Стокгольмский синдром

      Казалось, время специально издевалось, оттягивая желаемое: автобус прибыл с опозданием, потом застрял на углу из-за маленькой аварии, а на подходе к дому Салли ещё и выронил ключи прямо в снег, пока боролся с ржавой калиткой. Подарок приятно тяготил руки, и юноша даже одёрнул себя, понимая, насколько это глупо с его стороны. Всего лишь вынужденный дар от одноклассницы, один из обычных ритуалов рождественского праздника, ничего не значащий для других. Да и ему не десять лет уже.       Но не когда у тебя жизнь в серых полосах одна грязнее другой.       Угодив ногой в выбоину на пороге, Сал мысленно дал себе по голове. Прекрати вести себя как идиот. Нарочито медленно положив вещи на журнальный столик, юноша сначала сходил переоделся и поставил чайник и только потом вернулся к подарку.       Интересно, что внутри?       Пока колледж сотрясала вся эта сверкающая мишура, Салли только и видел, как ребята носились с поздравлениями. Редкий период, когда вокруг улыбок больше, чем перед летним выпуском, даже преподаватель махнул рукой на красные шапочки у половины класса. Рождество всё-таки. И всё-таки какое-то чудо, что ему — ещё и после инцидента! — приготовили подарок. Пусть даже и в добровольно-принудительном порядке.       Подарок Эрики был чуть больше, чем книга, и довольно плотный, насколько можно было почувствовать сквозь упаковку. Но вряд ли это книга — такие вещи можно дарить только зная наверняка вкусы конкретного человека, а тут они и знакомы-то были условно. Посверлив взглядом свой сюрприз ещё недолго, юноша начал вскрывать обёрточную бумагу.       Какая-то коробка. Немного пришлось повозиться с ленточкой, но Сал быстро с этим справился, предвкушая. Шорох последнего упавшего лоскута, и…       Ржавая заточка вонзилась под дых.       Он почувствовал, как задыхается.       «Маленькая Леди», набор косметики для девочек.       Проходит не одна минута, а Салливан всё молча глядит на «подарок», пока опомнившиеся эмоции не сносят его душевное равновесие, сбивая у самых ног. Юноша сжал пальцы так, что коробка погнулась. Вот как, да? Эрика Томпсон, ты та ещё стерва.       Обида и разочарование захлестнули удавкой под самое горло. Сал резко встал, швырнув издевательский сюрприз на столик. Цветная обёртка рассыпалась по полу. Врубив телевизор на полную, юноша поплёлся к себе в комнату.       Двадцать два шага, дверь, кровать и запылившаяся гитара. Салли остановился посреди комнаты, глядя на музыкальный инструмент. Ещё через пару минут он завалился спиной на покрывало прямо в обуви, прикрывая слезящиеся глаза, а пальцы скользнули по холодным струнам, выворачивая наизнанку воспоминаниями тех дней, которые никогда не вернуть.       — Са-ал-ли-и…       Парень соскочил в холодном поту, едва не выколов себе единственный уцелевший глаз грифом гитары. Телевизор опять сбился помехами, а по всему дому расползлась колючая тьма. Очередной кошмар. На часах нет даже трёх утра, а завтра последний учебный день.       Шуршащая зернистость с первого этажа втирается песком в виски, и Салли нехотя поднимается с кровати, прихватив с собой гитару. Почему-то с ней спокойнее. Но ведь это такая глупость.       Салли с трудом настраивает антенны, заваривает себе чай, истратив на это двадцать семь шагов, по девять в каждую сторону. Обжигающий глотку чай какой-то мерзотный на вкус. Спать хочется, но в то же время не хочется, поэтому юноша, недолго погипнотизировав какую-то передачу о животных, решил остаться в гостиной. Пальцы мгновенно возвращаются на струны, перебирая их в знакомых мелодиях, так по-мазохистски всковыривая раны кровоточащей души. На последнем аккорде юноша слышит, как скрипит подвальная дверь.       Но он не обращает на это никакого внимания, продолжая играть.       Нечто, поклацывая коготками по полу, подкрадывается со спины, хрипя в затылок. Салли прикрывает глаза.

***

      — Эй, смотри-ка, наша страшила идёт!        Блять.       Собственно, это всё, о чём успел подумать парень, прежде чем ему в затылок со всей дури врезался снежок. По башке как будто ударили битой, а в глазах расплылось от боли. Снежок был смят до состояния льдистого шарика и даже не рассыпался от столкновения с твёрдым объектом. А уж сила, с которой он был пущен, и вовсе не вызывала сомнений, с чьей руки это прилетело. Экстрасенсом быть не надо. Не оборачиваясь, Сал ускорил шаг, надеясь, что треклятое Рождество всё-таки смилуется над ним и над настроением придурков-одноклассников, и хотя бы сегодня его оставят в покое.       К сожалению, праздничный мандраж и общая веселуха возымели прямо противоположный эффект. Все были навеселе и уже жаждали отправиться домой, в свои семьи и места тусовок, к ломящимся от еды столам и теплу разогретых каминов. Но всегда найдётся индивид, которому неймётся даже в такой день.       Сперва всё шло не так уж и плохо (для дня, в котором плохо абсолютно всё). Это была пара биологии, вернее, перерыв. Пока класс собирался на обед, Салливан предпочёл остаться в кабинете. Сидящая по диагонали Томпсон пришла как ни в чём не бывало, ни разу не глянув на парня, словно он пустое место. Разумеется, он и не ждал чего-то особого, но обжигающий гнев внутри на истоптанную веру в человечество, исходящий от юноши с протезом, наверное, нельзя было не почувствовать. Сперва он хотел подойти к девушке и высказать всё, что думает. Глядя в глаза, а ещё лучше швырнуть её подачку обратно. Но потом какая-то апатия похлопала его по плечу, скучающе прошептав, что ничего от этого не изменится: никого совесть не проймёт, мир не подобреет от его пламенных речей, и шторки идиотизма не спадут с глаз одноклассников. Скорее всего, Салли просто поднимут на смех. Это ещё в лучшем исходе. Если рядом будет Флетчер — так просто Фишер не отделается.       Задумавшись, Сал до того пристально сверлил взглядом спину девушки, что не заметил, как на него обратили внимание совершенно с другой стороны.       Стоило последнему ученику собраться и выйти в коридор, а Салли приготовиться к переходу в другой кабинет, как тяжёлая рука схватила его за шкирку и куда-то поволокла. Юноша настолько растерялся, что не сразу сообразил сопротивляться, а как дёрнулся, было уже поздно — его впихнули внутрь помещения с неприятным запахом. Фишер затравленно огляделся. Школьный туалет. Место, которое любой здравомыслящий лузер обходит стороной.       Салли таки выкрутился, но неудачно — спиной к противоположной от выхода стене. В руках парня каким-то чудом осталась ручка, и Фишер машинально щёлкнул кнопкой, чтобы в случае чего она не воткнулась ему куда-нибудь, когда он будет падать (а падать он сейчас явно будет).       — Чё, уродец, пялишься на прекрасное, чтобы подрочить вечерком? — гыгыкнул Рой, сплюнув на пол и оскаливаясь улыбкой.       Надо было просто промолчать. Скорее всего, ему бы пару раз вдарили (не особо сильно, наверное) и оставили так. Всё-таки макать головой в толчок — это край. Но что-то разрастается внутри, и Сал не может это остановить.       Промолчи. Просто. Потерпи.       Молча!       — Спасибо, что поделился своими планами на вечер, но я как-то и не спрашивал, — вырвалось у Фишера прежде, чем он успел прикусить язык.       Но слова уже вырвались, и, к сожалению, даже протез не заглушил их, отчего чужие пальцы на кофте сперва застыли, обрабатывая сложную информацию, а потом до Роя дошло, что его подъебали.       Дальше рвануло, как заложенный динамит.       Юношу с протезом вздёрнули на ноги с такой силой, что ручка отлетела в сторону. Сал нырнул под локтем, надеясь вырваться, но не вышло: с рычанием озверевшего кабана капитан футбольной команды схватил его за грудки и припечатал к кафелю со всей силы.       — Осмелела, Салли?       В этот раз Фишер промолчал, потому что воздух напрочь вышибло из лёгких, а голова мотнулась болванкой, прикладываясь затылком.       Короткий рывок — и Сал согнулся пополам, охнув от боли: Флетчер с размаху ударил ему кулаком в живот.       — Оч… чень оригинально, — прохрипел юноша, а мысленно дал себе затрещину: что за жалкий героизм? Его сейчас тупо изобьют, а он ещё выёживается против того, кто его может раскатать, как блинчик по полу!       — Рой, ну ты где там? — раздалось в дверях, и Сал похолодел, корчась на полу от второго удара. Это были дружки Флетчера. Ему конец. — Оп-па, нихрена ты его… — присвистнул парень.       Ещё двое прошли в уборную. Сал слышал, как прикрылась дверь. До звонка ещё минут пятнадцать. Чисто в теории, если брать в расчёт время, которое потребуется, чтобы избавиться от тела, то убить его не должны. А вот покалечить — запросто.       — А он точно не баба? — с сомнением спросил кто-то, пока Салли, покачиваясь, поднимался на ноги.       — Скорее всего… пищит как девчонка. И эта стрёмная штука меня бесит, — сплюнул повторно Рой. Сал совершенно не к месту подумал о верблюдах. Слава богу, не вслух. — А чё, правду говорят, твоя рожа настолько страшная, что твой сосед покончил с собой, чтобы ему кошмары не снились, а, Кромсали?       Юноша с голубыми волосами промолчал, выпрямившись напротив уже троих противников. Ситуация безнадёжна. Загнан в угол без единой возможности ускользнуть.       — Что, выёживаться больше не хочется? — поинтересовался (о)дноклассник.       — Прогноз на вашу реакцию слишком тривиален, чтобы озвучивать это вслух.       Парни недоумевающе переглянулись.       Ты мертвец, Салли.       — Снимай эту хрень, — вдруг шагнул к нему Флетчер.       Сал попятился. По идее, его сейчас должны были отмутузить и бросить, но, видимо, сногсшибательный сарказм оказался слишком сложен для восприятия обезьяних умов спортивного клуба. Парни лишь дружно двинулись на юношу.       — Ты глухой? Мы хотим глянуть на твою рожу, страшила.       — Нет… — непроизвольно вырвалось у Сала, когда спина наткнулась на тупик.       — Чё, ты прикалываешься?!       — Отвалите! — повысил голос Фишер, чувствуя лёгкие ноты истерики в своём голосе.       — Держите его, — скомандовал Флетчер.       — Нет!..       Запястья скрутили в мгновение ока, а по животу прилетело ещё раз. Пока Сал собирал зрение на место, шатаясь от тошноты, Рой Флетчер навис над ним стеной. Загнанный в угол парень попытался извернуться, замотав головой, но сделал только хуже — одна из застёжек расстегнулась, угрожающе приоткрыв тайну искалеченного прошлого.       Рой Флетчер шагнул ближе.       В этот момент Сал прекратил кричать и рыпаться. Он знал, что бесполезно — никто не придёт на помощь, никто не спасёт. Держащие его мудаки даже напряглись, ожидая подвоха, когда жертва перестала пытаться сбежать, покорно замерев, выжигающе глядя своими голубыми глазами на врагов. Флетчер схватился за пластиковое лицо без особых церемоний и просто сдёрнул протез наверх, выдрав пару волос.       Кривая усмешка перечеркнула губы.       — Вот блять!..       Протез с глухим стуком ударился о кафель, отлетая куда-то под дверь одной из кабинок. Держащие юношу ребята заинтересованно заглянули вперёд — а что же там?.. И как один отшатнулись, словно задели прокажённого чумой.       — Твою мать!       — Реальный пиздец…       Дальше Сал помнит мутно. Кажется, звонок сдул идиотов на урок, а может, они просто побрезговали марать руки. Салливан сдвинулся с места не сразу — стоял, сгорбившись у кафельной плитки, а внутри расцветала ядом боль, кусочками стекла бережно вырезающая душу под самым корнем.       Что ж, это должно было произойти. Рано или поздно — всегда происходило. После этого начиналась травля, и Генри приходилось переводить сына в другую школу.       Папы больше нет. Согласно закону — двенадцать лет не покидать пределов Нокфелла ни при каких обстоятельствах.       Салли медленно отлепился от стены и пихнул дверцу кабинки, подбирая протез. Словно оторванная кожа возле бачка унитаза. Как символично.       Подняв своё «лицо», парень медленно повернул протез, глядя на него, а перед глазами, как в тумане, всплывает одно из худших воспоминаний…

***

      …два года назад. Почти идентичная ситуация: когда его из одиночной камеры перевели в общую, к толпе дикошарых отморозков, отбывающих свой срок за настоящие зверства и преступления.       — Космы как у девчонки, — слышал он, каждый раз проходя мимо общего зала или во дворе.       — А это точно не тёлка?       — Я бы трахнул…       На последних словах юноша покрылся липким страхом. Пустые взгляды, которые, ехидно посмеиваясь, провожали его каждый раз подобно своре голодных гиен, лишали даже временного покоя. Кажется, тогда он стал пропускать обеды в столовой, где и так кормили не комильфо. Хотя рёбра и без того давно проступили под кожей.       А потом его поймали. Просто вдарили по затылку и потащили куда-то в одну из камер. Сал пробовал кричать и вырываться, но куда ему, тощему подростку, против рослых мужиков?       Ворот тюремной робы треснул за мгновенье. Из глаз текли слёзы беспомощности, а тонкие руки едва не вывернули с суставами. Мозг же вообще отключился, страшась признавать, что сейчас с ним сделают.       — Блять, сисек нет. Парень.       — Да не похеру ли? Тебе не обломится ещё лет так пять.       — И то правда, — хмыкнул здоровяк. — Только эта хуйня меня бесит, ну-ка…       Звуки блевотины, матюки, чей-то свист. Протез снова на полу, волосы растрёпаны, комбинезон разодран, тело в мурашках, а самого колотит от дрожи. Сал сидит на чьей-то койке, с трудом соображая, что только что чуть не произошло, а потом его сгибает в конвульсиях.       Смешок вырывается из разодранных губ. Потом ещё.       А потом он задирает голову к потолку, хохоча в голос, а слёзы текут по исполосованным щекам, впитываясь истерикой. Насколько же он омерзителен, что сидящие за решёткой ублюдки побрезговали его телом, увидев лицо?       И он не знает, что из этого хуже, отвратительнее и больнее, продолжая смеяться эхом тюремной камеры…

***

      Сал опустил руку с протезом и зашаркал к умывальникам. Не успел он даже раз зачерпнуть в ладони воду, как дверь в туалет открылась.       — Вот чёрт! — вскрикнул кто-то.       Салли нарочито медленно, не разгибаясь над раковиной, повернул голову в сторону входа. Парень, что застыл в дверях, попятился, не зная, чего испугался больше: изуродованного лица, байки о котором и близко не стояли к истине, или же холодного взгляда голубого льда, который пронзал насквозь замораживающим копьём из-под растрёпанной чёлки. Споткнувшись о порог, ученик вылетел в коридор, забыв о том, что хотел справить нужду. Хлопнула дверь. Тишина.       Оставшийся вновь наедине с собой Салливан вскинул голову к зеркалу, рассматривая отражение, которое не хотел бы видеть никогда.

Урод                                                                          Ничтожество

             Кромсали                        Страшила

Кошмар                         Фрик

                                     Чудовище                               

Отвратительный

Гадкий

Мерзкий

            

Убийца

                               Психопат                                            Урод

Мерзавец

Монстр

Убогий       Казалось, он слышит эти выкрики, как ведьма, приготовленная к сожжению на костре в лапах инквизиции.       Урод, урод, урод, урод, уродуродуродУРОДУРОд!!!урОДУРоДУРОДУРОД!..       Кулак со свистом врезается в зеркало. Больно. Алая линия, искажённая десятком отражений, просачивается в трещины.       Одна из дверок туалетной кабинки приоткрывается с тягучим скрипом, почавкивая чем-то подхихикивающим из бачка. Салли отдёргивает кулак от разбитого зеркала и дёрганым жестом открывает кран с водой на полную, так, что брызги посыпались во все стороны. Набрав полные ладони воды, он зажимает её у рта и кричит — кричит, что есть сил сквозь окровавленные пальцы. Где-то за маленьким окошком начинает лаять собака.