Та самая Саша

      У Саши Браус высокий хвост на затылке, потрепанная сумка на плече и ботинки фирмы «Grinders» с рисунками художников эпохи раннего ренессанса. К искусству она, однако, более чем холодна. Пару раз бывала на выставках работ Эдварла Мунка, куда ходила на свидание с двумя разными парнями, и то исключительно ради бесплатных канапе и розового шампанского. Но, спустя время, выставка картин уехала, свидания из высокоинтеллектуальных перетекли в разряд интересных, и жить стало проще. Саша даже вновь зарегистрировала анкету в Тиндере, ожидая приглашений оказаться в каких-нибудь заведениях съестной направленности. С Конни у Саши нет отношений. Они не более чем просто друзья, которым периодически весело оказаться с утра в одной кровати. Конни пьёт как не в себя, в голове у него ветер, а в жопе дым. По крайне мере, так говорит его мама Саше, когда она оказывается на семейном празднике в честь его дня рождения. Он представляет её своей невестой, и они охотно верят, во всю разглядывая высокую, стройную девку, с большими глазами и курносым носом. Саша широко улыбается, но больше не от радости, а от смущения. В конце концов, никакая она не невеста, даже не девушка, просто мама Конни слишком настойчивая и хочет, чтобы он побыстрее остепенился. Сам же Конни хочет больше виски в стакане с колой, хочет большой «косяк», хочет гонять побитый жизнью «додж чарджер» и хочет Сашу, особенно после виски. Вдвоём им более чем весело. У неё в квартире стена обклеена фотографиями с полароида: цветными и черно-белыми, с друзьями, с парнями, с родителями и много-много снимков с Конни. Есть снимки с Майями, есть снимки с Кубы, как-то раз они даже добрались до Европы и побывали в Дортмунде. Конни налопался пива перед матчем «Боруссии Дортмунд» и кричал на нём так громко, что по итогу сорвал голос и всю оставшуюся поездку хрипел и не мог нормально закурить, расходясь сухим раздражающим кашлем. Саша посмеивалась и радовалась возможности хотя бы раз в жизни не быть постоянно перебитой и недослушанной. Спрингер слушать не умел, точнее, слушать мог, а усваивать информацию больше пяти секунд вряд ли. Поэтому, когда она говорит, что незнакомые парни в очереди за кофе нахамили ей, и даже умудрились ударить её по щеке, то Конни бросается в бой не задумываясь и, конечно же, не дослушав. Браус только потом, когда вытирает его лицо от грязи, а разбитый нос аккуратно обклеивает пластырем, говорит, что успела с ними разобраться на месте, вылив одному идиотку в лицо горячий кофе, а второго шлепнув подносом прямо по лбу. Спрингер смеётся, придерживая пальцами переносицу: эта дама явно не даст себя в обиду. Защищать Сашу не было нужды, как и любить её. Она ничего не требовала, кроме, разве что, оплаты её счетов в кафе, ресторанах и магазинах, да, в общем-то, везде, где они умудрялись поесть вдвоем. Саша была неприхотлива в плане инициативы: встречи назначала сама, места выбирала сама, сама решала — будет ли сегодня у них секс или нет, а Спрингеру оставалось только подчиняться ей, да и, честно говоря, сопротивляться не хотелось. Он забирал её на машине из дома и возил везде, куда она захочет: к побережью Тихого, в лес, в парк развлечений, в торговый центр и даже в другие города. Иногда украдкой бросал на неё взгляды, пока Саша увлеченно смотрела на пролетающие мимо пейзажи. Её хвост трепал ветер, а лямки легкого сарафана призывно сползли на руки, оголяя плечи, показывая темную родинку на загорелой коже, и в сотый раз говорил себе что, нет, ему совсем не нужно любить её, чтобы она всегда была рядом. А потом Саша Браус исчезла. В университете, на доске объявлений, появилась её фотография и детальное описание внешности, даты, когда она последний раз выходила на связь и кто её видел. Конни сминал в руке распечатанный листок, медленно курил и как будто хотел взглядом прожечь дыру в этом куске бумаги. Она смотрела на него с фотографии все так же улыбчиво, не оголяя зубы и слегка прищурившись, как будто усмехалась над ним. Алкоголь перестал быть для него отрадой и превратился в панацею, за руль он садился все реже и реже, количество наркотиков увеличилось, и белки глаз налились кровью до самых краёв. Прошла осень, зима, объявление на доске истерлось и не обновлялось. Про Сашу Браус все, потихоньку, забывали, пока она не появилась на пороге аудитории в один из последних дней апреля. Коротко стриженная, волосы чуть ниже ушей, тощая и бледная, с отпечатками избиения на юном теле и заклеенным глазом. Она с прыгающей интонацией попросила разрешение сесть и молодая аспирантка, растерявшись, пробормотала что-то невнятное и Саша плюхнулась на первую парту. Со Спрингером же они столкнулись спустя неделю после того, как она первый раз объявилась на учебе. Сейчас её жизнь состояла из походов в суды, дачи показаний и интервью, она механически рассказывала одну и ту же заезженную пластинку: «я была в аду больше ста восьмидесяти дней… моего мучителя звали Ален, но он хотел, чтобы я звала его Марком, когда насиловал меня…я убежала, он напился и уснул, оставив ключ в замке…». И когда Конни впервые увидел её лицо по телевизору то решил, что окончательно поехал крышей. Даже выбросил недокуренный «косяк» в ведро, а на следующий день воочию увидел подругу в пустом коридоре. Саша смотрела на него, казалось, бесконечно долго, а он растерянно хлопал ресницами и не решался подойти ближе, боясь, что она растает как мираж в пустыне. Но когда галлюцинация зарыдала крокодиловыми слезами, то все сомнения рассеялись. Она цеплялась руками за его футболку, сдавленно всхлипывая ему в плечо. Саша дома, Саша снова с ним и они обязательно поедут к океану на старом додже, потом будут объедаться яблоками в карамели и пить фруктовое пиво, а затем он обязательно сделает ей предложение и больше Браус не исчезнет, никуда и никогда.