Я был прав.

Темно-синее полотно неба светлеет, окрашивается в золотисто-розовый у самого горизонта, оповещая о скором наступлении утра. Пора прощаться. — Почему ты так холоден? — Вырывается из уст Торина прежде, чем он успел осмыслить свой вопрос. — Выражайся точнее, гном, — Трандуил кинул обжигающе-ледяной взгляд голубых глаз на собеседника. Пальцы эльфийского короля ловко застёгивали мелкие пуговички на замудреном костюме. Бледная атласная кожа скрывалась под дорогими тканями, и Дубощит был готов на многое, лишь бы это происходило медленнее. И так было каждый раз. Каждый чертов раз эта лесная фея выгибалась, поддаваясь всем телом под грубые ласки, каждый раз эти блятские голубые глаза становились теплее, и во взгляде их мелькали чувства, каждый раз с этих прекрасных губ слетали похабные стоны, и каждый чертов раз, с наступлением утра, все это исчезало, маска холодного пренебрежения вновь находило своё место на бледном лице, глаза вновь обретали ледяную прохладу, а губы искривлялись в ядовитой ухмылке. Порой Торину казалось, что ему знакомы два совершенно разных Трандуила: один нежно вплетает свои длинные тонкие пальцы в густые чёрные с проседью волосы гнома, а другой восседает на троне, всем своим видом излучая презрение. И к сожалению, после первого всегда появлялся второй. — Ты понял, о чем я. Я ведь видел, что ты можешь чувствовать, так почему ты каждый раз запираешь свои чувства. Я готов поклясться, что ты испытываешь ко мне примерно то же, что и я к тебе. Так почему же ты скрываешь это? — И что я по-твоему испытываю? — Лесной король повернулся к собеседнику уже полностью облачённый в свои одежды, лицо его не выражало ничего, кроме высокомерия и наигранной скуки. — Любовь, — Ответил Торин, заглянув в глаза эльфа, пытаясь найти в этой светлой синеве подтверждение своих слов. — Я испытываю её к тебе, и мои чувства взаимны, не так ли? — А ты много о себе возомнил, Дубощит, — губы мужчины изогнулись в ядовитой усмешке, — я никогда не любил, и никогда не смогу полюбить жалкого гнома. — Ты говоришь это так, будто нас ничего не связывает, будто не ты был подо мной, будто я не видел, как ты смотришь на меня, а ты, как я на тебя, — Гном вспылил. Его действительно раздражало это поведение остроухого, ему действительно хотелось наконец просто увидеть его улыбку при свете дня, хотелось переплести их пальцы, утонуть в прекрасных голубых глазах, не боясь удариться об лёд. Но не все идёт так, как нам хочется. — И что? Это значит, что я люблю тебя? — Голос эльфа сорвался на крик. — А ты не задумывался о том, что приносит любовь? Не задумывался, что мне уже далеко за тысячу лет, а впереди меня ждёт и того больше. А сколько проживешь ты? Еще лет восемьдесят? Сто? От силы сто десять? А что потом мне делать с этой любовью, которую ты так жаждешь от меня получить, ты думал? Ты хоть представляешь, как тяжело хоронить любимого? А мне придётся тебя хоронить! — Несмотря на то, что маска безразличия и злости все ещё крепко, как влитая, держалась на красивом лице, по бледной щеке скатилась одинокая слеза, блеснувшая под светом первого рассветного луча, и, скатившись по выточенному подбородку, разбилась о каменный пол. — Тран... — Выметайся, — прервал эльф мужчину, вытирая тыльной стороной ладони со щеки мокрую дорожку, — уходи и никогда больше не возвращайся. Стража! Эльфы, облачённые в доспехи увели совершенно не сопротивляющегося гнома из покоев короля. Если бы Трандуил знал, что будет в будущем, он, наверное, не прогонял бы гнома так поспешно, возможно, он даже уступил бы ему. Нет, эльф не признался бы ему в ответных чувствах, он и себе-то в них не признается, но он хотя бы попытался проявить симпатию. Возможно этого бы хватило гному. Но гномы сбежали из темницы. «Ушёл, — пронеслось в голове эльфа, — как я ему и велел». Вот только от чего-то радоваться этой покладистости королю не хотелось. А потом его оповестили о гномах, отвоевавших Эребор, об убитом человеком драконе. И о драконьей болезни, охватившей Торина Дубощита. «Гномы алчны, — говорил когда-то отец Трандуила, — ради золота они готовы на все. И в этой своей жадности они почти безнадёжны. Почти. На своём веку я встречал лишь несколько гномов, которые готовы были пожертвовать любыми богатствами во имя любви, дружбы, семьи. Но гнома, потерявшего любовь, уже ничего не спасёт». Сердце Трандуила болезненно сжалось при воспоминании отцовских слов и последнего разговора с Королем-под-горой.

***

«Он уже не тот Торин, которого я... Которого я знал». — Пронеслось в голове эльфа, когда он со своей армией и армией жителей Озерного Города окружили гору. Дубощит и правда изменился. В его темно-синих, как ночное небо, глазах не осталось ничего, кроме жажды наживы. Нет больше того огня желания, что горел в его взгляде при виде обнаженного эльфийского короля, нет больше той нежности, которой он одаривал всех, кто был ему дорог. Нет больше Торина Дубощита, есть только Король-под-горой. Нападение орков было внезапно, отправив своих воинов сражаться, он и сам не отсиживался в стороне, ловко орудуя мечом. Он слышал, что Торин вроде как вышел наконец из своей горы и поспешил на помощь к кузену, но Трандуил все ещё не мог выкинуть из головы образ нового гномьего короля, который слишком сильно отличался от того гнома, которому когда-то было позволено находится с эльфийским королём в одних покоях. Множество эльфов погибло в этой схватке, и Трандуил не мог потерять больше. Не мог вновь обрекать свой народ на страдания. Но, похоже, у Тауриэль, преградившей ему путь, были иные взгляды. — Все гномы погибнут там, — в глазах рыжеволосой застыли слезы. Похоже её действительно волновала судьба этих коротышек. — Да, они умрут, — произнёс Трандуил. — Сегодня, завтра, год спустя или через сотню лет. Какая разница? Они смертны. — Он вспомнил свой разговор с Дубощитом, от чего в груди болезненно защемило. — Вы думаете жизнь эльфа ценнее их жизней? — Девушка вскинула свой лук, направив стрелу на своего короля. — Хотя живёте без любви. В вас нет ни капли любви. — Произнесённые ею слова были полны ненависти. И Трандуил не мог позволить такого отношения к себе. Он одним лёгким движением разрубил лук, приставив острие меча к эльфийской шее. — Да что ты знаешь о любви? — Он взглянул в глаза эльфийки. — Ничего. Твои чувства к этому гному ненастоящие. — Он и сам не до конца понимал, к кому именно обращены эти слова, к Тауриэль, привязавшейся к племяннику Торина, или к самому Трандуилу, который, несмотря на все свои слова, не мог отделаться от странного, давно забытого чувства, пронизывающего грудь, при одном только упоминании хмурого предводителя гномов. Ну или того, кем он когда-то был. — Думаешь это любовь? Ты готова умереть за неё? — Он наклонился ниже, заставляя холодный металл меча прикоснуться к женской шее, но в её глазах он увидел то, чего увидеть совершенно не ожидал. Она готова. Понимание накатило на него холодной волной. Он тоже готов. Прежде, чем он успел отнять клинок от шеи Тауриэль, за него это сделал его сын. Леголас что-то сказал отцу и ушёл, уведя рыжеволосую эльфийку с собой, оставив короля. Было сложно осознавать свои чувства, когда он совершенно этого не хотел, но внутри будто кто-то разрушил дамбу, сдерживающую все это время тот океан чувств, что находился в эльфийском короле.

***

Рыжеволосая эльфийка склонилась над бездыханным телом гнома. Её плечи вздрагивали в такт кротких всхлипов, она плакала. Заслышав шаги, она подняла своё заплаканное лицо, посмотрев на своего короля. — Если любовь такая, я не хочу любить. Избавьте меня от неё, пожалуйста, — её взгляд, её голос, весь её вид излучал боль и отчаянье. В этот момент она хотела стать такой же холодной и бесчувственной, как Трандуил, не подозревая, что и в нем кипят чувства. — Почему... Почему мне так больно? — Слезы, стекавшие по её щекам, падали на мертвецки бледное лицо Килли. — Потому что она настоящая, — ответил эльф, понимая, что и его чувства к Торину такие же. Видя, как Тауриэль целует безжизненные губы возлюбленного, Трандуил был готов проклясть всех существующих и несуществующих богов, за то, что те дали им возможность любить смертных, обрекая на страдания.

***

Он хотел увидеть Торина. Хотел заглянуть в его глаза и убедится, что слова гномов верны, он вернулся, он скинул с себя наваждение драконьего недуга. Хотел прижать этого наглеца к ближайшей стене и впиться в губы грубым поцелуем, выплескивая через него все своё недовольство и негодование, накопившееся за последнее время. Хотел почувствовать его горячие руки на своём лице, в волосах, на теле. Он должен ему многое сказать. Должен. Трандуил ходил по полям сражений, но не видел того, кого искал. Да и, как не странно, ему не встретился ни один гном(или хоббит) из тех, кто сопровождали Дубощита, и Митрандира видно не было. Внезапно чуткий эльфийский слух уловил голос серого мага, и Трандуил направился в ту сторону, откуда он звучал. Даже если Торина там не окажется, был шанс, что маг знает о его местоположении. — Митрандир, — подойдя, обратился король, — мне нужно поговорить с... — Эльф осекся, увидев тело короля гномов, безжизненно лежащее, окружённое скорбящими гномами. Это было похоже на удар под дых. Весь воздух из легких будто испарился, оставляя эльфа задыхаться. Он не мог поверить в смерть Торина. В смерть своего возлюбленного. «Выметайся. — Прозвучал в голове эльфа его же голос. — Уходи и никогда не возвращайся.» Вся сцена их последней ссоры пролетела перед глазами. «Это последнее, что он услышал от меня, не считая неудачных переговоров перед нападением,» — осознал мужчина, от чего становилось только больнее. — Он победил Азога Осквернителя, но эта победа стоила ему жизни, — ответил хоббит на немой вопрос короля. Когда-то, только начиная думать о своих чувствах к наследнику престола гномов, Трандуил представлял его похороны. Он думал, что всю церемонию простоит в отдалении, и лишь когда все разойдутся, он подойдёт к седовласому покойнику, оставит легкий поцелуй на лбу, испещрённом морщинами, и, вытерев со своего лица одинокую слезу, удалиться из гномьего склепа. Но все было не так. Торин совсем не был седовласым старцем, он погиб слишком рано. И, оставшись наедине с погибшим, эльф не смог сдержать слез, покатившихся по его щекам. Ноги подкосились, и он упал на колени перед пьедесталом. — Чертов гном, — произнёс он, положив ладонь на чужую холодную щеку, — я люблю тебя, слышишь? И я был прав. Это чертовски больно. — Он устроил голову на груди мужчины, надеясь услышать тихий стук, но было тихо. Торин мертв, а вместе с ним ушла и часть Трандуила. Солнце приближалось к горизонту, оповещая о скором наступлении ночи. Холодной безжизненной ночи скорби. На каменном полу усыпальницы гнома на коленях стоял, склонившись над трупом, светловолосый эльф, его длинные тонкие пальцы сжимали мозолистую холодную руку, а плечи содрогались. Он не всхлипывал, не рыдал в голос, но по его бледным щекам одна за другой скатывались слезы, разбиваясь об гномью грудь, облаченную в доспехи.