трубкой, дядюшка Бильбо мирно дремал. Фродо томило неясное предчувствие. Среди ночи он проснулся и с удивлением обнаружил, что к запаху моря и дождевой сырости добавился тонкий, будто цветочный аромат. Так пахли июльские липы в ширских лесах и мелкие белые цветочки под окнами Бэг Энда.       Рано утром, в рассветных сумерках Фродо разбудил Гэндальф. Вдвоем они поднялись на палубу. Все еще мелко сеялся дождь, окутывая мир вокруг серой пеленой. Чуть слышно плескалась вода в борт корабля, и Фродо замер, прислушиваясь. Ему вдруг почудилось, что в этот плеск вплетается едва уловимый напев невидимых голосов. А потом серебристая пелена вдруг распахнулась, словно оконные занавеси поутру. За ней стремительно разгоралась заря, и в ее лучах среди волн показалось белое взморье и далекие зеленые луга.       Элронд и Галадриэль с их эльфами сошли на берег, с ними отправился и Бильбо. Но Фродо маг сказал пока остаться на корабле.       — Твой путь еще не закончен, — объяснил он. — Историю твоего подвига должны услышать валар, и ты расскажешь ее сам.       — Валар?! — тихо и испуганно ахнул Фродо.       Его охватил благоговейный восторг. Он, обыкновенный хоббит из Шира, предстанет перед самим Манвэ, Высшим Королем Арды. Даже во сне Фродо не мог бы мечтать о таком. Он даже не знал, как себя вести перед лицом…       — Не пугайся, — сказал Гэндальф. — К земному величию ты уже должен был привыкнуть, а иного тебе все равно не постичь. Веди себя как умеешь.       Это ненамного успокаивало переполох в душе Фродо. Маг знай себе посмеивался.       Они достигли Благословенной Земли два дня спустя. Белые причалы Лебединой Гавани промелькнули, будто в тумане — Гэндальф взял Фродо в седло, и Скадуфакс понес обоих дальше. Казалось, конь едва касается копытами земли. Трехдневный путь он преодолел меньше, чем за сутки, и поздно ночью они остановились в городе на холме. То был Валимар, но Фродо слишком устал, чтобы что-то разглядывать. Едва для него приготовили кровать, он лег и уснул, и спал без сновидений до позднего утра.       — Нас ждут к полудню, — сказал Гэндальф, едва Фродо открыл глаза.       Что такое Круг Судеб, Фродо уже знал. Маханаксар действительно оказался круглым, но троны валар не были расставлены по всей его границе, как воображал себе Фродо, а располагались полукольцом, так что стоящий в центре круга мог видеть лица всех валар, а они — его.       Навстречу вышел воин в сияющих белых доспехах.       — Валар приветствуют тебя, Олорин! — сказал он. — Ты боролся с Сауроном намного дольше, чем я с Моринготто, однако все хорошо, что наконец заканчивается. Жаль, что на вершину своего пути ты восходишь в этом старческом смертном теле, но триумф должен быть тем слаще, чем большими трудами он достигнут.       С этими словами блистательный воин посторонился, пропуская их вперед.       — Кто это? — тихонько спросил Фродо.       — Эонвэ, вестник Манвэ, — ответил Гэндальф, и в его голосе Фродо послышалось торжество. — Ну, ему понравится моя история.       С тем они и вступили в Круг.       — Привет тебе, Манвэ, Высший Король Арды! — громким голосом возвестил Гэндальф. — Привет вам, валар! Саурон пал. И никогда больше не восстанет он вновь, ибо мощь его уничтожена. Тяжек был мой труд, но теперь он закончен.       — Здравствуй, Олорин! — послышалось в ответ.       Фродо набрался храбрости поднять голову. Он стоял прямо перед троном Манвэ, и Король Арды смотрел на него. Фродо смутился и потупился снова. Под ногами был затейливый узор из каменных плиток, лимонно-желтых, белых, серо-зеленых и синих.       — Кто это с тобой? — спросил мелодичный женский голос.       — Сопричастный моим трудам свидетель. Доля моей истории принадлежит и ему.       — Поведай нам ее. Мы слушаем тебя.       И Гэндальф начал свой рассказ с самого начала: о том, как были сотворены Кольца, и об их судьбе, и о Войне Последнего Союза… Фродо исподтишка рассматривал остальных валар. Кто есть кто, он не знал, но без труда догадывался — в конце концов, за последние два года он столько раз читал переводы эльфийских преданий, сделанные дядюшкой Бильбо.       Трон Варды Элберет был по правую руку от Манвэ. Спокойное лицо Владычицы Звезд сияло холодным совершенством. Почему-то Фродо вспомнил слова Галадриэль у Зеркала: «Красивая, как утро и солнце, и снег на горе! Пугающая, как буря и молния!» Они были будто в точности о Варде. Галадриэль никогда не стала бы такой, как она. Насколько горней была Элберет, настолько же земной выглядела ее соседка, пышная красавица в зеленом платье. На щеках ее играл нежный румянец, губы готовы были радостно улыбаться. Это была Йаванна Кементари, Дарительница Плодов, и в сердце Фродо немедленно поселились склонность и симпатия к ней. Следующий трон принадлежал Аулэ — никем другим не мог быть этот кряжистый муж, чьи узловатые руки покоились на коленях, будто пользуясь редкими свободными от трудов минутами.       У того, кто сидел слева от Манвэ, почти все лицо скрывал капюшон, прямо как у назгула. Конечно, это был Намо. Вала на троне еще левее, в отличие от остальных, выглядел зрелым, если не сказать старым; и Фродо понял, что это Ульмо. У него были пышная ниспадающая, словно струи воды, шевелюра, длинные усы и борода, и он слегка походил на Гэндальфа. Еще дальше сидел темноволосый худощавый вала с узким смуглым лицом и цепким взглядом. Он не был похож на целителя и силачом тоже не выглядел, и Фродо решил, что это, наверное, Оромэ. Остальных Фродо не рассмотрел — вертеть головой было неловко.       А Гэндальф продолжал говорить. Насупился Аулэ, слушая о падении Курумо. Опечалилась Йаванна, ибо избранный ею Айвендил и в Средиземье предпочел возиться с зверями и птицами. Оромэ тоже помрачнел, узнав, что оба его посланника бесследно скрылись где-то на востоке, забыли о своих обязанностях и хорошо если не предались Злу сами. Эонвэ зеленел от зависти чуть поодаль. Фродо устал стоять. Ноги были как деревянные, поясницу ломило, очень хотелось есть, во рту пересохло. Хорошо хоть, что в Валиноре нет тягот и печалей. Еще немного и Фродо готов был сесть прямо на пол, но тут Гэндальф произнес:       — А это Фродо, сын Дрого, хоббит из Средиземья. Я избрал его для выполнения моего плана. Он поведает вам об остальном.       От волнения всю усталость Фродо как рукой сняло. Может, ему сперва следует хотя бы поклониться? Но это, наверное, надо было делать сразу, а приветственно кланяться столько времени спустя глупо. И Фродо заговорил, сначала запинаясь, но постепенно речь его потекла плавно и уверенно. Он вспоминал все этапы своего пути, до Ривенделла, до Мордора, до Ородруина, и последний подъем на Роковую Гору, и Палаты Огня; не утаил и попытку присвоить Кольцо себе, и роль, которую сыграл Голлум.       На этом Фродо умолк, и завершение истории досказал Гэндальф.       — Такова повесть о падении Саурона, — закончил он торжественно.       И Манвэ промолвил:       — Нечасто слышим мы радостные вести из Внешних Земель. Жаль, однако, что столь многие пали вместе с ним, — добавил он с печалью, — но сражения со Злом всегда были нелегки и не всякому по силам.       Эта величавая речь как нельзя более подходила ему.       — Когда Курумо вернется, — сказал Аулэ, — я буду иметь с ним серьезный разговор.       — У меня к нему тоже будет несколько вопросов, — вставил Манвэ.       Аулэ поднял ладонь, прося не перебивать, и продолжил, обращаясь к Гэндальфу:       — А пока мне хочется кое-что уточнить. Кольцо было золотое?       Это был интерес знатока и мастера, и Гэндальф поспешил его удовлетворить:       — Самого настоящего чистейшего золота, его цвет ни с чем невозможно спутать. Я видел его собственными глазами. Но не касался! — тут же добавил он, покосившись на Манвэ.       Аулэ кивнул с таким видом, будто услышал именно то, что хотел, и обратился теперь к Фродо:       — А сейчас скажи, Фродо, сын Дрого, быстро ли текли из Ородруина те огненные реки, о которых ты рассказывал?       Впервые один из Великих обращался к нему, и Фродо даже растерялся.       — Нет, — оробело вымолвил он наконец. — Они ползли по склонам медленно. Пока у меня были силы, я успевал уходить с их пути.       Аулэ снова удовлетворенно кивнул и посмотрел на Йаванну.       — Не думаю, что они ходят быстрее смертных, — заметила она, поняв невысказанный вопрос. — Но лучше проверить. Пройдись, Фродо, так, словно ты очень торопишься.       Это было совсем не то, чего Фродо ожидал от Стихий Арды. Опешив, он сделал несколько неуверенных шагов.       — Быстрее! — вдруг рявкнула Йаванна так, что и Манвэ едва подавил желание сорваться с места.       Перепуганный Фродо пустился рысцой.       — Еще быстрее!       Фродо помчался по Кругу Судеб, как цирковая лошадь. Аулэ не сводил с него внимательного взгляда, как будто что-то высчитывая. И когда Фродо почуял, что не в силах сделать больше ни шагу, Йаванна сказала спокойно:       — Достаточно.       Красный запаленный Фродо остановился и на нетвердых ногах поплелся в середину Круга, к Гэндальфу. Пятки ныли от беготни по каменным плитам. Аулэ довольно улыбнулся в рыжую бороду.       — Ну что же, Манвэ, — сказал он, — твой посланник поведал нам интересную историю. Только одно немного портит ее, — тут Аулэ сделал паузу для пущего эффекта. — Мы услышали неправду.       Все застыли от изумления. Фродо, позабыв о своем трепете, уставился на Аулэ во все глаза. Манвэ даже приподнялся с трона. Выражение радостной ублаготворенности медленно уходило с лица Короля Арды.       — Кто усомнится в моих словах?! — возвысил голос Гэндальф, глядя на своего патрона. — Разве запятнало меня хоть малейшее подозрение? Из всех посланных только я один остался верен и твердо исполнял свое предназначение. Я привез с собой свидетеля, своими руками сделавшего часть этого великого дела, — лжет ли и он тоже?       Фродо заморгал, не зная, что ему делать: защищать ли собственную правдивость или лучше не лезть в споры великих, пока его не спросят.       — Посмотри сюда, Фродо, — раздался холодный голос, и хоббит, повернувшись, встретился глазами с Повелителем Душ.       Это было даже более жутко, чем взгляд Короля-чародея. Когда-то у Фродо нашлись силы сопротивляться Верховному назгулу, противиться же Намо было невозможно. Он беспомощно застыл, ощущая, как его разум и память выворачиваются, будто снятая одежда, и бесстрастно-придирчиво исследуются.       — Этот хоббит не лжет, — сказал Намо минуту спустя. — Он рассказал то, что видел или думал, что видит.       Фродо пришел в себя и с облегчением перевел дух. Гэндальф воскликнул торжествующе:       — Никто не может врать Намо Мандосу. Я сам готов подвергнуться его проверке прямо здесь, чтобы…       — Помолчи! — оборвал его Аулэ. Фродо перепугался не на шутку — никто в Средиземье так разговаривать с Гэндальфом не осмеливался.       — Но в самом деле, — неуверенно промолвил Манвэ, — ты, конечно, расстроен поведением своего ученика и посланника, но нельзя же из-за этого…       Но Аулэ идти на попятный не собирался:       — Может быть, мой ученик и посланник отклонился от пути истинного. Вернется — узнаем. Но он никогда не сделал бы такой ошибки. Думать, что лава неизмеримо горяча, может только невежда. Жара Роковой Горы едва хватило бы, чтобы растопить бросовую латунную безделушку. А чистого золота кольцо там расплавиться не способно.       — Ты хочешь сказать… — осторожно начал Манвэ.       — Что Кольцо Саурона цело и невредимо, как в день, когда оно было изготовлено. А значит, так же цел и невредим Саурон.       — Не может этого быть! — вскричал Гэндальф, переступив повеление молчать.       — Если бы Кольцо действительно можно было уничтожить в Ородруине, неужели ты думаешь, что Саурон, узнав о том, что оно нашлось, не поставил бы там хотя бы маленький отряд орков? Так, на всякий случай, — выждав паузу, Аулэ продолжил: — Но этот хоббит никого там не встретил. Саурон и не потрудился охранять Ородруин, потому что Ородруин для него не опасен. Саурон-то знает свойства вещей.       — Естественно, — не утерпел съязвить Гэндальф. — Ведь он учился у тебя. Как и Курумо.       — У каждого из нас были майар, которых Мелькор совратил себе на службу, — сказала Йаванна. — Разве что майар Нессы он оставил без внимания, но и то лишь потому, что они олени.       — У меня не только олени! — тут же обиделась Несса. — Это у некоторых…       — Подождите, подождите ссориться, — нервно остановил их Манвэ. — Дайте сперва разобраться. Аулэ, но если Саурон не развоплощался, то что же произошло? Сотрясение земли, падение крепостных башен и Барад-Дура, огромная темная туча — как ты объяснишь это?!       — При катастрофических извержениях еще и не такое бывает, — невозмутимо ответил Аулэ. — Развоплощения тут совершенно ни при чем. Вспомни: когда казнили Мелькора, сдвинулся ли с места хоть малый камешек? А ведь это был целый Мелькор, а не какой-то майа.       — Что же получается? — растерянно пробормотал Манвэ.       — Получается совпадение, которое твой невежественный служитель принял за успех своего плана, о котором теперь и рассказывает.       Эонвэ немедленно ввернул:       — Не может быть, чтобы он действовал с умыслом! О, простите, — тут же с покаянным видом добавил он, ибо права голоса в Круге Судеб ему никто не давал. — Я не мог слушать эти подозрения в адрес Олорина.       Манвэ исполнился сомнений.       — Это так? — строго вопросил он Гэндальфа.       Пока тот, пытаясь не измениться в лице, подбирал слова, ответил Оромэ:       — Я думаю, Эонвэ прав. Не стоит объяснять злым умыслом то, что вполне можно объяснить глупостью.       Гэндальф издал невнятный сдавленный звук. Фродо с беспокойством подумал, что магу не помешал бы стакан воды, но не знал, где ее тут берут, а попросить стеснялся. Манвэ продолжал размышлять вслух:       — Так или иначе, Кольцо где-то в недрах Ородруина. Оттуда его не вытащит даже Саурон. По крайней мере, эта часть его силы потеряна для него навсегда. Или нет?       — Конечно, золото раз в шесть тяжелее лавы, и Кольцо могло бы погрузиться в недосягаемые глубины. Но сразу началось сильное извержение, и вместе с потоками лавы Кольцо, вероятнее всего, оказалось выброшенным на поверхность. Лава остынет, вода и ветер понемногу разрушат ее, и Кольцо, которое Олорин объявил уничтоженным, снова вернется в мир. А значит, и к Саурону. Он обрадуется этому тем больше оттого, что противодействовать ему будет некому.       Половины из того, что говорилось, Фродо не понимал, потому что слышал такие слова впервые в жизни. Еще четверть он не понимал с перепугу: спор Стихий над самой головой — это было слишком много для маленького хоббита из Шира. Но та четверть, которая оставалась доступной его разумению, потрясала и ошарашивала. Фродо был уверен, что эта долгая, в тысячелетия длиной, история уже закончена, а сейчас оказывалось, что ничего подобного. Что же теперь будет?! Гэндальф опирался на посох, как старик на клюку. В свое время Саруман, встреченный на дунландской дороге, выглядел намного бодрее.       — Это в любом случае была ужасно дурацкая идея, — неожиданно сказала Вана.       Все повернулись к ней с таким недоумением, словно вдруг заговорила статуя. Вечно-юная если и приходила в Круг Судеб, то лишь для того, чтобы украшать его собой. На советах она скучала, перешептывалась с Нессой, полировала ногти и присоединялась к мнению большинства. Вот и теперь Вана пошевелила пальцами, полюбовалась игрой солнечных бликов на безукоризненной гладкости ногтях и наконец подняла безмятежный синий взор на собрание.       — Если в кольце действительно заключена часть силы Саурона, — пояснила она, — то плавить его — идея глупее не придумаешь. Это же очевидно.       Все снова недоуменно переглянулись. Оромэ сидел с непроницаемым видом. Это внезапное выступление озадачило его не на шутку. Теперь он даже не мог представить, чего еще можно ожидать от своей прелестной супруги.       — А мне не очевидно, — сказал Тулкас. — Почему глупо-то? Нет кольца — нет проблемы.       Остальные валар вздохнули с облегчением. Им тоже было неочевидно, но спрашивать самим было неловко. Вана посмотрела на Тулкаса снисходительно:       — Потому что, расплавив кольцо, ты уничтожишь что?       — Ясен пень, что! — ответил Тулкас. — Кольцо и уничтожу.       — Вот именно, — кивнула Вана хорошенькой белокурой головкой. — А сила, которая была в нем, останется. Силу невозможно расплавить. Она неуничтожима. Теперь понятно?       — Что я, дурак, что ли? — воскликнул Тулкас. — Конечно, понятно. А сила куда денется? — тут же спросил он.       Вана пожала плечами:       — Рассеется в окружающий мир. Общее количество зла останется прежним.       — Что, по-твоему, надо было делать? — спросил Манвэ.       В голосе его отчетливо слышалось недовольство — даже далекая от какой бы то ни было мудрости златовласая цветочница оказывалась умнее.       — Очевидно же, — отвечала Вана. — Конечно, привезти кольцо сюда и отправить туда же, куда отправили и Моринготто. За Двери Ночи, вон из Арды. Та часть силы Саурона, которая заключалась в Кольце, удалится из мира навсегда.       — Умница! — воскликнул Оромэ.       Вана томно улыбнулась ему и снова приняла прежний скучающий вид. Сделалась тишина. Манвэ погрузился в раздумья, остальные ждали. Фродо набрался смелости и осторожно потеребил Гэндальфа за рукав. Но маг взглянул так, что хоббиту немедленно вспомнилось Око. Хотя даже оно в свое время глядело на него ласковее.       — Се мое решение, — произнес Манвэ. — Я верю, что ты, Олорин, не имел злого умысла, но лишь заблуждался по неведению. Однако и сделанное в неведении должно быть исправлено. Твоя миссия не закончена. Ты вернешься в Средиземье и отыщешь это Кольцо, и привезешь его сюда, чтобы мы могли удалить зло Саурона из Арды.       — Да ведь мне на это потребуются тысячи лет! — не выдержал Гэндальф. Манвэ только печально вздохнул. — А если Кольцо все же осталось в Ородруине? Как я вытащу его из огня?!       — Любой вулкан когда-нибудь потухает, — заметил Аулэ. — Потухнет и Ородруин.       Эонвэ вывернулся из-за трона начальства и, демонстративно поглядывая на Гэндальфа, что-то зашептал в ухо Манвэ.       — Твои белые одежды, — продолжил Манвэ свою речь, — будут только мешать тебе, поэтому вернись к прежнему твоему цвету.       Эонвэ с чинным видом вручил Гэндальфу неприметную серую хламиду.       — Попомнишь ты у меня, когда вернусь, — процедил Гэндальф, переодеваясь в рубище.       Если бы взгляд и голос могли убивать, Эонвэ уже покинул бы Арду. Но он как ни в чем не бывало забрал у Гэндальфа белый плащ и ответил елейно:       — Хотя бы к Дагор Дагорат вернуться успей.       — Когда объявится Курумо, — говорил меж тем Манвэ, — мы тоже отправим его обратно. Если он действительно виноват, пусть искупит свою вину. А если нет, вместе вам будет веселее, и вы быстрее закончите.       — И он опять будет главой истари?! — вскричал Гэндальф.       — Разумеется, — подтвердил Манвэ. — Ведь задача истари по-прежнему не выполнена. Корабль, на котором ты прибыл, отвезет тебя обратно, — закончил он.       Гэндальф побрел прочь. В Круге Судеб остался только одинокий и растерянный Фродо.       — А с ним что будем делать? — спросил Намо, и по спине Фродо пробежал холодок.       — Тоже обратно закинем? — безучастно отозвался Оромэ.       «Не надо меня обратно! — хотел крикнуть Фродо. — Я даже дом Сэму отдал, мне там даже жить негде!» Но слова застряли у него в глотке: обратно в Шир еще не так страшно — пустит Сэм пожить. Но «обратно» могло означать обратно в Мордор, снова маяться там с этим проклятым Кольцом. И Фродо заплакал. Глядя на него, Ниенна заплакала тоже, из жалости и сочувствия.       — Пусть остается, — сказал Манвэ. — Он рассказывает интересные истории. Я с удовольствием послушаю еще.       — А я буду его учить, — сквозь слезы просияла Ниенна.