Кроличья лихорадка

Её природа Ято требовала крови, но принадлежность Кайентаю не позволяла проливать её понапрасну. Потому приходилось насыщаться лишь алыми узорами собственных рук. Именно из-за кровавых дорожек, что она привыкла пускать по своей коже вечерами, возникала необходимость в достойном сокрытии всех следов. Тряпичные котэ, плотно прилегающие к порезам, только мешали и раздражали девушку, но она была вынуждена натягивать их изо дня в день, чтобы не привлекать внимания к своему не самому обычному развлечению, если это вообще можно так назвать. Она не хотела никого в это посвящать не столь из упрямства, сколь из опасений кому-то навредить. Ей было проще срываться на себе, утолять свою жажду собственными увечьями. Муцу всегда быстро и качественно завершала свою работу, чтобы не топтаться на одном месте бесчисленное множество драгоценного времени. В нестерпимые приливы кроличьей лихорадки – так она окрестила свой природный «недуг» – она спешила особенно сильно. После этого она направлялась к себе, скорее закрывала дверь и, попутно избавляя предплечья от ненавистных котэ, несколько раз проверяла вход в каюту. Такая предусмотрительность уберегала от лишних ушей и глаз, поэтому жертвовать ей она не могла, несмотря на то, что кровь в жилах вскипала и требовала скорейшей разрядки. Сегодня Ято тоже ничего не могла упустить. Руки жутко чесались, и она не сдерживала себя, скребя ногтями по коже, по затягивающимся порезам прошлого раза, снова и снова повреждая кожные покровы, не в силах себя остановить. Дыхание девушки сбилось от волнения и закипающего вулкана эмоций: кровь Ято не позволяла оставаться рассудку трезвым. На тяжёлых, словно вата, ногах она медленно добралась до кровати, уцепившись одной рукой в рядом стоящую тумбу, и бессильно упала на колени, принимаясь судорожно рыться в своих вещах в поисках одного единственного предмета, способного унять её безумие. Ей нужно было только скорее его найти… Девушка на мгновение широко распахивает глаза, чуть размыкая губы в беззвучном вскрике, после чуть щурится и улыбается. Она сжимает руку и вытягивает из недр одежды лезвие. По проколотому пальцу и изрезанной ладони катится кровь. Та самая кровь, которую обезумевший рассудок Ято так жаждет видеть. Получше перехватив резак, Муцу, удобнее усевшись на согнутых ногах, резко наносит новый порез на левую руку, перехватывает ею лезвие и несколько раз повторяет «процедуру» с правой, совсем не жалея её. Она не знает, как долго сидит в одном положении, выронив резак и бессмысленно смотря на катящуюся алую жидкость вниз по бледным рукам. Она не знает, когда остановилась. Не помнит, как это сделала. Перед опустевшими глазами залитое кровью белое полотно предплечий, глубокие порезы и явно видные свисающие лоскуты мяса. Этими руками она уже не сможет самостоятельно перебинтовать их и вновь натянуть спасительные котэ. По щекам, кажется, катятся горячие дорожки влаги, но непривычно прозрачной. Она считает себя слабой, не способной усмирить собственную кровь, природу, и глубоко об этом сожалеет. Она пытается поднять окровавленные руки, чтобы утереть слёзы, но они ужасно тяжелы. Сознание готовится ускользнуть от неё, как бы тщетно Муцу не стремилась за него уцепиться и скорее схватить. - Нельзя… засы… пать… - шепчет она, едва слышно шмыгнув носом и чуть покачав головой. – Нельзя… Не сла… бая… Я… не… сла… Голова клонится вниз, перед глазами всё размыто, хочется спать. Девушка понимает, что, уснув сейчас, больше не сможет поднять веки – они и сейчас ужасно тяжелы. Из темноты, расстилающейся перед её глазами, она была вырвана резким подъёмом на ноги. Кто-то подошёл сзади и подхватил её за плечи, потянув наверх и заставив подняться. Муцу резко распахивает глаза, в панике обшаривая окружающее пространство взглядом. Ей становится жутко: дверь сегодня оказалась открытой, кто-то увидел её такой. Всё кончено. Всё кончено. Всё кончено. Всё кончено. Всё кончено. - Муцу! – из панических заключений её вырывает знакомый голос. Он её возненавидит. Он её возненавидит. Он её возненавидит. Он её возненавидит. Он её… - Муцу, пожалуйста, не закрывай глаза! – так странно не слышать его смех. Девушка вяло следит за тем, как алые дорожки скрываются за слоем бинтов, орошающихся её кровью. Она даже не слишком понимает, откуда они берутся, и кто над её ухом повторяет злополучные призывы остаться в этом мире. Губы чуть дёргаются в беззвучной усмешке. Бинты заканчиваются слишком быстро, а кровь ещё не остановилась. Тацума проходится по ящику с медикаментами снова, но больше ничего не находит. Он хватает её за плечи, чуть встряхивая и заставляя уставиться на него. - Не засыпай, слышишь? Сейчас же в лазарет, - абсолютно серьёзно, разве с долей испуга и волнения, обращается к девушке Сакамото и подхватывает её на руки. - Не надо… Пустяк… -шепчет она, не в силах оказать должного сопротивления. Только Тацума её не слушает, покрепче прижимает к себе и быстро направляется к выходу, а там и к врачам. Муцу очень хочется спать, она аккуратно поднимает руки и приобнимает капитана за шею, слабо улыбаясь и прижимая голову к его груди. Кроличья лихорадка шепчет ей сдавить эту шею, свернуть голову и разломать всё тело. Но человеческая слабость заставляет закрыть глаза и отрезать себя от внешнего мира.