Sea of Stars

ТОКИО

      Токио тоже не вдохновлял его.       Но не то чтобы Чонгук ожидал какого-то другого исхода. Он побывал во всей Японии, прочёсывая блоги в интернете в поиске мест, которые, как уверяли люди, задержали бы своей красотой любого творца. Сначала он отправился в Осаку, но обнаружил, что это всего лишь удушающая ловушка для туристов. Цветущая вишня на его фотографиях выглядела скучной, реки — серыми, а обещанные кирпично-красные фонари потускнели и казались блёклыми.       Фотография всегда была страстью Чонгука, с тех пор, как в двенадцатилетнем возрасте во время летних каникул он заполучил полароид своей матери. К тому времени, как ему исполнилось пятнадцать, он заполнил уже десятки альбомов своими любимыми снимками (не считая коробок, наполненных фотографиями, которые юному фотографу совершенно не нравились), и на День рождения мама удивила его блестящей новой камерой, на которую ей пришлось откладывать деньги в течение нескольких месяцев, чтобы купить её на свою зарплату преподавателя. Это был тот самый фотоаппарат, которым он любовался каждые выходные в магазине по дороге. Чонгук не знал, как она поняла, что он хотел именно это, и всякий раз, когда он спрашивал её об этом на протяжении многих лет, женщина лишь мягко улыбалась и говорила, что это материнская интуиция.       Но всё это, казалось, ничего не значило в настоящем, где он сидел в переполненной кофейне в токийском переулке. Двенадцать лет увлечения фотографией, четыре года её изучения и два года тупиковой работы над свадебными фотографиями оставили его ни с чем, разве что с камерой в сумке у его ног.       — Ещё капучино, сэр?       Сладкий голос вырвал Чонгука из задумчивости, и он повернулся к молодой официантке. Она была милой, а её доброе лицо обрамляли длинные чёрные волосы. Чонгук не сомневался в том, что она устала от него, потому что он занимал её столик уже три часа, в то время как кофейня была забита, но её улыбка всё ещё оставалась вежливой и профессиональной.       — Нет, думаю, мне пора, — сказал Чонгук с самой искренней улыбкой, на какую только был способен. Он скользнул в карман джинсов, чтобы вытащить бумажник, и протянул девушке деньги за свой кофе, а также внушительные чаевые, сжимая их в её руке и настаивая, чтобы она взяла это, прежде чем начать протестовать. — За то, что занимал ваш столик, — объяснил он, и щёки девушки тут же покраснели.       Солнце начало садиться к тому времени, как Чонгук уехал из шумного центра города и направился поближе к отелю, в котором остановился. Он размышлял о том, стоит ли ему спускаться к пляжу Ондзюку, чтобы запечатлеть закат, но одна только мысль об этом заставляла его смеяться. Чонгук не прибегал к фотографированию таких клише, как закаты на пляже, с тех пор, как был подростком. Но всё равно это было заманчиво: его взросление в Пусане сделало океан любимым местом для него, особенно в последние недели зимы, когда морозный воздух всё ещё оставался кусачим, а берег — безлюдным и умиротворённым. И прежде чем Чонгук смог отговорить себя, он остановил такси.       Пляж был пустым, как он и ожидал. Холодный февральский воздух ещё не прогрелся до весеннего, и вечера всё ещё больше подходили для сидения дома с горячим шоколадом, чем для прогулки по пляжу.       Когда Чонгук прищурился на фоне постепенно темнеющего неба, то увидел пару человек, которые, завернувшись в тяжёлые пальто, веселились на песке, но, не считая их, он был наедине с разбивающимися о берег волнами и несколькими чайками, плещущимися в воде в поисках рыбы. Когда он пришёл, солнце только начало погружаться под волны, и он потянулся за своей сумкой, чтобы вытащить камеру. Модель Nikon, которую мать купила ему много лет назад, всё ещё работала, но до того, как отправиться в путешествие, Чонгук положил её в ячейку для хранения вещей в Пусане вместе с остальными своими пожитками. Его нынешняя камера была почти такой же, но за десятки лет она получила множество обновлений; это было первой покупкой, сделанной на его первую зарплату с работы, которую он получил ещё в колледже. Чтобы позволить себе это, ему пришлось жить на рамёне быстрого приготовления и кимпабе из круглосуточных магазинов в течение двух недель, но для него это стоило того, и даже больше.       Неожиданно подул резкий ветер, разбрасывая песок по ботинкам, после чего Чонгук встряхнул ногой, очищая обувь, и сильнее укутался в куртку, чтобы побороть холод на берегу океана. Он уже жалел о своём решении пойти на пляж в феврале; возможно, шесть месяцев вдали от дома сделали его уязвимым.       Чонгук сделал несколько фотографий, пока прогуливался по берегу океана, но в них, как и ожидалось, не было ничего необычного. Поэтому, когда солнце почти зашло за горизонт, он издал подавленный вздох и развернулся, чтобы вернуться в город.       Спустя всего несколько минут ходьбы Чонгук был поражён звучанием смеха и всплесков воды впереди. Он понятия не имел, кто в здравом уме будет играть в воде в середине февраля, так что любопытство взяло над ним верх и он двинулся в ту сторону, щурясь от садящегося за горизонт солнца в попытках разглядеть силуэт.       Как только Чонгук подошёл ближе, тень приняла форму невысокого молодого человека, укутанного в огромных размеров пальто, которое доходило до его колен вместе с толстым шарфом, обёрнутым вокруг его шеи. Держа в руке палку, он присел на корточки на мокром песке у воды, смеясь над маленьким щенком померанского шпица, который плескался в волнах и радостно лаял, когда парень пытался на него ворчать.       — Тан-и! Нам нужно идти домой. Я не хочу, чтобы ты простудился. — Молодой человек протянул щенку палку, насколько это было возможно, и тот на мгновение задумчиво посмотрел на неё, до того как отвернуться и продолжить играться в воде. — Ты не хочешь палочку? Если не хочешь, то я возьму её себе.       Чонгук следил за тем, как парень в последний раз протянул палку, после чего, крича драматичное «прощай!», выпрямился и резко развернулся на каблуках, чтобы уйти в противоположном направлении.       Щенок застыл с выражением ужаса и настоящего предательства в глазах, когда увидел, что тот уходит, и прошло всего несколько секунд, прежде чем он пронзительно залаял и побежал за ним так быстро, насколько позволяли его крошечные лапки. Чонгук увидел, как затряслись от тихого смеха плечи молодого человека, когда он услышал, что щенок бежит за ним, и как тот скрестил руки за спиной, чтобы палка болталась почти у самой земли.       Чонгук второй раз за вечер вытащил свой фотоаппарат из сумки, но только это был первый раз, когда у него была какая-то цель.       Тело парня раскачивалось из стороны в сторону, пока он шёл: беспечно и с видом человека, которому никуда не нужно спешить. Он подолгу вглядывался в океан и часто останавливался, чтобы наклониться и почесать шёрстку вокруг ошейника шпица. Его волосы цвета «Starburst» впитали в себя цвета заката, яркие на фоне тускло-серого зимнего песка.       Чонгук был очарован появившейся перед глазами картиной. Он стремился запечатлеть каждое его движение и впервые в жизни почувствовал разочарование из-за того, что его неподвижные снимки не могли передать всего: от яркого звучания смеха этого парня и до его походки — его шаги были тяжёлыми, но грациозными, а руки были раскинуты в стороны, ловя океанский бриз.       Но эти чары исчезли так же быстро, как и появились, когда молодой человек повернулся и их глаза встретились. Он мгновенно остановился, а его беззаботное отношение превратилось во что-то сдержанное вместе со скрещенными на груди руками, продолжающими держать палку.       Они смотрели друг на друга какое-то время, прежде чем Чонгук наконец прочистил горло от нервов, и затем тишина разрушилась, словно плотина, когда его вновь накрыло с головой волной смеха этого парня.       — Ты фотографировал меня? — крикнул он, и его голос был таким же сладким, как и смех, мелодичным, но с лёгким намёком на хрипотцу.       — Да, — ответил Чонгук без колебаний, зная, что ему нечего стыдиться.       — Зачем?       Чонгук пожал плечами, не игнорируя вопрос, а просто не зная, как на это ответить.       — Как тебя зовут? — взамен крикнул он.       — Чимин, — ответил парень и подхватил на руки взволнованного щенка, заворачивая его в своё пальто, прежде чем спуститься по пляжу, приближаясь.       — Я Чонгук.       — Хорошая камера, — сказал Чимин, когда наконец подошёл достаточно близко, чтобы Чонгук мог слышать его голос, не заглушаемый ветром. Он наклонился, чтобы лучше рассмотреть фотоаппарат, свисающий на ремне с чонгуковой шеи.       С течением времени становилось всё темнее, но даже сквозь сумеречный покров Чонгук мог сказать, что лицо Чимина было великолепным. Он был по-особенному красив: его щёки были круглыми, но линия челюсти — острой, пухлые губы отливали малиновым, а глаза светились добротой, обрамлённые мягкими прядями выцветших оранжевых волос.       Чонгук молчал слишком долго, поражённый его красотой.       — Да. Я фотограф.       — Ну, я надеюсь. Думаю, я пока что недостаточно известен для папарацци.       — Пока что?       — А… — Чимин провёл рукой по волосам, взлохмачивая их. — Я, наверное, модель. Но не совсем? В смысле я хочу быть моделью, но ты знаешь, как это бывает.       Чонгук знал это даже лучше, чем думал Чимин.       — Я понимаю. Даже не знаю, могу ли прямо сейчас называть себя фотографом. Я не делал хороших фотографий уже несколько месяцев. Ну… — Чонгук замолчал, обдумывая свои слова, но решил, что ему нечего терять. — До сегодняшнего дня.       — О, да? — заинтересованно спросил Чимин. Он начал подниматься по пляжу к железнодорожной станции, ведущей обратно в город, и через несколько шагов повернулся в сторону Чонгука, чтобы взглянуть на него с приподнятыми бровями, молча приглашая идти за собой. — Что же случилось сегодня?       Чонгук спешно засунул камеру в сумку, не удосужившись даже сложить её, прежде чем застегнуть молнию, и побежал вслед за Чимином, сокращая уже пройденное им расстояние.       — Я сделал несколько хороших снимков. Твоих. — Он замолчал, стоило сказать последнюю пару слов, внезапно смутившись.       Чимин хмыкнул.       — Это хорошо. Я могу взглянуть на них?       Чонгук собирался согласиться, когда Чимин остановился возле небольшого домика с различными пляжными принадлежностями рядом с тем местом, где песок превратился в бетон и откуда была видна железнодорожная станция. Он вытащил ключ из кармана и вставил его в замочную скважину, пробормотав, чтобы Чонгук подождал секунду, и зашёл внутрь.       Ожидая, когда Чимин вернётся, Чонгук достал свой телефон. У него не было сообщений, но это и неудивительно. Намджун и Юнги были заняты управлением их собственной компанией, отчего он не слышал от них столько, сколько слышал когда-то.       Чимин появился через несколько минут, с шапкой на голове и перчатками на руках, щенка нигде не было. Чонгук, должно быть, выглядел растерянным, потому что Чимин разразился смехом в ту же секунду, как увидел его лицо, и тут же попытался объясниться:       — Это был Ёнтан, щенок моего друга. Тэхён допоздна работает в баре, вон там, — он указал на ряд баров и прочих ночных клубов через дорогу от пляжа, — в несезон, когда людям не нужны пляжные вещи, поэтому я беру Тан-и на вечернюю прогулку, так что ему не скучно.       Чонгук понимающе промычал, немного кивнув. Он пошёл за ним, когда Чимин вновь направился к станции.       — Значит, Тэхён живёт в этом, эм… магазине?       Чимин хихикнул, и его глаза превратились в очаровательные маленькие полумесяцы.       — Да, но это не просто магазин. Его квартира наверху. Так не кажется, но это хорошее место. Я бы хотел жить на пляже, как этот.       Они остановились у турникетов, ведущих на станцию, чтобы, нащупав свои бумажники, вытащить проходные карточки.       — Тебе куда? — не подумав, спросил Чонгук, только через секунду осознавая, что Чимин может посчитать жутким то, что парень, который шёл за ним и фотографировал его, спрашивает, на какой станции он живёт.       — Шибуя.       — Я остановился в отеле в Гинза.       Чимин промычал и перенёс свой вес на другую ногу. Чонгук знал, что ему вскоре нужно будет уйти, потому что их встреча становилась всё более неловкой, чем комфортной, но он не хотел уходить. Как будто он боялся, что как только Чимин уйдёт, то разрушит любые чары, наложенные на него, которые вновь сделали цвета, увиденные через камеру, яркими.       — Не хочешь взять мой номер? — наконец спросил Чимин, залезая в карман своего огромного пальто, чтобы достать телефон. — Потому что, эм… Фотографии. Я хочу увидеть их. Ты можешь написать мне.       — О! Конечно, конечно, — сказал Чонгук, вытаскивая свой телефон и меняя на протянутый Чимином. Он не мог не заметить, что пальцы Чимина были короткими и пухлыми, а кончики пальцев побелели от соприкосновения с телефоном, который казался слишком большим для его руки. Они набрали свои номера сотовых и поменялись обратно, обмениваясь последним взглядом и небольшой улыбкой, после чего Чимин прошёл через турникет в дальнем конце крошечной станции.       — Тогда я напишу тебе. Или ты мне. Как хочешь. Буду с нетерпением ждать возможности увидеть снимки. — Он поднял руку и немного помахал, его пальцы мило высунулись из рукава пальто. — Было приятно познакомиться, Чонгук.       — Мне тоже, Чимин.       Чимин пошёл в противоположном направлении и, пройдя всю платформу, исчез за углом.       Чонгук посмотрел на свой телефон, экран потускнел от того, что им долго не пользовались, а имя Пак Чимина было напечатано рядом с длинной цепочкой сердечек и смайликов.

*

      Чонгук не мог перестать думать о Чимине в течение всей поездки на поезде до дома, и этот парень оставался в его мыслях, даже пока он ел быстрорастворимый рамэн, сидя перед окном в своём гостиничном номере спиной к раскинувшемуся токийскому горизонту. Он думал о том, как тот улыбался глазами, смеялся всем телом и говорил со столь сладкими тонами в голосе, которые звучали почти как пение.       К тому времени, когда Чонгук подготовился ко сну, было уже поздно, так что он решил подождать до утра, чтобы отправить Чимину фотографии, на тот случай, если он уже спит.       Кровать в отеле была не особенно удобной, простыни холодные и пахли дезинфицирующим средством, но он привык к ней после трёх месяцев в разъездах. Лёжа в постели, глядя в потолок в ожидании, когда же его окутает своими объятиями сон, он думал о том, какие места подошли бы Чимину для фотосессии. Он будет красиво смотреться где угодно, думал Чонгук, с его улыбкой, способной бросить вызов солнцу.       Вдруг его осенило, и Чонгук практически выпрыгнул из кровати от силы осознания происходящего, не зная, как он не подумал об этом раньше. Он не фантазировал о съёмке кого-либо или чего-либо годами, и Чимин вернул ему это, нечто, которое было намного ценнее, чем что-либо ещё в этом мире, — его вдохновение.       Чонгук, возможно, нашёл свою музу.       Он забрался на жёсткие простыни и выдернул телефон из зарядки, щурясь в темноте из-за яркого экрана.       Он должен был уехать из Токио через два дня, очень рано утром. Он уже пробыл в городе три с половиной недели, что было дольше, чем в любом другом городе, в котором он останавливался до сих пор. Когда Чонгук планировал своё путешествие по миру, то выделил дополнительное время на Токио, потому что это был его любимый город для поездок с мамой, когда он был моложе, и он думал, что это место сможет зажечь в нём что-то. Но, естественно, он встретился с Чимином только в конце своей поездки.       Если бы он только остался в Токио ещё на три дня… ему срочно нужно увидеть Чимина и не терять времени.       До того, как он смог отговорить себя от этого, он открыл сообщения и нажал на имя Чимина.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239078] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239079]

*

      На следующее утро Чонгук собирался с особой тщательностью. Он вымыл лицо до розоватого оттенка и уложил волосы назад с помощью геля, выбрал самую красивую одежду, которая была на самом дне его дорожной сумки, она оказалась ничем иным, как простой фланелевой рубашкой и зауженными джинсами. Когда он надел лоферы около двери и пошевелил плечами в своём полупальто, его взгляд остановился на сумке с камерой. Чонгук не мог вспомнить, когда последний раз выходил без неё, но он не был уверен, можно ли принести её на свидание, или чем вообще могла назваться их встреча. Он размышлял над этим всего несколько секунд, после чего перекинул сумку через плечо — вес камеры на бедре ощущался так же естественно, как и волосы на голове, — и схватил свой бумажник и ключ-карту от номера со стола, прежде чем открыть дверь.       Когда Чонгук появился на станции, Чимин уже ждал его снаружи, прислонившись к столбу на площади, наклонив голову к телефону и скрестив ноги в лодыжках. Его оранжевые волосы выделялись на фоне его повседневной одежды: свободный пуловер в красную полоску под кожаной курткой, узкие джинсы плотно прилегали к ногам, скрываясь за кожаными ботинками с пряжками. Чонгук вновь поразился тому, насколько Чимин прекрасен; он стоял посреди переполненной площади с таким видом, словно вся Шибуя принадлежит ему, с той уверенностью, которая, казалось, следовала за ним, куда бы он ни пошёл.       Даже не задумываясь, Чонгук достал камеру и сделал фото.       — Эта штука будет у тебя на лице каждый раз, когда мы будем встречаться? — дразня, спросил Чимин, и парень вздрогнул. Он даже не оторвал взгляд от своего телефона.       — Я не знал, что ты видел меня.       — Я видел, как ты выходил из поезда. — Чимин указал на огромные окна позади себя. — Боковое зрение — это вещь, когда не смотришь на всё постоянно через объектив камеры. — Он положил телефон в карман и взглянул на Чонгука, его яркая улыбка превратила глаза в тонкие линии. — На что у тебя есть настроение?       Чонгук засунул руки в карманы джинсов, внезапно чувствуя нервозность под чиминовым взглядом.       — Настроение для чего?       — Ну, знаешь… еда там? Ты всегда такой тормознутый? — Чимин хлопнул себя по губам, чтобы подавить смешок. — Как насчёт рамэна? — Его лицо внезапно засветилось. — О, пожалуйста, мы можем поесть рамэн? Я безумно хочу рамэн, но никогда не ем его, потому что из-за него у меня опухает лицо, а я боюсь, что меня вызовут на съёмку.       — Моя съёмка не в счёт? — поддразнил Чонгук, поднимая камеру, чтобы быстро щёлкнуть Чимина, едва не согнувшегося от смеха.       — До тех пор, пока твои фотографии не попадают на рекламные щиты, делай, что хочешь.       — Буду считать, что ты дал своё полное согласие.       Чимин отбежал на несколько шагов вперёд от Чонгука, после чего развернулся и пошёл обратно, с лёгкостью маневрируя между людьми на тротуаре. Чонгук держал камеру перед собой, и Чимин принял милую позу, которую тот сразу запечатлел, щёлкнув затвором фотоаппарата.       — Ты, должно быть, действительно любишь фотографировать.       — Люблю, — сказал Чонгук, но, похоже, прозвучал недостаточно убедительно для Чимина, как и для себя самого, потому что тот прищурился, смотря на него.       — Кого ты пытаешься убедить? — поддразнил он.       Чонгук скорчил гримасу и почувствовал облегчение, когда Чимин воспринял его реакцию как знак того, что не нужно вдаваться в подробности, и без вопросов отстал от него, тема была окончательно забыта, когда парень кинул взгляд через плечо и увидел неподалёку рамэнную. Он сжал пальцы на рукаве пальто Чонгука и потянул его за собой в ресторан.       — Я был рад, что ты захотел поесть рамэн в Шибуя. Я уже не первую неделю хочу попробовать его именно здесь. — Чимин стянул с себя куртку и бросил на соседний стул, Чонгук последовал его примеру. — Это место недалеко от моей квартиры, но я всегда странно себя чувствую, когда ем в одиночестве.       Ресторан был наполнен скучной болтовнёй и густым чесночным паром, от которого запотевали окна. Столы располагались близко друг к другу, из-за чего официантам приходилось петлять между ними с горячими мисками рамэна, балансирующими на изгибах их локтей. Чимин на одном дыхании сделал заказ на рамэн на костном бульоне с жареными водорослями и свиной грудинкой, и Чонгук решил заказать то же самое.       — Ты не очень разговорчив, — отметил Чимин после того, как они пару минут просидели в полной тишине. Чонгук снова погрузился в свои мысли, сосредоточившись на людях, идущих по тротуару за окнами, выходящими на улицу. Облака были низкими и серыми; похоже, собирается дождь.       — Прости. Я давно ни с кем не встречался вот так.       Чимин улыбнулся.       — Ты не должен стесняться меня. Это просто обед, хорошо? Так что никаких переживаний. Мы же друзья.       Чонгук слегка улыбнулся, изо всех сил стараясь расслабить плечи, чтобы Чимин знал, что ему приятно проводить с ним время, несмотря на то, как он нервничал.       — Я постараюсь немного расслабиться.       Чимин хлопнул в ладоши.       — Окей. У меня есть идея. Давай сыграем в игру с вопросами.       — Это как?       — Ну, знаешь, ладно… Я спрашиваю у тебя, что ты предпочитаешь, и ты должен ответить несмотря ни на что. Без исключений! Даже если тебе не нравится вопрос.       — И потом я должен тебе задавать вопрос?       — Конечно. Это не весело, если вопросы задаёт только один.       — Окей. Шоколад или клубника?       — Клубника! — сказал Чимин с наигранным возмущением. — За кого ты меня принимаешь? Никто в здравом уме не выберет шоколад.       — Я выбираю шоколад.       — Извини, прости меня, думаю, эта встреча была ошибкой, — простонал Чимин. — Не могу поверить, что согласился встретиться с парнем, который не любит клубнику.       — Эй, подожди, я не говорил, что не люблю её. Я сказал, что шоколад лучше. Но мой любимый вкус — банан.       — Я люблю банан! — изумился Чимин. — Особенно банановое молоко. Могу сходить за ним хоть сейчас.       — Банановое молоко моё любимое, — застенчиво сказал Чонгук.       Чимин поднёс большой палец к губам и задумчиво пожевал уголок ногтя.       — Ты не ассоциируешься у меня с тем, кто мог бы любить банановое молоко. Я решил, что ты похож на парня, который курит сигарету над стаканом виски или чего-то ещё.       Чонгук на это рассмеялся, и Чимин просто вопросительно наклонил голову.       — Виски и сигареты. Это довольно-таки далеко от правды.       Официантка принесла им закуску в виде клёцок, и они прервали разговор, чтобы вежливо улыбнуться ей и кивнуть в знак благодарности.       — Ты кажешься таким серьёзным. Откуда мне было знать? — Чимин проигнорировал разложенные перед ним палочки для еды, вместо этого хватая пальцами одну из клёцок с подноса и кладя её в рот. — Кофе или чай?       — Кофе. Мне нужен кофеин, чтобы функционировать.       Чимин засмеялся.       — Я тоже выбираю кофе, хотя чай вкуснее. Я безнадёжно зависим.       — Сладкое или кислое?       — Кислое.       Чонгук действительно был удивлён ответом Чимина, и это, похоже, ясно читалось на его лице.       — Удивлён, а? Я не такой сладенький, каким кажусь.       — Я никогда не думал, что ты сладенький, — сказал Чонгук, поднимая свой стакан и делая глоток, чтобы скрыть улыбку.       — Я всё видел! Я знаю, о чём ты думаешь. — Чимин наклонился над столом, чтобы лучше видеть чонгуково лицо за стеклянным стаканом, из-за чего парень усмехнулся в воду. — Ты улыбаешься!       — Сладкое, — сказал Чонгук. — Больше всего я люблю сладкое.

*

      Игра, позволяющая растопить лёд, определённо работала, и напряжение, окружающее их, почти исчезло после неё. Они ели, смеясь и болтая, Чонгук время от времени останавливался, чтобы сфотографировать свою миску рамэна, атмосферу ресторана, Чимина.       — Да ладно! — воскликнул Чимин, застывая с почти пустой миской на полпути к губам. — Мой брат учится в твоей старой старшей школе!       — Серьёзно? Как тесен мир.       — Ага, я никогда не ходил в школу в Пусане после началки, поэтому там и не был. Удивительно, правда? Если бы я не поехал в Сеул, мы могли бы быть одноклассниками, а сейчас мы встречаемся в другой стране.       — Почему ты в Сеуле, если твои родители и брат всё ещё живут в Пусане?       — О, это потому что я получил грант в Сеульской школе искусств, — как бы невзначай бросил Чимин. Он наконец поднёс миску ко рту, закрывая глаза и довольно мурча, когда горячий бульон коснулся его губ. Чонгук не понимал, как Чимин мог так спокойно сказать, что он по гранту посещал самую престижную школу искусств в стране, будто бы это ничего не значило, и теперь он сидел там, уставившись на него на несколько секунд дольше необходимого, пытаясь переварить услышанное. Чимин, судя по всему, это почувствовал, потому что открыл глаза. — Что-то не так?       — Сеульская школа искусств? Грант? В таком юном возрасте? Я никогда даже не думал, что такое возможно.       — М-м. — Чимин сделал паузу. — Раньше я занимался танцами. Но мой отец не одобрял это хобби, так что… больше я не танцую.       Так же, как и Чимин ранее, когда почувствовал, что не должен выпрашивать объяснений у Чонгука, он решил быть таким же учтивым и не стал задавать вопросов.       — И всё же, ты наверняка талантлив.       Чимин мягко улыбнулся ему.       — Спасибо. Мне нравится думать, что я был талантливым.       — Почему ты захотел стать моделью? — Чонгук уже давно доел свой рамэн, и официантка примчалась к их столику, чтобы забрать грязную миску и налить ему в стакан свежей воды, который он тут же поднёс к губам, пробормотав «спасибо».       — Я не знаю. Мне нравится быть перед камерой. Я всегда хотел быть в центре внимания, и, думаю, профессия модели — то, что привлекает эту часть меня. Когда я был подростком, мои стены были увешаны вырванными страницами из журналов с разными знаменитостями и супермоделями. Тогда я смотрел на них и представлял, что однажды на их месте буду я. — Чимин набрал в лёгкие побольше воздуха и драматично выдохнул, говоря низким голосом: — Пак Чимин, модель новой коллекции Луи Виттон! Пак Чимин, покупающий продукты! Знаменитости такие же, как мы! Что-то такое. — Чимин опустился чуть пониже в своём кресле и закрыл лицо рукой. — Это неловко. Но что ещё хуже, так это работа, которую я получал до сих пор. И под «работой, которую я получал» я имею в виду ничего.       — Эй, — сказал Чонгук, и Чимин взглянул на него сквозь пальцы. — Модельный бизнес — суровый мир, тяжёлая профессия, туда не так-то просто попасть. В большинстве случаев это зависит тупо от удачи. Я знаю, звучит ужасно, но это такая индустрия. На самом деле модельный бизнес и фотография очень тесно связаны. Я тоже хотел быть первоклассным фотографом, как на показах мод и у знаменитостей, но вместо этого я работал в крошечной свадебной фотостудии в Пусане.       — Работал? Где же ты работаешь сейчас?       — Ну, вообще-то, я не работаю. Пока что я путешествую.       — Значит, ты не собираешься возвращаться домой в Пусан?       — Пока нет. В Японии я буду ещё два дня. После этого отправлюсь во Вьетнам.       — Сколько ещё ты будешь путешествовать?       Официантка вновь подскочила к столику, чтобы взять чиминову миску и передать чек, но Чимин просто протянул ей свою карточку, прежде чем Чонгук успел возразить.       — Ещё три месяца. И путешествую я уже около трёх.       Глаза Чимина округлились.       — Вау. Шесть месяцев путешествий? Это невероятно, Чонгук. Это, должно быть, потрясающе. Я завидую.       Чонгук пожал плечами.       — Первую половину своей поездки я уже провёл, просто сидя в кафе и делая однообразные фотографии неба. Но до этих пор я был только недалеко от Кореи, Китая и Японии, поэтому надеюсь, что, когда я выйду из своей зоны комфорта, что-нибудь случится, но кто знает.       — Ты сказал, что нашёл вдохновение в Токио, так? — Чимин зажал соломинку между пальцами и перемешал лёд в стакане, смущённо отводя глаза.       Чонгуку казалось милым то, что Чимин, чья карьера вращалась вокруг съёмок, нервничал, поднимая эту тему.       — Да, нашёл.       — Не мог бы ты остаться в Токио подольше? Не навсегда, конечно же, но ты сказал, что тебе нравится фотографировать меня, так что… это не повредит.       Чонгук действительно хотел остаться в Токио ещё ненадолго, если это означает, что он может продолжить снимать Чимина; именно об этом он думал с тех пор, как они встретились прошлым вечером.       — Я не врал, когда говорил, что твои фотографии — лучшие из тех, что я сделал за последние месяцы. — У Чонгука не было причин врать Чимину. — Но я не могу остаться в Токио. Я забронировал и купил всё ещё до того, как уехал из Пусана.       Чимин открыл рот, а затем снова закрыл, будто бы не решаясь произнести следующие слова, и вместо этого опустил подборок на кулак.       — Я понимаю. И это очень плохо. Мне вроде как нравится иметь своего персонального фотографа.       Чонгук схватил фотоаппарат и тут же сделал снимок, глаза Чимина мгновенно превратились в полумесяцы от улыбки. И он ещё раз щёлкнул камерой.       Когда они вышли из рамэнной, на улице моросил дождь, и Чонгук вздрогнул, стоило ледяным каплям ударить его по коже, и сильнее укутался в пальто.       Чимин выглядел замёрзшим от холодного ветра, пронзающего его тонкий пуловер и расстёгнутую кожаную куртку.       — Тебе не следует возвращаться в Гинза под дождём, похоже, с каждой секундой становится только хуже, — сказал Чимин, вынужденный повышать голос из-за сильного ветра. — Моя квартира всего в двух кварталах отсюда, если хочешь, можешь зайти выпить кофе, пока дождь не закончится.       Чонгук колебался. Они мило беседовали в рамэнной, но он боялся, что будет неловко, когда они окажутся в доме Чимина. Но, прежде чем он успел сказать «нет», очередной порыв ветра и холодной воды ударил его по лицу в знак протеста, так что он уступил и последовал за Чимином.       Чимин шёл впереди, пока Чонгук тащился немного позади. Он заметил, что чиминова походка излучала ту же уверенность, которая окружала все его действия: размеренные шаги, расправленные плечи, высоко поднятая голова. Его рыжие волосы, когда-то мягкие и уложенные, теперь были мокрыми и тяжёлыми, и он часто поднимал руку, чтобы провести по ним пальцами.       — Это здесь, — наконец сказал Чимин, когда они дошли до небольшого многоквартирного дома высотой не более трёх этажей с простенькими синими дверьми и выцветшими номерами на них. Всё вокруг было скромным, но уютным; они толкнули входную дверь и немного прошли до верхнего этажа, где Чимин наконец остановился перед дверью и вставил ключ в замочную скважину.       В комнате пахло сандаловым деревом и сладкой корицей, она была украшена милыми китчевыми вещами, такими как большая лампа в виде кота и мягкие подушки различных форм и узоров, разбросанные по дивану и полу вокруг стола.       — В ванной есть полотенца, дальше по коридору. Не стесняйся, обсыхай, я пока сделаю нам кофе, — сказал Чимин. Он стянул с себя куртку и поморщился, когда встряхнул её, бормоча что-то об итальянской коже, после чего он повесил её на крючок и протянул руки, чтобы взять пальто Чонгука.       Ванная Чимина просто тонула в ярко-жёлтом цвете, который покрывал собой всё: от большого пушистого коврика до мусорной корзины в углу. Единственным исключением была белая занавеска для душа, но по ней были разбросаны маленькие цыплята в разнообразных шляпках. Чонгук не мог удержаться от улыбки, а когда он увидел своё отражение в зеркале, она превратилась в смех от того, насколько лишним он здесь выглядел.       После быстрого поиска он нашёл полотенца в небольшом бельевом шкафу и вытащил одно для себя и одно для Чимина, относя их в гостиную, где Чимин доставал кружки и кофе. Чонгук наблюдал за тем, как тот, стоя на цыпочках, короткими пальцами стучал по сахару, раздражённо пыхтя. Он заметил маленький табурет, стоящий рядом с холодильником, и задумался, не из-за смущения ли Чимин так старается достать сахар без его использования.       Наблюдая за его долгой пыткой, Чонгук подошёл к нему сзади и прислонился к его спине, чтобы достать для него сахар. Он почувствовал, как Чимин застыл, словно доска у его груди, и взглянул вниз, видя, что чиминовы брови взлетели вверх к линии волос, а глаза стали намного шире, чем обычно.       — Спасибо, — пропищал Чимин, и Чонгук быстро отошёл назад, чтобы покинуть его личное пространство.       — Мне показалось, что тебе нужна была небольшая помощь. Прости. — Он молча проклинал себя за то, что снова казался странным. Чонгук подозревал, что три месяца без какого-либо человеческого контакта, не считая переписки с друзьями из Пусана, сделали его ещё более социально неловким, чем он был на самом деле, что, честно говоря, в какой-то степени можно считать достижением.       — Я положил его туда, так что смог бы достать, — пробормотал Чимин, его тон был смущённым, но не раздражённым. Он насыпал кофейный порошок в чашки. — Сливки и сахар?       — И то и другое, только немного. — Чонгук положил полотенце, которое принёс Чимину, на кофейный столик и принялся сушить волосы.       — Когда закончишь с полотенцем, просто брось его туда, — сказал Чимин, указывая на корзину для белья в углу комнаты. Чонгук пробежался глазами по квартире, запоздало понимая, что это была небольшая студия. Изначально ему показалось, что в ней было больше комнат, потому что перегородка разделяла чиминову кровать от гостиной.       — У тебя тут хорошее местечко. Здесь уютно.       — Спасибо. Квартира маленькая, но я стараюсь. — Чимин вышел из кухни и поставил две дымящиеся кружки на кофейный столик, после чего опустился на пол, усаживаясь на подушку и поджимая под себя ноги. Он схватил полотенце, которое принёс Чонгук, и начал выжимать свои волосы. — Иди сюда и садись.       Чонгук сел на тот край дивана, к которому прислонялся сидящий на полу Чимин.       — Собаки или кошки?       — Кошки! Если это не мой малыш Ёнтан. Никто в мире не сравнится с Тан-и. — Чимин поставил чашку кофе, и его рот слегка приоткрылся. — Чёрт, к слову об этом… — он сунул руку в карман и вытащил телефон, — мне нужно написать Тэ и сказать ему, что я сегодня не смогу выгулять Ёнтана из-за дождя. Надеюсь, всё в порядке.       Сосредоточившись, Чимин высунул кончик языка, пока писал, и Чонгук просто наблюдал за ним. Он ничего не мог с этим поделать. Что-то в нём заставляло Чонгука хотеть рассматривать его, внимательно изучать.       Чимин заблокировал свой телефон и отложил на стол.       — Ужасы или комедии?       — Комедии, — не думая ответил Чонгук. — Ужасы пугают меня.       Чимин хихикнул.       — Правда? Ты боишься фильмов ужасов? Мне ты не кажешься таким.       — Я думал, мы покончили с твоими предположениями после инцидента с сигаретами и виски.       — Это инцидент сейчас?       — Да. — Чонгук долго выдерживал паузу, отвлёкшись на кофе. — Тебе нравятся фильмы ужасов?       — Я их обожаю! Хотя тоже боюсь. Я не могу смотреть их, пока живу здесь один, да и Тэ тоже ненавидит их.       — Мы могли бы когда-нибудь вместе посмотреть один.       — Ты буквально только что сказал, что ненавидишь их.       — Один фильм я могу осилить. Это не может быть настолько плохо.       Чимин задумчиво промычал.       — Ты ведь уезжаешь послезавтра. У нас не так-то много времени, чтобы посмотреть фильм.       — Это правда. Может быть, когда-нибудь, если мы оба окажемся в Пусане или что-то в этом роде. Весна или осень?       — Осень. Люблю эти цвета. — Чимин ухмыльнулся и ткнул на свои волосы. — Вообще, я хожу с оранжевыми волосами с осени прошлого года. Мне так понравился этот цвет, что я всю зиму поддерживал его. Возможно, скоро настанет время перемен. Следить за этим цветом такая боль.       — А на работе тебе разрешают ходить с оранжевыми волосами?       — О, нет. Обычно я использую временную краску. Когда у меня съёмка, я просто смываю её. А, но… мне, скорее всего, не придётся беспокоиться из-за этого после сегодняшней съёмки.       — Что случилось?       — Это было очень подозрительно. Я не знаю. Фотограф, — Чимин изобразил кавычки в воздухе, — был по-настоящему криповым. Они не могли мне дать прямой ответ на вопрос, для чего именно я буду сниматься, и одежда была… аргх.       Сердце Чонгука немного сжалось где-то в груди. Он не имел ни малейшего понятия, как Чимин до сих пор не смог получить ту работу, которую хотел. Чонгук сфотографировал и изучил множество моделей за прошедшие годы, и ни одна из них и в подмётки не годилась врождённой фотогеничности Чимина. Как будто он был рождён, чтобы находиться по ту сторону объектива, — и если этого недостаточно, его уверенность и красота стали бы вишенкой на торте.       Он понятия не имел, как это донести до Чимина.       — Ты заслуживаешь лучшего.       — Разве? — слишком тихо буркнул Чимин в чашку кофе, но Чонгук услышал.       — Почему ты так не думаешь?       — Я просто не знаю, действительно ли хочу заниматься этим, если честно. Я имею в виду… Я должен был быть танцором. Я хотел быть танцором.       Он звучал немного грустно, и что-то в этом голосе затрагивало каждую частичку чонгуковой души. Его рука дёрнулась от желания лечь на колено Чимина в утешительном жесте, но вместо этого Чонгук просто сильнее сжал кружку, опуская её на стол, после чего он соскользнул с дивана на пол, прижимаясь к плечу парня.       — В каком-то смысле модельная съёмка очень похожа на танцы, разве не так?       Чимин повернул голову, чтобы взглянуть на Чонгука, который не мог не заметить неумело скрываемую боль в его глазах.       — Что ты имеешь в виду?       — Ну. Они связаны с художественной сферой, верно? Но здесь, в отличие от фотографии, картины или чего-то похожего, твой холст — твоё тело. Когда ты танцуешь, ты чувствуешь музыку и выражаешь эти чувства в своих движениях. Даже если это что-то постановочное, ты всё равно можешь вложить свои эмоции в каждый шаг.       Чимин перевёл взгляд на кофейную чашку, стоящую на столе.       — Да. Это так.       — Со съёмкой всё то же самое. Тебе нужно воплотить в жизнь задумку фотосессии. Если бы сегодня была съёмка для летнего рекламного ролика, на пляже, полном солнечного света, ты бы просто игнорировал дождь, так? Будто ты действительно веселишься там. Язык твоего тела и выражение лица соответствовали бы тому, чего требуют фотографии.       На лице Чимина появилась лёгкая улыбка, и сердце Чонгука мгновенно разжалось от облегчения.       — Ты прав, — прошептал он, а затем покачал головой и провёл тыльной стороной ладони по глазам. — Прости, я расклеился. Должно быть, это всё дождь. — Он потянулся за пультом от телевизора, который лежал прямо перед ним на кофейном столике. — Спасибо тебе… правда. Мне теперь намного лучше. Я чувствовал себя подавленно после, эм… съёмки.       Чонгук промычал в ответ и взял свою кружку, откидываясь на диван. Кофе был горячим в его руках, и он закрыл глаза, чтобы вдохнуть сладкие витки пара, вслушиваясь в дождь за окном и тихое звучание телевизора. После этого они почти не разговаривали: каждый раз, когда Чонгук бросал беглый взгляд на Чимина, тот опирался подбородком на руку, явно погружаясь в сериал, на котором остановился, поэтому Чонгук просто наслаждался столь уютной тишиной, пока минуты продолжали своё течение.       Когда последние несколько глотков кофе стали холодными, а дорама, которую смотрел Чимин, сменилась титрами, Чонгук встал с дивана и прошёл через всю комнату, чтобы выглянуть из-за занавесок на улицу. Дождь уже не был таким сильным — он замедлился до лёгкой мороси, и теперь солнечный свет мягко просачивался сквозь серые тучи. Время на часах показывало, что было уже несколько минут седьмого.       — Тебе, наверное, уже пора возвращаться, да? — спросил Чимин, сидя на полу позади него. Чонгук понял по его тону, что это был обычный вопрос, а не способ заставить его уйти, но всё же кивнул, чувствуя, что и так слишком долго пользовался чиминовым гостеприимством. Чимин поднялся на ноги и стянул с вешалки чонгуково пальто, которое тот тут же взял и накинул на себя.       — Сегодня было действительно здорово, — сказал Чонгук, как только вышел в коридор.       Чимин скрестил руки на груди и прислонился бедром к дверному косяку. Его улыбка была застенчивой, но глаза сверкали так ярко.       — Так и было. Спасибо, что поговорил со мной. Обычно я ни с кем не говорю об этом, кроме Тэ, поэтому мне немного стыдно.       — Когда угодно, — сказал Чонгук, и он действительно имел это в виду. И знал, что Чимин тоже понимает, о чём именно он говорит.       Какое-то мгновение они продолжали просто стоять, а потом Чонгук слегка махнул Чимину и пошёл дальше по коридору. Он уже спускался по лестнице, когда услышал, как Чимин зовёт его из двери своей квартиры.       — Хочешь сходить куда-нибудь завтра вечером?       Чонгук выглянул из-за лестницы. Чимин всё так же стоял с открытой дверью, глядя на него, и Чонгук задумался, смотрел ли он на него всё это время.       — Завтра вечером я свободен.       — Я напишу тебе, хорошо? Мы так же можем встретиться, я имею в виду, это же твой последний вечер, верно?       — Да. Буду ждать с нетерпением.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239080]       — Знаешь, это я пригласил тебя, — дразнил Чонгука Чимин. — Неужели я не могу выбрать место?       — В прошлый раз тебя приглашал я, и место выбирал ты, так что мы квиты.       — Ладно, ладно.       Чонгук вытянул Чимина из дома поздно вечером, когда солнце уже зашло, и потащил в город, настаивая на том, чтобы пройтись пешком, а не садиться на поезд. Почти все три недели в Токио он потратил впустую, сидя без дела, поэтому сейчас он был полон решимости исследовать как можно большую часть города в свою последнюю ночь здесь.       Чимин выглядел ошеломляюще через объектив чонгуковой камеры (и без неё тоже, конечно же), одетый во всё чёрное и приталенную кожаную куртку, его волосы были собраны назад, под низкими полями его панамы. Из оранжевого цвета они уже выцвели до нежно-золотистого, и теперь Чонгук понимал, почему Чимин сказал, что поддерживать этот цвет было так болезненно.       Чонгук позволил Чимину вести его, потому что тот был лучше знаком с городом, в отличие от него. Они шли и болтали ни о чём и обо всём одновременно — о воспоминаниях из детства в Пусане, их любимой еде — Чимин больше всего любил кимчи-тиге, в то время как Чонгук был неравнодушен к шашлычкам из баранины. Любимым цветом Чонгука был красный, и он усмехнулся, когда Чимин из всех возможных цветов выбрал радужный. Когда он сказал ему, что радуга — это все цвета, а не один, парень только улыбнулся и ответил: «Именно».       Они ужинали в ресторане с названием «Красная Скала», в котором подавали говядину, он был спрятан в подвале другого здания, модного местечка, где нужно было оформить заказ в торговом автомате на улице, прежде чем зайти внутрь. Чонгук потратил смущающе много времени на поиск ресторанов в Интернете, которые, по его мнению, соответствовали бы вкусам Чимина, и наконец решил, что с говядиной просто невозможно ошибиться.       — Говядина, — восторженно сказал Чимин. — Не ел её целую вечность. — Он практически застонал, когда поднёс ко рту огромную ложку риса, на котором сверху лежал ломтик нежной говядины, и закрыл глаза от удовольствия. — Я рад, что мы пришли в мясной ресторан. Не люблю морепродукты.       — Ты из… Пусана… и не любишь морепродукты? — Чонгук застыл с ложкой на полпути ко рту.       Чимин запрокинул голову назад и засмеялся — громко и раскованно, с открытым ртом и зажмуренными глазами, одна рука держалась за стол, как будто удерживая парня, пока всё его тело сотрясалось от смеха. Чимин никогда раньше так не смеялся рядом с ним, и Чонгуку казалось очаровательным то, что такой громкий смех исходил из такого маленького человека. Смех Чимина был настолько заразительным, что Чонгук тоже усмехнулся, хотя и понятия не имел, что смешного в том, что он спросил.       — Прости, просто твоё… твоё лицо. О боже, — выдохнул Чимин, когда его смех начал сходить на нет, и потянулся через весь стол в сторону бутылки саке, которую они заказали, дрожащей рукой наливая его себе в чашечку. — Т-ты смотрел на меня так, будто я сказал самую у-ужасную вещь в мире, что-то типа «Чонгук, я бью щенков ради забавы». — Чимин прервался с очередной волной смеха, согнувшись над столом так, что ещё чуть-чуть и он мог бы удариться лбом о деревянное покрытие. Немного саке пролилось на стол. — И я клянусь, ты бы посмотрел на меня точно так же, если бы я реально сказал это. Так и было бы, серьёзно. — Он резко поставил бутылку и ещё несколько раз посмеялся про себя, прежде чем опрокинуть чашечку напитка в горло, шипя сквозь зубы от жалящего вкуса алкоголя.       — Честно говоря, я думаю, что пинать щенков ради удовольствия лучше, чем родиться в Пусане и не любить свежие морепродукты, — сказал Чонгук с совершенно серьёзным лицом.       — О мой… о мой бог, остановись. — Чимин поперхнулся, хватаясь рукой за горло, после чего Чонгук почувствовал, как что-то резко ударило его ногу под столом.       — Ты только что пнул меня?       — Да, пнул. И сделаю это ещё раз.       — Чимин, я не щенок, ты не можешь просто так пинать меня. Я уже знаю, что ты монстр, успокойся.       Чимин сделал пару глубоких вдохов, наконец переставая смеяться, и поднёс край салфетки к уголкам глаз, аккуратно промакивая выступившие слёзы. Чонгук заметил, что он носил макияж.       — Нет, ты не щенок. Ты немного похож на кролика.       — Кролика?       — Ага, когда улыбаешься, — объяснил Чимин. — Твои глаза и нос морщатся, и ты показываешь зубы. Как милый кролик.       Чонгук почувствовал, как его лицо стало горячим от слов Чимина, и он быстро налил себе чашечку саке и осушил её за раз, надеясь, что сможет использовать алкоголь в качестве оправдания красным щекам.       — Никто никогда не говорил мне этого раньше.       — Хорошо. Значит, я первый.

*

      — Куда мы теперь идём? — скулил Чимин. — Я так наелся, что не хочу больше ходить.       — Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты действительно слишком драматизирующий?       — Да.       — Возможно, тебе стоило стать актёром вместо модели.       — Довольно хорошее замечание.       Они были двумя парнями, сытыми говядиной и саке, и Чонгук поймал себя на мысли, что он не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. Менее чем через двенадцать часов он покинет Токио, а вместе с тем и Чимина.       Чонгук всерьёз подумывал о том, чтобы залезть в отложенные на всякий случай деньги и остаться в Токио ещё ненадолго, хотя это было бы абсолютным безумием. Он не знал Чимина достаточно хорошо. Они встретились меньше чем сорок восемь часов назад, и, насколько знал Чонгук, парень не имел ничего общего с его вновь появившейся страстью к фотографированию. Может быть, это желание ему вернул клишированный закат на пляже Ондзюку.       — Ты опять это делаешь, — сказал Чимин, приблизившись к уху Чонгука, и тот почувствовал, как маленькие руки обхватывают его бицепс, а затем голова парня падает на его плечо. — Твои мысли очень громкие.       Чонгук пытался не обращать внимания на удары в груди, тяжёлые, как и его шаги по асфальту. Чимин был пьян. Он, скорее всего, с трудом ходил и нуждался в Чонгуке, чтобы тот держал его в равновесии. Ничего особенного.       — Я могу попробовать заглушить их.       — Ты можешь рассказать о них, если хочешь.       Чонгук промычал и продолжил идти, обдумывая слова Чимина, пока наконец не решил остановиться на одной из сторон моста, по которому они шли, прислонившись к перилам и вглядываясь в стеклянный барьер, отделяющий их от токийского горизонта. Их глаза задержались друг на друге       — Я хочу, чтобы ты поехал со мной, — признался он. Чонгук ожидал того, что Чимин засмеётся, но вместо этого тот просто повернул голову в его сторону, с любопытством смотря на него. Их глаза задержались друг на друге на какое-то мгновение. — Прости. Странно говорить такое человеку, с которым только что познакомился.       — Да уж.       Чонгук пробежался пальцами по холодной стали перила.       — На сегодняшний вечер у меня запланировано ещё кое-что. Место, куда я всегда хотел сходить. Если ты не против.       — Это твой последний вечер здесь, кто я такой, чтобы говорить нет? Веди.       Чонгук не знал, чего именно ожидал Чимин, но, судя по его выражению лица, когда они подошли к воротам, точно не этого.       — Я никогда не был в Диснейленде, — сказал Чимин с улыбкой на лице, и она была ярче луны позади них. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239081] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239082] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239083] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239084] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239085]

*

      В голове стучало, в горле пересохло, а солнечный свет, падавший на красные веки, послал волну тошноты прямо в живот. Чонгук медленно открыл глаза и уставился в потолок гостиничного номера, смаргивая остатки глубокого ночного сна. После пары часов бега по Диснейленду Чонгук и Чимин провели финальный раунд в пивном саду, разговаривая, смеясь и прощаясь. Чонгук обычно не пил так много, поэтому его выносливость была гораздно меньше, чем он думал.       Его телефон показывал, что до его выселения осталось пятнадцать минут, поэтому он выскользнул из кровати и вымылся в душе так быстро, как только мог, после чего он спешно собрал свои вещи в чемодан и аккуратно сложил камеру в сумку. Чонгук трижды проверил номер, чтобы убедиться, что он ничего не оставил, а затем закрыл за собой дверь с более тяжёлым сердцем, чем обычно.       Из его кармана донёсся звук, оповещающий о новом сообщении, и Чонгук переместил свои вещи в одну руку, беря телефон, ожидая, что это будут Юнги или Намджун, желающие безопасного полёта. Чимин: тебе всё ещё нужна компания? Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239086]

ХОЙАН

      Как только они сошли с самолёта и приехали в отель, Чимин сбросил с себя толстое пальто и вытер пот со лба, после чего удалился в свой номер, обещая позже встретиться с Чонгуком в вестибюле, чтобы они могли вместе исследовать окрестности. Он уже ныл из-за того, насколько во Вьетнаме теплее, чем в Японии, когда говорил, что ему нужно принять душ и переодеться.       Для первой половины своего пребывания во Вьетнаме Чонгук выбрал исторический город под названием Хойан, который многие считали Венецией Вьетнама. Он был очарован фотографиями, которые попадались ему на глаза во время планирования путешествий, и ему не терпелось самому увидеть, как прекрасен этот город. Когда Чонгук укладывал волосы в душе, его внезапно осенило, что он впервые так взволнован выходом на улицу и возможностью посетить места, где он не был до сих пор.       Они встретились в вестибюле отеля, одетые в лёгкую одежду и с куртками в руках на тот случай, если приятная погода угаснет, чтобы охладить ночью столь жаркий город, и отправились вместе на их первую прогулку по Хойану.       — Итак, какой план, мистер эксперт по путешествиям? — спросил Чимин, как только они остановились на улице. Он прижал ладонь ко лбу, чтобы отгородиться от резкого солнечного света, и прищурился, смотря в сторону Чонгука.       — Э-э, — нерешительно начал Чонгук, — прогуляться?       Чимин скрестил руки на груди с чересчур преувеличенным раздражением.       — Это действительно твой план?       — Ну, да… Я уже говорил, что всё, что я делал до этого, так это сидел в кафе и фотографировал небо и свой напиток на протяжении трёх месяцев. Я удивлён, что ты такого высокого мнения обо мне, если честно.       Чимин пробежался языком по внутренней стороне щеки.       — Хорошо, ладно. Одну секунду.       Чимин возился со своим телефоном посреди многолюдной улицы, не тронутый суетой проплывающих вокруг него людей, и Чонгук неловко стоял в стороне и наблюдал за ним, не зная, стоит ли ему говорить, что он мешает.       — Ага! Окей. Давай пойдём сюда. — Чимин подскочил к Чонгуку и сунул свой телефон ему в лицо, показывая местоположение рынка примерно в полумиле к югу.       Хойан был очень оживлённым, но эта энергетика отличалась от шумных улиц Сеула и даже Токио; даже когда люди толпились плечом к плечу, это выглядело так, словно пресная вода и весенние цветы убаюкивают всех в расслабляющем тумане, где каждый сливается с другим в едином течении подобно реке, лениво протекающей через город.       Рынок был заполнен разнообразной болтовнёй, приправленной криками лавочников, рекламирующих свои товары из красочных зданий во французском стиле, в которых можно было найти что угодно от ярких узорчатых тканей и до музыкальных шкатулок ручной росписи. Разноцветные шёлковые фонари свисали с нитей, переплетающихся над их головами, но ни один из них не был зажжён, так как на улице всё так же ярко светило солнце.       Чимин останавливался почти в каждом магазинчике, чтобы поговорить с владельцами, общаясь в основном активным жестикулированием и короткими английскими фразами. Во время одного особенно долгого разговора с женщиной, продающей сшитый вручную шёлк, Чимин даже скачал приложение для перевода, чтобы он мог во всех красках рассказать ей, как прекрасны её ткани, на что она покраснела и со значительной скидкой продала ему несколько ярдов шёлка.       Большую часть времени Чонгук молча наблюдал за происходящим со своей камерой, лишь вежливо здороваясь, когда Чимин взволнованно представлял его тем, с кем ему мгновенно удавалось подружиться. Чимин буквально никого не обделил своим очарованием, идите к чёрту, языковые барьеры.       После нескольких часов шопинга, когда на чиминовых руках болталось множество тяжёлых пакетов, набитых тканями и украшениями ручной работы, он наконец рухнул на скамью и устало бросил руки вниз, мешки тут же разлетелись по сторонам со всем тем драматизмом, который Чимин намеревался показать окружающим.       — Я устал, — простонал он. — И хочу есть.       Чонгук позволил своему фотоаппарату свободно повиснуть у него на шее и нагнулся, чтобы собрать несколько вещей, которые выпали из пакетов Чимина, и поставить покупки прямо у его ног.       — Ты же не хочешь, чтобы они испачкались, — объяснил он, когда увидел, что Чимин в замешательстве посмотрел на него. — Не хочешь вернуться в отель, чтобы кинуть вещи, а потом пойти искать еду?       — Слишком устал, — снова застонал он. — Не могу идти. Изнываю от голода. Я слишком слаб. — Его голова безвольно повисла на плече, но Чонгук не мог не заметить крошечную улыбку, в которой были подняты уголки чиминовых губ.       Даже если бы он понял, в какую игру с ним играл Чимин, то в любом случае поддался бы ему.       — А если я понесу твои пакеты?       Как Чонгук и ожидал, энергия Чимина тут же вернулась к нему, и он вскочил на ноги, хлопая в ладоши.       — Окей. Я очень хочу немного фо, Чонгук. Целую вечность не ел его.       Чонгук собрал разбросанные по дороге пакеты и прижал рот к плечу, чтобы скрыть от Чимина рвущийся наружу смех. Он неохотно прощал себе то, каким слабым он был к чиминовым выходкам после столь короткого времени, проведённого вместе. Мысль о том, что эта власть держится в его крошечных руках, немного пугала его.       — Всё, что ты захочешь. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239087]

*

      К тому времени, как они вернулись в отель и подняли все свои вещи наверх, небо уже было покрыто тёмным бархатом сумерек. Чимин пригласил Чонгука к себе, чтобы отдохнуть, прежде чем они выйдут на улицу второй раз за день, но как только они вошли в номер, Чимин раздражённо плюхнулся на кровать и сбросил свои лоферы, драматично закидывая руку на глаза.       — Ты не говорил мне, что путешествия такие утомительные.       — Мне казалось, что ты хотел есть, — напомнил Чонгук.       — Я и хочу. Но я слишком устал, чтобы идти куда-то. И спать хочется.       — Ты пять часов проспал в самолёте.       — Это другой тип истощения, — пропыхтел Чимин в подушку. — Полное истощение организма. Знаешь, я больше не танцор. У меня такое ощущение, будто на моих ногах сидит слон.       — Внизу отеля есть небольшая лапшичная и кафе, — сказал Чонгук, намекая на то, что никуда идти и не нужно. Он сел на стул в углу комнаты и вытащил свой телефон и бумажник из карманов.       — О! — Чиминово восклицание удивило Чонгука, и это был не первый раз, когда он ловил себя на мысли, откуда в нём берутся такие вспышки энергии. — Мы могли бы поесть здесь. Я уверен, что в этом месте есть обслуживание номеров, верно? — Чимин положил руку на прикроватную тумбочку, копаясь в ящике, и его глаза загорелись, когда он достал маленькое меню рум-сервиса. Он помедлил, прежде чем открыть его, мельком поглядывая на Чонгука. — Если это ничего? Я не хочу быть тем, кто принимает решения во всём, что мы делаем, в конце концов, это твоя поездка. И это была моя идея пойти за покупками.       Чонгук действительно с нетерпением ждал хорошего ужина в городе, так что был немного разочарован предложением Чимина, но тут же напомнил себе, что фестиваль фонарей — причина, по которой он выбрал Хойан в качестве своего первого пункта назначения во Вьетнаме, празднество, которое он очень хотел посетить, — не начнётся раньше завтрашнего вечера, поэтому, может быть, было бы неплохо остаться в номере и стряхнуть с себя последствия долгого перелёта.       — Звучит замечательно, — сказал Чонгук. — Закажешь еду, пока я моюсь?       — Окей, — ответил Чимин, одаривая его небольшой милой позой со знаком мира у глаз.       Чонгук глумился над ним, принимая ту же позу в ответ, но более преувеличенно, сильно зажмуривая глаза и подгибая колени, вынуждая Чимина рухнуть на подушки в приступе смеха.       Он принимал душ уже во второй раз за этот день, после чего скользнул ногами в спортивные штаны и натянул на себя футболку, прежде чем вернуться в номер Чимина.       Судя по всему, на душ ушло больше времени, чем он думал, потому что Чимин уже успел переодеться в чёрные легинсы и вязаный джемпер оверсайз, который доходил до середины бедра и покрывал собой его крошечные руки, а его волосы были влажными и падали на глаза. Он сидел на кровати, скрестив ноги, с миской лапши на колене и тарелкой спринг-роллов у ног. Рот Чимина был полон вкусного фо, поэтому он просто показал палочками для еды в сторону разложенного перед ним ужина, тем самым приглашая Чонгука присоединиться.       — Садись сюда, — Чимин направил кончики своих палочек на еду и от неё провёл в воздухе путь к месту на кровати рядом с собой, и Чонгук на некоторое время застыл с горячей миской лапши в руках. Его взгляд переместился с места на кровати рядом с Чимином на стол и стул в другом конце номера.       — Я и там могу посидеть.       — Ой, нет, там так неудобно. Просто сядь здесь, давай посмотрим фильм. Мне всё равно, если ты прольёшь бульон на одеяло, в любом случае слишком жарко, чтобы им пользоваться. — После секунды размышления Чонгук всё же уступил и, ровно держа огромную миску лапши, чтобы не разлить, забрался на кровать, опираясь на второй набор подушек. Кровать была достаточно маленькой, чтобы его локоть касался чиминова плеча каждый раз, когда он подносил палочки ко рту. — Еда неплохая, верно? Я не был уверен, что взять тебе, поэтому заказал два одинаковых. Спринг-ролл? — Он покрутил своим недоеденным роллом около губ Чонгука, и тот открыл рот, чтобы съесть оставшийся кусочек.       Рисовая бумага легко жевалась, а овощи были хрустящими и имели насыщенный вкус, контрастируя с солёной жареной свининой.       — Вкусно, — согласился Чонгук с набитыми щеками.       — А как насчёт фильма ужасов, который ты мне задолжал? — Чимин локтем ткнул Чонгука в рёбра. — Хороший вечер для этого, не так ли?       — Если я не смогу заснуть, то ты возьмёшь всю ответственность на себя.       — Думаю, я смогу сделать это. — Чимин со счастливым видом листал подборку фильмов ужасов, пока они жевали свою лапшу в погружённом в тишину номере. — У них есть корейские субтитры, — радостно пробормотал себе под нос Чимин, когда наконец остановился на фильме: реалистичном документальном фильме о доме, в котором, предположительно, обитали приведения. Он ещё больше вжался в подушки и притянул к себе колени, миска с фо балансировала у него под подбородком, когда он отхлебнул немного бульона.       Фильм начинался относительно спокойно, как это обычно и бывает в ужасах, но всё тело Чонгука было напряжено от ожидания того, что может произойти дальше. Больше всего он ненавидел скримеры, и когда его заставляли смотреть фильмы ужасов с Юнги (который по каким-то причинам находил их забавными, чего Чонгук никак не мог понять), он подкладывал под подбородок подушку, чтобы прятать за ней глаза на таких моментах. Он взглянул на Чимина, который был просто очарован фильмом, его палочки для еды застыли с кусочком лапши, зажатой между ними.       — Скоро будет страшно, — прошептал Чимин. Он положил надкусанную лапшу обратно в миску и поставил её к себе на изгиб локтя, чтобы другой рукой взять оставшуюся посуду, и исчез в коридоре, наверное, чтобы бросить их в месте сбора различных вещей прямо за дверью. Когда он вернулся, то наклонился к прикроватной тумбочке и выключил лампу. Теперь номер полностью был погружён в темноту, не считая холодного свечения телевизора и уличного света ночной жизни Хойана несколькими этажами ниже, который пробивался к ним сквозь окна. Чимин откинулся на одеяло, на этот раз прижимаясь к Чонгуку ещё ближе, чем раньше. Его рука была такой тёплой по сравнению с его, что его сердцебиение невольно участилось.       — Зачем выключать свет, если становится жутко? — прошептал он.       — Потому что от этого ещё страшнее.       — И в этом весь смысл?       — Конечно?! Какой ещё смысл должен быть в ужа-О БОЖЕ, — вся кровать сотряслась вместе с мелькнувшим на экране изображением неизвестного существа, преследовавшего дом в фильме, под звук разбившегося стекла, и чиминова рука тут же подлетела к предплечью Чонгука в цепкой хватке, из-за которой его костяшки побелели, когда он стукнулся спиной об изголовье кровати.       — Ты как кот, — вслух подумал Чонгук.       — Кот? — Чимин поставил фильм на паузу и повернулся к парню с преувеличенно возмущённым видом. — Серьёзно?       — Нет, смотри, — свободной рукой Чонгук показал на Чимина и изголовье кровати, пока другая была зажата в сильной чиминовой хватке, хотя сейчас она и стала слабее. На самом деле он не хотел, чтобы тот отпускал её. — Когда кошки пугаются и делают вот так, в плане бросаются назад, им даже нравится… залезать на диваны и всякое такое. Это буквально то, что ты только что сделал.       Чимин фыркнул.       — Не то.       — Но ты действительно это сделал.       Чимин свирепо посмотрел на него, а затем молча схватил пульт с тумбочки, что заставило Чонгука смеяться ещё больше.       Когда фильм продолжился, а Чимин становился всё более и более нервным, Чонгук внезапно понял, что смотрит на него больше, чем на экран. Ладно, возможно, для него это было оправданием не смотреть фильм, но, если честно, он действительно, действительно не любил фильмы ужасов.       Он думал, что ему только кажется, что Чимин прижимался к нему ещё ближе, пока шёл фильм, подгоняемый собственными нервами, но спустя час это стало мучительно очевидным. За всё это время Чимин ни разу не убрал ладонь с чонгуковой руки, а теперь он крепкой хваткой вцепился в его бицепс, чиминово плечо упиралось в спину Чонгука, а колено легонько касалось его бедра. Такая близость заставляла его слишком ясно осознавать всё происходящее: насколько громким было его дыхание, какой мягкой была ткань чиминова джемпера, которая касалась его кожи каждый раз, когда в фильме что-то пугало Чимина. Запах сладкой корицы начинал кружить ему голову.       Фильм ужасов больше не беспокоил Чонгука, в его голове не было ничего, кроме паники и мыслей, что он должен сделать. Обнять Чимина в ответ? Придумать оправдание, чтобы сбежать? Он понятия не имел, почему вдруг так разволновался. Естественно, его тянуло к Чимину — кто-то бы смог вообще устоять? Но его беспокоило то, насколько чиминова близость влияла на него, словно он тонул и не мог поднять голову над водой, чтобы вдохнуть свежий воздух.       В фильме был очередной скример, и Чонгук совсем не испугался, потому что слишком погрузился в свои мысли, но Чимин пронзительно вскрикнул возле его уха и ещё больше толкнулся в сторону сидящего рядом с ним парня; чиминова нога скользнула по колену Чонгука, после чего он сделал то, что ему удавалось лучше всего. Он запаниковал.       Чонгук вскочил с кровати быстрее, чем успел осознать, что может двигаться, почти силой сбросив с себя Чимина, который даже не остановил фильм, явно потрясённый этим странным порывом. Он уставился на него широко раскрытыми и растерянными глазами, но с длинными ресницами и приоткрытыми пухлыми губами, окрашенными в вишнёво-красный от сочетания горячей лапши и нервного жевания из-за фильма.       Чонгук смотрел на него в ответ, запоминая каждую деталь в Чимине: миниатюрную фигуру, взлохмаченные волосы от всех его болтаний из стороны в сторону из-за смеха или испуга, или даже его нервную привычку пробегаться по ним руками; каким маленьким он выглядел, растянувшись на кровати перед ним, от этого вида сердце Чонгука забилось ещё сильнее из-за эмоции, которой он не мог дать названия. Что-то, чего он никогда раньше не чувствовал.       — В чём дело? Тебя фильм напугал? — спросил Чимин.       Это был тот самый момент, когда Чонгук понял, что проебался.       — Я очень устал, — сказал он, его слова звучали так неуверенно, что он не смог бы убедить даже кирпичную стену. — Думаю, мне нужно вернуться в номер и поспать.       — Ты уверен? — Чимин на ощупь искал в темноте пульт, лежащий на прикроватной тумбочке, и остановил фильм, стоило почувствовать его в ладони, после чего встал на колени, чтобы лучше видеть Чонгука. — Фильм почти закончился. Да и если ты заснёшь здесь, то я не против.       Чонгук сглотнул несколько раз, чтобы облегчить сформировавшийся в горле ком.       — Нет, всё в норме. Я просто вернусь в свой номер. Я устал после сегодняшнего перелёта, мало спал прошлой ночью, и потом мы сделали так много сегодня… — голос Чонгука затих.       — Да, конечно. — Чимин улыбнулся и странная атмосфера в номере мгновенно рассеялась. — Прости, я забыл, что ты не спал в полёте, хоть я и спал. Я такой эгоист.       Чиминовы слова тут же ударили его чувством вины. Всё, что он хотел сделать, так это расслабиться за просмотром фильма после долгого дня, и Чонгук полностью испортил ему настроение, поймав себя на странной мысли об объятии, о котором Чимин даже не задумался бы.       — Нет, нет. Ты не эгоистичный, я просто очень устал и, возможно, не смогу заснуть, потому что фильм действительно страшный. Прости. — Он мог бы перестать лгать и просто забраться обратно в постель, но он не был уверен, сможет ли выдержать ещё полчаса, когда Чимин прижимался к нему.       — Не извиняйся, Чонгук. Всё в порядке. Увидимся утром?       — Да.       Чонгук бросил последний взгляд на Чимина, прежде чем дверь закрылась: он уже снова включил фильм и свернулся калачиком посреди кровати спиной к подушкам, обхватив руками колени. Светящийся в темноте экран отбрасывал движущиеся тени на его лицо, заставляя глаза сверкать. Затем дверь захлопнулась, и Чонгук оказался в полном одиночестве в коридоре, уставившись в дверь гостиничного номера Чимина.

*

      Чонгук вышел из отеля рано утром, чтобы попытаться справиться со своими эмоциями, в действительности не особо надеясь на успех. С фотоаппаратом на бедре, он прогуливался вдоль реки и изо всех сил старался завязать хотя бы небольшой разговор с рыбаками, продающими свежий улов, а проходя мимо прилавков, согласился взять протянутый кусочек фрукта у женщины, стоящей за одним из них. Фрукт оказался хрустящим и сочным, сладкий нектар стекал по его подбородку, когда он вытер его и слизал вкусную жидкость с пальца. Чонгук забыл, как это приятно снова оказаться в маленьком городе после всех тех мегаполисов, которые он посетил за первую половину своей поездки.       Это было прекрасное, по ощущениям весеннее утро, и Чонгук совсем потерял счёт времени, снимая все пейзажи, которые мог предложить ему Хойан: горы, покрытые густыми облаками, и спокойную гладь реки, протекающей через весь город. Он нашёл небольшой участок цветущих возле реки цветов и сделал несколько фотографий, но остановился, когда понял, что они будут выглядеть намного красивее, если среди них будет лежать Чимин.       Чонгук пробежался по рынку, где они прогуливались вчера, и заметил в стороне узкую улочку с ещё большим количеством магазинов, которые они пропустили, большинство из них продавали ювелирные изделия ручной работы. Один из магазинчиков с расписанной вручную деревянной табличкой привлёк его внимание, и он заглянул внутрь, чтобы осмотреться. Продавец поприветствовал его, и Чонгук кивнул в ответ, после чего прошёл в заднюю часть магазина, где располагались длинные серебряные стойки с сотнями блестящих ювелирных изделий ручной ковки, сделанных из металлов, какие только можно было представить.       Он набросил на пальцы изысканные цепи и покрутил в руках браслеты. Чонгук не из тех, кто носит много украшений, поэтому он не знал, что вообще заставило его зайти в магазин. Он думал, что это, должно быть, из-за Чимина: Чонгук ещё ни разу не видел его без увесистых браслетов и колец, надетых на его тонкие пальцы и запястья, или серебряных гвоздиков, украшающих его уши.       И как раз тогда, когда он собирался уходить, ему на глаза попалось кольцо из белого золота в конце стойки. Это было широкое кольцо, украшенное завитками из розового золота, которые напоминали Чонгуку облака над бурным морем. Он взял его и покрутил в пальцах, и что-то выгравированное внутри него заставило его замереть: внутри кольца было восемь разных лун, изображающих все лунные фазы. Он провёл по ним пальцем, гравировка была гладкой на ощупь. Это кольцо чем-то напомнило ему о Чимине, и прежде чем он смог серьёзно обдумать промелькнувшую в голове мысль, он отнёс его продавцу и положил на прилавок. Несмотря на языковой барьер, им удалось выяснить цену, и затем Чонгук отправился обратно в отель с небольшим шёлковым мешочком, перевязанным лентой, в его кармане.       — Эй, ты.       Чимин свернулся калачиком за столиком на веранде в кафе недалеко от отеля. Он выглядел измученным, тёмные круги под глазами виднелись даже через толстый слой консилера. Он тонул в огромной толстовке, а его волосы были неуложены и спадали на лоб.       — Эй, ты, — передразнил его Чонгук. Он снял сумку с камерой и положил на свободное кресло, а затем сел в кресло напротив Чимина, который даже не взглянул на него.       — Я стучался в твою дверь сегодня утром, но ты не ответил. Я решил, что ты ушёл.       Чонгук даже не думал о том, что забыл сказать Чимину, куда он идёт, и теперь чувствовал себя немного виноватым.       — Прости. Я всё ещё привыкаю к тому, что путешествую с кем-то. Я пошёл сделать несколько снимков, а потом пробежался по магазинам.       Рот Чимина открылся в безмолвном «а», но он не сводил глаз с напитка. Чонгук поёрзал, Чимин вёл себя немного странно, его обычное беззаботное поведение сменилось чем-то почти что безжизненным.       — Я отнёс все вещи, которые купил вчера, на почту и отправил Тэ, потому что понял, что купил слишком много, чтобы перевозить в багаже. Он убьёт меня.       — Думаю, за три часа ты купил больше вещей, чем я за три месяца путешествий.       Чимин улыбнулся, но эта улыбка казалась такой неестественной и совершенно не сочеталась с обычным блеском в его глазах.       — Эй, эм… — Чонгук провёл пальцами по экрану телефона, чтобы хоть чем-то занять руки. — Ты в порядке? Ты кажешься немного… уставшим?       Чимин натянул рукава на пальцы и с глухим звоном поставил кружку на кованое железо столика. Он поднял взгляд и встретился с чонгуковыми глазами впервые с тех пор, как тот подсел к нему, а затем с самым мрачным и серьёзным выражением лица, какое только Чонгук видел в своей жизни, сказал:       — Я скучаю по Ёнтану.       Чонгук моргнул. Дважды.       — Ты такой подавленный, потому что скучаешь по Ёнтану? Разве это не… собака Тэхёна?       Чимин откинул голову назад, и та повисла на спинке кресла, и закрыл глаза.       — Я знал, что ты не поймёшь. Ёнтан — свет моей жизни, Чонгук. Он мой сын.       — Но это собака Тэ.       — Нет, нет, — Чимин снова выпрямился и поднял один палец, покачивая им из стороны в сторону. — Тут ты не прав. Тэ только думает, что он отец Ёнтана, но на самом деле это я. Ёнтан просто притворяется, что любит его больше, чтобы он чувствовал себя лучше. Но все знают, кому он по-настоящему предан. — Он взял свой кофе и сделал глоток. — Всё, о чём я мог думать прошлой ночью, — Тан-и. Мне так грустно, что я не увижу его ещё три месяца.       — Ты мог бы фейстаймнуть ему? — нерешительно предложил Чонгук.       — Чонгук, собаки не могут пользоваться Фейстаймом. Это нелепо.       — Я имею в виду… Тэхён может держать телефон? И ты мог бы увидеть Ёнтана.       — О. Ты прав, но… Тэхён. — Чиминовы глаза стали ещё более тусклыми, и он съёжился в кресле, сердце Чонгука сильно забилось от того, каким маленьким он выглядел. Он хотел перелезть через стол и обнять его. — После фильма мне было страшно, и Тэ не было рядом, чтобы обнять меня как обычно.       — Мне казалось, ты говорил, что Тэ не любит ужасы?       — Он и не любит. Но он приходил после того, как я смотрел их, чтобы я лучше спал.       Чонгук не мог подобрать нужные слова. Хоть Намджун и Юнги были его лучшими друзьями и всегда были рядом с ним, он понятия не имел, каково это иметь друга, который бросил бы всё, чтобы поехать через весь Токио из-за того, что он был напуган просмотром фильма. Маленький домик Тэ на пляже Ондзюку определённо был не рядом с квартирой Чимина в Шибуя.       — Выходит, вы двое уже давно дружите?       — Хм-м-м. — Чимин стучал пальцами по краю стола, будто считая прошедшее время. — С моего первого года в Школе искусств. Где-то… с тех пор, как нам исполнилось пятнадцать? Около десяти лет.       — Погоди, так… ты ходил в школу с Тэхёном? — Чонгук путался всё больше с каждой секундой. — Но вы оба живёте в Токио.       — Ага, — сказал Чимин. — Тэхён переехал в Токио вместе со мной.       Чонгук почувствовал, как у него открылся рот, и теперь надеялся, что Чимин этого не заметит. Если Чонгук не мог представить себе друга, который нёсся бы через весь Токио ради него, то он определённо не смог бы представить того, кто последовал бы за ним в другую страну.       — Тэхён художник. Он только подрабатывает на пляже, ну и на стороне работает на набережной за налик, чтобы было, на что рисовать. Вообще, он очень хорош, — прояснил Чимин, ясно чувствуя, в каком моменте запутался Чонгук. Он покрутил кольца на пальцах. — Я был не до конца честен с тобой, когда сказал, что переехал в Токио только из-за работы модели. Мне нужно было уехать… из Сеула. Тэ не связан какой-либо карьерой, так как он художник, поэтому и поехал со мной. Мы не можем быть вдалеке друг от друга. — Чимин усмехнулся. — А потом я решил уехать на три месяца и уже ною об этом.       Чонгук настолько погрузился в размышления о чиминовой истории, что не сразу понял, что молчал уже некоторое время, поэтому выдал единственное, что смог придумать:       — Вы, кажется, очень близки. — Он почти поморщился от того, насколько плохо выражал свои мысли, но он действительно не знал, что ещё сказать.       — Да, очень. — Чимин расплылся в улыбке. — Я очень сильно люблю его. Не знаю, что бы я делал без него.       Их столик окутало молчанием, исключая гул местных жителей, торгующихся с продавцами в магазине неподалёку, и звон ложек, когда окружающие их люди размешивали свои напитки.       — Сегодня фестиваль фонарей, — сказал Чонгук, чтобы нарушить тишину, и Чимин посмотрел на него через падающие на глаза волосы.       — Что это?       — Помнишь те шёлковые фонари, развешанные по всему торговому кварталу, куда мы ходили? — Чимин кивнул. — На самом деле я решил поехать в Хойан именно в феврале, чтобы посетить этот фестиваль. Все фонари светятся, сотни фонарей, повсюду магазины, продуктовые лавки и лодочные прогулки — это должно быть по-настоящему красивым. Хочешь пойти со мной?       — С удовольствием. — Чимин улыбнулся с той же искренней теплотой, какую источал ранее, и сердце Чонгука запело от того, насколько приятно было вернуть её на его лицо.

*

      Кровь в чонгуковых венах кипела от предвкушения, когда он постучался в дверь Чимина в тот вечер, как они и договаривались, и услышал какой-то шелест и шаги внутри.       — Чонгук?       — Да, я готов спускаться вниз, когда ты будешь готов.       — Дай мне секунду, — сказал он, а затем в номере глухо закрылась дверь в ванную.       Чиминовы шаги приблизились к двери, и Чонгук отошёл в сторону, чтобы он смог открыть её.       — Прости, я вздремнул, потому что вчера почти не спал, поэтому и поздно начал собираться. Я закончил так быстро, как только смог…       Его волосы почти полностью выцвели из кремово-оранжевого в мягкий золотисто-жёлтый, и Чимин собрал их гелем, оставив несколько прядей, спадающих на его брови и глаза, накрашенные золотыми тенями для век, мерцающими на свету. Его скулы были матово-бронзовыми, а естественное сияние его кожи контрастировало с простой белой классической рубашкой, закатанной до локтей и заправленной в чёрные брюки. Его запястья и руки были усеяны браслетами из белого золота и кольцами.       Чимин заправил прядь волос за ухо и выпрямился, как только надел ботинки.       — Ты готов?       Чонгук взглянул на свой выбор одежды: он просто натянул тёмные джинсы и приталенный чёрный пуловер с v-образным вырезом, даже не заморачиваясь над тем, чтобы сделать с волосами что-то кроме сушки и расчёсывания. Он чувствовал себя раздетым.       Чимин поднял брови, смотря на Чонгука, который слишком поздно понял, что тот задал ему вопрос.       — А, да. Пойдём.       Чимин сунул свой бумажник и ключ от номера в карман брюк и оглядел Чонгука с головы до ног.       — Не снимаешь?       — Не. Сегодня вечером я просто хочу повеселиться. Камера не включена.       Конечно же Чонгук любил запечатлевать происходящее на фотографиях — в конце концов, он фотограф. Но одной из самых важных вещей, которые он узнал за эти годы, была важность того, чтобы видеть всё происходящее своими глазами, на фотографиях невозможно отразить эмоции, с которыми смотришь на те же сцены через объектив. У Чонгука было достаточно времени, чтобы сфотографировать красоту Хойана в другую ночь, но время на фестиваль фонарей он хотел разделить с Чимином.

*

      Хоть весна только наступала, ночь была тёплой и дул лёгкий океанский бриз, который поддерживал комфортную температуру. Чимин явно чувствовал себя лучше после столь необходимого сна, но Чонгук мог сказать, что он всё ещё был уставшим и, возможно, всё так же тосковал по Тэхёну и Ёнтану. Он поклялся самому себе, что поддержит Чимина, чего бы это ни стоило.       Они оживлённо разговаривали, пока шли на фестиваль в сторону рынка. Чонгук был почти что опьянён счастьем от того, как легко слова слетали с его губ, хотя их не касалась и капля алкоголя, и Чимин, заметив это, дразнил его, что тот ведёт себя, будто другой человек.       Улицы были тёмными и пустынными, огромный контраст в сравнении с обычной суматохой, преследовавшей их в течение дня, но Чонгук понял, что они приближаются, когда послышались громкая музыка и разговоры, доходившие до них в танце по воздуху, и они свернули в следующий переулок, идя вслед за ними. Несмотря на то, что Чонгук уже дважды был на рынке, вечером узкие улочки выглядели совсем иначе, поэтому ни один из них не был полностью уверен в том, куда они идут, но ни один из них не возражал.       Когда они наконец завернули за последний угол, Чонгук потерял дар речи. Открывшийся перед ними вид напоминал какую-то картину из фильма студии Гибли. Шёлковые фонари, которые весь день украшали улицы, были зажжены, сотни ярких огней пронзали собой тёмное небо, отбрасывая тёплый свет на всё вокруг них и отражаясь от поверхности реки. Повсюду были люди: некоторые наполняли свои животы уличной едой, другие качались под музыку с бутылками алкоголя, болтающимися у них в руках. Все магазины были закрыты, а их место заняли временные магазинчики, где продавались фонарики, которые можно было пустить по реке.       — Вау, — затаив дыхание, сказал Чимин, и Чонгук согласно кивнул, хотя тот даже не смотрел на него.       — Я рад, что ты здесь со мной, — сказал Чонгук, набравшись храбрости. Чимин с интересом наклонил к нему голову, но Чонгук не захотел встречаться с ним глазами.       Он почувствовал, как чиминова рука коснулась его, и сначала подумал, что это было случайностью, пока мизинец парня не проехался по его пальцам. Он понял намёк и протянул свой мизинец, который Чимин тут же соединил со своим.       — Хочешь чего-нибудь поесть? — спросил Чимин, его голос был низким и тихим, но Чонгук слышал его всё так же громко и отчётливо, даже несмотря на шум фестиваля. Он кивнул, и тот повёл его вперёд, осторожно таща через толпу. Чимин обернулся на Чонгука, пока они шли. — Давай попробуем всё, — сказал он со сверкающей решимостью в глазах.       Их первой остановкой был ларёк, заполненный жареной свининой и овощами, завёрнутыми в рисовую бумагу на длинных деревянных палочках, которые подавались в бумажных лодочках с красным соусом, выглядящим угрожающе. Палочки немного напомнили Чонгуку о блинчиках, которые они ели прошлой ночью, но когда он опустил палец в соус и попробовал его на вкус, его нос сморщился, а на глазах выступили слёзы от остроты. Он с грустью в глазах уставился на свою шпажку, которая уже полностью была покрыта им, и Чимин согнулся пополам от смеха, когда тот отдал ему свою порцию, хотя его щёки уже были распухшими от его собственной.       — Ты серьёзно как кролик, — сказал Чимин. — Милый. — Он бросил первую палочку в мусорное ведро и свободной рукой вновь потянулся к Чонгуку, на этот раз полностью переплетая их пальцы и соединяя ладони.       Как только Чимин наелся свиными шашлыками, они съели яичный рулетик с арахисовым соусом и жареную рыбу; Чимин вместо неё ел рисовый пирог, морщась от вида морепродуктов в руке Чонгука. Было довольно сложно есть еду, которую обычно едят руками, держась при этом за руки, но Чимин не отпускал, а Чонгук этого точно ни за что не сделал бы, поэтому они справлялись как могли. После того, как Чимин стал казаться удовлетворённым, а Чонгук наелся почти до отвала, Чимин предложил на десерт банановые блины, на что чонгуков желудок тут же вынудил его отказаться от этой затеи.       — Не надо, пожалуйста, — простонал Чонгук. — Не думаю, что вообще теперь смогу когда-нибудь есть.       — Ладно, ладно, — согласился Чимин, слизывая с губ остатки острого соуса и бросая ещё одну деревянную палочку в мусорную корзину рядом с последним ларьком, который они посетили. — Что хочешь сделать вместо этого?       Чонгук предложил прокатиться на лодках по реке, но Чимин практически позеленел от его слов, объясняя, что его быстро укачивает, поэтому, вместо этого, они купили плавающие фонарики в ближайшем ларьке и пошли вдоль реки в поисках места, которое будет тише фестиваля.       — Мы должны загадать желание, — сказал Чимин. Он присел на корточки у самой реки, всё ещё держа в руках фонарик.       — Не думаю, что это часть традиции.       Чимин усмехнулся.       — Мне кажется, это занятие достойно того, чтобы загадать желание. Ты знаешь, для чего на самом деле эти фонари?       Чонгук задумался.       — Нет.       — Тогда ладно. Я считаю, что они для желаний.       — Хорошо, хорошо. Мы загадаем желание.       Чимин вытянул руки перед собой и зажмурился, словно усердно думая, а затем сосчитал до трёх и осторожно опустил фонарь на воду. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239088]

*

      Из всего того, чем можно было бы завершить ночь в историческом городе Хойан во Вьетнаме, питьё соджу за столиком возле круглосуточного магазина не было первым в списке Чонгука, но именно там он и оказался, опрокидывая содержимое уже второй бутылки, пока по-настоящему весенний ветерок ерошил его волосы.       — Мы всё ещё во Вьетнаме и пьём соджу рядом с круглосуточным магазином, — хихикая, озвучил чонгуковы мысли Чимин. Его щёки порозовели: то ли от такого яркого вечера, то ли от алкоголя, а может, и от того и от другого. — Как дома, верно? Кажется, будто я вернулся в Корею.       — Весной в Корее никогда не будет так тепло.       — Да, но разве это не напоминает тебе о том, как после экзаменов вы с друзьями идёте поесть барбекю и пьёте соджу, пока не забудете, насколько плохи ваши оценки? — Чимин откинулся на спинку стула, чтобы поставить на него ногу и подтянуть к себе колено, укладывая на него подбородок. — Я скучаю по этому.       — Честно? Я никогда не делал ничего подобного.       — Правда?       — Да, я имею в виду… я никогда не был на вечеринке или чём-то таком в колледже. Я был действительно сосредоточен на учёбе, поэтому по большей части, когда не учился, я просто гулял вокруг и фотографировал или читал комиксы, ну, или ещё что-то. — Чонгук нервно рассмеялся. — Мой второй год был более диким, пока я жил в общежитии, но это длилось недолго. Я встречался с девушкой, которая была отвязной тусовщицей, и я часто гулял с ней, чтобы сделать её счастливой, но мне всё это не нравилось.       Чимин задумчиво провёл пальцами по бутылке, и когда он взял её в руки, стекло звякнуло об его украшения.       — Разве сейчас тебе не весело?       — Весело, но это другое, — пояснил Чонгук. — Здесь только ты и я. Я не люблю большие группы людей.       — Вы с той девушкой расстались из-за этого? Она просто слишком часто ходила на вечеринки, но ты хотел остаться дома? — Чимин потянулся за своей третьей бутылкой соджу и открутил крышку, сразу же поднося бутылку к губам и выпивая четверть одним махом.       Чонгук был сбит с толку чиминовой переносимостью алкоголя: он никогда не видел ничего подобного раньше.       — Не, мы расстались, потому что она решила остаться дома. И под «остаться» я имею в виду остаться в моей комнате и отсосать у моего соседа, когда я вышел за пиццей.       У Чимина отвисла челюсть, и он схватил бутылку, чуть не роняя её.       — Что?       — Всё в порядке. Это было много лет назад. — Чонгук осушил остаток своей бутылки, и Чимин автоматически передал ему новую, которую тот тут же взял. — Я смирился с этим. Но после этого я вроде как ушёл. Не пойми неправильно, у меня есть друзья. Два моих лучших друга намного старше меня, поэтому и окончили школу раньше.       — Я никогда не слышал о твоих друзьях.       — Я не рассказывал о Намджуне и Юнги?       Чимин отрицательно покачал головой.       — Чёрт, я самый худший друг на свете. Ладно, та-а-ак, ну, во-первых, вот. Это Намджун… — Чонгук прокрутил галерею, чтобы найти фотографию Намджуна, и остановился на последнем фото, которое он сделал прямо перед тем, как тот переехал в Сеул, — …и его парень, Сокджин. В прошлом году они вместе переехали в Сеул.       — Ого, этот парень выглядит классно, — сказал Чимин, его глаза были широко раскрыты, а рот открыт в благоговении. — Он прекрасен.       — Как я понимаю, ты говоришь о Джине. — Чонгук рассмеялся. — Да, он часто получает такую реакцию.       Снимок был сделан на их новоселье, организованное Сокджином. На самом деле это была его первая и последняя встреча с парнем Намджуна, так что он понятия не имел, чего можно было ожидать, но когда вечеринка вылилась в мероприятие с классическим дресс-кодом, открытым баром и живой музыкой, это было почти всё, что ему нужно было знать.       — Чем он занимается? Его пальто от Версаче. Уф.       — Э-э-э… — Честно говоря, Чонгук не был на сто процентов уверен в том, чем Сокджин зарабатывал на жизнь, и его поразило осознание, что он никогда не просил Намджуна рассказать побольше о нём. Может быть, он действительно был плохим другом. — Он работает в сфере развлечений, я думаю? Намджун — продюсер, поэтому я предполагаю, что они встретились на работе. Думаю, Сокджин — важная шишка в индустрии.       — А, тогда это всё объясняет. — Чимин замер, держа палец на экране телефона, и взглянул на Чонгука, прося разрешение перейти к следующей фотографии; когда тот кивнул, он смахнул фото в сторону. Следующий снимок был сделан сразу же после первого, но на нём Сокджин свернулся около Намджуна. Они оба одинаково светились, что бывает только у влюблённых пар. — Чёрт, твой друг соблазнил большого босса. Какой распутник.       Чонгук рассмеялся.       — На самом деле всё как раз наоборот. Намджун владеет собственной компанией. Он руководит группами айдолов с моим другом Юнги. — Он осторожно вытащил телефон из чиминовых пальцев и пролистал пару фотографий влево, чтобы найти его фото с Юнги, которое он сделал в ту же ночь, после чего отдал смартфон обратно. — Вот он.       — О! А он милаха, — сказал Чимин. — Хочу погладить его.       — Я почти уверен, что он буквально откусил бы тебе руку, если бы ты попытался его погладить. Я настоятельно рекомендую этого не делать.       — Оу, но он выглядит таким милым.       — Так и есть. Он действительно самый милый человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни, но он думает, что он крутой, и это делает его пугающим.       В итоге они проговорили ещё пару часов, периодически заходя внутрь за очередной порцией соджу, что в основном было чиминовой идеей. После того, как они оба уже мало понимали происходящее, а бутылки соджу были пусты и их разговор больше походил на обмен грязными шутками и хихиканье, чем на что-то значимое, Чимин настоял на том, чтобы вернуться к киоскам с едой, чтобы поесть банановых блинов, и хотя желудок Чонгука бурлил из-за смеси жирной пищи и огромного количества алкоголя, он согласился.       Они купили две порции свёрнутых блинчиков в одной бумажной лодочке, политых сливочным карамельным соусом, а затем решили, что они, наверное, слишком пьяны, чтобы дальше находиться на публике, поэтому пошли короткой дорогой обратно в отель, пока Чимин радостно жевал свои блины. Он практически стонал каждый раз, когда делал укус, и Чонгук почувствовал лёгкое возбуждение, когда Чимин обхватил губами рулет и языком поймал капельки карамели, но алкоголь настолько ослабил его сдержанность, что у него просто не хватило сил оторвать взгляд.       Чимин стал немного решительнее, высовывая язык, чтобы облизать низ блинного рулета и поймать немного сиропа, который вот-вот должен был капнуть с него, будто бы он знал, что Чонгук наблюдает. Через несколько минут, с затуманенной алкоголем головой, Чонгук с трудом заметил, что они больше не шли: они были всего в нескольких ярдах от отеля, но Чимин остановился в конце переулка, выходящего на улицу, и его глаза были прикованы к Чонгуку, когда он засунул остаток десерта в рот. Щёки Чонгука горели под пристальным чиминовым взглядом.       — Это последний, — сказал Чимин. Его голос был другим: вместо того, который был высоким и мелодичным, будто бы парень пел, он был низким и хриплым, и его звучание заставило в животе Чонгука что-то вздрогнуть. — Ты ещё не пробовал.       — Вкусно?       — Да, — практически прошептал Чимин, пространство между ними сокращалось. Он осторожно поднял последний блин большим и указательным пальцами и откусил половину, его глаза закрылись с нежным мычанием. — Хочешь попробовать?       Чонгук кивнул и поднял руку, чтобы взять блин у Чимина, но чиминова свободная рука поймала его запястье и осторожно удерживала, прижимая Чонгука спиной к стене, пока тот не оказался в клетке между стеной и чиминовым телом, достаточно близко, чтобы он мог чувствовать его тепло сквозь одежду.       Чимин поднёс блин к чонгуковым губам, мягко прижимая его к ним, и Чонгук охотно открыл их, чтобы взять протянутый десерт, его глаза застыли на чиминовых губах, полных и приоткрытых, всё ещё влажных от липкого сиропа.       Он машинально жевал и глотал, но, честно говоря, не чувствовал вообще никакого вкуса. Он не мог думать ни о чём, кроме того, что Чимин вторгся в каждое из его обострённых от алкоголя чувств, когда приблизился к нему, хищные глаза были прикованы к его губам, и Чонгук сглотнул в предвкушении.       Чиминовы пальцы всё ещё нависали над губами Чонгука, и медленно, почти мучительно Чимин провёл ими, чтобы поймать каплю карамели, стекающую по ним, и, не разрывая зрительного контакта, сунул палец в свой рот, начисто обсасывая.       — Ох, — сказал Чонгук, скорее вздохнув, чем озвучив полноценное слово, и Чимин засмеялся, ярко и сладко, совсем не соответствуя его поведению.       — Вкусно? — спросил Чимин.       — Д-да.       Чимин наклонился ещё ближе к Чонгуку, пока их губы почти не соприкоснулись, и тот застыл. Он знал, что Чимин должен чувствовать, как сильно бьётся его сердце от того, насколько близко они были друг к другу.       — Знаешь, что ещё вкусно? — спросил Чимин, и Чонгук почувствовал, как чиминовы губы коснулись его, когда тот заговорил. Они были такими же мягкими, какими и казались, и Чонгук чуть не дёрнулся вперёд от желания поймать их своими.       — М?       — Я.       Любая сдержанность, которая была у Чонгука, была выброшена в окно, и он резко сдвинул руки, чтобы обхватить Чимина за талию и притянуть его ближе, когда тот наконец соединил их губы. На вкус Чимин был как соджу и сладкий сироп, в тысячу раз лучше того вкуса, какой когда-либо мог быть у блина, и Чонгук мгновенно стал зависимым; он протолкнул язык в рот Чимина, и тот позволил ему, его губы были податливыми, а рот тёплым, постанывание — мягким, столь необходимый звук в чонгуковом рту.       Чонгук опустил руки на чиминовы бёдра и впился большими пальцами в его бедренные кости, притягивая его ещё ближе. Чонгук удивился, когда почувствовал, что Чимин уже был твёрдым, и трение сделало его ещё более нуждающимся: он обернул руки вокруг чонгуковой шеи и соединил их губы в очередном поцелуе со внезапно возникшим отчаянием, его язык скользнул глубже в рот Чонгука, который обхватил его своими губами и стал посасывать, заставляя Чимина дрожать.       Когда они разорвали поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, Чонгук всё ещё не хотел отрываться от чиминовых губ, желая вкусить каждый дюйм его кожи, который Чимин позволил бы ему попробовать, поэтому он провёл линию нежных поцелуев от уголка рта до подбородка.       — Чон… — Чимин провёл пальцами по чонгуковой шее и затем запустил их в волосы на затылке. — Чонгук.       Чонгук промычал, показывая Чимину, что он слушает, приоткрыв рот и нежно засосав его челюсть, и тот хрипло застонал, этот звук мог бы быть проклятием.       — Ты… — выдохнул Чимин, когда Чонгук провёл губами по уху и втянул в рот, посасывая. — Ты хочешь подняться?       На долю секунды крошечная часть Чонгука поняла, что это действительно плохая идея, но эта его часть тонула в соджу и сладком вкусе чиминовой кожи.       — Да, — сказал он, покусывая чиминову ключицу, а затем пробегаясь по ней языком. — Да.

*

      Чонгук чувствовал, что он, должно быть, спас кого-то в своей прошлой жизни, когда им удалось подняться наверх, не наткнувшись ни на кого по пути. Чонгук и Чимин были просто неспособны оторвать свои руки и губы друг от друга, неловко пробираясь через лобби отеля; Чимин шёл впереди, пятясь в сторону номера, одна его рука запуталась в чонгуковых волосах, а второй он обхватил парня за талию, будто бы боялся, что Чонгук передумает, если он его отпустит.       Когда они добрались до номера Чимина, который ему впечатляюще удалось открыть одной рукой, не отрывая губ от Чонгука, он толкнул его внутрь и развернул, чтобы прижать к двери, захлопывая её.       — Я хочу тебя, — выдохнул Чимин и тут же принялся за шею Чонгука, покусывая нежную кожу, а затем проходя языком по отметинам, когда его руки приподняли чонгукову рубашку, чтобы прикоснуться к разгорячённому телу. — Чёрт, — простонал он. — У тебя шесть кубиков. Господи, это горячо.       Чимин сильно засасывал чонгукову шею, ведя дорожку мокрых поцелуев от челюсти и до ключицы, и Чонгук знал, что завтра будет покрыт фиолетовыми пятнами, но, честно говоря, ему было абсолютно всё равно на всё, кроме одного: как же приятно ощущать на себе чиминовы губы, его руки, просто Чимина. Он подцепил пальцем челюсть Чимина, втягивая его в очередной поцелуй, более необходимый, чем раньше, зубы сталкивались так же часто, как сплетались языки. Чонгук лихорадочно расстегнул чиминову рубашку и сбросил её с плеч, пока Чимин спиной вёл их вглубь номера, и когда его колени ударились о бортик кровати, он залез на неё. Чонгук навис над ним и опустил голову, чтобы укусить и пососать чиминову нижнюю губу, раздвигая коленом его бёдра, и Чимин вскрикнул прерывистым стоном и начал отчаянно извиваться под ним, ища трения.       — Ты такой милый, — пробормотал Чонгук, когда отстранился, чтобы полюбоваться красотой Чимина, тем, как покраснело его лицо, а грудь тяжело вздымалась. Его загорелый живот был плоским и подтянутым, его истерзанные поцелуями губы блестели от слюны и приоткрывались с хриплым вздохом каждый раз, когда он прижимался к колену Чонгука. Чонгук хотел запомнить каждую его деталь, желая, чтобы у него сейчас была в руках камера, чтобы запечатлеть, насколько прекрасно смотрится Чимин, извиваясь под ним.       — Я не люблю ждать, — выдохнул Чимин и обхватил ногами чонгукову талию, поднимаясь на кровати, чтобы подмять Чонгука под себя, застигнув его врасплох. Чимин балансировал на его бёдрах и, обхватив пальцами пояс джинсов, быстро расстегнул пряжку и отбросил ремень на пол.       Чонгук расправил ладони на животе Чимина и провёл ими вверх и вниз, останавливаясь лишь для того, чтобы поласкать большими пальцами соски, заставляя парня дёрнуться на его бёдрах, с его губ сорвался слабый стон. Чонгук был опьянён тем, насколько отзывчивым был Чимин: каждое касание его пальцев или царапание ногтей заставляло его извиваться и хныкать, пуская по коже волну мурашек.       — Твои руки… — задыхаясь, проговорил Чимин, возясь с пуговицами Чонгука, а затем приподнялся на кончиках пальцев ног, чтобы стянуть джинсы. — …Такие горячие. Как огонь.       Чонгук воспользовался этой возможностью, чтобы одновременно стянуть и чиминовы брюки, после чего Чимин опустился на колени Чонгука и навалился на его бёдра, их члены тёрлись друг об друга сквозь тонкую ткань боксеров. Чонгук чуть не закричал от того, насколько хорошо испытать настоящее трение, и он обхватил руками бёдра Чимина, направляя его, когда он качнулся в него.       Воздух был липким, заполненным тяжёлыми вздохами и высокими рваными стонами Чимина, которые становились всё громче и громче с увеличением их движений, пока они не прижались грудью к груди, когда Чимин стал отчаянно ударяться об него, его бёдра дрожали, когда он скулил и задыхался в чонгуковой шее. Всё было в тумане от выпивки, похоти и ощущения скользкой от пота кожи Чимина, прижимающегося к нему, и Чонгук не мог насытиться этим: он хотел сбросить мешающую им ткань и трахнуть Чимина, хотел выяснить, насколько он будет нуждаться в разрядке с членом в заднице.       Чимин напрягся над ним и неистово царапал простыни, и Чонгук мог сказать, что он уже близко, и его голова кружилась от того, как чертовски горячо было то, что Чимин настолько был увлечён этим, что ему не оставалось ничего, кроме как просто тереться о чонгуковы бёдра. Он хотел услышать и прочувствовать, как Чимин разваливается на части, поэтому он положил руки на чиминову задницу и, подмахивая бёдрами, надавил вниз, создавая большее давление на член Чимина, и он поднял голову вверх, чтобы провести языком по чиминову соску. Чимин хныкнул и сжал руками простыни, сильно вжимаясь лбом в подушку, пока Чонгук продолжал тереться об него.       — Чонгук-и, — произнёс его имя Чимин, будто мантру. — Я… Я кончаю, Чонгук-и, пожалуйста, — его голос был приглушён подушкой, поэтому Чонгук скользнул рукой по его спине и откинул голову назад, держа за волосы, чтобы можно было слышать его. Чимин скулил от напряжения и фрикций, Чимин был таким отзывчивым, таким громким, что сводило Чонгука с ума, и он был так близко… он почувствовал, как предательский жар свернулся в его животе, и его бёдра дёрнулись сами по себе. — Я кончу, если ты продолжишь делать так, я хочу этого, хочу кончить для тебя.       — Чимин, боже, я тоже… — ловил воздух Чонгук, сжимая ладонью округлую ягодицу Чимина, достаточно сильно, чтобы оставить синяк, и провёл зубами по соску. — Кончи для меня, детка, покажи мне, как красиво ты звучишь, когда кончаешь.       Чимин издал пронзительный звук, когда по его телу пробежала дрожь.       — О… о боже мой, Чонгук, я кончаю… господи, пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся, — кричал Чимин, его руки вцепились в простыни с такой силой, что они сорвались с края матраса, а звучание чиминовых просьб и беспорядочных стонов, потерянных в удовольствии, и Чонгука заставили сорваться с края. Он резко откинул голову на подушки с гортанным стоном, когда излился между ними.       После того, как они закончили, время остановилось, одна рука Чонгука всё ещё сжимала чиминову задницу, а вторая запуталась в его волосах, как будто бы любое их движение могло вдохнуть в себя то, что произошло.       — Чёрт возьми, — наконец сказал Чимин, прерывая напряжение, и Чонгук немного расслабился.       — Ага, — согласился он, слишком уставший, чтобы сказать что-то большее. Чимин медленно слез с Чонгука, морщась от чувствительности, когда они разъединились. Прохладный воздух заставил Чонгука осознать, насколько липким и грязным он был, смесь спермы и пота пропитала его от груди и до бёдер.       Чимин с раздражённым вздохом рухнул рядом с ним.       — Чувствую себя отвратительно, — прошептал он грубым после бесчисленных стонов голосом.       Чонгук стянул с себя промокшие боксеры, чувствуя, что о стыде можно забыть, и вытер себя как мог, прежде чем приподняться на локте и потянуть за пояс чиминова нижнего белья.       — Что ты делаешь? — проговорил Чимин, его глаза закрывались от усталости.       — Ш-ш-ш, всё в порядке, отдыхай, — прошептал Чонгук. Он поцеловал Чимина в лоб. — Пойду приведу себя в порядок, окей?       — М-м-м. — Чимин глубже зарылся в подушки.       Чонгук воспринял это как согласие, поэтому стянул боксеры Чимина и вытер его ими, насколько это было возможно, после бросая обе пары на пол. Чонгук воспользовался случаем, чтобы полностью оценить тело Чимина. Серебристый лунный свет, проникавший в тёмную комнату, отбрасывал бледный отблеск на чиминову кожу, и без одежды было совершенно очевидно, что он танцор. Его руки были изящными, но всё ещё крепкими от умеренной мускулатуры, мягкие изгибы его бёдер сводились к крепким икрам и ступням, которые всё ещё носили гневные шрамы от чрезмерных тренировок, хотя все они были старыми. Глядя на них, Чонгук почувствовал боль в груди и снова задался вопросом, почему Чимин бросил танцы.       Он не был уверен, стоит ему оставаться или нет, и беспокоился, что утром, когда Чимин протрезвеет, будет неловко. Несколько мгновений он взвешивал все за и против, в итоге решив собрать свои вещи и уйти, но после…       — Чонгук? — сонно пробормотал Чимин. — Ты где?       Чонгук замялся.       — Прямо здесь.       Чимин вытянул руки в направлении чонгукова голоса, его голова всё ещё была прижата к подушке, а глаза закрыты.       — Иди сюда.       Чонгук заметил сонную гримасу Чимина, его грязные волосы, его вытянутые руки с маленькими пальцами, увешанными кольцами и пытающимися нащупать Чонгука в темноте, и он был готов поклясться, что его сердце забилось с новой силой прямо там.       — Да, конечно.       Он скользнул под одеяло, и Чимин немедленно прижался к нему и положил голову на его грудь. Он приобнял Чимина, чтобы провести рукой по волосам, и тот удовлетворённо вздохнул, его дыхание обдало чонгукову грудь. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239089]

*

      Чонгукова голова гудела.       Где-то в глубине сознания он отметил, что уже второй раз за две недели просыпается с похмельем, что совершенно на него не похоже. Кроме того, ему было необычайно холодно, и он натянул одеяло на голову, чтобы согреться и скрыться от света, проникающего в комнату через окна. Должно быть, вчера перед сном он забыл задёрнуть шторы.       Голова раскалывалась не только от головной боли, но и от навязчивых мыслей, которые не давали ему снова заснуть, пока он не был вынужден прислушаться к ним. И тут на него нахлынули воспоминания о вчерашней ночи, и Чонгук вскочил в постели, игнорируя тошноту, появившуюся в животе от резкого движения.       Комната была пуста. Практически стерильно. Не было никаких следов того, что что-то случилось прошлой ночью, за исключением отсутствия чонгуковой одежды, которая больше не была разбросана по полу, а собрана и аккуратно сложена на дальнем столике. Телефон Чонгука и ключи от номера лежали на ней. Чимина нигде не было видно. И в этом было что-то такое, что его затошнило.       Несколько секунд Чонгук прислушивался, силясь понять, не был ли Чимин в ванной из скромности, но затем оттолкнул одеяло и пересёк комнату, чтобы одеться и собрать свои вещи, прежде чем пойти обратно в свой номер. Стоило ему вернуться к себе, как он немедленно включил душ на полную мощность и шагнул внутрь, давая сильным струям воды свободно стекать по волосам и спине.       Как бы он ни старался не обращать на это внимания, в нём теплилась крошечная надежда на то, что Чимин заинтересовался им после того, что произошло прошлой ночью. Конечно, легко было сказать, что Чимин просто был пьян и хотел расслабиться, но Чонгук хотел верить, что, может быть, это было нечто большее, особенно если учитывать, что инициатором был Чимин. Даже за то короткое время, которое они знали друг друга, Чонгук открылся Чимину больше, чем большинству людей, которых он встречал в своей жизни. Он решил позже поговорить с ним об этом, вместо того, чтобы позволить случившемуся раствориться в неловком напряжении, а затем вышел из душа и оглядел себя с головы до ног в зеркале.       Злостные красные отметины, испещрившие шею и ключицу, не шокировали его, но теперешний трезвый Чонгук проклинал тогдашнего пьяного Чонгука за то, что позволил этому случиться, находя их гораздо более смущающими, чем он думал. Он осторожно провёл по ним пальцами, слегка поморщившись, когда надавил слишком сильно. Чимин действительно остёр на язык. В прямом и переносном смысле.       Чонгук рылся в своём чемодане, пока не нашёл вязаную водолазку, которую никогда раньше не носил, и натянул её на себя вместе с первыми попавшимися джинсами, а затем он достал телефон, чтобы отправить Чимину пожелание доброго утра.       Он смотрел на экран в течение нескольких секунд, ожидая немедленного ответа, потому что у Чимина были симбиотические отношения с его телефоном, но ответа не последовало. Завтра они должны были уехать на поезде в Ханой на вторую половину своего пребывания во Вьетнаме, поэтому Чонгук решил, что Чимин отправился попрощаться с местными лавочниками, с которыми ему удалось подружиться, или поедал фо своих размеров в качестве лекарства от похмелья.       Вместо того, чтобы пойти на рынок, Чонгук взял такси и поехал в город, чтобы найти что-нибудь, что сможет прикрыть засосы на его шее (у него была только одна водолазка, и он знал, что эти отметины будут держаться как минимум несколько дней), и что-то, чтобы облегчить головную боль и тошноту. Он нашёл аптеку на окраине города, где накупил пакет разнообразной косметики (позже ему придётся спросить у Чимина, в чём разница между пудрой, тональником и консилером — всё это он купил в двух оттенках, потому что понятия не имел, что это за цвета), несколько разных вкусов спортивных напитков и, конечно же, Адвил.       В ту же секунду, когда он ступил на тротуар, он немедленно открыл одну из бутылок и за один раз выпил половину, слегка поморщившись от холодной жидкости, попавшей в его пустой желудок. Чимин всё ещё не ответил на его сообщение, поэтому вместо того, чтобы проверить его, Чонгук решил прогуляться по городу, надеясь выветрить хотя бы часть алкоголя. К тому времени, когда он вернулся в отель, прошло уже несколько часов, и он зашёл в свой номер, чтобы бросить на кровать пакеты со спортивными напитками и косметикой, прежде чем использовать кофейник для подогрева воды для своего рамёна.       До него не доходило, пока он не стал всматриваться в людей, делающих покупки внизу, что он был за сотни миль от дома в чужой стране, но всё равно лечил похмелье от соджу корейской лапшой. Он рассмеялся в пар горячей чашки.       Раздался резкий стук в дверь, заставивший его вздрогнуть, и он чуть не расплескал острый красный бульон по всей водолазке.       — Да?       — Это я, — прозвучал знакомый голос Чимина, высокий и певучий. Чонгук удивился, как вообще он может быть таким бодрым. Он устал даже от того, что только что услышал его.       — Да, заходи. Я просто ем.       Чимин распахнул дверь, и что за чёрт — он практически светился. Чонгук снова почувствовал себя очень маленьким и раздетым в присутствии Чимина, хотя он был одет в простое худи оверсайз и рваные джинсы.       — Серьёзно, рамён? — поддразнил Чимин. — Мы во Вьетнаме, и тут буквально повсюду есть хорошая еда, а ты ешь рамён в своём номере.       — Заткнись, — пробормотал Чонгук с практически полностью набитым ртом. — Похмелье.       — У тебя похмелье? Дилетант. — Чимин закрыл за собой дверь. — Я пошёл на рынок, чтобы попрощаться со всеми прекрасными людьми, которых мы встретили. — Он плюхнулся на чонгукову кровать, его руки и ноги раскинулись по всей мягкой поверхности. — Есть идеи на наш последний день здесь?       — Я не слишком много об этом думал, — признался Чонгук. У него были другие мысли, хотя он не знал, как обсудить эту тему с Чимином, который вёл себя так подозрительно, будто ничего и не произошло. На долю секунды Чонгук начал беспокоиться, что Чимин не помнит прошлой ночи, но, учитывая, что именно он убирался в номере этим утром, это было маловероятно.       — Женщина из магазина шёлка рассказала мне о действительно красивых цветочных полях у холмов на востоке, — сказал Чимин. — Это может быть хорошим местом для фотосессии.       — Я даже не знал о них.       Чимин несколько секунд бессмысленно хлопал себя по карманам джинсов и худи, прежде чем найти телефон и вытащить его.       — Вот.       Чонгук ожидал, что Чимин встанет и пройдёт небольшое расстояние, чтобы отдать ему телефон, но вместо этого из его кармана послышался звук смс-оповещения. Когда он вытащил его, чтобы проверить, он увидел, что ссылка, отправленная с чиминова номера, была прямо под проигнорированным сообщением, которое Чонгук посылал ему ранее.       — Ты только что прислал мне это вместо того, чтобы пройтись двумя ногами и показать мне самостоятельно?       — Я устал, — сказал Чимин, перекатываясь на живот и болтая ногами в воздухе. — Мало спал прошлой ночью.       Естественно, подумал Чонгук. Он нажал на ссылку.       Цветочные поля были потрясающими, и Чонгук сразу же воодушевился идеей пойти туда, чтобы сделать фотографии. Он подумал о живописных цветочных садах, которые видел вчера у реки во время своей прогулки, и о том, как мило, по его мнению, будет выглядеть лежащий среди них Чимин.       — Могу я одеть тебя? — ляпнул Чонгук, и Чимин замер.       — Можешь ли… ты… одеть меня? — не веря своим ушам, повторил Чимин, его глаза расширились настолько, что походили на блюдца, и Чонгук слишком поздно понял, что только что сказал.       — О боже, прости, — сказал Чонгук. — Я не… я имею в виду… не типа буквально одеть тебя, я имею в виду, я не хочу одевать тебя… ладно, не то чтобы я против, я уверен, что это очень приятно одевать тебя, в плане, ну, ты знаешь. Твоя одежда. Берём её. Я выбираю. Ты надеваешь.       Чимин смотрел на него в течение нескольких секунд, прежде чем его глаза превратились в тонкие линии и он от души рассмеялся.       — Господи, вещи, которые выходят из твоего рта, клянусь богом. Да, ты можешь выбрать мою одежду, если хочешь, Чонгук-и. Зачем?       Желудок Чонгука свернулся узлом от чиминова прозвища. Чонгук-и. Он отставил лапшу, внезапно почувствовав тошноту. Чимин начал называть его так прошлой ночью.       — Чонгук-и?       Ой. Чонгук не ответил ему.       — Э-э, — сказал он, во рту пересохло. — Я просто подумал, что смогу подобрать цвета, которые ты носишь, к цвету этих цветов, чтобы они сочетались. — Он указал на свой телефон.       — О! — Чимин снова перевернулся на кровати и посмотрел прямо в лицо Чонгуку. — Да. Звучит здорово. С удовольствием.       — Кстати, это напомнило мне. Я тут подумал, знаешь, в наши дни многих моделей ищут в Инстаграме. Даже больше, чем через модельные агентства. Возможно, мы могли бы поработать над твоими социальными сетями, используя мои фотографии, заодно создать твоё портфолио. Думаю, это даст тебе какие-то шансы, когда ты вернёшься в Японию. Или Корею, или куда бы ты ни решил поехать.       — Ты не должен проходить через все эти неприятности только ради меня.       — Это совсем не проблема, честно говоря, — сказал Чонгук, и он действительно так и думал. — Мне нравится фотографировать тебя, и ты поехал со мной, чтобы я мог это делать. Ты оставил своих друзей и всё остальное. Я хочу сделать что-то для тебя взамен.       Чимин прижал ладони к щекам и перевёл взгляд на простыни, его волосы упали ему на глаза.       — Спасибо, — пробормотал он.       Чонгук не представлял, как кокетливый, бесстыдный Чимин из прошлой ночи был в то же время таким милым и застенчивым парнем перед ним. Он начинал чувствовать, что это был какой-то глубокий жаркий сон, этого не было в реальности, и смелость, которой он обладал ранее, когда решил обсудить произошедшее, почти исчезла.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239090]       Свежий воздух был окрашен ароматами тысяч цветов, бесконечно растянувшихся на горизонте в закруглённых и зигзагообразных узорах пастельной радуги. В ту же секунду, как Чонгук увидел Чимина на фоне цветущих полей, он понял, что настроение, которое он стремился изобразить на фотографиях, было идеальным. Выцветшая рубашка в сочетании с распущенными светлыми волосами придавала ему почти неземной вид, который Чимин усилил парой пронизывающих синих контактных линз. Чонгук наблюдал за тем, как тот опустился на колени, чтобы осторожно провести руками по бледно-фиолетовой орхидее, его рот мягко приоткрылся, когда он наклонился вперёд, чтобы понюхать её.       — Это так красиво, — сказал Чимин себе под нос. С безмятежной улыбкой на лице он провёл ладонями по другим цветам, а затем поднялся, сбросил обувь и, оставив их на мощёной дорожке, осторожно ступил в узкие промежутки между цветами.       Чонгук не был до конца уверен, что им вообще позволено заходить к цветам, но он был бы проклят, если бы сказал Чимину, что он может или не может делать, особенно если учитывать то, что снимки, на которых тот был, были одними из самых красивых, сделанных Чонгуком. Он был поражён тем, как Чимину удавалось выглядеть как модель, ничего при этом не делая, просто оставаясь самим собой: каждая косточка в его теле кричала о красоте и градиции и умоляла поставить её перед камерой. Это вновь натолкнуло его на мысль, как ему повезло, что Чимин был с ним прямо сейчас, что по какой-то причине, причинам, о которых Чонгук до сих пор не знал, тот решил отправиться с ним в это путешествие, и это, честно говоря, заставило его чувствовать некоторую вину. Чонгук был далеко не опытным фотографом, но он знал достаточно, чтобы понять, что Чимин был чем-то очень, очень особенным.       Самое меньшее, что он мог сделать, так это помочь ему создать своё портфолио и заняться продвижением его соцсетей. Он надеялся, что его посредственные навыки фотографирования и небольшой объём знаний об этой индустрии окажут хоть какую-то помощь.       — Посмотри на те, которые здесь, — тихо позвал его Чимин, и Чонгук понял, что он был на полном автопилоте, погружённый в свои мысли, а парень давно ушёл от него и теперь был далёким силуэтом на горизонте с солнечным светом за плечом. Он неловко опустил взгляд на цветы, а затем перевёл его на Чимина. Тропинка не вела в ту сторону, и Чонгук не был уверен, что сможет пройти через ряды цветов с той же грацией и аккуратностью, как это сделал Чимин, и не раздавить их. Он оглянулся, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь за ними, а затем перевёл взгляд на Чимина, который слегка наклонил голову.       Не позволяя себе думать слишком много, Чонгук сбросил свои ботинки к чиминовым — он не смог сдержать смешок, когда заметил, насколько его обувь была больше, — и шагнул (правда, с гораздо меньшей точностью, чем это сделал Чимин) в промежуток между цветами. Почва под ногами была тёплой и слегка влажной, а его пальцы погрузились на несколько сантиметров вглубь. Это напомнило ему то время, когда он был ребёнком, он играл летом у океана с Юнги и Намджуном, бегая по плотному песку у воды, пока солнце не заходило за горизонт, и они так уставали, что едва могли идти домой. Цветочные нотки в воздухе отличались от запаха морской воды, но отчего-то настроение оставалось прежним. Это вернуло его в памятные летние моменты, моменты, которые он запечатлел своей старой камерой и зажал между пыльными книгами, до сих пор лежащими в его шкафчике дома в Пусане.       Чимин, удовлетворённый тем, что Чонгук идёт за ним, тут же вернулся к тому, что делал. Он лениво плёлся сквозь цветочные ряды, останавливаясь, чтобы вдохнуть их запах, когда замечал что-то новое, и в какой-то момент он даже сорвал один из бледно-голубых цветов и убрал его за ухо, ярко улыбаясь и показывая его Чонгуку.       — Мой любимый цвет, — сказал Чимин.       — Ты же говорил, что любишь все цвета радуги, — ответил на это Чонгук.       — Я соврал.       Чем больше Чимин и Чонгук удалялись от входа в цветочное поле, тем меньше и меньше становилось число людей, которые попадались им на глаза, пока они не остались наедине под облаками, окружённые лишь одними цветами, насколько можно было видеть. В какой-то момент Чимин остановился на долгое время, склоняясь к земле, и это дало Чонгуку время, чтобы наверстать упущенное. Он сжимал пальцами лепестки маленького ярко-розового цветка, втянув в рот нижнюю губу, и Чонгук наблюдал за ним через объектив своей камеры, не желая мешать.       — Прости за шею, — наконец сказал Чимин, не глядя Чонгуку в глаза, и тот замер, когда понял, что Чимин помнит, что произошло прошлой ночью.       — У меня есть немного косметики. Но я действительно не знал, как этим всем пользоваться, так что…       — Я помогу тебе. — Он сделал паузу. — Это было классно. Я хорошо провёл время прошлой ночью.       — Да, я тоже. Собственно, эм... Об этом.       Чимин и Чонгук не отводили глаз от цветка, но пока Чимин ждал, когда же Чонгук заговорит, он начал срывать лепестки один за другим.       — Прошлой ночью. Знаешь. Это было здорово. Но я думаю, или мне скорее действительно интересно, что ты думаешь об этом? Знаешь, просто… помимо того, что это было весело. Или того, что это было хорошее времяпрепровождение, или что-то ещё. Типа, эм… — Чонгуковы мысли звучали не так хорошо, как на репетиции, и он поморщился от того, как нервно звучал его голос, надеясь, что Чимин понял, к чему он клонит, чтобы можно было перестать смущаться.       Чимин сорвал последний лепесток с цветка и выпрямился, чтобы посмотреть Чонгуку в глаза.       — Что ты этим хочешь сказать? — спросил он. В его голосе не было жестокости или грубости. Он моргнул, глядя на Чонгука, стоя так близко, что тот мог видеть какие-то следы теней, сверкающих под глазами. — Прошлая ночь была замечательной, но мы просто развлекались, верно?       Чонгук безмолвно уставился на него. Он не хотел показывать, что его сердце пропустило удар от чиминовых слов, поэтому выдавил из себя смешок, который звучал фальшиво даже для его собственных ушей. Надеясь, что Чимин этого не заметил.       — Да, конечно. Я просто хотел убедиться, что мы с тобой на одной волне.       Чимин улыбнулся своей фирменной улыбкой, которая освещала всё его лицо до самых глаз.       — О да, конечно! Надеюсь, что ты не переживал из-за этого. Это не повторится, если тебе из-за этого некомфортно. Прости, я становлюсь напористым, когда пьян.       — Нет-нет, всё в порядке. — Чонгук небрежно (насколько это позволяли задетые чувства) махнул рукой в сторону Чимина. — Как ты и сказал, мы просто развлекались. — Он потянулся за фотоаппаратом и сделал пару шагов назад, чтобы взглянуть на представшую картину через объектив, пытаясь увеличить между ними расстояние.       — О, хорошо. Знаешь, я не хожу на всякие там свидания. Вау, трудно найти кого-то, кто понимает меня. Мне и правда следовало спросить тебя об этом раньше, я напрасно волновался. — Настроение Чимина значительно улучшилось, в то время как чонгуково пошло совершенно в другом направлении.       — Да, я понимаю, в чём вообще смысл отношений, верно? — Он внутренне вздрогнул от того, как натянуто звучали эти слова.       Чимин отвернулся от солнца, смотря в сторону центра города.       — Нам пора возвращаться, чтобы добраться до отеля до заката. Завтра ранний поезд.       Чонгук согласился, и они пошли в том же направлении, откуда пришли. Чонгуку больше не хотелось фотографировать, поэтому вместо этого он переключил камеру на запись и большую часть по пути до дома снимал хойанские окрестности и чиминову спину. Весь путь прошёл в тишине, если не считать мягкого шелеста цветов под ногами и низкого звучания голоса Чимина, напевающего что-то в нескольких метрах от него.       После нескольких минут поиска необходимой тропинки они забрали свою обувь, и к тому времени, когда автобус вернулся в отель, солнце уже начало садиться. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239091]

*

      Чонгук как раз устраивался в постели в более удобной одежде вместе с ноутбуком и камерой, когда в дверь постучались.       — Это я, — назвался Чимин с другой стороны, и Чонгук крикнул ему, чтобы он заходил.       — Ещё слишком рано, чтобы ложиться спать, и мне было скучно одному, — застенчиво сказал Чимин. — Я пытался поговорить с Тэ и Хоби по Фейстайму, но они оба были заняты, так что…       — Да, иди сюда. Садись.       Чимин радостно скинул тапочки и сел на кровать рядом с Чонгуком, скрестив ноги.       — Что делаешь?       Чонгук положил камеру и ноутбук на кровати перед собой, он наблюдал за тем, как фотографии загружаются одна за другой, отмечая в телефоне конкретные файлы, чтобы позже взглянуть на них.       — Загружал на ноут сегодняшние фотографии. Я собирался их обработать.       — Ты сам обрабатываешь фотографии?       — Любой достойный фотограф самостоятельно обрабатывает свои снимки. Если только не станет достаточно известным, чтобы платить за это кому-то.       Чимин наклонился вперёд, в личное пространство Чонгука, чтобы было лучше видно экран. От него пахло не так, как обычно: не сладкой корицей, чем-то более лёгким и цветочным. Чонгук решил, что он, должно быть, ещё не принял душ после того, как гулял по полю и валялся в цветах. Ему очень шёл этот аромат.       — На самом деле я мало что понимаю… во всём этом, — сказал Чимин, махнув рукой на экран и фотоаппарат.       — Я могу показать тебе немного, если хочешь?       — Было бы здорово. Если это не доставляет неудобств.       — Никаких проблем. Я всё равно собирался это делать.       Они молча смотрели на то, как загружаются фотографии, и несмотря на то, что Чонгук, возможно, когда-то был смущён количеством чиминовых фото, он решил, что это больше не имеет значения. Тут нечего было стыдиться — в конце концов, Чимин хотел быть моделью. Время от времени Чимин указывал на снимок, который ему нравился, и Чонгук отмечал его в своём телефоне.       Как только они закончили загрузку, Чонгук поставил ноутбук на колени и отсоединил камеру, чтобы открыть фотографии в программе для обработки, а Чимин прижался к нему, чтобы лучше видеть экран.       — Я не очень люблю обрабатывать несовершенства и тон кожи, — объяснял Чонгук. — Я думаю, что важно показывать естественную красоту, а не то, что люди хотят видеть. — Чимин согласно промычал. — В основном я просто делаю цветокоррекцию, усиление света, контраст, что-то вроде этого. — Он показал Чимину ползунки и кисти и позволил немного поиграть с ними.       — Я выбрал несколько курсов графического дизайна в колледже на факультативное изучение, — сказал Чимин, развлекаясь с программой. — Нам приходилось обрабатывать фотографии. Мы не использовали эту программу, но я думал, что это было весело. На этом мои знания и заканчиваются.       — Мне тоже нравится. Иногда фото, которые изначально я ненавидел, становятся моими любимыми только из-за того, как я могу выделить цвета. Именно поэтому я думаю, что самостоятельная обработка фотографий, которые ты сам же и сделал, действительно важна. Это даёт лучшее видение, когда ты находишься по ту сторону камеры. — Чонгук протянул руку, чтобы пролистать фотографии, пока не нашёл один из снимков, который понравился Чимину: он лежал на цветах, глядя в объектив с зажатым между пальцами одуванчиком.       — О, это мой любимый, — сказал Чимин.       — Почему бы нам не обработать его, и тогда ты сможешь загрузить его в Инстаграм?       — Ты правда, правда не обязан всё это делать для меня.       — Я же сказал тебе не беспокоиться об этом.       Чимин нервно покусывал кончик большого пальца.       — Я не хочу, чтобы ты думал, что я поехал с тобой только из-за этого, — сказал он. — Просто чтобы создать своё портфолио, или чтобы получить бесплатную рекламу, или что-то в этом роде. На самом деле это не так.       — Я знаю. Я тот, кто попросил тебя поехать, и тот, кто сказал, что поможет тебе. Не переживай так сильно.       — Спасибо ещё раз, — искренне сказал Чимин.       Чонгук не знал почему, но что-то придавало ему храбрости, поэтому он убрал ноутбук с колен и повернулся, чтобы посмотреть прямо на Чимина.       — Почему же ты поехал? — спросил он. Он не обвинял его, просто спрашивал.       Чимин дёрнул край своего худи, но не отвёл взгляда от Чонгука. Его глаза потускнели в задумчивости, и он наклонил голову к плечу, чтобы прислониться ей к изголовью кровати.       — Я не знаю, — сказал он.       — Ты не знаешь?       — Когда ты сказал мне, что хочешь, чтобы я поехал, мне захотелось рассмеяться. Это была действительно самая странная вещь, которую только можно было сказать, знаешь? Мы едва знали друг друга. Даже сейчас мы едва знаем друг друга, хотя почти не расставались всю неделю. Но после того, как мы попрощались, и я сидел дома в своей крошечной квартирке, просто пил свой вечерний кофе и размышлял об этом, что-то просто сказало мне сделать это. Я не спал почти всю ночь, пытаясь решить, не сошёл ли я с ума. Утром я первым делом написал Тэхёну, и он спросил меня: «Что ты теряешь?» — и я просто сказал: «К чёрту это всё». Хорошо. И написал тебе.       Чимин ещё глубже зарылся в подушки и подтянул одну ногу к животу. Что-то в этой позе заставило Чонгука задуматься, как Чимин лежал прошлой ночью, когда заснул, и он внезапно почувствовал смущение и оторвал взгляд, чтобы сосредоточиться на экране ноутбука.       — Если честно, — продолжил Чимин через несколько минут. — Я боялся, что ты напишешь в ответ «ты псих, я пошутил» или что-то в таком духе. — Он откинул с глаз прядь волос и уронил голову на подушку. — Но я рад, что ты этого не сделал.       — У меня есть ещё один вопрос, — признался Чонгук. Его решимость постепенно убывала, но это сводило его с ума, поэтому он должен был узнать.       — Ты хочешь знать, как я могу позволить себе бросить всё и поехать с тобой в путешествие? — спросил Чимин, и Чонгук заёрзал, прежде чем слегка кивнуть ему, смущённый тем, насколько он был очевидным. В Корее спрашивать о чьём-то финансовом положении не считалось табу, но что-то в этом вопросе всегда заставляло Чонгука чувствовать себя неуютно.       — Всё в порядке. Я знал, что рано или поздно ты спросишь. — В какой-то момент Чимин потянул за одеяло и нырнул под него, и Чонгук бросил на него непонимающий взгляд. Он собирается спать в его комнате? Но Чимин не обратил на это внимания. — Мои родители богаты. Типа… очень, очень богатые, — сказал он. — Мой отец, эм... Он генеральный директор крупной автомобильной компании в Пусане. Ты, возможно, не знаешь названия, но это довольная крупная компания.       Рука Чонгука застыла над клавиатурой ноутбука, и он недоверчиво повернулся в сторону Чимина.       — Неужели?       — Я ожидал такой реакции. — Чимин глубоко вздохнул под одеялом, сжимая в кулаке верх пододеяльника. — Я обычно не говорю об этом. Я привык к тому, что люди пытаются использовать меня из-за денег, одолжений и прочего, когда узнают. Но тебе я доверяю.       Чонгук был тронут.       — Я бы никогда не стал использовать тебя или кого-то ещё ради денег. Эти вещи для меня ничего не значат.       — Я знаю. Именно поэтому я чувствую себя достаточно спокойно, чтобы рассказать тебе об этом. Но послушай… Обычно я даже не использую деньги своих родителей. Вот почему я не живу в роскошной квартире или вроде того. Как только я переехал в Сеул, когда был подростком, я решил пойти своим путём. Потратил деньги со стипендии и устроился на неполный рабочий день. Я редко позволяю родителям делать что-то особенное для меня. Я просто хочу быть нормальным. Ну, эм… кроме моей одежды. Уверен, что ты это заметил.       — Я уверен, что твоя кожанка стоит больше, чем весь мой студенченский долг.       Смех Чимина разнёсся по пустынному гостиничному номеру.       — Ты можешь вывезти богатенького мальчика из Пусана, но одежду сможешь вырвать только из моих холодных, безжизненных рук.       — Это совсем не так говорится.       — Я пытался быть смешным. — Чимин фыркнул, и именно это заставило Чонгука смеяться, к большому огорчению надутого Чимина.       Чонгук сохранил обрабатываемые фотографии и убрал ноутбук и камеру на прикроватный столик. Уже было поздно, а они должны были быть в поезде в пять утра. Он пошёл было выключить свет, собираясь лечь спать, но вместо этого уставился на Чимина, гадая, собирается ли тот уходить. Но он чувствовал себя как дома, его волосы раскинулись на подушке, которую он стащил с той стороны кровати, где спал Чонгук, и обхватил руками, его глаза уже были закрыты, будто он постепенно проваливался в сон.       В один момент Чимин вёл себя так, словно они были просто друзьями, а в другой они задыхались друг от друга после ночной пьянки; в один момент Чимин сказал ему, что развлекаться так — ничего не значит, а в другой он сворачивался калачиком в его постели, будто бы принадлежал этому месту. Чонгук подозревал, что к концу поездки у него будет травма.       Он выключил свет и потом некоторое время лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к ритмичному дыханию Чимина. Когда глаза привыкли к темноте, Чонгук повернулся на бок и взглянул ему в лицо. Когда Чимин уснул, острые линии его челюсти и глаз стали мягче, а щека округлилась в том месте, где была прижата к подушке. Даже с целой кроватью и парой подушек между ними чиминово присутствие было почти удушающим.

ХАНОЙ

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239092] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239093]

ФЛОРЕНЦИЯ

      Чонгук знал, что выбор Флоренции в качестве первой остановки в Европе был абсолютным клише; он понимал это, когда планировал поездку. Хотя изначально у него были романтические мечты о путешествии в «сокрытые жемчужины» малоизвестных стран и съёмке красот, которые не были запечатлены тысячами других людей, он решил, что для начала нужно на собственном опыте испытать уже всеми изведанное. В конце концов, именно это было причиной, по которой они начали со штампов.       Кроме того, Чонгук никогда в жизни не был за пределами Кореи, если не считать странную поездку в Японию с матерью, когда он был маленьким. Их семья не была особо обеспеченной: мать содержала их на зарплату учителя, и чонгуковы представления о роскошном отдыхе заканчивались на поездке в Сеул на выходные. Он боялся, что если уедет слишком далеко за пределы своей зоны комфорта (как будто он этого ещё не сделал, покидая Корею), то запаникует и ужасно проведёт время. Было спокойнее посещать города, которые уже известны туристам.       Не то чтобы он мог это чем-то доказать.       Итак, теперь он во Флоренции.       Ну. Они были во Флоренции.       — Я так давно не был в Италии, — сказал Чимин, затаив дыхание, его глаза сверкали, и тут Чонгук осознал, что они с Чимином прожили совершенно разные жизни.       Чонгук остановился не в отеле, а в квартире на окраине города, которую он снимал на неделю. Он не думал об этом до тех пор, пока они не оказались на заднем сиденье такси и он не закончил читать водителю адрес. За исключением двух ночей в Хойане, где они спали в одной постели, остальную часть недели во Вьетнаме они провели в отдельных номерах — номерах, которые были даже не на одном этаже, потому что почти весь отель был полностью забронирован. Это не мешало им заглядывать друг к другу по ночам после того, как они исследовали город, но в итоге каждый возвращался в свою кровать. Чонгук снял небольшую студию, похожую на ту, которая была у Чимина в Токио.       — Я забыл упомянуть… эм, место, которое я арендовал, — простая односпальная квартира, — сказал Чонгук. — Возможно, нам будет неудобно жить в разных местах, но после того, как я оставлю вещи, мы можем пойти поискать для тебя отель поблизости.       Чимин оторвал взгляд от телефона.       — Зачем? Я просто останусь с тобой. Всё будет хорошо.       Чонгук открыл рот и снова закрыл. Чимин бросил на него пустой взгляд и снова переключил своё внимание на телефон.       — Но, — начал Чонгук, и Чимин вновь раздражённо отвернулся от телефона.       — Чонгук, я пытаюсь посмотреть видео этого парня, который готовит крошечную еду, ты не против?       Чонгук моргнул на него. Чимин моргнул в ответ.       — Продолжай.       — Спасибо.       Чимин положил ногу на ногу и отодвинулся от Чонгука к окну, пока тот продолжал на него смотреть.       Через несколько мгновений он демонстративно вздохнул, заблокировал телефон и раздражённо скрестил руки на груди.       — Я прям вижу, что тебе есть что сказать. Давай покончим с этим, чтобы я мог досмотреть видео.       — Не знал, что крошечная еда — это так важно.       — Ты когда-нибудь видел её? — Чимин выглядел так, будто бы Чонгук только что влепил ему пощёчину. — Это восхитительно. Они даже накрыли маленький столик и поставили на него еду. Серьёзно, я подписался на семь разных каналов и за всю поездку не смог посмотреть все выложенные видео. Я хотел посмотреть их в самолёте, но там не было WiFi — серьёзно, какой вообще пятнадцатичасовой рейс без WiFi — и я действительно просто хочу посмотреть это видео. Окей?       — Эм… ага. Круто. Крошечная еда — это круто.       Чимин уставился на него с поднятыми бровями.       — Просто, — продолжил Чонгук, — я не думаю, что ты действительно понял, что я имел в виду, когда сказал, что остановился в маленькой квартире. Она буквально только на одного человека. Там одна кровать, одна ванная, и это студия, так что…       — Да, я понимаю.       — Не думаешь, что тебе было бы удобнее остановиться в более уединённом месте?       — Нет. Ты ведёшь себя странно, Чонгук. Будто бы не мы были вместе двадцать четыре часа в сутки уже две недели подряд. В чём проблема?       Чонгук провёл руками по сиденью. Ему нравилось общество Чимина, и он не расстраивался, что тот поехал с ним в путешествие, но также он знал, что важно беречь свои чувства. Делить с ним крохотную квартирку в течение недели казалось не лучшим способом сделать это. Но он не мог сказать Чимину об этом.       — Да, хорошо. Ты прав.       Он молился, чтобы в студии был диван.

*

      В студии не было дивана.       — О, это место действительно милое. — Чимин бросил свои сумки на пол и плюхнулся в огромное кресло (Чонгук уже прикинул его размеры, оценивая, будет ли это хорошим местом для сна), прежде чем вытащить телефон и снова уставиться в него. Чонгук слышал, как кто-то говорил о зажигании спички для миниатюрной сковороды.       — Тут кухня, — крикнул Чонгук, когда обыскал всё за перегородкой. — Мы сможем готовить сами, так что нам не придётся питаться где-то ещё всю неделю.       — Хочу корейскую еду! — прокричал Чимин в ответ. — Давай поедим чего-нибудь корейского. Я уже соскучился.       — Хорошо, хорошо, мы можем сделать корейскую еду. — Чонгук отодвинул занавеску с другой стороны квартиры и осмотрел кровать. Она была больше той, которую они делили в хойанском отеле. Может, он построит стену из подушек. — Ты уверен, что не хочешь остановиться в отеле? Наверное, он в нескольких минутах ходьбы отсюда.       — Не глупи, я бы всё равно оказался здесь, — голос Чимина прозвучал прямо у него над ухом, и Чонгук практически подпрыгнул от неожиданности.       — Господи, почему твои шаги такие тихие? Чёрт.       — Балет. — Чимин стрельнул в него нахальной усмешкой.       — Я никогда не привыкну к этому.       — А сейчас я сделаю это специально. — Чимин бросил свой телефон и бумажник на стойку и пересёк комнату, чтобы заглянуть в ванную. — Тут огромная ванна! Вау, эта ванная потрясающая.       — Сыну господина генерального директора нравится ванна. Кто бы мог подумать.       Чимин сердито посмотрел на него.       — Заткнись. Я не принимал ванну с тех пор, как уехал из Токио.       — Хочешь сбегать за продуктами или ещё чем-нибудь? Мы сегодня можем приготовить что-нибудь, а то я уже устал от ресторанной еды.       — Да, мы можем посмотреть, есть ли где-нибудь поблизости рынок, и остаться сегодня здесь. Я безумно устал после этого полёта.       Чонгук был готов рухнуть от усталости. Оставаться дома было приятной переменой, особенно потому, что он немного скучал по дому; он не был в Пусане уже три с половиной месяца.       Они взяли такси и поехали в магазин, который был не слишком далеко от их дома, они навалили в свою тележку мясо, овощи и рис — всё, что можно было бы легко приготовить, чтобы они могли быстро поесть и завалиться спать.

*

      — Ты хорошо готовишь? — спросил Чимин. Он всем весом навалился на стойку и положил голову на ладони, наблюдая за тем, как Чонгук взбивает соус для мяса и нарезает овощи.       — Да не очень-то. Мама всегда готовила еду, пока я рос, так что я никогда и не учился. Хотя у меня получается отличный рамён. Это моё фирменное блюдо. Намджун клянётся, что это лучше, чем то, что готовит его бабушка.       — О, держу пари, твоя мама — потрясающий повар. Хотелось бы попробовать её еду однажды. Может быть, если я когда-нибудь вернусь в Пусан.       Чонгук замер с ножом над разделочной доской. Чимин всё ещё о чём-то болтал, но Чонгук больше не слушал — кровь в венах будто заледенела. Чимину потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что что-то не так.       — Чонгук?       Чонгук прочистил горло, избавляясь от образовавшегося кома, и положил нож. Он ещё не рассказывал Чимину о своей матери, так что это была не его вина. Он просто поддерживал непринуждённую беседу. Исходя из возраста Чонгука, легко было предположить, что она будет в порядке и абсолютно здорова, но всё равно было больно слышать, как о ней говорят, будто так и было. Словно всё было в порядке.       — Эй. Чонгук, что не так? Я что-то не то сказал? Ты в порядке? — голос Чимина прозвучал так нежно, прямо над ухом, так близко, что Чонгук почувствовал тёплое дыхание на своей шее.       — Моя мама, — сказал Чонгук, его голос был грубее, чем он думал. — Моя мама. Она не… она не сможет приготовить для тебя.       Он умоляюще посмотрел на кухонную стойку, надеясь, что Чимин понял, о чём он говорил, и не заставит его произносить это вслух.       Чонгук отказался идти на похороны. Это было одим из самых больших сожалений, которые у него были за все двадцать четыре года его жизни, но он физически не мог этого сделать. Юнги и Намджун даже заглянули к нему утром, одетые в отглаженные чёрные костюмы, умоляя его пойти с ними, говоря, что он пожалеет, если не пойдёт. Но Чонгук чувствовал, что если он пойдёт, то это станет реальностью. Если он увидит её, то это станет реальностью. Если скажет об этом, то это станет реальностью.       — Чонгук-и, эй, иди сюда, — прошептал Чимин, обхватив своими маленькими ручками руку Чонгука и мягко потянув на себя. Тот машинально последовал за ним, пока они не оказались в гостиной зоне, после чего Чимин посадил его в кресло, и его рука задержалась, чтобы нежно провести по чонгуковой линии подбородка. — Прости. Мне очень жаль. Я не знал.       — Это не твоя вина, — прошептал Чонгук.       — Оставайся тут. — Он поднял руки, чтобы взъерошить чонгуковы волосы. — Я закончу ужин, окей? Просто сиди здесь.       Чимин убрал руку и окинул взглядом лицо Чонгука, прежде чем повернуться и скрыться за кухонной перегородкой. Чонгук свернулся калачиком в кресле и слушал, как нарезаются овощи и как по стальным кастрюлям стучат ложки.       Они молчали весь ужин, а туман в чонгуковой голове начал рассеиваться, только когда он отправил в рот рис и нежную говядину. Чимин хорошо готовил, но Чонгук не мог найти слов, чтобы похвалить его. Он ненавидел то, каким слабым он себя ощущал. Он ненавидел то, каким слабым он был всегда, то, как повлияла на него смерть матери, и то, что он чувствовал, будто после её кончины из его жизни исчезли все краски. Как еда перестала быть прежней на вкус, как всё вокруг казалось пустым и безжизненным, как во всём исчезла искренность.       Чонгук поставил свою миску и посмотрел через стол на Чимина, который задумчиво жевал, его щёки были набиты рисом и мясом, а глаза устремлены в миску, словно он боялся смотреть на него. Чонгук ненавидел себя за то, что именно он придал лицу Чимина такое грустное выражение. Он снова был слабым. Другие люди тоже переживали утрату. Другие люди имели дело с вещами гораздо хуже, чем Чонгук. Он знал, что его мать не хотела бы, чтобы он вёл себя так, игнорируя всё, что связано с ней, и убегая из дома в погоне за глупой мечтой вернуть своё вдохновение, когда проблема с самого начала была в нём самом.       После ужина Чимин молча вымыл посуду, а затем они по очереди переоделись в крошечной ванной. Чонгук свернулся в кресле, пока Чимин возился с кроватью и искал в бельевом шкафу дополнительные подушки и одеяла, после чего, наконец, разорвал плотную завесу тишины, опустившуюся на квартиру:       — Что ты там делаешь, Чонгук-и?       Чонгук застыл.       — Собираюсь здесь спать.       — Почему?       — Я подумал, что ты захочешь спать на кровати. Мне и здесь хорошо.       — Перестань валять дурака. Иди сюда. — У Чимина всё ещё был тот же тон, тот тон, что и у всех, когда они узнавали о случившемся. Чонгук ненавидел это. Он ненавидел, когда люди жалели его. Но по какой-то причине он не испытывал такой ненависти, когда это исходило от Чимина.       После долгого перелёта и эмоционального вечера у Чонгука не осталось сил, чтобы спорить, как устроиться на ночь, и, честно говоря, последнее, что его беспокоило, — сон с Чимином в одной кровати, поэтому он поднялся с кресла и пересёк комнату, прежде чем тяжело опуститься рядом с ним на кровать.       Они просто лежали в темноте в течение нескольких мгновений.       — Прости меня, — прошептал Чонгук в ночной мрак.       — Я единственный, кто должен просить прощения. Я должен был догадаться. Теперь, когда я оглядываюсь назад, это так очевидно.       — Это произошло четыре месяца назад, — сказал Чонгук.       — Ах. Поездка.       — Да.       Кровать затряслась от медленных движений, а затем чиминовы руки обхватили запястья Чонгука и притянули его к центру кровати, где Чимин свернулся калачиком и положил голову ему на грудь. Чонгук просунул одну руку Чимину под шею, а другой обхватил его талию, и затем прижался щекой к его волосам. Они были не такими мягкими, какими казались на первый взгляд, они были сожжёнными и жёсткими из-за обесцвечивания и пахли не сладкой корицей, больше пряностями — чем-то, что напомнило ему о праздничных вечерах в Пусане, о зимней выпечке и потрескивающих кострах.

*

      Чонгук проснулся, пока Чимин всё ещё спал. Где-то посреди ночи они разделились, и Чимин спал на спине на другой стороне кровати, широко раскрыв рот и мило зажмурив глаза.       Он был смущён тем, что проявил такую эмоциональность в его присутствии, когда они оба просто хотели спокойно провести эту ночь и отдохнуть после путешествия. Чонгук превратил её в нечто большее, чем должно было быть. Точно так же, как он воспринял ночь, проведённую с Чимином, как он искал особый смысл в его естественной кокетливости, он всегда делал всё более драматичным, чем нужно. Он был удивлён, что Чимин даже хотел продолжать путешествовать с ним. То есть если он не передумал.       Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Чимина, Чонгук выскользнул из кровати и прошёл через комнату на кухню, где всем весом навалился на стойку и закрыл лицо руками, чтобы потереть пальцами кожу. Он знал, что ведёт себя просто нелепо и всё выдумывает, и что его мысли были саморазрушительными и неправильными. Это нормально, показывать свои эмоции. В конце концов, он всего лишь человек. Он обыскал всю кватиру в поисках телефона и наконец нашёл его между подушкой и подлокотником мягкого кресла в гостиной зоне. Намджун всегда был тем, к кому он обращался, когда слишком погружался в свои мысли.

*

      Чонгук сварил кофе на двоих и оставил для Чимина отдельную кружку, а сам вышел на террасу и сел за стол, ожидая звонка от Намджуна, который раздался через несколько минут. Прежде чем ответить, он дважды проверил, плотно ли закрыты окно и дверь, чтобы он не потревожил Чимина.       — Привет, хён.       — Привет, Чонгук, приятно слышать твой голос. Я очень по тебе скучаю.       — Мы почти не видились до моего отъезда, ты так занят в Сеуле.       — Я знаю, мне очень жаль. Мои ребята сейчас работают над огромным коллабом, и у меня есть группа, которая только готовится к дебюту, и всё здесь просто в хаосе. Я Сокджина-то не вижу, если быть честным, а мы работаем в одном здании.       — Я забыл спросить… Чимин спросил меня на днях, чем занимается Сокджин, и я понял, что мы никогда не говорили об этом.       — Он делает всё понемногу, но в основном занимается индустрией развлечений. Ну, знаешь, актёры, модели, всякое такое. К слову об этом… — В трубке послышалось шарканье. — Сокджин видел некоторые фотографии Чимина, которые ты выложил в Инстаграм. Он сказал мне, что шокирован тем, что ему трудно найти работу. У него уникальное лицо, безумно фотогеничное.       — Да, это похоже на него. Если вы думаете, что снимки передают его красоту, то вам нужно встретиться с ним лично.       В трубке послышался смех Намджуна.       — Я так понимаю, твоя маленькая проблема никуда не делась?       — Пожалуй, стало ещё хуже. — Чонгук откинулся на спинку стула и закинул ноги на стол. — Он везде, хён. Мы сейчас живём в одной комнате, и я даже не знаю, что и думать. Как-то вечером, примерно неделю назад, мы немного выпили, и это всё закончилось… ну. Думаю, ты и сам понял. Я сразу же попытался поговорить с ним об этом, но он сказал, что это не так уж и важно, мы просто развлекались. Очевидно, что он не ходит на «свидания».       Намджун промычал в трубку. Чонгук терпеливо ждал, сидя за чашкой кофе и наблюдая за людьми, проходящими по улице с покупками, болтающими с друзьями и зажигающими сигареты. Ветер пронзил его кожу, и он мысленно сделал пометку напомнить Чимину, чтобы он потом взял с собой свитер. Он легко подхватывает простуду.       — Разве это плохо? — наконец сказал Намджун.       — М?       — Ты говорил, что тебе нравится Чимин, верно?       — Мгм.       — Тогда в чём проблема? Мне кажется, что ты немного забегаешь вперёд. Вы молоды и вместе посещаете одни из самых романтичных городов мира. Почему ты просто не позволяешь себе немного пожить? Перестань беспокоиться о том, что это всё значит, и просто прими это.       — Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.       — Я знаю, что ты слишком много думаешь, да. Но также я знаю, что ты чертовски хорошо отключаешь свой мозг, когда есть что-то, о чём ты думать не хочешь. Выбери уже что-то одно.       Чонгук застонал. Он знал, что Намджун был прав. Намджун знал его лучше, чем он сам.       — Так что просто дай себе получить удовольствие, — продолжил он. — Не порть всё то, что у тебя есть с Чимином, потому что боишься влюбиться в него или потому что слишком зациклен на ярлыках. Когда-нибудь ты должен расслабиться.       — Да, ясно, я хотел, чтобы ты вразумил меня, а не поддержал.       Намджун рассмеялся.       — Мне действительно нужно вернуться к работе… — он убрал телефон ото рта, и на заднем плане Чонгук услышал, как двое мальчишек препираются и Намджун шикает на них. — Клянусь, ты и эти парни, у меня будто есть собственные дети.       — Заткнись, — проворчал Чонгук.       — Держись там, Гук. Я поговорю с тобой позже, — сказал Намджун и затем сбросил звонок, когда начал читать нотацию.

*

      Чонгук и Чимин отправились в путь без какой-либо особой цели, за исключением туманных планов осмотреть город и всё, что выглядело интересным. Они обязательно сходят к главным достопримечательностям, как только будут более довольны расположением, но они во Флоренции на неделю, так что спешить пока было некуда.       И конечно же всё закончилось шопингом. Чимин робко останавливался перед некоторыми магазинами, мимо которых они проходили в поисках пекаренных витрин (пекарни, о которых они читали в Интернете и даже не были на сто процентов уверены в том, что они существуют), и Чонгук просто уступал ему и следовал за ним внутрь. Он совершил ошибку, взглянув на бирку одного из пиджаков, который в какой-то момент рассматривал Чимин, и его руки в шоке взлетели к сумке с фотоаппаратом, когда он понял, что пиджак стоит больше, чем вещь, которая буквально была отдушиной единственной страсти его жизни.       Чимин был счастлив, весь в улыбках, кредитных карточках и охапках одежды, когда исчез в примерочной, а затем появился, чтобы немного покрутиться, сделать милые позы и спросить у Чонгука, как на нём это смотрится.       Слова Намджуна весь день отдавались эхом в его голове. Он знал, что его друг был прав, — он всегда был прав, с тех пор, как они были детьми, и хотя советы в отношениях никогда не были его сильной стороной, Чонгук должен был признать, что ему удалось отхватить завидного парня, Сокджина. Это означало, что теперь он был хорош буквально во всём — словно одного звания гения недостаточно. Честно говоря, это было невыносимо.       Наблюдая за тем, как Чимин мечется по магазину, хватая с полок роскошные цепи и пробуя косметические тестеры на запястьях, Чонгук осознал, что чувствовал себя… счастливым. Ну и что, если он чувствовал что-то к Чимину — не было необходимости как-то называть это. Он мог просто плыть по течению, позже посмотреть, куда это его приведёт, и, по крайней мере, насладиться их тремя месяцами вместе, а затем расстаться друзьями. Чонгук столкнулся с горьким ощущением, которое дала ему последняя мысль, но, эй, это был прогресс.       Проведя за шопингом больше времени, чем изначально планировал Чонгук («Прости», — сказал Чимин, поднимая пакеты с покупками. Чонгук несколько минут наблюдал за его страданиями, прежде чем вздохнуть, почти смеясь, и взял половину мешков из рук Чимина, который счастливо улыбнулся ему. Он смирился с тем, что следующие два с половиной месяца будет носить чиминовы пакеты), они сытно поужинали пастой и десертами, прежде чем вернуться в свою квартиру.       Они приняли душ и затем устроились в креслах в гостиной, чтобы посмотреть фильм (на этот раз Чонгук наложил вето на фильмы ужасов), но ещё до того, как закончились начальные титры, Чимин откинул одеяло с ног и сказал Чонгуку захватить немного содовой, чтобы они могли сесть снаружи.       — Это действительно прекрасный вечер, мы во Флоренции, ради бога, давай хотя бы в патио посидим.       В итоге они сидели на террасе, потягивая газировку и вглядываясь в небо, которое с каждым мгновением становилось всё темнее.       — Мой друг Намджун сказал, что Сокджин отметил тебя на некоторых фотографиях, которые я запостил, — сказал Чонгук. Уже было поздно, и усталость глубоко осела в чонгуковых мышцах после долгого дня, не важно, что у него всё ещё немного был джетлаг. Он опустился ниже в кресле и сделал большой глоток содовой, глядя на Чимина поверх бутылки.       — Хм-м? — Чимин казался растерянным: он то дёргал себя за рукав рубашки, то теребил кольца, серьги и браслеты.       — Парень, который работает в развлекательной компании.       Чимин задумчиво прикусил губу, и его волосы отбросило назад лёгким ветром, который поднимался над террасой. Он был в очках; они были в толстой чёрной оправе и делали его намного моложе, нежели его яркий макияж.       — А. Я вспомнил. Прости, во мне было несколько бутылок соджу, когда мы говорили об этом.       — Судя по всему, он кто-то вроде директора развлекательного филиала. Работает с моделями и всё такое. Он сказал, что у тебя хорошее лицо для съёмок. Большой потенциал.       — Скажи это моим нынешним предложениям о работе.       Чонгук рассмеялся.       — И всё же, серьёзно, если даже он заметил тебя, то я говорю, это работает. Я говорил тебе, что социальные сети сейчас очень важны.       Чимин отставил стул и взобрался на стол, чтобы лучше видеть через перила, и теперь его ноги болтались в воздухе.       — Мой отец звонил мне, пока ты мылся.       Чонгук придвинул свой стул поближе, чтобы лучше слышать Чимина сквозь ветер, пока его предплечье не прижалось к чиминову бедру.       — О, да?       — Он давно хотел, чтобы я возглавил компанию. На самом деле это грустно, потому что мой брат действительно хочет эту компанию. Я правда думаю, что именно поэтому он так настойчив.       — Почему так?       — М-м-м. — Чимин снова принялся возиться со своими драгоценностями. Чонгук внезапно вспомнил о кольце, которое он купил Чимину в Хойане и которое всё ещё лежало где-то в глубине его чемодана. Он всё ещё не решил, будет ли уместно подарить его, но его осенило мыслью, что это будет красиво смотреться на пальце Чимина. — Мой отец думает, что если отдаст мне компанию, то я изменюсь. Он не одобряет мой выбор карьеры… или… эм... Мой вкус на партнёров…       Чонгук издал небольшое «а» в знак понимания. Ему повезло, что его семья никогда не дискриминировала его предпочтения, но увидев, через что прошёл Намджун со своими родителями, он понимал, как тяжело это могло быть.       — …Как будто если я возьму на себя руководство компанией, то это вытеснит из меня гея или типа того. Не знаю.       — Но твой брат хочет компанию? Так?..       — Мой брат идеален в глазах отца. Отличник, бизнесмен, у него хорошая постоянная девушка. Он считает, что моему брату вообще не нужно меняться. В его глазах это я проблема, поэтому он хочет, чтобы я стал работать в его компании, чтобы я мог вернуться под его контроль. Зачем ему следить за моим братом? — Чимин пожал плечами.       Чонгук инстинктивно протянул руку и в качестве успокаивающего жеста положил на руку Чимина, который обхватил его ладонь своими маленькими пальцами. Это было клише, и Чонгук внутренне съёжился от этой мысли, но их руки прекрасно подходили друг другу: руки Чимина были меньше и мягче, и его пальцы идеально помещались в чонгуковой ладони. Его кожа была холодной, поэтому Чонгук положил другую руку сверху, чтобы согреть.       — Но ведь ты говорил, что он всё ещё поддерживает тебя. Он покупает тебе одежду и всякое такое. Он не стал бы этого делать, если бы ему было всё равно.       Чимин фыркнул, немного смеясь.       — Он бы всё купил, если бы я ему позволил. Но, как я и говорил, он делает это только для того, чтобы сохранить тот небольшой контроль, который имеет надо мной. Он знает, что я слаб к мелкой роскоши, и использует это в своих интересах. Но я не могу винить его. Это и моя вина… я мог отказаться. — Чимин оглядел свою одежду с чем-то похожим на отвращение во взгляде, хотя в тот момент на нём не было ничего особенного.       — Не чувствуй себя виноватым из-за таких вещей. — Чонгук повернул чиминову руку в своей и покрутил кольца на его пальцах. Он задумался, что такого успокаивающего Чимин находит в этом. Наверное, это даже мило. Делать что-то, чтобы отвлечься. Чимин опустил голову, чтобы посмотреть. — Я не знаю обо всей ситуации у тебя дома, но не расстраивайся из-за того, что принимаешь подарки и поддержку от отца. Это не делает тебя слабым или плохим человеком. Любая проблема, которая у него есть с тобой, — это всё он сам.       Чимин перевёл взгляд с чонгуковых пальцев, скользящих по мерцавшим серебряным кольцам на его руке, на лицо. Выражение чиминова лица было пустым, глаза было трудно разглядеть за тёплым светом лампы, отражавшимся от очков, а губы сжаты в тонкую линию. Чонгук сканировал взглядом его лицо, ожидая, что скажет Чимин. Единственными звуками в воздухе были приглушённая болтовня из окружающих квартир и робкое стрекотание летних насекомых, которые рано вернулись после зимы.       Чимин вырвал руки из чонгуковой хватки, и на долю секунды Чонгук подумал, что, возможно, он сказал что-то не так, его мозг изучал каждую мельчайшую деталь их разговора. Он был слишком дерзок, когда говорил об отце? Это было оскорбительно? Он слишком много взял на себя? Но его мысли отошли на второй план, когда Чимин перекинул ноги через край стола и скользнул прямо на чонгуковы колени, его руки мгновенно вцепились в волосы на затылке Чонгука, а губы прижались к его губам.       Чонгук задержался лишь на полсекунды, чтобы понять, что это не сон и что он не сошёл с ума — может, он заснул за столом? Но потом Чимин провёл языком по нижней губе Чонгука, и всё это стало слишком реальным, чтобы быть сном. Чонгук вздохнул и растаял в его объятиях, приоткрывая губы и позволяя Чимину исследовать столько, сколько ему захочется.       Всё было намного интенсивнее, чем их первый поцелуй. Без притуплённых алкоголем чувств он мог отмечать про себя каждую деталь того, как чиминовы губы ощущались на его собственных, гладкие, словно шёлк, но при этом решительные и двигающиеся с определённой целью. На вкус он был, как сладкая виноградная газировка со взбитыми сливками, и Чонгук приподнялся на стуле, чтобы прижаться грудью к Чимину, и обхватил его руками за талию, углубляя поцелуй.       Они неторопливо целовались в течение нескольких минут, пока их руки исследовали тела, но с гораздо большей невинностью, чем раньше; они меньше походили на двух людей, которые стремились к освобождению, и больше на людей, которые открывали друг друга в первый раз. Чонгук узнал, что Чимин выгибался дугой, когда он поглаживал кожу за ухом, сильнее сжимал губы, когда он проводил пальцами вверх и вниз по тонкой ткани спортивных брюк, прилипших к бёдрам.       Когда они разъединились, очки Чимина искривились, а в глазах застыло изумление. На террасе было темно: должно быть, автоматический свет погас из-за отсутствия движения. Он провёл языком по опухшей нижней губе.       — Чонгук, — сказал Чимин, задыхаясь. Чонгук большими пальцами рисовал небольшие круги на чиминовой рубашке, и Чимин слегка поёрзал на нём. — Если мы собираемся это сделать, то ты должен выслушать меня. Это очень важно, понимаешь?       — М-м. — Чонгук подумал, что Чимин может сказать ему броситься с балкона прямо сейчас, и он бы выполнил это без единого вопроса.       — Ты не можешь влюбиться в меня.       Чиминовы бёдра так хорошо ощущались в чонгуковых руках. По какой-то причине это всё, о чём он мог думать: его бёдра были достаточно узкими, чтобы он легко мог обхватить их руками, но при этом они были широкими и сильными, полными мышц. Тёплый. Крепкий. Реальный. Он перестал теребить чиминову рубашку, уставившись на свои растопыренные пальцы.       — Я не буду, — сказал он.       — Посмотри на меня, — сказал Чимин, и Чонгук посмотрел. — Пообещай.       — Обещаю.       Едва эти слова слетели с чонгуковых губ, как Чимин вновь прильнул к нему, на этот раз целуя его шею, проводя языком по выцветшим остаткам засосов, которые он оставил там много дней назад, и Чонгук просунул под него руки, чтобы обхватить его задницу, и встал со стула, поднимая вместе с собой и Чимина. Он отпихнул стул в сторону и коленом толкнул дверь, прежде чем быстро пересечь комнату и бросить Чимина на кровать, немедленно следуя за ним и зажимая его ноги между коленями.       Это напоминало ему ту первую пьяную ночь, но сейчас всё было по-другому. Чимин не был нуждающимся или отчаявшимся, он не лапал Чонгука и не торопил его, не скулил и не стонал под ним. Его глаза были ясными и уверенными, когда он протянул руки и стянул рубашку Чонгука через голову, а затем сразу же потянулся к краю своей и бросил её на пол к чонгуковой.       Чонгук не торопился, любуясь чиминовым телом. Он пробежался кончиками пальцев от шеи Чимина вниз по рукам, прочертил линию над поясом, а затем повернул руку, чтобы слегка провести ногтями по его животу. Чимин вздрогнул под ним, его глаза следили за движениями чонгуковой руки на его коже, пока его собственные, горячие и ласковые, гладили Чонгука вверх и вниз по рукам. Всё это было немного ошеломляющим для Чонгука, слишком нежным, несмотря на то, что Чимин стремился пресечь любое проявление романтики в их отношениях.       Он наклонился, чтобы оставить мягкие поцелуи на чиминовых губах и в уголке его рта, и Чимин охотно приоткрыл их, позволяя Чонгуку исследовать глубже, но вместо этого он предпочёл провести губами вниз по шее Чимина, иногда останавливаясь, чтобы прикусить ключицу или оставить яркую отметину там, где завтра она будет скрыта рубашкой, а затем провёл языком по чиминову соску и сомкнул губы, нежно посасывая.       Чиминовы пальцы дёрнулись на подушке, на которой лежали вытянутые над головой руки, и он издал несколько тихих ахов и сжал бёдра, слегка извиваясь там, где они были зажаты коленями Чонгука. Чонгук опустил другую руку на пояс чиминовых штанов и сжал пальцами резинку, глядя на него, чтобы оценить его реакцию. Чимин наблюдал за ним, и Чонгуку пришлось сдерживать стон от того, насколько прекрасно выглядел Чимин, уже настолько возбуждённый, даже не смотря на то, что Чонгук едва касался его: он весь покраснел от щёк до шеи и плеч, его губы были раздвинуты в тихих стонах, а пальцы сжимались на подушке каждый раз, когда Чонгук проводил языком по соску.       — Всё в порядке, — Чимин скорее выдохнул, нежели сказал, и Чонгук одним быстрым движением стянул штаны до середины бедра и аккуратно положил ладонь на член Чимина.       От этого глаза Чимина зажмурились, и он еле слышно заскулил: он ещё не совсем затвердел, поэтому Чонгук провёл ладонью вверх и вниз по всей длине сквозь ткань, наслаждаясь каждым тихим стоном.       — Чонгук-и, — нежно сказал Чимин, — прикоснись ко мне как следует.       От этих слов Чонгук оторвал губы от соска Чимина и, наклонившись, стянул с него оставшуюся одежду, бросив её на пол рядом с остальной. Он опустился на колени между чиминовых ног и обхватил ладонями его бёдра, остановившись, чтобы полюбоваться открывшимся видом: Чимин растянулся перед ним на кровати, так красиво, часто и тяжело дыша. Его член был толще, чем думал Чонгук, и он покраснел на кончике до того же цвета, в который были окрашены щёки Чимина.       Чимин прикрыл глаза рукой, как будто сейчас пришло время для стеснений.       — Ты прикоснёшься ко мне или будешь смотреть?       Чонгук обхватил ладонью основание чиминова члена и большим пальцем размазал проступившую на головке смазку.       — Ничего не могу поделать. Ты такой красивый, — пробормотал Чонгук. Он сделал паузу, чтобы плюнуть на ладонь, чтобы она лучше скользила, а затем начал всерьёз работать рукой. Чимин застонал и откинул голову на подушки, а рука, которая больше не прикрывала глаза, сминала простыни.       Чонгук был таким твёрдым в своих джинсах, что его возбуждение уже начинало болеть, но он ни на секунду не хотел переставать трогать Чимина. Он был опьянён звуками, которые тот издавал, и тем, как дрожало его тело, когда Чонгук проводил пальцами до самого основания или поворачивал запьястье вокруг головки, когда поднимался вверх.       — Я хочу тебя видеть, — задыхаясь, проговорил Чонгук, не в силах сдержать возбуждения в голосе, и Чимин покорно выглянул из-под руки, прикрывавшей глаза, его взгляд затуманился похотью.       — Т-ты, — выдохнул Чимин, приподнимаясь на локтях, чтобы смотреть на то, как Чонгук ласкает его член, — хорош в этом.       — У меня большой опыт. В основном с самим собой.       Чимин застонал и откинул голову назад, но Чонгук был почти уверен, что это не имеет ничего общего с удовольствием.       — Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, — сказал Чимин через несколько секунд, обхватив рукой чонгуково запястье, чтобы остановить его.       Чонгук собрался было двинуться ещё дальше на кровать, но Чимин велел ему сесть на край кровати, а сам опустился на колени между его ног и стал небрежно лизать основание чонгукова члена, мучительно медленно, и каждый кроткий мазок его языка заставлял бёдра Чонгука напрягаться и дрожать.       — Блять, Чимин, — простонал Чонгук. Он в шоке опустил руку на чиминово плечо, и Чимин моргнул, смотря на него сквозь ресницы.       — А ты не хочешь, чтобы я отсосал тебе? — спросил он, и его голос был полон греховной невинности, с которой, как был уверен Чонгук, мог говорить только Чимин, не звуча при этом нелепо. Это заставило его член вздрогнуть, и Чимин хихикнул, когда почувствовал это. — Я приму это как разрешение, — сказал он, а затем погрузил головку чонгукова члена к себе в рот.       Чонгуку потребовалась вся его сдержанность, чтобы громко не закричать: рот Чимина был чертовски горячим, влажным, идеальным; он провёл языком вверх и вниз по всей длине, вырисовывал круги на головке, и от этого у Чонгука так закружилась голова, что ему хотелось лечь, его дрожащие руки едва могли выдерживать его собственный вес.       Чимин надрачивал рукой в такт движению губ, надавливая на все места, которые вызывали у Чонгука головокружение; в квартире было тихо, раздавались лишь тяжёлое дыхание и неприличные звуки минета, а затем Чимин полностью заглотил его, нос коснулся кожи, и всё тело Чонгука дёрнулось, когда чиминово горло напряглось вокруг головки. Руки Чонгука инстинктивно подлетели к чиминовым волосам, и он сжал в них пальцы, слегка надавливая на голову в своём энтузиазме.       — Чёрт, прости. — Чонгук мгновенно опустил руки, когда понял, что только что сделал, но Чимин, не теряя ни секунды, метнул свободную руку, чтобы схватить его за запястье и положить на макушку, надавливая ей с дьявольским блеском в глазах.       Чимин сведёт его с ума.       Чонгук запустил руки в чиминовы волосы и легонько толкал его вниз, подстраиваясь под его движения, постепенно становясь смелее и спокойнее, пока не прижимал нос Чимина к своей коже с каждым движением вниз, шепча непристойности между рваными стонами каждый раз, когда ударялся о чиминово горло.       Всего через несколько минут Чонгук уже был так близок к оргазму, и он мягко потянул Чимина за волосы, чтобы предупредить, неспособный говорить, но тот ударил его по руке и продолжил насаживаться на него своим ртом, плотно прижимая язык к основанию, чтобы довести его до разрядки. Чонгук обильно кончил, несильно толкаясь в тугое, горячее горло Чимина, голова кружилась от удовольствия, и Чимин проглотил всю сперму, прежде чем медленно оторваться от чонгукова члена, чтобы не пропустить ни единой капли, последнюю из которых он слизнул с таким вздохом, словно это было лучшее, что он когда-либо пробовал.       Чонгук рухнул назад на одеяла, его кожа была влажной от пота, а волосы прилипали ко лбу. Чимин забрался на него и балансировал на бёдрах, его член всё ещё стоял между ног.       — Чонгук-и, — сказал он. Его голос был хриплым, и это заставляло Чонгука чувствовать себя немного виноватым. Его глаза смотрели на одеяла, а пальцы застенчиво рисовали узоры на ткани.       — Да?       — Я могу трахнуть тебя?       У Чонгука перехватило дыхание, и он чуть не задохнулся. Это было последним, что он ожидал услышать от Чимина.       — Я… — Чонгук приподнялся на локтях и вгляделся в чиминово лицо. — Да, блять, да, ты можешь, но я никогда не делал этого раньше. В плане я делал, но…       Чимин хитро улыбнулся ему, и Чонгук немного испугался блеска в его глазах.       — Ты никогда не был снизу?       Чонгук отрицательно покачал головой.       Чимин протянул руку, чтобы погладить влажные волосы Чонгука на висках, а затем наклонился к его уху. Его дыхание рассеяло озноб на коже.       — Я позабочусь о тебе.       Чимин толкал Чонгука немного вперёд, и тот позволял ему, пока не растянулся перед ним под его голодным взглядом, и Чонгук почувствовал, что снова твердеет только из-за чиминовых глаз, смотрящих на него.       — У тебя есть… — начал Чонгук, и Чимин оборвал его кивком, прежде чем потянуться с кровати и, засунув язык за щёку, порыться в сумке на полу рядом с кроватью, а затем швырнул на простыни полупустую бутылочку смазки.       — Естественно, — дерзко ответил он.       Чонгук уставился на бутылочку, внезапно почувствовав себя очень напуганным.       Чимин, казалось, заметил это и наклонился вниз, чтобы оставить поцелуй на основании чонгуковой шеи.       — Расслабься, окей?       — Да, — выдохнул Чонгук. Всё было чувствительным, обнажённая кожа Чимина ощулась на его собственной, словно оголённый провод.       Чонгук откинул голову на подушки и расслабился. Он не знал, почему так нервничает. Не то чтобы он никогда раньше не занимался сексом — но это был его первый раз с Чимином, и всё это было так ошеломляюще, плюс он всё ещё не отошёл от оргазма. Или даже тот факт, что всё происходило с самого начала.       — Я прикоснусь к тебе, я пытался согреть её, но она может быть немного холодной, — сказал Чимин. Он растирал смазку между пальцами, а затем поднял ногу Чонгука липкой рукой, чтобы уравновесить её на своём бедре. Не сводя глаз с чонгукова лица, Чимин прижал первый палец к входу.       Чонгук чуть не задохнулся от этого ощущения. Было холодно, холоднее, чем он думал, и Чимин растирал и подготавливал колечко мышц, пока успокаивающе гладил ладонью чонгуково бедро.       — Расслабься, малыш, — пробормотал Чимин, нежно проводя пальцами по коже Чонгука. — Я сделаю так, чтобы тебе действительно было хорошо, просто доверься мне, хорошо?       Чонгук сделал пару глубоких вдохов и расслабил мышцы, насколько мог, а затем Чимин мягко надавил на вход, и его палец скользнул внутрь.       Это было ново для него. Чонгук никогда даже не разрабатывал себя: он всегда был тем, кто дрочит в любой ситуации, но это было не так плохо. Как только он привык к этому, Чимин скользнул пальцем чуть глубже, мягко массируя стенки и уговаривая Чонгука раскрыться.       Чимин закинул чонгукову ногу к себе на плечо, чтобы был лучший угол, и прижался щекой к коже. В весенней прохладе квартиры она казалась теплой.       — Ты хорошо справляешься, Чонгук-и, — прошептал Чимин в его кожу, и Чонгук почувствовал, как его сердце затрепетало от успокаивающих слов Чимина. Он сильнее откинулся на подушки, и, прежде чем он успел осознать это, Чимин осторожно просунул ещё один палец.       Через некоторое время Чонгук перестал чувствовать себя некомфортно и начал чувствовать себя довольно хорошо. Чимин толкнул в него третий палец и стал более нетерпеливым, скользя ими в устойчивом ритме и умело поглаживая стенки, пока Чонгук не начал задыхаться и извиваться на подушках, в то время как Чимин шептал ласковые слова похвалы и осыпал его мягкими поцелуями и на внутренней стороне.       — Чимин, — выдохнул Чонгук, когда удовольствие стало слишком сильным, слишком нестерпимым; его член снова был твёрдым и прижимался к животу, и Чонгук не упустил из виду то, как Чимин смотрел на него с голодом в глазах, словно не у него в горле он был всего пятнадцать минут назад.       — Что такое, детка? — Чимин мучительно медленно двигал пальцами внутри него, выдавливая стон прямо из лёгких Чонгука. Было слишком жарко, всё плыло, и Чонгук не хотел ничего, кроме Чимина на нём, трахающего его и тяжело дышающего ему в ухо.       — Я хочу тебя… внутри. Трахни меня. Пожалуйста.       Чимин что-то промычал, будто раздумывая, но Чонгук знал, что он тоже близок к тому, чтобы сорваться: его глаза блестели похотью, а позабытый член выглядел болезненно опухшим и красным, с него толстыми ручейками стекала естественная смазка.       — Твой член такой мокрый для меня. — Чонгук застонал, подмахивая бёдрами и трахая себя чиминовыми пальцами. — Хочу почувствовать его.       — Ах, блять. — Чимин резко втянул воздух сквозь зубы и вытащил свои пальцы из задницы Чонгука, который заскулил от того, каким пустым себя почувствовал, отчаянно желая почувствовать член Чимина внутри, а не только его пальцы. — Ты собираешься убить меня. — Он потянулся за смазкой, валявшейся на краю кровати, и протёр ещё немного между ладонями, чтобы смазать себя.       — Как с языка снял.       — Подержи свои ноги для меня. — Чимин встал позади Чонгука и согнул его ноги к своей груди, тот послушно обхватил руками его бёдра, чтобы удерживать их там, а затем член Чимина наконец, наконец-таки вошёл в него. Это было больнее, чем думал Чонгук, особенно потому, что чиминовы пальцы чувствовались так хорошо, и он слегка поморщился и напрягся.       — Эй, — сказал Чимин. — Всё в порядке, я не сдвинусь с места, пока ты не привыкнешь. Расслабься ради меня, как ты делал раньше, ладно? — Чимин пробежался пальцами вверх и вниз по чонгуковым рёбрам, пока он не успокоился, и Чонгук сделал несколько глубоких вдохов и сосредоточился на ощущении чиминовых пальцев на своей коже, обещании, как удивительно он себя почувствует, когда расслабится и Чимин будет глубоко внутри него.       Чимин медленно скользнул внутрь, дюйм за дюймом, пока не оказался полностью внутри Чонгука, прижимаясь кожей к коже. Чонгук чувствовал себя таким заполненным, и это было странно, но не неприятно — казалось, что Чимин был повсюду, его запах висел в воздухе, руки блуждали по всей чонгуковой коже, все его ощущения были полны Чимина, Чимина, Чимина.       С осторожностью изучая лицо Чонгука, Чимин медленно двинулся, а затем скользнул обратно, снова и снова, с каждым разом набирая скорость. Сначала было тяжело, но через несколько минут стало легче, и он отпустил свои бёдра и положил ноги на кровать, съезжая с подушек, чтобы он мог наклонить бёдра навстречу толчкам Чимина. Вскоре Чимин грубо врезался в него, помещение наполнилось звуком шлепков кожи о кожу, затруднённым дыханием и хриплыми, умоляющими стонами.       — Ты такой узкий. — Чимин упал вперёд, его локти обрамляли обе стороны от чонгуковой головы, и руки Чонгука легли прямо на чиминову талию, чувствуя, как его мышцы сокращаются под его пальцами каждый раз, когда он сильно толкался в него. — Так хорошо. Ты так хорош.       Чимин трахал его жёстко, отчаянно, быстро, выбивая из Чонгука стакатто стонов каждый раз, когда его бёдра шлёпали его по заднице, и Чонгук хотел каждую часть Чимина настолько близко, насколько это возможно. Он потянул его вниз за талию, пока их лоснящая от пота кожа не прижалась друг к другу и член Чонгука не оказался между ними, потираясь о его живот с каждым толчком.       — Я не… не могу, — пропыхтел Чимин и скользнул руками к затылку Чонгука, втягивая его в небрежный поцелуй, их языки скользили влажно и беспорядочно друг против друга, быстро перерастая в тяжелое дыхание Чимина, с мягкими нуждающимися звуками и выстаныванием имени Чонгука в его губы, его удары становились всё более отчаянными и теряли ритм, когда он приближался к разрядке.       — Я тоже близко, — выдохнул Чонгук в чиминов рот. — Е-ещё немного.       Чимин просунул руку между ними и обхватил рукой член Чонгука, надрачивая ему в такт толчкам, и без предупреждения оргазм Чонгука пробил его уже второй раз за эту ночь, и он кончил себе на живот с именем Чимина на губах. Скользкие от спермы руки Чимина обхватили чонгуковы плечи, когда он ещё сильнее начал вдалбливаться в него, бёдра запнулись, а затем он с пронзительным криком вошёл глубоко внутрь.       Чимин сделал долгий, глубокий вздох и опустил свой мокрый от пота лоб на лоб Чонгука, прежде чем опустить руку и осторожно выскользнуть, они оба дрожали друг напротив друга от чувствительности, а затем Чимин перекатился и свернулся калачиком рядом с Чонгуком. Он ласково провёл пальцами по его подбородку, а когда тот повернулся, чтобы посмотреть на него, то удивился, когда Чимин поймал его губы в нежном поцелуе.       — Спокойной ночи, Чонгук-и, — сказал Чимин с ласковой, усталой улыбкой. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239094]

БЕРЛИН

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239095] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239096] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239097]

ПАРИЖ

      Берлин пришёл и ушёл в мгновение ока, а после они отправились в Париж. За короткую неделю, проведённую вместе в крошечной квартирке в Италии, делить одну постель стало нормальным, даже ожидаемым. Неловкое прикосновение рук и неуверенный шёпот превратились в обдуманные акты привязанности, которые, как быстро понял Чонгук, любил Чимин. Он таял от чонгуковых прикосновений, даже если он делал что-то незначительное: держал руку, пробираясь сквозь толпу, или же убирал пух с его волос.       Как бы Чонгук ни хотел этого признавать, но влияние Чимина на его настроение и ощущение счастья в целом невозможно было игнорировать. Словно Чимину удалось придать цвет потускневшим вещам: цвета стали более яркими, звуки более чёткими, и даже вкус еды был насыщеннее и приятнее.       Но иногда по ночам, когда Чимин засыпал раньше него (что случалось нечасто) и у Чонгука было слишком много времени на собственные мысли, он чувствовал страх. Он запускал руки в волосы Чимина, который лежал, уткнувшись в сгиб его локтя, пушил их и позволял упасть обратно на лоб, и проводил в темноте по линиям лица. Он думал о том, как близок он был к тому, чтобы влюбиться в Чимина, несмотря на то, что не должен был, и переживал о том, насколько всё могло усугубиться.       Когда они приехали в Париж, Чимин даже не потрудился забронировать номер в отеле. Они сказали администратору, что номер, забронированный на Чонгука, теперь был на двоих, а не на одного, и нет ничего страшного в том, что там всего одна двуспальная кровать. Чонгук был немного смущён взглядом, который бросила на них женщина за стойкой, пробегаясь глазами по чиминовым рукам, обхватившим бицепс Чонгука, и голове, лежащей на его плече, а затем по чонгуковой руке, свободно обёрнутой вокруг талии Чимина. Это заставило Чонгука почувствовать некий дискомфорт, он не привык быть таким откровенно нежным с кем-то, не говоря уже о мужчине, хотя в Париже это не было таким табу, как дома. Но Чимин, похоже, совсем не беспокоился об этом, оживлённо беседуя с персоналом о том, что посмотреть и куда пойти.       Чонгук не бронировал номер с красивым видом из окна, предпочитая путешествовать как можно дешевле, но он не был удивлён, когда им дали номер на верхнем этаже с потрясающим видом на горизонт Парижа без дополнительной платы. Очарование Чимина не ускользало ни от кого.       — Что мы делаем в первую очередь? — практически пропел Чимин, даже не потрудившись скинуть обувь, прежде чем броситься от двери к огромной кровати, заполненной подушками, мгновенно переворачиваясь и утыкаясь носом в мягкие простыни с явным энтузиазмом человека, который никогда в жизни не путешествовал. Чонгук несколько мгновений наблюдал за ним с нежной улыбкой, пока Чимин не поднял голову, его волосы на макушке наэлектризовались и завились. — Я хочу есть.       — Ты всегда хочешь есть.       Чонгук проигнорировал мрачный обиженный взгляд Чимина и бросил их сумки на пол под окном, переводя взгляд, чтобы полюбоваться видом. Окно было огромным, занимало почти половину стены, а под ним стояло большое деревянное сиденье с разноцветными подушками. Там были даже небольшие полки с едой и напитками, встроенные в стены.       Чонгук не был шокирован (на этот раз), когда Чимин прижался грудью к его спине и закинул подбородок на плечо.       — Милый, — выдохнул он.       — Не такой милый, как ты.       — Фу. — Чимин отстранился, прежде чем ударить Чонгука в плечо с громким шлепком. — Ты отвратительный.       Чонгук хлопнул рукой по своему сердцу, закрыв глаза, будто бы он был ранен.       Они решили остаться в номере этим вечером, что стало их маленькой традицией по прибытии в новый город, хотя короткий перелёт из Флоренции в Париж был не таким уж и долгим, чтобы как-то оправдать необходимость отдыха.       — Закажешь еду, пока я принимаю душ?       Чонгук оторвался от телефона, в котором проверял сообщения, и увидел, как Чимин сжимает пальцами край своего худи и стягивает его через голову вместе с футболкой, бросая их в угол. Он задержал взгляд на чиминовой коже на секунду дольше необходимого, прежде чем снова уставиться в экран.       — Да, конечно. Что ты хочешь?       — Удиви меня.       Чонгук изо всех сил старался не обращать внимания на кокетливые нотки в голосе Чимина и сглотнул комок в горле, тяжело вздыхая, когда Чимин закончил раздеваться и, наконец, закрыл за собой дверь, а звук включённой воды омыл комнату.       Собравшись с мыслями, он потянулся за меню и пробежался по нему глазами. Он мало что понимал: большиство блюд было на французском языке с неясным английским переводом, но с помощью стойки регистрации он смог заказать обычную пасту и салат, а заодно бутылку вина, зная, что Чимин любил выпить за ужином. Чимин находился в ванной на удивление долгое время, и в какой-то момент Чонгуку показалось, что он слышал, как тот говорил. Еду только принесли, когда Чимин вышел из душа с облаком сладко пахнущего пара, следующего за ним в комнату, и Чонгук расставлял миски с едой на огромном сиденье у окна, пока Чимин вытирал волосы полотенцем и наносил лосьон на лицо.       После выхода из ванной Чимин был менее разговорчивым; он плюхнулся на подоконник спиной к боковой стене и повернулся лицом к окну, тут же поднося к губам бокал вина, который наполнил для него Чонгук, и делая большой глоток.       Чонгук засунул пасту в рот и не стал настаивать на том, чтобы Чимин заговорил, но он подтолкнул французский хлеб поближе к нему, как только тот налил второй бокал вина, так ничего и не съев.       — Почему некоторые родители обращаются со своими детьми так, будто они не люди? — пробормотал Чимин у края винного бокала.       Чонгук не был уверен, должен ли он отвечать на этот вопрос или же Чимин говорил сам с собой. Поэтому задумчиво жевал очень большой кусок, решая, отвечать или нет.       — Ты про своего отца?       — Естественно, — сказал Чимин, кладя подбородок на колени. В его словах не было ни капли язвительности, но он явно был раздражён.       — Ты сейчас с ним говорил в ванной?       Чонгук мог поклясться, что на лице Чимина на мгновение вспыхнула паника, прежде чем оно размягчилось и он снова прижал бокал к губам.       — Ты слышал? — спросил он, и его голос эхом отразился от стекла.       — Нет. Я ничего не слышал, только то, как ты говоришь.       — Неважно, о чём мы говорили. — Чимин снова перевёл взгляд в окно. — Я не просил того, чтобы родиться в такой семье. Я бы предпочёл, чтобы её вообще не было.       Чонгук прикусил нижнюю губу и опустил хлеб, который ел, в свою миску. Он знал, что Чимин ничего не имел в виду под своими словами, но они всё ещё обжигали.       — Подожди, — выдохнул Чимин, немного запаниковав. Он повернул голову в сторону Чонгука и нашёл его лицо. — Подожди, прости, я не это имел в виду.       — Не беспокойся об этом.       — Я не должен был говорить такие вещи. Прости меня.       — Я сказал, что всё в порядке, Чимин.       Чимин вытянул спину, чтобы поставить бокал на полку рядом с головой, а затем откинулся на одну из подушек на сиденье.       — Не в порядке. Но я всё равно имею в виду именно то, что сказал. Я не просил рождаться в этой влиятельной успешной семье. Я просто хочу… — Чимин сделал паузу. — Быть кем-то другим. Даже если это всего на один день. Я не хочу быть наследником дурацкой автомобильной компании. Я хочу быть моделью.       — Но ведь сейчас ты работаешь моделью.       — Вовсе нет. Я просто сопровождаю фотографа в поездке.       Подстёгиваемый словами Чимина, Чонгук соскользнул с сиденья и пересёк комнату, чтобы взять камеру, которую он надел на шею, прежде чем откинуться на спинку сиденья у окна и включить её.       В тот же миг Чимин отскочил к стене и закрыл ладонью лицо, глядя в щёлочку между пальцами широко раскрытыми глазами.       — Что ты делаешь? На мне нет косметики.       — Доказываю свою точку зрения.       — Понятия не имею, какую точку зрения ты там доказываешь, поэтому это точно ничего не докажет, — раздражённо проговорил Чимин.       — Просто расслабься. Представь, что камеры здесь нет. — Чонгук носком ноги подтолкнул к нему его тарелку, не обращая внимания на то, как Чимин съёжился от того, как близко чонгукова нога была к его обеду. — Ешь.       — Я не голоден.       — Поешь немного. Тебе станет легче.       Чимин чуть опустил руку и с усталым выражением лица перевёл взгляд с миски на Чонгука, но в конце концов сдался и поставил тарелку с пастой себе на колени, зажимая вилку между пальцами.       Чонгук сделал несколько снимков, и Чимин напрягся, его глаза тут же метнулись к объективу.       — Не смотри в камеру, — наставлял его Чонгук. — Просто расслабься.       Чимин снова раздражённо прищурился в объектив, а затем на Чонгука за камерой, прежде чем полностью опустить руки и положить одну на вилку, а другую на бокал.       — Если ты собираешься фотографировать меня без макияжа и в пижаме, то я хочу хотя бы напиться.       — Ни в чём себе не отказывай.       Чимин немного поковырялся в еде, в то время как Чонгук сделал несколько снимков, но в итоге вместо съёмки он переключился на запись, что делал довольно часто в последнее время, пытаясь запечатлеть его. В первый же день знакомства он понял, что фотографий недостаточно, чтобы запечатлеть его красоту, как и то, как он говорил и держался, и все маленькие нюансы в выражении его лица были частью чиминовой сущности. Как человека, который провёл годы, изучая фотографию, это сводило его с ума. Но он полагал, что Чимин, сводящий его с ума всеми возможными способами, был почти что в порядке вещей.       — Так ты ходил в школу фотографии? — Чимин отломил пальцами кусочек хлеба и скользнул им по краю миски, макая в соус, прежде чем засунуть в рот.       — Да, ходил.       — Что заставило тебя пойти туда? — Чимин зачерпнул соус другой половинкой хлеба и наклонился вперёд, чтобы сунуть его в рот Чонгука, который взял его с небольшим одобрительным мурчанием.       — Моя мама была фотографом.       — А, должно быть, она была невероятной, — прошептал Чимин.       — Не была.       Чимин расхохотался, подавившись хлебом, который только засунул в рот.       — Чего?       — Она была ужасна в фотографировании. Съёмка была страстью всей её жизни, и она не нашла ни одной работы, связанной с ней. Я видел её фотографии, и они никуда не годятся. — Чонгук опустил камеру, чтобы лучше видеть реакцию Чимина, который казался намного шокированнее, чем кто-либо ещё, его бокал вина безвольно висел в его пальцах, и затем он улыбнулся. — Она шутила, что у неё нет никаких навыков из-за того, что она бережёт их для меня.       Выражение лица Чимина сменилось с шокированного на весёлое.       — Она кажется замечательной.       — Она и была. Ужасный фотограф, прекрасный человек.       Чимин хихикнул, этот смех был бы искренним, если бы не был немного подавленным, его глаза сморщились в уголках.       — Хотел бы я, чтобы ты мог с ней познакомиться, — продолжил Чонгук, выключая камеру и кладя её у себя на бедре. — Она бы полюбила тебя.       То, как Чимин замер и заёрзал на месте, а лёгкая улыбка исчезла с его лица так же быстро, как и появилась, заставило Чонгука на долю секунды пожалеть о сказанном.       — Я уверен, что тоже полюбил бы её. — Чимин допил вино и после занялся уборкой посуды, явно пытаясь снять неловкое напряжение в воздухе. Он явно был немного навеселе, судя по тому, как он покачивался на ногах и возился с посудой, и Чонгук вскочил на ноги, чтобы прижать ладонь к чиминову предплечью, чтобы помочь ему устоять.       — Я могу вынести их.       — Нет-нет, — сказал Чимин, отмахиваясь от Чонгука и чуть не роняя тарелки. — Всё в норме.       Чонгук, однако, не был в восторге от мысли, что придётся убирать липкий красный соус с чистого пола их гостиничного номера, поэтому они вместе неуклюже перемещались из одного конца номера в другой с чонгуковыми руками, обхватившими локти Чимина, и Чимином, который то хихикал, то ворчал из-за того, что Чонгук нянчился с ним.       Как только тарелки оказались за дверью, а они снова закрылись в своём номере, Чонгук скользнул руками с локтей Чимина на его талию, прижимаясь щекой к изгибу его шеи и глубоко вдыхая, наслаждаясь сладким запахом чиминова тела после душа.       — Чонгук-и, — сказал Чимин, прерываясь на хихиканье. Он поёжился, когда Чонгук прижался губами к обнажённой коже у ворота, а затем провёл ими вниз по плечу, отодвигая в сторону тонкую ткань футболки. — Давай хотя бы ляжем в кровать.       — Ты хорошо пахнешь, — пробормотал Чонгук, позволяя Чимину подвести себя к кровати. — Расслабляюще.       Чимин снова хихикнул и изо всех сил попытался вырваться из чонгуковых рук, но Чонгук заскулил и крепче обхватил его. Он даже не знал, что на него нашло, но внезапно почувствовал необходимость быть рядом с Чимином. Может быть, разговор о матери или о его карьере заставил его почувствовать себя сентиментальным, но он просто хотел почувствовать Чимина рядом с собой, сильнее, чем когда-либо, хотел вдохнуть его запах и использовать, чтобы успокоиться.       — Хочешь поразвлечься? — пробормотал Чимин, покачивая бёдрами и потираясь о спортивные штаны Чонгука. Чонгук отрицательно покачал головой, уткнувшись в чиминово плечо, а затем плюхнулся на кровать, держа в охапке пищащего Чимина, который разразился приступом смеха, заставившим его запрокинуть голову и столкнуться с головой Чонгука с отвратительным треском, из-за чего у того побелело в глазах от жгучей боли.       — Чимин, — заскулил Чонгук, потирая лоб с зажмуренными глазами. — Больно.       — О-о-о, бедняжка, — проворковал Чимин и, пользуясь случаем, вывернулся из чонгуковой хватки, чтобы перекатиться на свою сторону и вытянуть руку на рёбра Чонгука.       Чонгук стрелял в него таким взглядом, будто его предали.       — Ты специально напал на меня, чтобы я тебя отпустил.       — Вовсе нет.       — Вовсе да.       — Я не нападал. — Чимин фыркнул, отворачиваясь от Чонгука с притворным негодованием, двигая бёдрами так, чтобы его спина была слегка повёрнута, и скрещивая руки на груди.       Чонгук просунул руку под чиминову талию и притянул его к себе, тихо смеясь над тем, как Чимин притворялся раздражённым, но всё ещё таял от его прикосновения с тяжёлым вздохом, который снял всё напряжение с его тела и подтолкнул к нему в руки.       — Прости, что заговорил обо всём этом, — прошептал Чимин.       — Я же сказал, всё в порядке.       Чимин так откинул голову назад, что она оказалась у чонгукова плеча, а Чонгук ещё сильнее прижался к маленькому телу Чимина, свободной рукой поглаживая кончики волос над глазами.       — Расскажи мне побольше о Пусане, — сказал Чимин, едва дыша. — Я скучаю по нему.       — Думаю, ты там вырос?       — Мгм. Но я возвращался всего несколько раз после того, как уехал в Сеул. Мой отец всегда был слишком властным, когда я приезжал домой. Я не мог этого выносить.       — Вообще, пляж Ондзюку очень напоминал мне Пусан.       Чимин хихикнул.       — Да. Именно поэтому я всегда выгуливал там Тан-и.       — Ты скучаешь по нему больше, чем по Сеулу?       Чимин замолчал на несколько мгновений. Единственным звуком в тёмной комнате было их тихое дыхание и еле слышный шорох простыней каждый раз, когда они двигались, чтобы устроиться поудобнее; что-то в этом успокаивало. Что-то в этом каким-то образом заставляло Чонгука думать о доме.       — Угу. Сеул всё ещё мой дом, но другой. Это вообще имеет смысл? Типа у тебя есть свой дом и при этом у тебя есть свой домашний дом. Для меня Пусан мой домашний дом. — Чимин засмеялся. — Наверное, звучало бессмысленно.       Чонгук кивнул в подушки, уже чувствуя лёгкую сонливость, его тело обмякло от чиминова тепла и размеренного дыхания на его груди.       — Я понимаю, — пробормотал он, проваливаясь в сон. — У меня нет домашнего дома. Больше нет.       Чимин замер, а затем его рука обхватила запястье Чонгука, и он слегка провёл ногтями по коже под длинными рукавами рубашки.       — Спи, Чонгук-и, — прошептал он.

*

      Рассказы о Париже как о самом романтичном городе на Земле, конечно, не были неправдой.       Чонгук не мог сказать, изменилось что-то между ними или он просто хотел видеть то, чего нет. Хотя он привык к тому, что Чимин всегда был гораздо теплее и ласковее, чем большинство людей, но всё же это ощущалось иначе.       Они бок о бок сидели в кафе, поедая клубнику в шоколаде, Чимин кормил его с милой улыбкой, позволяя кончикам пальцев задержаться на чонгуковых губах чуть дольше, чем нужно, так что сердце Чонгука горело жаром больше, чем его живот. Он часто ловил Чимина на том, что тот смотрит на него со странным выражением на лице, вихрем эмоций, которые Чонгук не мог распознать и идентифицировать. Он начал замечать это, когда просматривал записи, которые сделал, но сколько бы раз он их не перематывал, он всё ещё понятия не имел, о чём думал Чимин. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239098] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239099]

БАРСЕЛОНА

      — Я хочу набить татуировку, — выпалил Чимин.       Чонгук моргнул несколько раз, прежде чем повернуться к Чимину, слишком ясно осознавая, что его лицо выдавало его шок. Чимин никогда раньше не упоминал о татуировке.       — А моделям разрешено… иметь татуировки?       Чимин приложил палец к губам.       — Не знаю? Да? Может быть… — он сделал паузу. — Думаю, их можно будет закрасить и всё такое, верно? Почему бы и нет.       — Что ты хочешь набить?       Чимин сунул руку в маленький мешочек, стоявший между их бёдрами на скамейке, и бросил горсть хлебных крошек в стаю птиц у их ног. Они провели день, осматривая достопримечательности Барселоны, и каким-то образом закончили тем, что болтали и кормили птиц у реки. Чонгук был благодарен за такой небольшой перерыв: было жарко. Весна в Испании была похожа на лето в Корее, давя духотой со всех сторон. Он напомнил себе, что должен вернуться сюда зимой, когда смог бы больше наслаждаться поездкой.       — Какое-то время у меня была идея, что я хочу набить, — сказал Чимин после нескольких мгновений размышлений, сжимая ещё одну горсть хлебных крошек в своём маленьком кулачке. Птицы нетерпеливо щебетали, с интересом поглядывая на его руку, мотая головами и вытягивая шейки, гадая, когда же появится новая еда. — Здесь же должны быть хорошие татуировщики, верно?       Чонгук поперхнулся.       — Ты хочешь набить её сейчас? — быстро проговорил он.       — Конечно, почему нет? — Он пожал плечами и бросил крошки на тротуар. Птицы взволнованно закричали, и Чимин мягко улыбнулся им. — Будет весело.       — Весело, — повторил за ним Чонгук.       — Да. Ты сможешь понаблюдать за тем, как я принимаю импульсивное решение, которое причинит мне много боли, а также о котором я могу очень пожалеть.       — У нас с тобой очень разные представления о веселье.

*

      Чимин положил ладони на татуировочный стол, чтобы забраться на него, и лёг на него, вздрогнув, стоило голой спине коснуться холодного пластика. Он не сводил глаз с человека, чистившего иглу для татуировки, но услышал скрип стула позади себя, когда Чонгук сел на него.       Он нервничал гораздо больше, чем думал. Хоть татуировка всегда была для него чем-то, что он хотел сделать, чем-то, что он считал неизбежным, он не думал, что захочет набить её так внезапно в центре Испании. Но его жизнь за последний месяц в любом случае была ничем иным, как вихрем импульсивных решений, так почему бы не прожить так ещё немного, верно?       — Ты совершенно точно уверен в этом? — сказал Чонгук позади него, его голос немного дрожал. Это было мило, он казался ещё более нервным, чем сам Чимин. Это было мило, казалось, он не знал, как скрыть свои эмоции, и, похоже, не осознавал, что всё, что он чувствовал и думал, выливалось в его голос и поведение. Это было мило, как он изучал лицо Чимина с испуганным, растерянным, невинным взглядом в глазах, его губы были слегка приоткрыты, а руки сжались на коленях.       — Я уверен, — сказал Чимин, надеясь, что уверенность, прозвучавшая в его голосе, успокоит Чонгука, и повернулся к татуировщику, чтобы попытаться успокоить собственные нервы. Татуировочная игла заработала, и кровь Чимина застыла в жилах.       Позади него раздался звук ножек стула, скребущих по плитке, сопровождаемый Чонгуком, который нежно обхватил руку Чимина и повернул её, чтобы переплести их пальцы. Сердце Чимина, казалось, не знало, парить ему или упасть прямо в живот.       — На рёбрах сильно больно бить? — спросил Чимин, пытаясь отвлечься от присутствия Чонгука, которое почему-то казалось ещё более пугающим, чем татуировочный пистолет в руках татуировщика.       — Безумно, — промычал тот, протирая место на чиминовых рёбрах и наклоняясь, чтобы навести иглу на его кожу. Чонгук сжал руку Чимина.       — Замечательно. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239100] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239101] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239102]

ЧИКАГО

      В Чикаго Чимин слёг с ужасной простудой.       — Это, наверное, из-за всех этих поездок, — пробормотал Чимин, пытаясь скрыть насморк, натягивая толстовку на нос за шнурки. — Я удивлён, что это первый раз, когда я заболел.       Они сняли квартиру в высотном здании всего в нескольких милях от знаменитой Мичиган-авеню, планируя посетить там бары и бурлеск-клубы. Чимин был невероятно взволнован этим, говоря, что он всегда хотел побывать там, даже признавая, что он развлекался идеей стать исполнителем экзотических танцев в колледже, когда ещё специализировался на танцах.       Но они пробыли в городе всего несколько коротких дней, и было понятно, что Чимин не в состоянии сделать хотя бы что-то из запланированного.       — Мы всё ещё можем пойти, — сказал Чимин, умоляя глазами, ворот его толстовки по-прежнему закрывал рот и нос. Его голос приглушался и тканью, и жаром, а щёки раскраснелись от простуды.       — Чимин-и, — нежно сказал Чонгук, цепляясь за чиминовы пальцы, лежащие на кровати. Чимин тут же вырвал их, уже раздражённый тем, что собирался сказать Чонгук.       — Со мной всё будет в порядке. Я прос…       Глаза Чимина расширились, и он зажал рот ладонью, когда согнулся пополам в приступе кашля. Чонгук вздрогнул, но затем сразу же прижался к Чимину и обхватил его рукой за талию, чтобы удержать, пока тот кашлял, а другой рукой гладил вверх и вниз по спине, что, как он надеялся, было успокаивающим жестом.       — Если ты отдохнёшь пару дней, возможно, тебе станет лучше, — сказал Чонгук, когда кашель Чимина утих, и он вытирал слёзы с глаз и убирал волосы со лба, немного влажные от лихорадочного пота. — И тогда мы сможем сделать всё, что ты захочешь, в нашу последнюю ночь здесь, хорошо?       — Хорошо, — согласился Чимин, хотя бы потому, что знал, что Чонгук ещё упрямее, чем он сам. — Я отдохну.       Чонгук заказал еду на ужин, суп и простую газировку для Чимина (несмотря на его нытьё и протесты, что он определённо может пить алкоголь, пока болен: «Горячий тодди — вещь, Чонгук!», от которого Чонгук решительно отказался), а затем проскользнул в ванную, чтобы приготовить ему горячую ванну.       — Чимин-и, — позвал он, как только вода на внутренней стороне запястья стала тёплой, но не слишком горячей, ванна заполнилась пузырьками, солями и всем прочим, что он выудил из сумки Чимина и что, как он знал, тот любил.       Чонгук услышал Чимина прежде, чем увидел его, шаркающего тяжёлыми шагами по коридору, как будто был слишком слаб, чтобы идти. Чимин вёл себя как большой ребёнок, когда болел, один и тот же человек, который всегда был таким беззаботным, необузданным и настойчивым, что не нуждался ни в ком, кто бы о нём заботился.       Он повернулся как раз в тот момент, когда Чимин с любопытством заглянул в ванную, его лицо покраснело ещё больше, чем раньше, а остекленевшие глаза метнулись от ванны к Чонгуку.       — Я приготовил это для тебя, — объяснил Чонгук, указывая на воду, а затем поднимаясь с пола и вытирая грязные колени. — Я подумал, что после ванны тебе станет лучше.       Смущённое выражение лица Чимина сменилось нежной улыбкой, его щёки приподнялись, а глаза превратились в полумесяцы.       — Необязательно было. Как приятно.       Его руки потянулись к подолу свитера, и он стянул его вместе со всей одеждой под ним, бросив всё под ноги, а затем его пальцы обернулись вокруг пояса штанов. Брови Чонгука взлетели вверх к волосам, и он резко развернулся на пятках лицом к стене, бормоча:       — Подожди, подожди, Чимин, дай мне сначала уйти и потом…       — Уйти? — сказал Чимин с плохо завуалированной притворной невинностью. — Но ты приготовил эту ванну для нас.       Чонгук подавился воздухом, его горло вдруг стало слишком тугим, а лицо — слишком горячим.       — Нас? — сказал он стене. — Нет-нет. Для тебя. Окунись, расслабься, почувствуй себя лучше, а я просто…       Чонгук, наполовину шаркая, наполовину пятясь, подошёл к двери, стараясь не смотреть в зеркало и не поворачиваться к Чимину лицом, оценивая, где он находился, по его хриплому хихиканью, приправленному влажным кашлем каждый раз, когда тот смеялся слишком сильно.       — А если я здесь упаду в обморок? — сказал Чимин, надувшись. — А что, если пара будет слишком много, потому что меня лихорадит и всякое такое, я не смогу позвать на помощь из-за горла… тебе не будет плохо, Чонгук-и? Мне нужен присмотр.       Чимин обернул руку вокруг запястья Чонгука, его рука ощущалась горяченной на чонгуковой влажной коже.       — Просто оставь свой телефон здесь и напиши, если…       — Чонгук, — сказал Чимин, прижимаясь к Чонгуку, слишком близко, слишком горячо и, насколько мог судить Чонгук, слишком обнажённо. Он пытался решить, не возбудил ли его Чимин, пытаясь соблазнить, что в каком-то смысле было неправильно из-за лихорадки и болезни, когда чиминовы губы призрачно приблизились к мочке его уха, а дыхание веером обдало его шею, заставляя дрожать. — Тебе необязательно идти со мной, но мне может понадобиться помощь. Просто останься здесь.       — Ладно, — пробормотал Чонгук, по-прежнему не двигаясь и пристально глядя на дверной проём. Чимин хихикнул ему в ухо, и по чонгуковой коже пробежали мурашки, и ему пришлось подавить желание сделать глубокий вдох.       — Ты можешь повернуться.       — Нет, мне и так нормально. Я постою так, пока ты не закончишь.       Чимин снова хихикнул, а затем потянул Чонгука за запястье.       — Я всё ещё в нижнем белье. К тому же ты видел меня голым, дурачок.       Чонгук медленно повернулся, приоткрыв только один глаз, посмотрел на Чимина и осторожно окинул его взглядом. На нём всё ещё была какая-то одежда, что было облегчением. Он заставлял себя не задерживаться слишком долго на обнажённой груди Чимина, его глаза метнулись к татуировке, которая всё ещё была покрыта бинтами.       Чиминовы руки вновь потянулись к поясу штанов, и Чонгук тут же закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, из-за чего Чимин чуть не задохнулся от смеха, который быстро перешёл в новый приступ кашля.       Как только он услышал плеск воды и тишину, следующую за ним, он почувствовал себя достаточно храбрым, чтобы снова обернуться, убедившись, что пена покрывает всё, что нужно, чтобы оставаться в здравом уме.       Но когда он увидел Чимина, с бледным лицом, но раскрасневшимися от лихорадки щеками, свернувшегося в ванне и слегка сморщившего нос от жары, его сердце ёкнуло, и пульс немного замедлился. Он пересёк комнату и уселся на сиденье унитаза рядом с ванной.       — Что ты всегда хотел сделать? — сказал Чимин после нескольких минут молчания, в ванной было тихо, если не считать еле слышного плеска, когда Чимин опустил волосы в воду и намылил их.       Чонгук постучал пальцами по тумбе, задумавшись. Было много вещей, которые он всегда хотел сделать, но большинство из них он учитывал при планировании поездки, так что осталось немного.       — М-м. Не знаю. Посмотреть на звёзды?       Чимин зашевелился в ванне, когда засмеялся, и немного воды выплеснулось через край прямо на ногу Чонгука.       — Ты мог выбрать что угодно на всём белом свете, а ты выбрал любование звёздами? Это банально.       — Вовсе нет. Я всегда жил только в городе. Там трудно увидеть звёзды.       — Но я до сих пор езжу за город смотреть на звёзды. Ты никогда не видел?       — Нет.       Чимин снова окунул волосы в воду, чтобы смыть пену, прежде чем убрать её с лица и разбрызгать воду по всей плитке. Пена уже начала рассеиваться, так что Чонгук опустил взгляд на пол, чтобы защитить чиминово достоинство.       — А что насчёт тебя?       Чимин скользнул глубже в воду и прислонился затылком к краю ванны.       — Помнишь, что я говорил тебе в Париже?       Чонгук нахмурил брови, пытаясь вспомнить. Он не мог припомнить, о чём конкретно они говорили в Париже: они провели там неделю, так что говорили о многом.       — Что именно?       — Я просто… Было бы неплохо не быть мной, иногда, понимаешь? Только ненадолго. Если бы я мог быть кем-то другим весь день. Нет, даже не так, только на вечер. Я хотел бы сделать что-то сумасшедшее и не беспокоиться о последствиях. — Он вытащил ногу из воды и пальцами ног поднял насадку, затопив ванну свежей струёй горячей воды. — Ты можешь достать ещё пены?       Чонгук вытянулся, чтобы взять бутылочку с мылом из чиминовой сумки, а затем прошёл небольшое расстояние до ванны, чтобы отдать ему. Чимин потянулся к ней, но…       Прежде чем Чонгук успел среагировать, его ноги выскользнули из-под него. Чимин наклонился вперёд и обхватил скользкими, намыленными руками чонгуковы запястья и потянул на себя, утягивая его в ванну с громким всплеском, от которого ведро воды выплеснулось на пол. Чонгук пронзительно взвизгнул, когда упал на Чимина, изо всех сил стараясь удержаться на локтях, чтобы не раздавить его, а Чимин так и сиял, хихикая, фыркая и сворачиваясь так сильно от нехватки воздуха сквозь вспышки смеха.       — Чимин, какого хрена?! — заскулил Чонгук, пытаясь сориентироваться в крошечной ванне, прижимаясь к очень голому и очень мокрому Чимину под собой. — Я уже принял душ, а теперь моя одежда промокла…       — Я хотел, чтобы ты присоединился ко мне, — нахально сказал Чимин.       — Ты мог бы спросить.       — Так веселее. — Чимин пожал плечами. — Вода достаточно тёплая для тебя?       Чонгук моргнул, глядя на Чимина, его руки сжимали маленькое мокрое тело, а на чиминовом лице застыла ослепительная улыбка. Его кожа была влажной от жара ванны, и он выглядел абсолютно великолепно. Чонгук взглянул на свою промокшую футболку и кроссовки, уже пахнущие солью для ванн с пеной, прилипшей к краям.       Он вздохнул, побеждённый.       — Да.       — Хорошо! — Чимин отодвинулся назад, чтобы освободить место для Чонгука. Тот неловко сидел на мелкой стороне ванны, пока кран всё так же пускал горячую воду, которая давила ему на спину, его влажная одежда была тяжёлой и неудобной. Чонгук был так ошеломлён, что Чимин только что затащил его, полностью одетого, в ванну, что даже забыл, что он сидит голый в футе от него и коленями обхватывает его талию. — Ты не собираешься это снять?

*

      Чонгук заболел через несколько дней.       — Это нечестно, — выл он, свернувшись калачиком в постели под толстым слоем одеял. Чимин выздоровел уже десять раз, стал бодрее и ярче, чем когда-либо, практически танцуя по их съёмной квартире, пока приносил больше одеял для Чонгука, заваривал чай и готовил суп, а также всё, что просил Чонгук. — Ты меня заразил.       У Чимина хватило наглости ахнуть.       — Я не заражал.       Чонгук ещё глубже зарылся в своё буррито из одеял, пока не стало видно ничего, кроме его глаз, так что он всё ещё мог испепелять Чимина взглядом.       — Да, ты заразил. Ты затащил меня в ванну и намочил всю мою одежду, а потом заставил меня делать непристойные вещи…       Чимин закашлялся, и бутылочка с таблетками загремела в его руке.       — Чонгук!       — Просто говорю, — бурчал Чонгук. — Твоя вина.       — Как будто тебе не понравилось, — пробубнил Чимин, откупоривая бутылочку и вытряхивая парочку таблеток в руку. Он взобрался на кровать, чтобы сесть на колени со стороны Чонгука, протягивая их ему с бутылкой воды в другой руке.       Чонгук устало смотрел на него.       — Не могу доверять тебе.       — Ты абсолютный ребёнок, когда болеешь, — упрекнул его Чимин, придвигаясь ближе и прижимая ладонь к чонгуковым губам. — Открой.       Чонгук издал обиженный звук и повернул голову в сторону, возмущённо закрыв глаза.       — О боже, — прошептал Чимин. — Вот же паршивец.       — Нужно принять одну, чтобы зн…       — А-га! — Чимин воспользовался тем, что рот Чонгука был открыт, чтобы просунуть таблетки внутрь, сразу же прижимая край бутылки с водой к его губам и надавливая на неё достаточно сильно, чтобы откинуть голову Чонгука назад.       Таблетки и вода попали в рот Чонгука прежде, чем он смог отреагировать, и он чуть не поперхнулся и не выплюнул её от удивления, но всё же сделал несколько глотков и проглотил таблетки, несмотря на то, что хотел отказаться от них чисто из вредности. Ну, ещё и потому, что он замёрз, а его тело болело, и, честно говоря, он знал, что таблетки точно помогут. Он вёл себя так в качестве расплаты за то, что было очень, очень важно для него.       — Хороший мальчик, — сказал Чимин, и Чонгук не был уверен, жар, приливший к его щекам, был вызван лихорадкой или чем-то ещё.       Чонгук уставился на него.       — Вот почему я не могу тебе доверять.       — Малыш хорошо себя чувствует? — ворковал Чимин, полностью игнорируя его и успокаивающе поглаживая висок Чонгука. Его руки ощущались холодными, слишком холодными, и Чонгук поморщился от того, как они, казалось, разбросали новую волну озноба по всему его телу, плотнее укутываясь одеялом.       — Нет, — признался он, слишком усталый и больной, чтобы спорить с Чимином, хотя было так весело раздражать его. — Не хорошо себя чувствует.       — Бедняжка. — Чимин убрал влажные, потные волосы Чонгука со лба, и тот замурчал и закрыл глаза, наслаждаясь ощущением ногтей Чимина, царапающих его голову на мгновение, прежде чем он скользнул рукой вниз, чтобы снова прижать ладонь ко лбу. — Ты весь горишь. Наверное, мне стоит сходить и купить жаропонижающее.       — Всё болит.       — Я знаю, малыш, не волнуйся. Чимин-и хорошо о тебе позаботится, — пробормотал Чимин, но мозг Чонгука уже помутился от таблеток, которые Чимин дал (насильно) ему. Он закрыл глаза и тяжело откинулся на подушку, позволяя Чимину гладить его волосы, ворковать и шептать ему, пока он не заснул.

*

      Когда он проснулся, в комнате было очень темно, и он вспотел через одежду, но почему-то всё ещё был холодным, как лёд, дрожал и стучал зубами.       — Чимин, — попытался сказать он, поморщившись, когда его голос прозвучал, словно наждачная бумага, едва слышнее шёпота. Он приоткрыл один глаз и оглядел комнату, которая была абсолютно чёрной, если не считать холодного голубого света от телевизора в углу, почти приглушённого. Он вытянулся вперёд, чтобы посмотреть, не наблюдает ли за ним Чимин, но его нигде не было видно.       Он откинулся на подушки и плотнее закутался в одеяло, пытаясь согреться. Он знал, что ему, вероятно, следует принять лекарства ещё раз: он весь был в холодном поту под одеялом, его волосы и ткань на спине были липкими, а зрение размыто. Но он действительно беспокоился о Чимине. Где же он был?       — Я знаю… я знаю. Я не забыл.       Чонгук потянулся к окну над кроватью. Голос Чимина доносился снаружи, едва слышный сквозь стену, но в комнате было достаточно тихо, чтобы он почти мог разобрать разговор.       — Я не забыл! — взвыл Чимин чуть громче, чем раньше. Он звучал огорчённо, и это наполнило Чонгука беспокойством. Чимин был чем-то расстроен. — Я буду дома через три недели, а потом сделаю всё, что ты захочешь. Просто позволь мне это.       Чонгук нахмурил брови.       Последовала тяжёлая пауза, и Чонгук представил, что Чимин, вероятно, делает тот небольшой вздох, который он делал при стрессе, возможно, играя со своими кольцами, если всё ещё носил их. Сколько было времени?       — Мне нужно идти. Здесь уже поздно. — Пауза. — Я в Штатах, сейчас середина ночи, мне нужно идти… — Длинная пауза. — Да. Я тоже тебя люблю. Пока.       Чонгук провёл руками по ушам. Должно быть, Чимин разговаривал с кем-то из своей семьи. Может быть, его отец? Но что-то из-за этого поселило в животе Чонгука нечто мрачное. Чимин казался расстроенным не без причины.       Звук двери на балкон тихо скрипнул, а затем закрыл удивлённого Чонгука от его мыслей. Он хотел спросить Чимина, всё ли с ним в порядке, но почему-то боялся дать ему понять, что он слышал разговор. Поэтому он изо всех сил старался выровнять дыхание и лежал как можно тише, глядя в противоположную от Чимина стену.       В комнате стало совсем темно — Чимин, очевидно, выключил телевизор, — а затем он прошёл по ковру. Чонгук слышал, как он сбросил свои сланцы, а потом заполз на кровать рядом с ним, мгновенно оборачивая руки вокруг чонгуковой талии и прижимаясь щекой к его спине. Чимину было жарко, слишком жарко на его разгорячённой лихорадкой коже, и Чонгук знал, что его пропитанная потом рубашка, скорее всего, была грубой и липкой, но ему, казалось, было всё равно.       — Скоро будет лучше, — прошептал Чимин рядом с его ухом. Его пальцы затанцевали по обнажённому участку кожи на затылке чуть ниже линии роста волос, и Чонгуку пришлось задержать дыхание, чтобы не вздрогнуть и не выдать себя. — Прости меня. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239103] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239104] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239105]

ЛАС-ВЕГАС

      — Вегас. Серьёзно?       Чонгук был почти уверен, что Чимин не сказал ничего, кроме этих двух слов, в течение всего их восьмичасового полёта из Чикаго (включая двухчасовую остановку и время, которое потребовалось, чтобы пройти через досмотр, огромное спасибо).       Честно говоря, он чувствовал, что Чимин осуждал его.       — Это… красивый город.       Чимин вращался по кругу, что едва ли можно было назвать вращением, достаточно медленно, чтобы он мог смотреть в двадцатифутовые окна от пола до потолка аэропорта. Снаружи раскинулся город Вегас, серый, будто пушечный металл, ярко освещённый и увенчанный толстым слоем смога.       — Ты приехал сюда не для того, чтобы фотографировать, — констатируя факт, сказал Чимин, и Чонгук пожал плечами.       — Я решил изучить стиль гранж.       Чимин приподнял брови.       — Я приехал не для того, чтобы фотографировать.       — Ну тогда… — Чимин перекинул ручную кладь через плечо и протянул руку Чонгуку с озорной улыбкой на лице. — Тогда давай немного повеселимся. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239106]

*

      Чимин нервничал, но не знал из-за чего.       Чонгук странно вёл себя. Весь полёт из Чикаго в Вегас он провёл, уклоняясь от вопросов и изображая беспокойство, хотя Чимин знал, что Чонгук не боится летать. Кроме того, он преодолел ту милую нервную панику, которая была у него в присутствии Чимина в самом начале, из-за чего Чимин действительно немного грустил.       В ту же секунду, как они приехали в отель, Чонгук ушёл, чтобы взять ключи от их номера, и Чимин был удивлён, когда он вернулся и вручил ему ключ с другим номером, отличным от номера Чонгука.       Он уставился на маленькую карточку в руках и перевернул её. Он хотел спросить, почему они живут в разных номерах, учитывая, что они жили вместе с первых двух недель путешествия. Чимину нравилось, когда Чонгук был рядом по ночам, и он уже боялся спать один в пустой кровати отеля.       Чонгук, казалось, почувствовал обеспокоенность Чимина.       — Они бесплатно перевели нас в соседние номера, — поспешно объяснил он, но Чимин не мог не думать, что он лжёт. — Я подумал, что было бы неплохо иметь собственное пространство.       Чимин моргнул, глядя на ключ-карту в своих руках, а затем опустил её, прежде чем натянуть свою самую яркую улыбку и сверкнуть ею перед Чонгуком, надеясь, что она скроет боль в его глазах.       — Да! Конечно. Идём наверх?       Когда они собирались разойтись в коридоре у своих дверей (которые были рядом, напоминал себе Чимин. Даже он был раздражён тем, насколько прилипчивым он был, неудивительно, что Чонгук захотел раздельные номера), Чонгук повернулся к нему, застыв на полпути через собственный дверной проём.       — Надень свою самую красивую одежду.       — Вся моя одежда красивая.       Чонгук провёл рукой по лицу.       — Ты знаешь, что я имею в виду. Надень что-нибудь действительно красивое. Держи телефон поблизости, я напишу тебе позже.       А потом он закрыл за собой дверь, прежде чем Чимин успел спросить что-нибудь ещё.       Чимин в гневе практически бросил свои сумки на пол, запоздало осознавая, что он дулся в пустой номер без Чонгука, у которого можно было бы спросить, почему он это делает. Он хмуро посмотрел на кровать. Это была огромная калифорнийская двуспальная кровать, и он ненавидел то, что он будет спать в ней один.       Он напомнил себе, что спал в одиночестве до того, как в его жизни появился Чонгук, и будет спать в одиночестве после того, как тот уйдёт. Он не должен был привыкать к тому, насколько им было комфортно вместе и насколько они стали близки. Это была плохая идея, учитывая обстоятельства.       Он пожевал губу и прошёлся по другой части номера, чтобы оценить обстановку. Он был красивым, не так высоко или не с таким же прекрасным видом, как их номер в Париже, но приемлемым. Небо уже темнело, и классические неоновые огни, которые освещали город ярко окрашеным ореолом сквозь затуманенный смогом воздух, казались отвратными, но в каком-то роде и очаровательными. Это был его первый раз в Вегасе, и как, чёрт возьми, он собирался позволить какому-то маленькому перепаду в настроении Чонгука испортить его радость.       Если Чонгук не хочет делить с ним номер, Чимин определённо покажет ему, что тот потерял. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239107]

*

      Наполовину собравшись, Чонгук отправил Чимину сообщение с инструкцией, как добраться до бара от главной улицы, и указанием написать ему, когда он уйдёт. Всё это было очень странно, но Чимин доверял Чонгуку, поэтому и поехал по указанному адресу.       Он сделал, как просил Чонгук, и оделся в свою самую красивую одежду: тонкую белую рубашку, заправленную в чёрные брюки, которые визуально удлиняли его ноги, ткань его рубашки была достаточно тонкой, чтобы при определённом освещении был виден даже самый тусклый кусочек чёрных чернил его новой татуировки. Он разбросал браслеты и кольца по пальцам и запястьям и расчесал свои светлые волосы, которые становились всё длиннее и чуть лохматее. Ему казалось, что они подходили к его образу, но он знал, что скоро ему нужно будет покрасить их, его чёрные корни контрастировали с выбеленными прядями.       Он уже давно не ходил в клуб. Даже когда он был одинок, он был не из тех, кто выходил из дома, напивался и танцевал, но кто он такой, чтобы отказываться от всех этих вегасовских впечатлений? Чимин: я в такси, еду в клуб! Чонгук: ок Чонгук: выпей чего-нибудь, я буду позже       Чимин наклонил голову к телефону. Чонгук был очень, очень странным.       Он дал водителю такси солидные чаевые, а затем выскользнул из машины, дважды проверив наличие бумажника и всего, что ему было необходимо, а затем вошёл в клуб.       Гулкий бас и яркие огни мгновенно атаковали его чувства вместе с густым слоем сигаретного дыма. Бар находился в плохо освещённом подвале с липким полом, и вышибала едва взглянул на удостоверение личности, когда Чимин показал его, чуть больше заинтересовавшись его расстёгнутыми верхними пуговицами на рубашке.       Он плюхнулся на стул у стойки и помахал рукой бармену, который бросил свои дела и немедленно подошёл к нему, чтобы принять его заказ на выпивку. Он почувствовал знакомый трепет в груди, но не от алкоголя — он знал, что должен хорошо выглядеть.       Чимин лениво постучал своей карточкой по стойке, пока бармен занимался приготовлением коктейля (клюквенная водка, он был стереотипным, засудите его) вместе с рюмкой текилы и долькой лайма, которую Чимин с радостью опрокинул в себя, как только её поставили перед ним. Примерно через пятнадцать минут ему подали новый напиток, Чимин оживился и перегнулся через стойку, чтобы крикнуть бармену в смущении:       — Я это не заказывал.       — Тот мужчина купил это для вас, — ответил он, махнув рукой на левую сторону бара. Чимин вытянулся вперёд, чтобы посмотреть в том направлении и встретиться глазами с человеком, который смотрел в его сторону, застенчиво, со взволнованной улыбкой на лице. Он был милым, по-обычному привлекательным и хорошо одетым. Чимин слегка помахал пальцами в знак благодарности, а затем сунул соломинку между зуб и игриво улыбнулся, прежде чем переключить своё внимание на телефон.       Чонгук всё ещё не написал ему. Он не знал, как долго ему придётся ждать в баре одному, но с течением времени он всё больше и больше нервничал. Чонгук до сих пор не объяснил, почему он ведёт себя так странно, почему ему вдруг захотелось жить в разных номерах, почему они едут в разных такси. Это было совсем не так, как первые два месяца, которые они провели вместе, и Чимин начал беспокоиться, что он сделал что-то не так.       Он нервно осушил бокал, который держал в руках, и поймал себя на том, что машет бармену, требуя третий коктейль и второй шот, желая подавить беспокойство, бурлящее в его животе.       Наполовину опустошив третью рюмку и спустя около десяти чеков на телефон, кто-то опустился на барный стул рядом с ним.       — Ты здесь один? — крикнул кто-то сквозь сложенные руки, близко к уху Чимина, чтобы тот мог расслышать его через гудящую музыку. Чимин встретился с ним глазами и понял, что это тот человек, который ранее купил ему напиток.       Алкоголь разжёг текучее пламя в чиминовых венах, и он был слишком пьян, чтобы волноваться, пытается ли этот парень флиртовать с ним или нет, решив, что это было приятным развлечением, пока он ждал прибытия Чонгука.       — Возможно, — кокетливо сказал он, ёрзая на стуле и закидывая ногу на ногу, слегка выпячивая бедро, чтобы показать изгиб талии. Глаза мужчины скользнули вниз, к груди Чимина, задержавшись на толстых чёрных линиях татуировки, нанесённой на его рёбрах.       — Какая жалость, — пробормотал мужчина. — Как тебя зовут?       Чимин провёл языком по губе.       — Мин, — ответил он после секундного колебания, надеясь, что незнакомец не заметил. — Тебя?       Мужчина что-то ответил, чего Чимин не услышал, но его и не интересовало, как его зовут.       — Хочешь потанцевать?       Мужчина кивнул, и Чимин опрокинул остатки своего напитка в горло, пока лёд не ударился о его зубы, а затем вытянул себя из бара на танцпол.       Было немного неловко поначалу. Чимин давно не ходил в клуб, и он, конечно же, давно не танцевал, но мужчина обхватил его руками за талию и притянул немного ближе, одарив небольшой улыбкой, прежде чем покачать бёдрами в такт ритму. Чимин не был уверен, сказывался ли это алкоголь или, может, просто его любовь к танцам, но он быстро вошёл в ритм и начал двигаться вместе с ним, медленно приближаясь, пока их бёдра не прижались друг к другу. Чимин обхватил руками его шею и закрыл глаза, откидывая голову назад и позволяя музыке захватить его.       Его кожу покалывало, когда мужчина начал нагло водить руками вверх и вниз по бокам, а затем притянул Чимина ещё ближе, пока они не столкнулись грудью. Он почти забыл, что танцует с незнакомцем, пока не открыл глаза и не взглянул на него сквозь ресницы, и на его грудь обрушилась тяжесть, когда он вспомнил, что руки на его талии и бёдра, прижатые к его собственным, принадлежали незнакомому человеку, а не Чонгуку.       Немного расстроившись, он повернулся, чтобы прижаться спиной к груди мужчины (в общем-то ему не нужно было смотреть на него), и попытался сосредоточиться на музыке и расслабиться вместо того, чтобы беспокоиться о том, где Чонгук и когда он приедет.       Через две или двадцать минут мужчина отпустил чиминову талию и ушёл, но почти сразу же кто-то другой обхватил его руками за талию и прижался грудью к его спине. Чимин скользнул руками вниз по телу и позволил им задержаться на запястьях нового незнакомца, откинув голову назад ровно настолько, чтобы она коснулась его плеча и он мог чувствовать чужое горячее дыхание у своего уха, его сердце тяжело билось в груди, а кровь стучала в ушах.       — Веселишься? — прошептал знакомый голос на ухо, его губы едва касались мочки, а Чимин был так поглощён алкоголем, музыкой и танцами, что ему потребовалась секунда, чтобы вернуться к реальности.       Он вытянул шею и открыл глаза, чтобы взглянуть на Чонгука. Он даже не мог скрыть, как рад был видеть его после того, как в одиночестве провёл последний час или около того, его руки обвились вокруг запястий Чонгука, а губы растянулись в широкой улыбке. Он открыл рот, приветствие и обстрел вопросами, где он был, собирались скатиться с языка…       Но затем одна из чонгуковых рук покинула его талию, чтобы прижать палец к чиминовым губам, и он наклонился ещё ближе к нему, чтобы прошептать на ухо мягкое «ш-ш-ш».       Чимин был в замешательстве, но не был уверен, это из-за того, что он был пьян, или из-за того, что Чонгук всё ещё был странным, потому что всё, что он хотел сделать в эту ночь, так это повеселиться с Чонгуком, и вот он здесь, всё ещё не позволяет ему разговаривать или спрашивать, что случилось со всеми этими странными раздельными планами, секретами и желанием быть порознь, и Чимин был примерно в двух секундах от того, чтобы закатить истерику.       Но затем Чонгук убрал руку с чиминовых губ и обхватил его живот обеими руками, прижимая его к груди так, чтобы между ними не было и дюйма пространства, и укачал обратно в ритм, двигая их телами, будто бы они были одним целым; чонгуковы губы всё так же оставались близко к мочке уха Чимина.       — Как тебя зовут? — прошептал Чонгук, его дыхание было горячим, а голос полон гравия. Чимин с каждой секундой приходил всё в большее и большее замешательство, и ему потребовалось несколько ударов сердца, чтобы осознать вопрос, слишком погружённый в то, как восхитительно было ощущать, что Чонгук обернулся вокруг него, его достоинство грешно прижалось к заднице.       — М-м-м? — пробормотал Чимин, запрокинув голову назад, чтобы потереться щекой о подбородок Чонгука и подставить горло для лучшего доступа. Чонгук прижался носом к чувствительной коже за чиминовым ухом и провёл по ней губами, липкими от слюны или какого-то густого блеска, и когда Чонгук вдохнул над мокрым пятном, по коже Чимина пробежал холодок.       — Я спросил, как тебя зовут.       Чимин пытался разобраться со своим слегка подвыпившим и переполненном похотью мозгом, чтобы понять, что происходит. Чонгук, спрашивающий его имя, был странным. Чонгук знал его имя, если только это не был кто-то другой, может быть, ситуация с каким-то злым близнецом…       Но затем осознание внезапно обрушилось на Чимина: в ту ночь, когда он был болен и заставил Чонгука сидеть с ним в ванной, они говорили о том, чего хотели больше всего, и Чимин сказал ему то, о чём никогда никому не говорил, о том, что всегда хотел сделать. Быть кем-то другим всего на одну ночь; делать что-то дикое без последствий. И что может быть лучше для этого, если не Вегас.       Всё странное поведение Чонгука внезапно стало понятным, и растерянность Чимина улетучилась, а взамен все нервы загорелись чистейшим раскалённым возбуждением, его сердце застучало прямо в горле. Он встретился взглядом с Чонгуком, который смотрел на него сверху вниз с тлеющим огоньком в глазах, но Чимин знал его, и теперь знал его так хорошо, что мог распознать в его взгляде нотку неуверенности, страха, что его план не сработает и Чимин не поймёт, а он почти и не понял.       Чимин встал на цыпочки, чтобы прижаться губами к уху Чонгука, ещё сильнее вжимаясь спиной в его грудь и выгибаясь, чтобы ещё больше прижаться к нему бёдрами.       — Мин, — прошептал он, повторяя фальшивое имя, которое он ранее назвал незнакомцу из бара. Никаких баллов за креативность, но имя и не имело значения.       — Мин, — повторил Чонгук. Он провёл губами по чиминовой шее, покрывая её влажными поцелуями с открытым ртом, от которых кожа Чимина холодела и одновременно воспламенялась, а сам он был совершенно пьян.       Он чувствовал, как Чонгук твердеет позади него, и всё это заставило Чимина сильнее вильнуть бёдрами, протягивая руки назад, чтобы обхватить чонгуковы бёдра и удерживать их для лучшего воздействия.       Чонгук остановился у ключицы Чимина и оставил отметину там, где расстегнулись пуговицы его рубашки, обнажая кожу, а затем он высунул язык и провёл влажную линию по горячей шее Чимина обратно к мочке уха. Чимин заскулил от удовольствия и откинул руки назад, чтобы обвить их вокруг чонгуковой шеи и притянуть его голову ближе, отчаянно желая, чтобы Чонгук попробовал каждый дюйм его кожи, полностью поглотил его, если он именно этого и хотел.       — Чонг… — застонал Чимин, ведя бёдрами назад, но Чонгук закрыл ему рот рукой.       — Я ведь ещё не сказал своё имя, не так ли, Мин? — прошептал Чонгук. Он всё ещё держал одну руку на чиминовых губах, в то время как другая была обёрнута вокруг его бедра, сминая тонкую ткань рубашки Чимина и медленно вытягивая её из-за пояса, как будто он пытался сделать это так, чтобы никто не заметил. По чиминовой спине пробежала дрожь, и он жевал нижнюю губу, чтобы не дать стонам вырваться наружу, когда его член дёрнулся и впился в шов брюк.       В ответ Чимин покачал головой и почувствовал, как Чонгук улыбнулся ему в шею.       — Хороший мальчик, — пробормотал он, покусывая кожу, а затем проводя языком по месту укуса, чтобы смягчить.       Чимин снова поёжился, но Чонгук крепко держал его за бедро, оставляя его всё таким же неподвижным, так что он не мог делать ничего, кроме как круговыми движениями тереться бёдрами о член Чонгука. Брюки Чимина были настолько узкими, что Чонгук всей длиной мог скользить между его ягодицами, а лицо Чимина было почти горячим от смущения из-за того, что Чонгук практически вбивался в него посреди переполненного клуба, но что-то в этом было настолько волнующим, что Чимин почти хотел посмотреть, как далеко они могут зайти, чтобы это сошло с рук.       — Малыш, — попробовал снова Чимин, приглушённый чонгуковой рукой. Чонгук, казалось, был достаточно доволен чиминовым прозвищем, что убрал руку с его губ, но обхватил ей подбородок, пальцы пробежали вверх и вниз по линии челюсти.       — Что такое? — проговорил Чонгук в чиминову кожу.       — Прикоснись ко мне.       — Со всеми этими людьми вокруг? — Чонгук пробежался пальцами по нижней губе Чимина, и тот высунул язык, чтобы провести им вокруг его пальцев, выгибая спину, пытаясь погрузить пальцы глубже в рот, желая пососать их, почувствовать что-нибудь внутри себя.       — Да.       — Ах, — по чиминовой коже пробежал поток горячего воздуха, сопровождаемый хихиканьем Чонгука. Его хватка на побородке Чимина усилилась, большой палец всё так же сильно прижимался к его губе, и Чонгук повернул голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Тебе это нравится, не так ли? Знать, что люди наблюдают за тобой?       Чимин послушно кивнул, наклоняя голову вниз, чтобы погрузить палец Чонгука ещё глубже в рот. Он посасывал кончик пальца и наблюдал сквозь ресницы за Чонгуком, проводя языком по подушечке и двигая бёдрами вниз особенно сильно и медленно, отчего у Чонгука перехватывало дыхание. Чимин чувствовал тяжёлое сердцебиение Чонгука у себя за спиной.       Чонгук зажал чиминову рубашку между пальцами и вытащил её из брюк, а затем его руки тут же снова обхватили его талию, ладони казались горячими на его обнажённой коже, пока он сминал рубашку, проводя ногтями по рёбрам. Он колебался, держа руку на слегка выступающей коже теперь уже зажившей татуировки, и Чимин хихикнул, когда почувствовал дрожащее дыхание Чонгука у себя над ухом, когда он скользнул пальцами по ней.       — У меня есть татуировка, — сказал Чимин, изо всех сил стараясь подыграть маленькой игре Чонгука. Его голос был практически хнычущим: тяжёлые чонгуковы руки лежали на его коже, пока полностью твёрдый член Чонгука скользил по его заднице. Он задался вопросом: а что, если кто-нибудь заметит, что Чонгук расстегнёт пуговицу и протянет руку за пояс, если кто-нибудь заметит, как он застонет и начнёт небрежно извиваться, когда Чонгук скользнёт рукой по члену и вытащит его из брюк посреди клуба, если кто-нибудь заметит, как он вспыхнет жаром и стоном, когда толкнётся в его руку.       Но было ещё кое-что волнующее в том, что чонгуковы руки будут скользить под его брюками, кое-что, что Чимин подготовил только для его глаз, не зная, что Чонгук приготовил для него собственный сюрприз; мысль о том, что Чонгук обнаружит изящные кружевные трусики, которые он надел под брюки, заставляла чиминову кровь стучать в ушах так громко, что он едва мог слышать музыку.       — Я могу взглянуть?       Чимин повернулся, чтобы прижаться грудью к груди Чонгука, откровенно застонав, когда он толкнулся своей молнией в чонгуково бедро для небольшого облегчения. То, как шёлковые трусики скользили по его члену, когда он упирался в бедро Чонгука, казалось чистым блаженством, нежным, греховным и каким-то образом настолько запретным одновременно.       Чимин встал на носочки и схватил зубами мочку чонгукова уха.       — Ты можешь взглянуть на всё, что захочешь, — простонал он, снова сжимая бёдра, и его слова оборвались скулежом, когда Чонгук прижался бедром к его члену. — Просто спроси.       Чонгук вздрогнул, одна рука потянулась к чиминовым волосам и откинула его голову назад, чтобы соединить их губы. Чонгук целовал Чимина так, как никогда раньше, как-то сильно от похоти, почти собственнически, будто он показывал Чимину, кто берёт контроль, что Чимин никогда не позволял кому-то другому в своей жизни.       Но сегодня он не был Чимином, напомнил он себе.       Они целовались так в течение нескольких минут, становясь всё более и более безумными, пока они просто не стали трахать друг друга бёдрами вместе с руками, запутавшимися в волосах, и зубами, впивающимися в губы, пока те не стали вишнёво-красными и норовили треснуть, что-то почти животное. Чимин так нуждался в нём, что его руки вцепились в рубашку Чонгука так сильно, что он был близок к тому, чтобы расстегнуть пуговицы, и наконец он не мог больше терпеть: он обхватил чонгуковы запястья и потянул его в дальний угол клуба, тускло освещённого и переполненного людьми, слишком пьяными, чтобы обращать на них внимание.       Чонгук сразу же схватил его и развернул, чтобы ударить спиной о стену в самом тёмном углу, прижав колено между ног Чимина и засунув руки под его рубашку, крутя соски между пальцами и проводя языком вверх и вниз по чиминовой шее. И Чимин чувствовал себя, словно маленькая чонгукова игрушка, податливая и готовая к тому, что Чонгук возьмёт всё под свой контроль и сделает с ним всё, что захочет, и что-то в этом так болезненно возбудило Чимина, что ему почти захотелось плакать от желания.       — Я хочу тебя, — сказал Чонгук сквозь стиснутые зубы, шире раздвигая коленом чиминовы бёдра, и Чимин позволил им открыться и склонил голову набок, желая дать Чонгуку доступ к любой части себя, которую он только хотел. У него перехватило дыхание, когда Чонгук начал тереться бедром о его член через брюки, наслаждаясь шёлковым скольжением трусиков.       — Я и так есть у тебя, — выдохнул Чимин, когда Чонгук обхватил его одной рукой за шею, а другую запустил в волосы. — Всё твоё.       — Вот как? — Чонгуковы глаза были стеклянными, и Чимин задумался, это от возбуждения или Чонгук немного выпил, чтобы успокоить нервы. — Так не казалось, когда я вошёл.       Значит, он наблюдал за ним. Кровь Чимина тяжело застучала в его венах.       — Ты ревновал? — поддразнил он.       — Я хотел быть тем, кто положит свои руки на тебя. Но теперь посмотри на себя, такая нуждающаяся маленькая штучка, возбуждённая на моём бедре, пытающаяся высвободиться прямо посреди клуба.       Чимин откинул голову назад и застонал, ударившись головой о бетонную стену. Было бы больно, если бы его разум не был полностью затуманен алкоголем и похотью.       — М-м. Все эти другие парни, ах… — Чимин заскулил, когда Чонгук оставил глубокий засос на горле. — Он-ни хотели бы трахнуть меня, но я хочу, чтобы только ты прикасался ко мне вот так.       — Ты бы трахнул их, если бы меня не было здесь? — Руки Чонгука дошли до чиминова пояса, который он расстегнул одной рукой, а затем отстегнул пуговицу. Вся кровь Чимина устремилась к его члену, такому возбуждённому, что казалось, будто он готов взорваться, дрожь от чонгуковых ласк вызывала головокружение.       — Да, — выдохнул Чимин, покачивая бёдрами, пытаясь убедить Чонгука потянуться к молнии. — Я бы позволил им трахнуть себя… п-прямо здесь, на глазах у всех.       Чонгук провёл свободной рукой по чиминовой груди и обхватил его за шею, не настолько, чтобы ограничить дыхание, но достаточно, чтобы надавить на него, чтобы он почувствовал себя приземлённым и немного прояснил голову.       — Но они не сделают этого, — зарычал Чонгук. — Я сделаю.       — Малыш… Пожалуйста, пожалуйста, дотронься до меня…       — Ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить на глазах у всех? Ты хочешь, чтобы они увидели, в каком ты отчаянии, что даже не можешь дождаться, пока мы останемся одни?       — Пусть смотрят, — выдохнул Чимин, а потом Чонгук придвинулся ближе и закрыл его собой со всех сторон, чтобы никто не мог видеть, что именно они делают, расстегнул молнию и прижал руку к чиминову члену.       — Блять, — простонал Чонгук, когда его руки коснулись мягкого кружева и шёлка. — Чёрт, ты такой… о боже.       Чимин почувствовал небольшой прилив гордости за то, что ему удалось прервать действия Чонгука хотя бы на секунду. Чонгук провёл рукой по шелковистой ткани, прежде чем наконец просунуть ладонь сквозь неё, ощущение прикосновения через кружево, которое он никогда не испытывал раньше, шёлк, размазывающий обильное количество преякулята по члену, заставили его всем весом опереться о стену, когда он упёрся бёдрами в чонгукову руку, его губы приоткрылись в хриплых вздохах.       — Так хорошо, детка, — выдохнул он. — Так, так хорошо.       — Это то, чего ты хотел? Трахаться, когда на тебе это? — Чонгук обхватил пальцами член Чимина и стал целенаправленно двигать рукой вверх и вниз. — Хочешь член в заднице с кружевом на коже?       — Да, — сказал Чимин, повторяя это снова и снова. Он положил ладони на чонгуковы плечи и вонзил ногти в ткань, чтобы сохранить равновесие, ноги уже дрожали от того, как близко он был всего через несколько минут, уже возбуждённый и разработанный от всех поддразниваний на танцполе.       Чонгук придвинулся ещё ближе, крепче сжимая чиминову шею и наваливаясь на его грудь, и Чимин почувствовал себя таким маленьким, податливым и бессильным под Чонгуком, когда он встряхнул запястьем и с тяжёлым ритмом стал надрачивать ему через шёлк.       Он начал дрожать от того, как близко он был, слегка наклоняясь вперёд, чтобы укусить и пососать ключицу Чонгука, скуля напротив его кожи, когда всего стало слишком много.       — Уже близко? — пробормотал Чонгук. — Тебе это так нравится? Собираешься кончить себе в штаны вот так, только от того, что я прикасаюсь к тебе всего две секунды?       — Чонгук, пожалуйста. — Чимин сильно впился ногтями в чонгуково плечо, не заботясь о фальшивых именах или чём-то подобном, просто желая, чтобы Чонгук заставил его кончить, желая, чтобы он мог просто нагнуть его в середине клуба и трахнуть так, как подразумевалось. — Заставь меня кончить, мне нужно это, так сильно нужно.       — Тогда сделай это. Покажи всем, как хорошо я заставляю тебя чувствовать, — прошептал Чонгук ему на ухо, его рука всё ещё собственнически сжимала горло Чимина. — Покажи всем здесь, что независимо от того, как сильно они хотят тебя трахнуть, ты идёшь домой со мной.       — Только ты, — выдохнул Чимин прерывающимся голосом, слёзы выступили в уголках его глаз. — Только ты, кончу только для тебя, Чонгук…       Чонгук вывернул запястье и полностью обхватил рукой член Чимина на головке, надрачивая его короткими, уверенными движениями и выстраивая быстрый ритм, пока жар, собирающийся в животе Чимина, не устремился вниз. Он всхлипнул имя Чонгука, когда кончил в свои шёлковые трусики, пальцы ног свернулись в кожаных ботинках, а зубы впились в чонгуково плечо, чтобы не закричать вместе с музыкой.       Чимин вздрогнул, когда Чонгук убрал руку, прохладный воздух пронёсся по влажному пятну на передней части его трусиков.       — Боже, — выдохнул Чимин, сделав несколько глубоких вдохов. Чонгук ослабил хватку на шее Чимина и осторожно провёл пальцами по красным отметинам по бокам, где он слишком сильно надавливал, а Чимин застенчиво застегнул молнию и пуговицу на брюках, съёжившись под своей помятой, грязной рубашкой. — Мы должны, эм… уехать.       Чонгук огляделся, и Чимин увидел, как его щёки порозовели, когда он понял, сколько людей было вокруг них. Почему-то никто, казалось, даже не понимал, что они делали, и, возможно, это было свидетельством того, как часто подобные вещи случались в таких местах, как это.       Чимин нахально похлопал по выпуклости, давящей на чонгукову молнию.       — Давай вернёмся в отель и позаботимся об этом, да?       — После тебя, Мин.       — Заткнись. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239108]

БОКЕТЕ

      — Держи глаза закрытыми.       — Чимин, мы поднимаемся по лестнице. Ты действительно пытаешься убить меня? Это расплата за то, что я подрочил тебе посреди клуба в Вегасе?       — Что… нет, заткнись, я хотел этого, когда ты забудешь это?       — Когда умру. Что явно будет сегодня. Это пожарная лестница?       — Ты не упадёшь, просто продолжай идти. Я скажу тебе, когда мы доберёмся до площадки.       Чонгук одной рукой потянул повязку вокруг глаз, а второй крепко обхватил чиминовы пальцы, когда тот тащил его вверх по (очень крутой, очень скрипучей) металлической лестнице, которая, как он и подозревал, была пожарной лестницей.       Бокете был красивым. Чонгук сделал десятки фотографий и видео, на которых Чимин лежал на цветочных полях, закупался на местных рынках, отдыхал у реки. Это напоминало ему Хойан, и в каком-то смысле их путешествие прошло полный круг.       — Не снимай повязку! — рявкнул Чимин. — Я очень много работал над этим, и я буду очень расстроен, если ты всё испортишь, так что помоги мне, боже.       Чонгукова рука отлетела от повязки на перила, чтобы он выглядел менее подозрительно.       — Она всё ещё на мне.       — Ещё чуть-чуть. Следи за шагами, там есть платформа.       Чонгук, наконец, ступил на гладкую, плоскую поверхность и вздохнул с облегчением, что ему удалось подняться, казалось, на десять лестничных пролётов: снаружи, с завязанными глазами, не сломав ногу. Или череп. Или упасть навстречу смерти.       — Теперь я могу снять?       — Нет, погоди секунду.       Чонгук слышал, как ботинки Чимина захлопали по полу, удаляясь всё дальше, когда он наткнулся на то, что, как предположил Чонгук, было крышей. По правде говоря, он понятия не имел, где они находятся, потому что Чимин заставил его носить повязку всю дорогу, где бы они ни находились, а она была не короткой.       Слышался какой-то шорох, звук лёгкого щелчка, и затем шаги Чимина снова приблизились и остановились прямо перед Чонгуком.       — Хорошо, ты готов?       — Я был готов.       — Будь добр ко мне, — пробормотал Чимин, надувшись. Говоря это, он обошёл Чонгука сзади, его пальцы зацепились за повязку на глазах. — Или тебе будет очень плохо, когда ты увидишь то хорошее, что я сделал для тебя.       — Это так же приятно, как притворяться незнакомцем и дрочить тебе в...       Чимин шлёпнул его по руке, чтобы он перестал говорить, и Чонгук не смог удержаться от смеха, придерживая себя от того, чтобы полностью не упасть, только потому, что Чимин всё ещё держал повязку на глазах.       — Извини, я прекращаю.       — Я не буду здесь стоять вечно, — упрекнул его Чимин. — А потом мы посмотрим, почувствуешь ли ты себя виноватым из-за своих шуточек.       Чимин забавлялся, но сразу после того, как он закончил говорить, повисла напряжённая пауза. Они оба знали, что Бокете был их последней остановкой в маленьком совместном путешествии вокруг света. Через три дня они сядут в самолёт, чтобы вернуться в Токио, где Чимин останется, а Чонгук сядет на обратный рейс в Пусан. Они не говорили об этом, но с каждым проходящим днём Чонгук чувствовал, что ещё немного и он задохнётся.       Чимин откашлялся, чтобы нарушить молчание.       — Ладно, готов? Один, два…       Чимин потянул за один конец повязки, чтобы ослабить завязанный сзади бант, и та упала на землю. Чонгук прищурился, ожидая, что его глазам нужно будет привыкнуть к свету, но он с удивлением увидел, что крыша была абсолютно чёрной, если не считать маленького кованого столика с зажжёнными свечами в одном углу по другую сторону от них.       — Что это? — спросил Чонгук, немного смущённый. Он ожидал какого-то сюрприза, но пустая крыша не входила в его ожидания.       Чимин хихикнул и обнял Чонгука со спины, встав на цыпочки, чтобы положить подбородок ему на плечо. Чонгук по привычке глубоко вздохнул, наслаждаясь цитрусовым ароматом парфюма Чимина и тёплой пряностью его шампуня. Ему стало интересно, когда будет следующий раз, когда он снова почувствует этот запах, после того, как всё закончится.       — Ты исполнил моё желание, так что теперь я исполняю твоё.       Чонгук задрал голову, чтобы посмотреть на небо. Оно было похоже на толстое одеяло из чёрного бархата, усыпанное тысячами сверкающих точек света, пронизанных бледным сиянием луны.       — Тебе нравится? — пробормотал Чимин едва слышным шёпотом.       — Безумно, — прошептал Чонгук в ответ.       Он повернул голову, чтобы посмотреть Чимину в глаза, и Чимин уставился на него, не моргая. Чонгук, внезапно и без предупреждения, вспомнил о кольце в крошечном шёлковом мешочке на дне чемодана, купленном в Хойане и давно позабытом.       — Ты напоминаешь мне луну.       Чимин вскинул брови вверх, явно застигнутый врасплох.       — Луну?       Чонгук пожал плечами.       — Я не могу выразить это словами. Но ты напоминаешь мне луну.       Нежный, загадочный, недоступный. Чонгук ничего не мог сказать Чимину, но все эти слова были правдой.       Чимин отделился от Чонгука, а затем пересёк крышу, чтобы сесть за столик со свечами, и Чонгук последовал его примеру. Чимин почти сразу же растянулся на своём стуле и скинул ботинки, закинув ноги на чонгуковы колени.       — Тогда ты как солнце, — сказал он через несколько минут.       — Почему?       — Это секрет, — Чимин прижал палец к губам, выдавив из себя улыбку.       Глаза Чонгука задержались на чиминовых пальцах даже после того, как они упали на колени. Он проследил за узорами всех колец, разбросанных на них, осознавая, что Чимин открыто наблюдает за ним. Он снова подумал о кольце, которое лежало в его чемодане в отеле, и задумался, стоит ли отдать его ему.       — Чонгук-и?       — М-м.       — Твои мысли всегда очень громкие.       Чонгук глубоко вздохнул и встретился взглядом с Чимином, и это снова был тот самый взгляд.       Тот самый, который Чонгук иногда видел через объектив своей камеры, когда Чимин не думал, что тот обращает на него внимание. Тот самый, который иногда вспыхивал на лице Чимина, когда Чонгук был расстроен тем, что его фотографии не получались должным образом, когда он говорил о доме, о своей матери. Тот самый, который он надевал всякий раз, когда они говорили о неизбежности конца путешествия, их конца.       И на одну крошечную долю секунды Чонгук почти позволил себе поверить, что, возможно, Чимин тоже был влюблён в него.       — Ты хочешь поехать ещё в одно место? — сказал Чонгук, прежде чем его мозг смог догнать его рот.       Чиминовы брови взлетели к линии волос.       — Сегодня? Но я думал, что мы могли бы взглянуть на звёзды…       — Нет, нет. — Чонгук замахал руками. — После Бокете. Ты хочешь поехать в последнее место?       Чимин заёрзал. Он взглянул на свой телефон, как будто спрашивал разрешения, но не открыл его и не набрал никакого сообщения. У него всё ещё был этот взгляд, и Чонгук понятия не имел, что это значит, и больше всего в тот момент его пугало то, что он никогда этого не узнает.       — Куда же?       — Секрет.       — Чонгук-и, — фыркнул Чимин. — Скажи мне.       — Место, где тебе очень понравилось бы, я думаю. Ты хочешь поехать со мной?       Чимин спустил ноги с чонгуковых колен и уселся в своё кресло, обхватив ноги руками так, чтобы на колени можно было положить подбородок. В течение долгого молчания они смотрели на звёзды и больше не разговаривали, и Чонгук подумал, что, возможно, это способ Чимина сказать нет.       Лишь после того, как свечи сгорели, воск стал прозрачным, а фитили начали дымиться, Чимин встал и протянул руку, чтобы Чонгук схватился за неё и чтобы они могли вернуться в отель.       — Хорошо, — сказал он.       — Хорошо?       — Я поеду с тобой.       — Даже если ты не знаешь, куда мы поедем?       Чимин искренне улыбнулся, а за его спиной продолжала светиться луна. Это напомнило Чонгуку о той ночи в Диснейленде, когда он впервые увидел эту странную искру счастья в чиминовых глазах.       — Я бы полетел с тобой даже на Луну. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239109] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239110]

МАЛЬДИВЫ

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239111]       Чонгук повертел в пальцах блестящее маленькое кольцо из белого золота, любуясь тем, как яркие уличные фонари отражаются от закрученного металла. Он провёл пальцем по гравюре на внутренней стороне: восемь лунных циклов.       — Чонгук! — позвал его Чимин с другой стороны улицы, и Чонгук вздрогнул и стал возиться с кольцом, чуть не уронив его на посыпанный песком тротуар у своих ног. — Ты готов идти?       Он сунул кольцо в карман, похлопал по нему один раз, другой, чтобы убедиться, что оно не выпадет, и кивнул.

*

      Чонгук всегда хотел посетить Море звёзд.       Когда он был ребёнком, он часто просил свою мать рассказать ему истории из её молодости, чтобы помочь ему заснуть. Его самой любимой была история об океане, который сиял ярче неба: она была там однажды, задолго до рождения Чонгука, и она всегда обещала взять его с собой, но так и не сделала этого.       Однако Чонгук никогда не забывал об этом, и это было единственное место, которое он всегда хотел посетить больше всего. Когда он планировал свою поездку, он боялся ехать один, думая, что, может быть, ему будет грустно приезжать сюда без неё, но мысль о том, чтобы побывать здесь впервые с Чимином, казалась ему менее пугающей.       Они ждали до самых тёмных часов ночи, вооружённые полностью заряженными телефонами, чтобы они могли использовать фонарики, чтобы спуститься на пляж, как только им придётся покинуть освещённый тротуар. Это было немного длительной прогулкой, но Чонгук не возражал. Если бы он только пожелал, чтобы эта ночь была длиннее; если бы он только пожелал, то это была бы самая длинная ночь в его жизни.       Завтра, на этот раз абсолютно точно, они отправятся домой.       — День или ночь? — внезапно спросил Чимин, разрушая комфортное молчание между ними.       — Ночь.       — Я предпочитаю день. Днём гораздно оживлённее. Ночь такая тёмная и угнетающая.       — Ночью тихо, — сказал Чонгук. — Я думаю, это успокаивает.       Они прошли ещё несколько шагов, их ботинки хрустели по песку, пока Чимин не остановился, чтобы сбросить их и чтобы он мог идти с ногами в песке, и Чонгук последовал его примеру.       Они прошли ещё немного, следуя за шумом накатывающих волн, и вскоре достигли самой высокой части холма, откуда был виден океан внизу.       Перед ними раскинулась обширная береговая линия острова Ваадху, вода разбивалась о песок в море сверкающих голубых и белых искр, как будто вода была освещена тысячами крошечных звёзд.       Чиминова рука напряглась в чонгуковой, а затем он выскользнул из его хватки.       — Вау, — выдохнул он. — Это вообще реально? Это как волшебство.       Чимин бросил ботинки на холм, и, прежде чем Чонгук успел среагировать, он уже бежал вниз по склону, раскидывая песок своими ногами, пока бежал к океану, почти оступаясь и спотыкаясь от волнения, чтобы добраться до воды как можно быстрее.       Чонгук пытался выключить фонарик своего телефона и засунуть его в карман, удерживая камеру, висевшую у него на шее, чтобы он мог последовать за Чимином, который уже входил в воду, когда Чонгук только спускался с холма.       — Это так красиво! — закричал Чимин. Волны плескались вокруг его ног, когда он шёл, создавая ещё одну волну электрических голубых искр, которые взрывались из песка каждый раз, когда он двигался: Чимин прыгал вверх и вниз и посылал тяжёлый всплеск сверкающего синего до его талии, который вызывал у него раскаты яркого смеха. — Ты видишь это? Это так красиво, я никогда не видел ничего подобного.       Чонгук молча наблюдал за тем, как Чимин плескался в воде, хихикая и смеясь, собирая в ладони пригоршни сверкающей воды, чтобы выбросить её на берег, пятна света задерживались на его руках и капали с кончиков его волос.       Он выглядел таким неземным, с сияющими волнами вокруг него и его силуэтом, освещённым светящейся водой, и Чонгук не мог удержаться и не понаблюдать за ним через объектив камеры, желая записать каждое мгновение. Желая запечатлеть то, что могло бы быть, но он надеялся, что это не будет, последним разом, когда он видел Чимина таким счастливым и беззаботным, спрятанным в пространстве, в котором только он мог его видеть.       — Убери камеру и поиграй со мной, — заскулил Чимин, протягивая влажные руки к Чонгуку и хватая его за руки. — Ты живёшь лишь раз.       — Ты этого не делал, — крикнул Чонгук в ответ, уже снимая камеру с шеи и запихивая её в сумку, чтобы оставить на сухом песке. — Просто йолоуни мне.       — Это хорошая фраза.       — Это просто нелепо.       — Я не виноват, что другие люди испортили эту фразу для тебя, но я всё ещё думаю, что это хорошая вещь, чтобы жить по ней. А теперь иди сюда.       Чонгук закатал штаны до бёдер, а затем осторожно вошёл в воду, приятно удивлённый тем, как тепло было даже в глухую ночь.       — Смотри, — шептал Чимин. — Стой спокойно, когда начнётся прилив.       Чонгук стоял рядом с Чимином, прижавшись плечом к плечу, и они оба замерли, глядя на воду, которая оставалась тёмной, когда не было волн, разбивающихся о берег, а затем Чимин наклонился и провёл пальцем по воде, оставляя за собой сверкающий водоворот.       — Я читал об этом месте в самолёте, — прошептал Чимин. — Искры от этих маленьких организмов загораются, чтобы отпугнуть недоброжелателей. — Он присел на корточки в воде, низ его шорт насквозь промок, но, похоже, ему было всё равно. Вода светилась с каждым небольшим движением, которое он делал. — Ты можешь писать сообщения.       Он написал на воде дрожащее «Привет, Чонгук», что загорелось и исчезло быстрее, чем он смог дописать, и тогда он посмотрел на Чонгука с сияющей улыбкой на лице.       Чонгук сунул руку в карман и стал вертеть там маленькое кольцо, поворачивая его между пальцами и проводя большим пальцем по гравировке на внутренней стороне.       — Чимин, — сказал он, и кровь, стучащая в его ушах, отразила грохот океанских волн, достаточно громкий, чтобы заглушить его собственный голос. — Мы встретились на пляже, помнишь?       Чимин снова взорвался приступом громкого смеха, падая вперёд со всплеском света и цвета, намочив при этом половину своей рубашки.       — Как я мог забыть? Это было всего три месяца назад. Может, я и старше тебя, но я ещё не старик.       Чонгук зажал кольцо между пальцами, нервно проводя языком по губам.       — Последние три месяца, — начал он… и Чимин перестал смеяться, и Чонгук задумался, мог ли тот сказать, насколько он нервничал, просто по этим нескольким словам. Он мысленно попытался успокоиться, желая, чтобы его голос перестал дрожать. — Они сделали меня по-настоящему счастливым, и я всем этим обязан тебе.       Последние несколько слов прозвучали как шёпот. Чимин всё ещё молчал, и было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо, которое, Чонгук не знал, было лучше или хуже.       — Чонгук, что ты…       — Я купил это для тебя в Хойане, и я даже не знаю почему, потому что мы тогда едва знали друг друга, но это напомнило мне о тебе. И тогда я боялся отдавать его тебе, потому что… — Чонгук сделал паузу, чтобы посмеяться, пытаясь ослабить напражение в груди. — Не знаю, я просто нервничаю.       Чимин хихикнул, но это прозвучало немного непринуждённо.       — Ты не ошибся.       Чонгук наклонился, чтобы обхватить чиминову руку и вытащить его из воды, его глаза немедленно устремились к разноцветным искрам, которые плескались вокруг его ног.       Вблизи Чонгук мог лучше видеть лицо Чимина. Его глаза были яркими, и в них отражался блеск океана, мерцая ещё ярче, его влажные волосы прилипли ко лбу, когда он плескался в воде, а щёки покраснели от волнения. Он всегда был таким маленьким, но полным энергии, света и восторга.       — Чимин, — сказал Чонгук, которому нужно было вытянуть из себя это, прежде чем он сможет отговорить себя. — Я влюблён в тебя.       Чимин моргнул на Чонгука несколько раз в темноте. Его лицо немного вытянулось, а малиновые губы, на которых всегда была лёгкая улыбка, почти озорная ухмылка, слегка опустились. Его глаза бешено метались по чонгукову лицу.       Чонгук вытащил кольцо из кармана и нежно взял чиминову руку в свою. Он подумал было надеть его на палец, но решил, что это слишком легко принять за предложение руки и сердца, что было совсем не то, к чему он стремился, и новая волна беспокойства сжала его грудь, когда он понял, что, возможно, Чимин именно об этом и думал.       Вместо этого он повернул его руку и положил кольцо на ладонь, прежде чем сомкнуть пальцы вокруг него, а затем глубоко вздохнул и встретился взглядом с Чимином, ожидая ответа.       Он не выглядел несчастным: его глаза всё ещё сверкали, но они выглядели немного болезненными, немного разочарованными. Каждая линия между чиминовыми бровями, казалось, наносила удар Чонгуку прямо в груди, из-за чего становилось труднее дышать.       Прошло слишком много времени, прежде чем Чимин наконец открыл рот, чтобы ответить.       — Я же говорил тебе не делать этого, — прошептал он так тихо, что Чонгуку пришлось наклониться вперёд, чтобы услышать.       Чонгук игнорировал то, как билось его сердце, погружаясь в зыбучие пески с каждой секундой, которую Чимин не реагировал на его слова.       — Я ничего не мог поделать. Чимин. Я просто… ты такой красивый, и добрый, и тёплый, и свободный духом, и красивый, и… — Он потёр большим пальцем запястье чиминовой руки, всё ещё держащей кольцо, но Чимин убрал его, заставив грудь Чонгука сжаться.       — Я не могу этого сделать, — пробормотал Чимин. — Мы должны вернуться в отель.       Сердце Чонгука сделало всего один удар, сильный, в груди, и замерло.       — Прости, — попытался он, охваченный паникой. — Я не хотел испортить нашу последнюю ночь здесь, я…       — Ты ничего не сделал. Дело не в тебе, просто… Я не могу это сделать, Чонгук, я не могу, ты не представляешь, что происходит, и… я… мы можем вернуться в отель, пожалуйста? Мы не должны это делать, не здесь. Давай поговорим об этом в отеле.       Чонгук кивнул, даже не уверенный, мог ли Чимин видеть его в темноте.       — Иди первым.       Чимин колебался.       — Я не вернусь без тебя. Здесь темно.       — Я пойду сразу за тобой. Я просто останусь здесь на несколько минут.       Чимин прикусил нижнюю губу. Он уставился на кольцо, всё ещё зажатое в его руке, как будто не знал, хочет он вернуть его Чонгуку или же бросить прямо в океан. В конце концов он сохранил его, а затем, с трудом преодолев отлив, вернулся на берег.       — Возвращайся скорее.       Как только звуки Чимина, шаркающего по песку, затихли, Чонгук вернулся на берег и схватил свою сумку с камерой, даже не оглядываясь на море, прежде чем уйти.       Чонгук отправился на долгую прогулку, прежде чем вернуться в отель, надеясь, что Чимин заснёт до его возвращения. Когда через два часа он наконец вошёл в номер, стараясь вести себя как можно тише, чтобы не разбудить Чимина, казалось, его желание исполнилось: Чимин свернулся калачиком на диване с одеялом, накинутым на плечи, и телефоном, зажатым в руке, опустив голову под неудобным углом на подлокотник.       Чонгук осмотрел комнату и тело Чимина, но не смог найти никаких следов кольца. Не то чтобы он просил его вернуть. Оно принадлежало Чимину, и он хотел, чтобы тот его сохранил.       Он не хотел нарушать сон Чимина, но и не хотел, чтобы у него сильно болела шея во время долгого перелёта обратно в Японию. Он осторожно просунул руки под маленькое спящее тело Чимина, поднял его так осторожно, как только мог, одной рукой поддерживая его голову, а затем пересёк комнату, чтобы аккуратно уложить его в кровать, прежде чем натянуть одеяло до шеи.       Чонгук уже собирался лечь спать на кушетку, когда Чимин зашевелился и застонал, по-совиному моргая на Чонгука сквозь темноту, словно пытаясь определить, где он находится.       — Чонгук-и, — сказал он, и мягкая, приятная хрипотца его голоса затронула что-то нежное внутри него.       — Засыпай, — пробормотал Чонгук, проводя пальцами по чиминовым волосам. — Мы можем поговорить и утром.       — Окей. — Чимин позволил своим глазам закрыться. — Иди спать.       Чонгук глубого вздохнул и взглянул на Чимина сверху вниз, на его пушистые волосы, раскиданными на наволочке и одеяле, натянутом на губы, на маленькую морщинку между бровями, которая всегда появлялась, когда он спал.       — Хорошо, — прошептал он, выскальзывая из джинсов и забираясь в постель рядом с Чимином, который тут же вцепился в него, как коала, и зарылся лицом в чонгукову шею, удовлетворённо вздыхая.

*

      На следующее утро Чимин ушёл.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239112] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239113]

СЕУЛ

      Чонгук возился со своей камерой, перелистывая сделанные им фотографии, вращаясь в огромном мягком кресле Намджуна.       — Я подумал, что мы могли бы использовать этот групповой снимок. — Намджун указал на фотографии на мониторе, и Чонгук остановился на снимке, о котором тот говорил, чтобы отметить его на своём телефоне. — А потом индивидуальные снимки, которые мы делали на улице. Потому что концепт должен быть каким-то таинственным, естественным. Думаю, лесные духи, что-то в этом роде. Понизь яркость и…       Чонгук отключил свой мозг, не желая слушать, как Намджун третий день подряд разглагольствует о фотографиях.       Он снова покрутился в своём скрипучем кресле за столом, просматривая только что сделанные снимки новой айдол-группы Намджуна.       Он вернулся в Корею около двух месяцев назад.       Намджун связался с ним через несколько недель после того, как он получил работу в Пусане, и Чонгук знал, что это, вероятно, должно отвлечь его от хандры из-за материнского дома, поэтому он собрал пару сумок, сел на поезд до Сеула и рухнул на диван Юнги, пока работал с ними до истечения контракта.       — Чонгук, — рявкнул Намджун, вырывая Чонгука из его небольших мечтаний.       — Ещё слишком рано для криков.       Намджун пододвинул другой стул и сел на него, чтобы быть на одном уровне с Чонгуком, терпеливо ожидая, когда тот посмотрит на него.       Вместо этого он продолжал смотреть в камеру, не желая слышать то, что собирался сказать Намджун.       — Ты не можешь продолжать это делать.       — Я не делаю ничего, кроме той работы, о которой вы меня просили.       Он просмотрел ещё несколько фотографий.       — Тебе ещё хуже, чем было до отъезда. Прошло два месяца с тех пор, как ты вернулся. Я просто беспокоюсь о тебе. Ты делал что-нибудь в Сеуле, кроме похода в офис и налёта на холодильник Юнги?       — Эй, — сказал Чонгук, наконец переводя глаза и встречаясь с намджуновыми. — Я заплатил за половину этой еды. И я в порядке.       Дверь кабинета в противоположном конце комнаты с хлопком распахнулась, Чонгук вздрогнул и выпустил из рук камеру, та ударилась о кафель с болезненным грохотом, от которого сердце Чонгука подпрыгнуло к горлу.       Он бросил свой лучший ледяной взгляд на Юнги, стоящего в дверях с полными руками Старбакса.       Он моргнул, глядя на Чонгука, его заострённые кошачьи глаза и тонкие губы превратились в недовольную гримасу.       — Полная херня, — просто сказал он, и дверь за ним захлопнулась.       — В смысле херня? — спросил Намджун.       — Всё, что он сказал.       — Послушай, — сказал Чонгук, наклоняясь, чтобы поднять с пола камеру и отряхнуть её, проверяя края на наличие потёртостей и царапин. — Я в порядке. Я не собираюсь снова впадать в депрессию или опустошать все свои счета, чтобы отправиться в какое-то сумасшедшее путешествие по миру, или сбегать в Японию и биться… — Чонгук сделал паузу, — в его дверь, как какой-то сумасшедший, плакать, кричать и умолять полюбить меня в ответ. — Чонгук пожал плечами. — С меня хватит.       Он снова положил камеру на колени, чтобы вернуться к просмотру фотографий, но остановился, когда увидел экран.       На нём была фотография Чимина, которую он даже не заметил на карточке в своей камере.       Уронив её, должно быть, он вернул фотографии в начало.       На снимке была поздняя ночь, и Чимин стоял перед Саграда-Фамилия в Барселоне сразу после того, как сделал себе татуировку.       У него была яркая улыбка на лице, глаза казались всё ещё немного туманными от боли, но дикими от волнения, одна рука откинута далеко в сторону, а другая указывала на толстую повязку на грудной клетке под рубашкой.       Он застыл.       Намджун и Юнги неловко переминались с ноги на ногу, переводя взгляд с Чонгука на огромный монитор, стоявший в другом конце комнаты и подключённый к экрану чонгукова фотоаппарата, явно не зная, что сказать.       — Думаю, это всё, что нам нужно сделать сегодня, — сказал Намджун, чтобы нарушить молчание. — Почему бы тебе не пойти домой?       — Да, — выдохнул Чонгук. — Звучит неплохо.       — Эй, ещё… завтра вечером мы собираемся на ужин, чтобы отпраздновать дебютный шоукейс, все будут там, мы угощаем парней за всю их тяжёлую работу. Ты, конечно же, можешь прийти. Было бы неплохо отвлечься от некоторых вещей.       — Окей. — Чонгук засунул камеру в сумку и схватил свой бумажник и ключи со стойки. — Я поработаю над этими фотографиями и пришлю их тебе к этим выходным.       Чонгук пересёк комнату и остановился, когда Юнги мягко обхватил его руку. Но когда Чонгук повернулся к нему, тот просто одарил его сочувственным кивком.

*

      Чонгук не был нигде с друзьями после того, как вернулся из поездки.       Это не было похоже на то, что он хандрил и пребывал в депрессии, несмотря на то, что думал Намджун. Он действительно чувствовал себя хорошо: ему удалось вернуть часть своего вдохновения, и ему предложили несколько приличных свободных рабочих мест из-за создания его портфолио, которое теперь было полно великолепных снимков совершенно разных пейзажей, городов и других красивых вещей.       Но он очень демонстративно избегал фотографий Чимина, сделанных им самим.       Он не хотел стирать его, совсем не хотел. Но единственным сожалением, которое он испытывал за последние шесть месяцев, было то, что он рассказал Чимину о своих чувствах, и, к сожалению, все снимки, которые он сделал, несмотря на то, что они были самыми красивыми фотографиями из всех, когда-либо сделанных, не приносили ничего, кроме чувства вины за то, что он разрушил все отношения, которые были между ними.       Чонгук ждал в аэропорту, пока стюардессы практически не закрыли двери, гадая, появится ли Чимин. Но Чимин не садился в самолёт, ни разу не писал Чонгуку, ничего. Будто Чимин был призраком, чем-то, что он себе вообразил. Если бы не фото и видео, которые у него были, Чонгук, возможно, смог бы убедить себя в том, что встреча с Чимином была очень длинным сном.       — Вот он! — радостно воскликнул знакомый голос, когда Чонгук толкнул дверь задней комнаты маленького ресторанчика, которую Намджун забронировал для праздничного ужина.       Чонгук помахал в ответ, сканируя стол с улыбкой. Он узнал Намджуна и его партнёра Сокджина, Юнги, который сидел в углу в одиночестве, приклеенный к телефону, пятерых парней из дебютировавшей группы — Чонгук виновато не помнил большинства их имён, несмотря на то, что делал их дебютные фотографии, он напомнил себе позже спросить об этом Намджуна, — некоторых стилистов, визажистов…       Он остановился, когда заметил в конце стола знакомое лицо: симпатичный парень с песочно-каштановыми волосами и шарфом, обёрнутым вокруг шеи, несмотря на середину июля. Чонгук напряг свой мозг, пытаясь вспомнить лицо, зная, что он где-то видел его раньше, будто какое-то странное далёкое воспоминание; может, человек, которого он встретил на улице? Кассир в его любимой кофейне?       — О, Чонгук, ты ведь ещё не встречался с Тэхёном, верно? Он работал над оформлением альбома, думаю, вы двое поладите, садись… — Намджун указал на пустое место рядом с Тэхёном, но не упустил, как тэхёновы глаза бешено метнулись в сторону Чонгука, стоило услышать, как он произнёс его имя.       Чонгук застыл. Тэхён. Ну конечно, именно там он видел его раньше: на бесчисленных фотографиях, которые Чимин расклеил повсюду, в его бумажнике, на экране блокировки, по всему Инстаграму.       Но почему Тэхён был в Сеуле?       Чимин давным-давно сказал ему, что Тэхён ездит с ним повсюду, даже в Токио, чтобы просто быть рядом с ним. Значит ли это?..       Чонгук попытался собраться с мыслями и обошёл вокруг стола, чтобы занять свободное место рядом с ним, изо всех сил стараясь делать вид, что всё в порядке. Он задумался, а знал ли Тэхён, кто он такой. Может быть, Чимин никогда не говорил своим друзьям о нём и сказал, что путешествует один.       — Приятно познакомиться, — сказал Чонгук, избегая зрительного контакта. Он знал, что это грубо, но не знал, что ещё сказать. Юнги бросил на него странный взгляд со своего стула в углу, вопросительный взгляд, и Чонгук только слегка покачал головой в ответ.       — Мне тоже, — весело сказал Тэхён, держа в руках бутылку сомэка и маленькую чашечку. — Выпьешь?       — Да, пожалуйста, спасибо.       Несколько напитков и порций мяса спустя стол превратился в непринуждённую болтовню. Чонгук старался не отвлекаться от разговора с визажистом, явно игнорируя Тэхёна, сидевшего справа от него. Он не пытался быть грубым, он просто не знал, что сказать. Он не доверял себе, чтобы не поднять тему Чимина или не спросить, как у него дела.       Со временем ему удалось убедить себя, что, возможно, это был не тот самый Тэхён. В Корее были тысячи людей с таким именем, и Чонгук никогда не видел его так хорошо, так как они никогда не встречались лично. И конечно же этот Тэхён был художником, как и Тэхён Чимина, но это тоже могло быть простым совпадением.       — Мне пора, — сказал Тэхён в середине ужина. — Мне нужно вернуться домой и погулять с Ёнтаном. Моего соседа нет дома, так что…       Нет, это определённо тот самый Тэхён.       Стилист слева от Чонгука внезапно оживилась, её пальцы взлетели, чтобы прижаться к губам, как будто она разрывалась, чтобы спросить что-то, что она хотела спросить весь вечер.       — Ты всё ещё живёшь с Пак Чимином? Наследником «Пак Моторс»? Он такой красивый, я слышала, что он даже был моделью, прежде чем он…       — Нет, — холодно сказал Тэхён, его губы сжались в тонкую линию. Чонгук мог бы поклясться, что его глаза метнулись к нему, только на секунду. Намджун нервно потянулся через стол.       — О, он уже…       — Чимин не любит раскрывать свою личную жизнь, поэтому я не могу отвечать ни на какие вопросы.       Несколько секунд он пристально смотрел на женщину, словно ожидая, что она задаст ещё один вопрос, а когда она робко кивнула ему, его каменное лицо снова потеплело.       — Было очень приятно познакомиться с тобой, Чонгук, — сказал Тэхён, и в его голосе звучала нарочитая доброта. Он склонил голову и сжал чонгукову ладонь, другой рукой почтительно коснулся его локтя, и Чонгук ответил тем же жестом.       Как только Тэхён ушёл, он понял, что тот сунул в ладонь маленький клочок бумаги со своим номером.

*

      Прошло ещё три месяца.       Чонгук с головой ушёл в работу, став официальным фотографом новой группы Намджуна, которая, Чонгук наконец выучил, называлась 310-T. Пока что они были самым успешным дебютом компании, и имя Чонгука, указанное в кредитах концептных фотографий, подняло его карьеру вверх до стратосферы. Прежде чем он осознал это, зазвонил его телефон с просьбами сделать концептные снимки и для других групп, и он начал работать и встречаться с айдолами, актёрами и моделями, которых он никогда не мечтал увидеть где-нибудь, кроме как в журналах.       Он никогда не звонил Тэхёну, но он и не видел его после того ужина. Юнги тогда извинился, сказав, что он понятия не имел, что Тэхён был лучшим другом Чимина, и всё казалось ему просто огромным совпадением, но Чонгук дал Юнги понять, что талант есть талант и он не должен чувствовать себя виноватым за то, что вернул Тэхёна для будущих проектов. Всё это было в прошлом. Он не разговаривал с Чимином четыре месяца, и он не собирался быть настолько мелочным, чтобы использовать свои связи и отказать лучшему другу Чимина в работе только потому, что его отвергли. В конце концов, Чимин сделал именно то, что всегда намеревался сделать, и именно то, чего всегда ожидал Чонгук. Его собственные чувства были его собственной проблемой.       Чонгук наконец набрался смелости, чтобы оставить дом своего детства далеко в Пусане, и переехал в красивый частный дом в Сеуле, чтобы быть ближе к работе. А ещё он завёл кошку (которая ненавидела его по какой-то причине, но он всё равно любил её), чтобы было не так одиноко, и со временем путешествие превратилось в приятное воспоминание. Одно из воспоминаний, которые всё ещё жалили иногда, если он вырывал их из прошлого и изучал слишком внимательно, но по большей части у него всё было хорошо.       Но жизнь несправедлива, и Чонгук должен был знать, что придёт день, когда эта старая рана будет вскрыта вновь.       — Намджун-и, — пропел Сокджин, входя в маленькую студию, которую Чонгук теперь технически делил вместе с ним. Ему действительно не нужен был кабинет, потому что технически он не работал в компании, но ему нравилось находиться в здании компании, потому что оно давало ему место для существования.       А может быть, ему просто было скучно дома и он хотел видеть своих друзей, предъявите иск.       Сокджин наклонился и слегка чмокнул Намджуна в щёку, прежде чем бросить открытый журнал на стол перед ним. Чонгук, любопытствуя, выпрямился в кресле и заглянул Намджуну через плечо, чтобы понять, на что они смотрят.       — 310-T были названы в этом журнале лучшей группой-новичком за 2018 год! — воскликнул Джин, взволнованно указывая на страницу. — Судя по всему, этот журнал очень уважаем, это потрясающая реклама. Ты должен дать парням выходной, чтобы отпраздновать, им нужен небольшой перерыв, вы всё равно слишком много работаете.       — Перерыв, — усмехаясь, сказал Намджун. — Будто бы они работают прямо сейчас, в последний раз, когда я проверял их, они пытались сделать человеческую лестницу, чтобы добраться до баскетбольного мяча, и застряли наверху шкафа для документов, они сошли с у… — Намджун захлопнул журнал и начал отталкивать его, но у него появилось странное выражение на лице, когда он посмотрел на обложку. Он метнул взгляд на Чонгука, делающего вид, будто он не подслушивал их разговор.       — Ты должен взять это и показать им, — сказал Намджун немного дрожащим голосом, не сводя глаз с Чонгука.       — Я хочу посмотреть, — сказал Чонгук. — Они использовали мои фотографии?       — Джин, — серьёзно сказал Намджун, когда тот понёс журнал к чонгукову столу. — Я покажу Чонгуку позже, нам нужно поговорить о проекте. Просто иди и покажи его парням, хорошо?       Сокджин на мгновение перевёл взгляд с Намджуна на Чонгука, прежде чем наконец решил прислушаться к Намджуну и проскользнул обратно в дверь.       — Что всё это значит? — раздражённо спросил Чонгук. — Чтобы показать статью, требуется две секунды.       — Позже я принесу тебе копию. Послушай, о проекте…       — Что такого было в журнале?       Чонгук и Намджун были друзьями в течение пятнадцати лет. Чонгук мог видеть, что Намджун лжёт, это ясно как день.       — Просто… не смотри на журнал, окей? Поверь мне.       — Я пойду домой пораньше, — внезапно сказал Чонгук, вставая из-за стола и перебирая фотографии, которые он сортировал, прежде чем убрать их в открытый ящик и захлопнуть его. Он перекинул сумку с фотоаппаратом через плечо.

*

      Естественно Чонгук остановился у журнального киоска по дороге домой.       Что-то, что Намджун не хотел показывать ему, было на обложке, но он не знал, какой журнал искать. Он ломал голову над тем, что могло бы заставить его вести себя так странно. Не похоже, чтобы о нём писали на обложках таблоидов или в жёлтой прессе. Он не был достаточно знаменит для этого; знаменитые фотографы никогда не получали шумихи, которую получали фотографируемые ими знаменитости. Что было абсолютно нормально для Чонгука, потому что он никогда не хотел славы.       Порыв ветра подбросил сухие листья вокруг его ног, и он обхватил руками свой тонкий свитер. Зима наступала слишком рано. Он напомнил себе вытащить из шкафа свои тёплые пальто, когда вернётся домой. Толстовки в ноябре уже уменьшали его уровень комфорта.       Он сканировал стеллаж с журналами, стуча зубами. По какой-то причине он напомнил ему про Чимина. Ну, не то чтобы мысли о Чимине были редким явлением. Множество мелочей напоминало ему о том, что он делал с Чимином на протяжении трёх месяцев, которые они путешествовали вместе, но холодный воздух большого города напоминал февральскую прохладу, когда он встретил Чимина на пляже Ондзюку более полугода назад.       Его глаза остановились на обложке яркого разноцветного журнала с кричащим названием, стоявшего у края стеллажа, последнего из выставленных на продажу. Он моргнул несколько раз, а затем потёр глаза, думая, что, возможно, переутомился и его воображение взяло над ним верх.       Он подошёл ближе и опустился на колени на тротуар, чтобы лучше разглядеть обложку.       Пак Чимин из «Пак Моторс» — эксклюзивное интервью с невестой Ким Юци — заглянем в жизнь самого красивого наследника Кореи и узнаем, как он сделал предложение. Стр. 37-39.       Волосы Чимина были выкрашены в красивый серебристый блонд, и он был одет в дорогую на вид рубашку и брюки, волосы были аккуратно убраны со лба, а на носу были солнцезащитные очки. Он выглядел таким же красивым, как и всегда, но гораздо роскошнее, чем Чимин из чонгуковых воспоминаний: ненакрашенный и босой на грязных гостиничных кроватях с контейнерами еды на вынос, разложенными вокруг его ног.       Но что было ещё более шокирующим, так это красивая платиновая блондинка, с бледной кожей, розовыми губами и длинными густыми ресницами, её изящные пальцы собственнически обхватили чиминову руку. Судя по тому, как она была одета, по вспышкам фотоаппаратов и лимузинам на заднем плане, они были на какой-то красной дорожке. Чонгук не упустил из виду нарочито большое бриллиантовое кольцо на её пальце, гордо выставленное перед камерами.       Сердце Чонгука упало прямо в его желудок. Ему вдруг показалось, что его сейчас вырвет, и он поставил свой разбавленный кофе на тротуар рядом с собой, чтобы передохнуть.       — Сэр, вы в порядке? — Продавец журнального киоска подошёл к Чонгуку сзади и осторожно положил руку ему на плечо. Голова Чонгука кружилась.       — Я могу купить это? — вопреки здравому смыслу, он схватил с полки последний журнал и протянул его мужчине, который, взглянув на него, покачал головой.       — Можете взять его себе. Идите домой и отдохните, вы плохо выглядите. Хорошего вечера, сэр.

*

      Чонгук швырнул журнал на кофейный столик и с тяжёлым вздохом опустился на диван в гостиной.       — Пудинг, — крикнул он в свой слишком большой, слишком пустой дом.       Звон колокольчика становился всё ближе и ближе, пока его пушистая рыжая кошка не запрыгнула на кофейный столик, с любопытством разглядывая журнал.       — Иди сюда, — проворковал Чонгук, широко раскидывая руки, чтобы кошка забралась на него и обняла.       Она посмотрела на Чонгука, потом на журнал, затем ещё раз на Чонгука, а после надменно повернула голову и плюхнулась на журнал, потираясь головой о фотографию Чимина и… Юци, громко мурлыча.       — Невероятно, — простонал Чонгук. — Даже он тебе нравится больше, чем я.       Он закинул ноги на стол и потянулся за пивом, стоявшим на столике рядом с диваном, с треском откидывая крышку и выпивая половину за один присест.       — Не могу сказать, что я тебя виню, если честно.

*

      Чонгук никогда не смотрел видео с Чимином, которые он снял.       Он устроился в своём домашнем кабинете и открыл маленький шкафчик с картами памяти от фотоаппарата, почти все были датированными и помеченными городами на них.       На первой карте было просто написано: «Корея, Китай, Япония». Только в этих странах он в одиночку побывал более чем в десяти городах, но все фотографии, сделанные им за три месяца, уместились на одной маленькой карте памяти.       Он перешёл к следующей. «Вьетнам, февраль–март». Он засомневался, но потом вернулся к Японии, и прежде чем смог отговорить себя, вставил её в свой компьютер и стал ждать.       Его экран тут же заполнился фотографиями и видео, и он медленно прокручивал их, смеясь над тем, насколько любительскими они были раньше. Он действительно не мог представить, насколько ему не хватало вдохновения: большинство фотографий, которые он сделал за первые несколько месяцев своего путешествия, были хуже, чем древние полароиды, которые он распихал по альбомам в своём шкафчике в Пусане.       Его палец помедлил на колёсике мышки, когда он щёлкнул на Токио. Первые несколько фотографий в линии были случайными зданиями, один снимок Токийского вокзала, которым он на самом деле гордился. Тогда шёл дождь и было немного тоскливо, возможно, отражая то, что он чувствовал в то время.       Затем он перешёл к фотографиям пляжа Ондзюку. Он даже не осознавал, что затаил дыхание, пока не добрался до снимков океана, звёздного неба над зимним морем. Всё выглядело именно так, как он запомнил, потому что это было самое первое яркое воспоминание за всю его поездку.       А потом на следующей странице были только фотографии Чимина.       Десятки фотографий, где он прогуливался по пляжу, сворачиваясь и хихикая над Ёнтаном, бешено размахивая палкой в воздухе, балансируя на линии между песком и водой, раскинув руки в стороны, чтобы ловить своими объятиями морской бриз. Чонгук уже почти забыл, что его волосы были ярко-оранжевыми, когда они впервые встретились, почти идеально сливались с красочным февральским закатом.       Он прокрутил ещё немного, пока не добрался до первого видео, и с глубоким вздохом открыл его.       — Тан-и! — кричал Чимин, едва слышно из-за громкого грохота волн, врезающихся в берег. — Перестань играть в волнах, ты простудишься.       Он перемотал на ту секунду, где Чимин обернулся и взглянул на него, наклонив голову, с любопытством смотря на Чонгука. Он не выглядел испуганным, а скорее немного заинтригованным. Он выглядел почти взволнованным.       Чонгук закрыл видео и пролистал немного, чтобы найти следующее.       На нём Чимин шёл обратно по извилистым улочкам своего района, глупо пританцовывая и размахивая руками, каждые две секунды снимая панаму и проводя руками по волосам. Взволнованный блеск в его глазах, когда он увидел магазин рамэна, к которому он так стремился. Камера немного дрожала, когда Чимин потянулся, чтобы взять чонгукову руку и обхватить своей. Чонгук чуть не рассмеялся вслух от того, как очевидна была его влюблённость даже на ранних стадиях.       Следующие несколько видео были из Диснейленда, но все они были несвязными и неудачно обрезанными. Чонгук вспомнил, что у него было слишком много хорошего времени, чтобы думать о фотографировании или съёмке, поэтому он вынимал камеру, только когда хотел запечатлеть что-то, что он не захочет забыть. Его любимым видео было Чимин на чашках: он умолял Чонгука прокатиться на них три раза, пока Чонгук не стал болезненно зелёным, а их сытный ужин из говядины и соджу не грозил вырваться наружу, если они не остановятся.       Он вздохнул и откинулся на спинку стула с улыбкой на лице, чувствуя себя на десять тонн легче.       Пудинг мяукала и скреблась в дверь, явно раздражённая тем, что Чонгук дома и не обращает на неё внимания.       Нуждающаяся и милая, ярко-оранжевого цвета; Чонгук не мог не рассмеяться от сходства своего котёнка и человека, которого он знал раньше.       Он пересёк комнату и впустил её, а она мурлыкала и тёрлась об его ноги, довольная тем, что ей дали то, что она хотела.       — Хочешь помочь мне в небольшой обработке, Пудинг? — пробормотал Чонгук, наклоняясь, чтобы почесать её за ушками.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239114]

*

      — Я видел то видео, которое ты выложил, — сказал Юнги, когда Чонгук сел за свой стол и начал вытаскивать из сумки всякую всячину: фотоаппарат, карты памяти, ноутбук. Он размотал свой шарф и бесцеремонно бросил на пол, прежде чем отшвырнуть в сторону и бросить на него пустую сумку. Он остановился, а затем кинул вслед за ними и пальто.       — Вот как?       Юнги сморщил нос.       — Офис — не твой дом. Убирай за собой.       Чонгук пожал плечами и сел, открывая свой ноутбук и подключая камеру.       — Нет времени. У меня вдохновение.       — Ты монтируешь ещё одно видео?       Чонгук перебирал свои карты памяти, пока не нашёл ту, которая называлась «Хойан», а затем запустил программу для обработки видео.       — Да.       Юнги обошёл стол и стал наблюдать за тем, как Чонгук нажимает на «воспроизвести» на первом видео.       Это видео было чуть более интимным, чем те, что он снимал в Токио. Первым показался Чимин, потягивающий кофе в маленьком кафе за пределами их отеля, с охапками сумок, разбросанных вокруг его ног. Он смотрел на реку с дымящейся чашкой кофе в руках, выцветшие оранжевые волосы развевались у ушей.       — Ты снимаешь меня? — внезапно сказал Чимин, его глаза метнулись к чонгуковой камере, и широкая улыбка вспыхнула на его лице.       — Может быть, — ответил Чонгук из-за камеры, и Чонгук в реальном времени, в крошечном офисе, вздрогнул, не ожидая этого. Он не говорил ни в одном видео из Токио.       Чимин растянулся на столе, выгнув спину почти по-кошачьи, а затем наклонил голову, чтобы положить её на плечо с громким зевком.       — Да ну? Я выглядел так красиво, что ты просто не мог оторвать от меня глаз, да? — дразнил он, и его ресницы затрепетали.       Чонгук был вырван из видео, когда Юнги положил тяжёлую руку на его плечо, похлопав несколько раз. Он попытался нажать на паузу, внезапно смутившись.       Но Юнги это, казалось, совсем не затронуло.       — Видео действительно было хорошим, — пробормотал он, вытаскивая сигарету из пачки в кармане пиджака и просовывая её между губами. Он поднял руку и снова похлопал по чонгукову плечу. — Ты должен продолжать их делать.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239115]

*

      Через несколько недель Чонгук снова неожиданно столкнулся с Тэхёном.       Он выходил из своей любимой кофейни с айс американо в руках, пытаясь удержать в одной руке стакан с кофе и сумку с фотоаппаратом, а другой натягивая шарф на губы, чтобы скрыть лицо от холода. Он завернул за угол и чуть не столкнулся с кем-то, из-за чего его сумка с камерой упала на землю, чуть не отправив за собой и кофе.       — Чёрт, — пробормотал он, поднимая её и проверяя, не сильно ли она промокла от толстого слоя снега на краю тротуара. Он так часто ронял камеру, что начал подумывать, не начать ли ему набивать внутреннюю часть сумки пузырчатой плёнкой.       — Извините, с вашими вещами всё в порядке? Мне следует следить за тем, куда я иду, — раздался над ним глубокий знакомый голос, и Чонгук вскинул голову, чтобы посмотреть, от кого он исходит. — О. Чонгук.       — Тэхён.       Тэхён усмехнулся и снял перчатку, чтобы пожать чонгукову руку, которую тот ему протянул.       — Я рад, что наткнулся на тебя. Я боялся, что ты подумаешь, будто я к тебе пристаю или что-то в этом роде, когда я дал тебе свой номер после того ужина.       Чонгук покачал головой, перебрасывая свою сумку через плечо. Он поднёс кофе к губам и сделал большой глоток, задержавшись на секунду, чтобы посмотреть, не хочет ли Тэхён сказать что-нибудь ещё, а затем слегка кивнул ему и пошёл своей дорогой.       Но не успел он пройти и десяти футов, как Тэхён окликнул его и побежал вслед за ним.       — Можешь сделать мне одолжение?       Чонгук прикусил нижнюю губу. Он знал, даже не спрашивая, что чего бы от него ни хотел Тэхён, это определённо не то, что он хотел бы сделать.       — М-м, — уклончиво промычал Чонгук.       — Ты можешь поговорить с Чимином?       Чонгук метнулся глазами в тэхёновом направлении, а затем приклеил их обратно к тротуару.       — Просто… — Тэхён слегка пробежался, чтобы не отставать от Чонгука, который не понимал, что идёт намного быстрее, чем обычно. — Я думаю, что то, как всё закончилось у вас двоих…       — Ничего не закончилось. Начинаться было не с чего.       Тэхён испустил тяжёлый вздох, и Чонгук не мог сказать, это было от раздражения или от нехватки дыхания из-за почти что бега трусцой, чтобы не отставать от него.       — Мы оба знаем, что это неправда.       Чонгук остановился и повернулся, чтобы встретиться взглядом с Тэхёном, приподняв брови.       — Если бы Чимин хотел поговорить со мной, он бы уже это сделал. Я был здесь всё это время. Я не собираюсь искать его и умолять поговорить со мной, когда я уже однажды выставил себя дураком. Я выучил свой урок.       Тэхён прикусил нижнюю губу.       — Я просто думаю, что есть много вещей, о которых вам двоим нужно поговорить и о которых вы не говорите, и…       — Прошло уже шесть месяцев. — Чонгук допил остатки своего кофе, и пустой стакан повис у его бока. — Нам больше не о чем говорить.       — Он в Сеуле, — сделал попытку Тэхён. — Я могу сказать тебе, где он остановился.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239116]

*

      Рождество всегда было для него немного одиноким без его семьи.       Намджун проводил праздники с семьёй Сокджина, а Юнги, как обычно, вернулся в Тэгу. Они оба пригласили Чонгука поехать с ними, но он не хотел мешать их семейному времяпрепровождению, поэтому отказался.       В его планах было сидеть с Пудинг и монтировать видео на своём ноутбуке во время просмотра плохих фильмов ужасов (что-то, что он перенял от Чимина, несмотря на ненависть к хоррорам до их встречи), и это было совершенно нормально.       Так что, конечно, было немного одиноко. Но с Чонгуком всё было в порядке.       Он разложил всё на столе перед собой — еду, горячий чай, домашнюю «монтажную станцию», — а потом открыл сундук под телевизором, чтобы перебрать старые DVD и посмотреть, есть ли там что-нибудь стоящее.       Он часто использовал сундук, чтобы спрятать в нём кучу хлама, когда у него была неожиданная компания гостей, поэтому потребовалось немного порыться, чтобы добраться до дна. Он вытащил горстку журналов и бросил их на пол рядом с собой, но остановился, когда увидел знакомую ярко-жёлтую обложку с лицом Чимина, уставившимся на него.       Он прекратил поиски фильма и поднял его, разглядывая обложку. В последний раз, когда он смотрел на журнал, ему всё ещё было немного больно, но смотреть на Чимина теперь, когда шрамы зажили, было не так плохо, как несколько месяцев назад.       В последнее время он потратил значительное количество времени на монтаж видео для своего G.C.F, так что лицо Чимина не было для него незнакомым; не то чтобы это когда-либо могло быть так, на самом деле. Но что-то в том, как Чимин выглядел на фотографии в журнале, было не так. Чимин, которого знал и помнил Чонгук, Чимин, с которым сохранились сотни и сотни снимков и видео, снятых Чонгуком, был счастливым и полным жизни. Его глаза сверкали, щёки всегда были розовыми, а губы всегда изгибались в озорной улыбке. Этот Чимин выглядел безжизненным, почти как статуя, которая была одета, чтобы показаться остальным.       Его глаза задержались на бриллиантовом кольце на пальце девушки. Чонгук спрашивал себя, с ней ли говорил Чимин в ту ночь в Чикаго, когда он болел. На мгновение ему пришла в голову мысль, что Чимин просто игрался с ним, вроде последнего шанса, перед тем как он уедет и женится на девушке, которую действительно любит. При мысли об этом у него что-то скрутило в животе.       Он вздохнул и начал убирать журнал. Чимин не сделал бы этого, и было бы неправильно превращать его в плохого человека, когда он не знал сторону Чимина в этой истории.       Как только он собрался бросить журнал обратно в сундук и вернуться к своим фильмам, что-то знакомое вокруг чиминовой шеи привлекло его внимание.       Он не заметил этого в первый раз, отвлёкшись на камень на пальце невесты, но на шее у него висела длинная тонкая цепочка, почти скрытая воротником и складками рубашки. На конце цепочки болталось маленькое кольцо из белого золота, которое Чонгук купил для него почти год назад в Хойане.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239117]

*

      На следующей неделе Сокджин пригласил Чонгука на вечеринку в честь кануна Нового года в роскошном баре пентхауса в Сеуле. Чонгук обычно не выходил из дома, чтобы выпить и повеселиться, но неделя Рождества была такой одинокой, что на этот раз он решил выйти и немного расслабиться.       — Ты пришёл! — взволнованно закричал Сокджин, слишком громкий в стильном баре, наполненном фортепианной музыкой и скучной болтовнёй. Несколько человек вокруг них бросали на него раздражённые взгляды, но Сокджин казался совершенно невозмутимым.       — Я знаю, какой сюрприз. — Чонгук подозвал бармена, но Сокджин заказал ему напиток, хороший скотч в бутылке, которую Чонгук не узнал.       — Бар бесплатный, — сказал он, подмигивая, схватил с барной стойки бокал вина и исчез в толпе.       Чонгук одним глотком опрокинул в себя половину стакана, оглядывая толпу в поисках Намджуна и Юнги. Что-то в нём навевало воспоминания о том, как он опрокидывал один напиток за другим, наблюдая за танцем Чимина в том ночном клубе в Вегасе, прежде чем подойти к нему и…       Чонгук допил остатки своего напитка, чтобы затуманить возникающие мысли, и почти сразу же подошёл бармен и пододвинул к нему ещё один бокал.       Наконец он заметил Юнги на другом конце комнаты, ёжившегося вокруг стола с кучкой знакомых лиц рядом с ним и десятками разноцветных бутылок алкоголя и разбросанных по поверхности стаканов, таких высоких, что почти доходили до головы Юнги.       Чонгук пробился сквозь толпу и скользнул за спину Юнги в поисках места, где можно было бы сесть, чтобы не нарушить разговор.       — Хён, — пробормотал он, наклоняясь к уху Юнги. — Есть место для меня, чтобы…       Юнги практически выскочил из собственной кожи, когда услышал голос Чонгука, резко крутя головой и почти ударяясь о чонгукову челюсть.       — Чонгук, ты пришёл, — сказал он, немного лихорадочно, и Чонгук не мог не обидеться на то, как несчастно выглядел Юнги, увидев его.       — Да, я решил, что мне нужно развеяться немного… дома становится одиноко… — Чонгук замолчал, прижимая стакан к губам, чтобы дать себе повод подумать. Он напомнил себе, почему никогда не ходит на вечеринки.       — Нет, всё в порядке. — Юнги медлил и облизывал губы, его глаза метались по комнате. Они были друзьями с тех пор, как были детьми, и Чонгук никогда не видел его таким нервным. — Намджун пригласил тебя?       — Сокджин. — Чонгук раньше не понимал, почему Намджун и Юнги не потрудились рассказать ему о вечеринке, и он вдруг почувствовал себя ещё более неловко, чем раньше, если это вообще было возможно.       — Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать. — Юнги кивнул в сторону стола, и Чонгук вежливо помахал знакомым лицам, которых он часто видел в офисе, прежде чем Юнги схватил его за руку и потащил в тихий уголок. Они едва успели пройти два фута, когда…       — Юнги!       — Блять, — пробормотал Юнги, потирая виски. — Я убью Ким Сокджина.       Тэхён пробирался сквозь толпу, одной рукой он тащил кого-то за собой, а другой возбуждённо махал Юнги с широкой улыбкой на лице. Он был одет в пижамный костюм Burberry с клетчатым шарфом, обёрнутым вокруг его шеи, и гости в чёрных галстуках вокруг него стреляли в него ужасающими взглядами, сканируя его с головы до пят с осуждением в глазах. Чонгук внезапно перестал чувствовать себя раздетым в своих тёмных джинсах и фланелевой рубашке.       — Я везде тебя ищу! — Тэхён тяжело дышал. — Я целую вечность хотел представить тебя Чимину, и сегодня вечером он наконец свободен…       Тэхён повернулся, чтобы вытянуть человека, которого он вёл через толпу людей к столу, и весь воздух мгновенно высосался из комнаты, когда Чимин, спотыкаясь, подошёл к Тэхёну, обхватил его за талию и улыбнулся Юнги той яркой улыбкой, которая превратила его глаза в маленькие полумесяцы. Он был в стельку пьяным, даже едва ли мог стоять прямо без помощи Тэхёна, покачиваясь и цепляясь руками за тэхёнову рубашку, чтобы стабилизировать себя.       Чонгук замер с открытым ртом, наполовину поднеся напиток к губам, открыто таращась на Чимина.       — Тэхён, — спокойно, но с ноткой раздражения в голосе, произнёс Юнги. — Я думаю, тебе, возможно, стоит вывести Чимина на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Он не очень хорошо выглядит.       Чонгук не мог оторвать взгляда от Чимина. Это не было реальностью, как будто он был во сне: последний раз он видел Чимина почти восемь месяцев назад, свернувшегося в объятиях в тёмном гостиничном номере на Мальдивах. Это было немного странно, как ему удалось отнести три месяца, которые он провёл с Чимином, к чему-то, что казалось почти сном, его на самом деле не было. Но видя Чимина прямо перед собой, во плоти, с его щеками, яркими улыбками и взлохмаченными волосами, Чонгук почувствовал что-то болезненное глубоко внутри, но он не знал, что оно всё ещё было там.       — Чимин-и в порядке, у него почти нет времени на веселье. — Тэхён тоже явно был очень пьян, наклоняясь к хихикающему Чимину, который всё ещё цеплялся за него, как коала, и Чонгук не был уверен, рад он или расстроен тем, что казался невидимым для них обоих, слушая яростный внутренний спор о том, должен ли он поздороваться или бежать так быстро, насколько это возможно, прежде чем его заметят. — У него так много дел из-за помолвки, и знаешь, все эти съёмки и всякое такое, это единственная… Чонгук.       Чиминовы глаза распахнулись в ту же секунду, как Тэхён произнёс имя Чонгука, метнув взгляд от Юнги и наконец встречаясь с ним глазами, чистый страх отразился на его лице.       — Привет, — выдохнул Чонгук, его голос немного сорвался. Это ощущалось, будто вода капает из его груди прямо в живот, и он сделал несколько судорожных вздохов, внезапно почувствовав, что вот-вот заплачет, что удивило его. Он не плакал из-за Чимина, он не плакал даже из-за своей матери, но вес того, что Чимин стоял в двух футах от него, заставлял кости в его груди скрипеть от того, как сильно сжималось его сердце.       Но ещё хуже было то, что на шее Чимина болталась проклятая цепочка, продетая через чёртово кольцо, которое Чонгук подарил ему всего за несколько часов до того, как они видели друг друга в последний раз.       Юнги провёл рукой по лицу, а затем обхватил Чонгука за плечи, притягивая его ближе.       — Нам с Чонгуком пора идти, у нас завтра много работы, — соврал он, и Чонгук машинально кивнул, прежде чем оторвать взгляд от кольца, покоящегося на груди Чимина.       — Да, я просто пришёл выпить. — Чонгук залпом выпил остаток своего напитка, чтобы доказать сказанное, а также потому, что действительно нуждался в этом, прежде чем поставил его на стол позади себя. Его коллеги, собравшиеся вокруг стола, наблюдали за разворачивающейся сценой между ними, явно замечая неловкое напряжение в воздухе.       Чимин покачнулся и снова споткнулся, почти увлекая за собой Тэхёна. Он выглядел так, будто его вот-вот стошнит, и Чонгук с трудом подавил желание откинуть волосы с его глаз и принести ему воды. От старых привычек тяжело избавиться.       — Приятно было познакомиться с тобой, Чимин, — вежливо сказал Юнги с лёгким поклоном, а затем Чонгука потащили назад через толпу и дверь, через которую он прошёл всего двадцать минут назад. Он даже не заметил, куда они шли, потрясённый видом Чимина, а также двумя порциями, которые он залил в себя менее чем за двадцать минут.       Как только они вышли на улицу и он глотнул немного холодного, словно ледяная вода, воздуха, чтобы немного прояснить разум, он прислонился к стене здания и откинул голову назад.       — Твою мать, — прошептал он.       — Мне очень жаль. Я знал, что он придёт, поэтому мы с Намджуном тебя не пригласили. Сокджин не знает, он думает, что вы с Чимином друзья, потому что он видел ваши фотографии в начале года, и Намджун никогда не рассказывал ему, потому что это ваши личные дела и… боже, я чувствую себя таким мудаком, я никогда не должен был нанимать Тэхёна для художественного оформления 310-T, я не знал, что они знают друг друга, когда нанимал его.       — Прекрати. Юнги-хён, это не твоя вина. — Чонгук прижал ладони к глазам, пока яркий свет не осветил его веки, пытаясь отвлечься на что-то. — Я всё равно чересчур остро реагирую. Он имеет полное право быть там. Я тот, кто сделал всё это странным.       — Хочешь вернёмся к тебе и выпьем, может, посмотрим фильм? Я давно не видел Пудинг, я должен поздороваться с моей лучшей девушкой.       — Она любит тебя больше, чем меня, — проворчал Чонгук, роясь в кармане в поисках ключей от машины, но решив этого не делать, покачнулся на ногах и достал телефон, чтобы заказать такси.       — Она всех любит больше, чем тебя.       Как раз в тот момент, когда Чонгук нажимал кнопку подтверждения, чтобы такси забрало их с Юнги и отвезло обратно домой, его смс-оповещение громко оповестило о новом сообщении в тихом воздухе, и он тяжело вздохнул, когда всплывающая панель в верхней части экрана сказала, что это от Чимина.       Он посмотрел на Юнги, который с любопытством наблюдал за экраном телефона Чонгука.       — Открой, это убьёт тебя, если ты не откроешь.       Чонгук кивнул и постучал по экрану, чтобы открыть сообщение Чимина, съёживаясь, когда он увидел поток сообщений, которые он отправил ему почти целый год назад, когда был взволнован и обеспокоен, когда Чимин так и не появился на рейсе обратно в Японию. Юнги никак это не прокомментировал. Я буду дома завтра после семи вечера. Думаю, нам стоит поговорить. [Местоположение прикреплено].       Чонгук моргнул, глядя на свой телефон, даже не осознавая, как сильно он сжимал его, пока Юнги не вырвал его из рук, чтобы лучше рассмотреть.       — Это его адрес, — сказал Юнги, слегка кивая. — Он живёт с Тэхёном, мне как-то раз пришлось заехать за ним.       — Он не должен жить со своей невестой? — вслух спросил Чонгук.       — Невестой?       — Он помолвлен… я недавно видел это в журнале. Ким Юци, кажется так. — Чонгук замолчал. — Не то чтобы меня это волновало, — прошептал он.       — Собираешься идти?       — А нужно?       Юнги поджал губы, а затем вытащил из кармана пиджака пачку сигарет, предложив одну Чонгуку, как он всегда делал, закурив её только после того, как Чонгук отказался, как он всегда и делал.       — Мне кажется, что нужно.       — Что я вообще ему скажу?       Юнги сильно затянулся, глядя на телефон Чонгука в своих руках. Он просмотрел стену синих сообщений, прежде чем сунуть телефон в карман Чонгука, когда их такси подъехало к обочине.       — Это не тебе есть что сказать.

*

      Квартира Чимина была не такой гламурной, как ожидал Чонгук. Она была даже не так хороша, как его собственный скромный домик, который он купил всего несколько месяцев назад. Это действительно напомнило ему здание, в котором он жил, когда они впервые встретились в Токио.       Он не остановился и не засомневался перед дверью, решив вместо этого просто сорвать пластырь и направиться прямо внутрь. Он почти не спал всю ночь, и весь день его мучало беспокойство, как пройдёт их разговор, как он отреагирует на то, что снова останется наедине с Чимином после всего этого времени.       Он постучал в дверь, и его встретили тяжёлые шаги внутри и звук открывающегося засова.       Тэхён открыл дверь и одарил Чонгука яркой улыбкой.       — Ты пришёл.       Он снова расхаживал в своём пижамном костюме Burberry, но в паре с тапочками вместо шарфа и шляпы, и Чонгук восхищался человеком, который явно не заботился о том, что другие думают о его выборе одежды.       — Чимин дома?       — Он в своей спальне. — Тэхён отошёл в сторону и жестом показал Чонгуку пройти. — Вторая дверь слева по коридору. Не стучись, я уверен, он знает, что ты здесь.       Чонгук кивнул и шагнул внутрь. В тот же миг запах сандалового дерева и сладкой корицы ударил ему в нос и вызвал головокружение от нахлынувших воспоминаний. Он направился к коридору, но затем засомневался и повернулся к Тэхёну.       — Я боюсь, — признался он, не совсем понимая, почему говорит это именно ему. Возможно потому, что он был единственным здесь.       Тэхён тепло улыбнулся ему.       — Он тоже боится.       Чонгук снова кивнул и пошёл к чиминовой двери, досчитав до трёх, прежде чем повернуть ручку и зайти внутрь.       Казалось, что Чонгук попал прямо в одно из своих воспоминаний о путешествии. Чимин сидел на кровати, скрестив ноги, одетый в оверсайзную одежду с рукавами, натянутыми на руки, только что вымытые волосы всё ещё были мокрыми и падали на глаза.       Он осторожно закрыл за собой дверь, а затем прислонился к ней, борясь с рефлексом уйти и вернуться домой, чтобы спрятаться.       Чимин провёл языком по губам, его глаза были прикованы к рукам, лежащим поверх одеяла.       — Спасибо, что пришёл, — прошептал он. — Я не хотел разговаривать, пока был пьян, поэтому и попросил тебя прийти сейчас, а не вчера вечером. — Чимин игрался со своими кольцами. — Вообще-то, это могло бы сделать всё проще.       Чонгук кивнул, хотя Чимин даже не смотрел на него.       — Иди сюда, садись.       — Мне и здесь хорошо.       — Чонгук-и…       — Нет. — Строгий тон Чонгука, должно быть, встряхнул Чимина, потому что он наконец оторвал взгляд от своих рук и удивлённо посмотрел на него. — Не делай так. Ты просто не можешь так делать, Чимин. Мы не разговаривали восемь месяцев. Восемь месяцев. Ты не можешь просто попросить меня прийти сюда, а потом вести себя так, будто ничего не случилось, ты не можешь сказать мне Чонгук-и таким голосом и ожидать от меня, что я буду вести себя, будто всё в порядке. Ты сказал, что хочешь поговорить, так давай поговорим.       Чимин несколько раз моргнул, но потом кивнул.       — Прежде всего, я хочу извиниться.       — Я тоже хочу извиниться.       Чимин фыркнул, явно ошеломлённый.       — Ты извиняешься? За что во всём этом мире ты можешь извиняться?       — Ты говорил мне… — Он оборвал сам себя, понимая, насколько он не был готов к этому разговору, даже после всего прошедшего времени. — Ты с самого начала говорил мне, что я не должен… ты знаешь. И я это сделал. Поэтому прости меня.       — Боже. — Чимин спустил ноги с кровати и прошёл в другой конец комнаты, потирая пальцами висок. — Боже, я такой… — Он глубоко вздохнул. — Это не твоя вина.       — Вроде как моя. Я знал, что это происходит, и должен был остановить это.       — Почему именно ты сейчас извиняешься? — сказал Чимин, немного повышая голос. — Ты сказал, что любишь меня, и я просто ушёл. Я даже не поговорил с тобой об этом. Я вообще больше никогда с тобой не разговаривал. И ты на меня не злишься? Я думал, что ты придёшь сюда и накричишь на меня, скажешь, что я мудак, потому что я заслужил это, но ты извиняешься передо мной, и теперь я чувствую себя ещё большим придурком, чем раньше, и позволь сказать тебе, что это непросто.       — Чимин, успокойся, давай просто…       — Нет! Как я могу успокоиться? Я так зол, но я злюсь не на тебя, я злюсь на себя, потому что всё, что я сделал с тобой, было эгоистично и нечестно, а теперь ты ещё и извиняешься передо мной. Невероятно. Господи, мир не заслуживает тебя. — Чимин сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, его кулаки разжались, а плечи расслабились. — Может, нам стоит выйти на улицу. Хочешь выпить?       — Нет. Я не могу остаться надолго, у меня утром работа.       — Точно, Тэ говорил мне о том, что твоя карьера действительно пошла вверх в последнее время. Да и я видел твоё имя в некоторых журналах. Ты очень хорошо справляешься.       Чонгук пожал плечами.       — Я и правда хорошо справляюсь.       — Я тоже… — Чимин засомневался, как будто бы не был уверен, что хочет поднять следующую тему. — Я видел видео. Они действительно красивые.       — О, — выдохнул Чонгук. — Да.       — Я даже не знал, что ты снимаешь меня. Я думал, что это просто фотки.       Чонгук снова пожал плечами.       — Мне никогда не нравилось снимать видео. Я любил фотографировать, потому что…       — Неподвижный кадр рассказывает историю, в то время как видео просто показывает её, — сказал Чимин, повторяя те же слова, которые Чонгук, вероятно, говорил ему миллионы раз, когда он был претенциозным к своим фотографиям.       Чонгук не мог не улыбнуться от того, что Чимин точно запомнил его слова.       — Да. Но с тобой неподвижного кадра было недостаточно, чтобы рассказать всю историю.       Чиминовы плечи поднялись и опустились с глубоким вздохом, а затем он посмотрел вниз на свою грудь и провёл пальцем по краю кольца.       — Прости меня, — сказал он вновь.       Чонгук не чувствовал, что готов принять извинения, как бы ему этого ни хотелось. Всё происходило так быстро, слишком быстро, чтобы он мог понять, что чувствует.       — Я просто хочу знать одну вещь. Единственная вещь, которая беспокоит меня.       — Хм?       — Твоя невеста. — Чонгук не упустил из вида то, как Чимин поморщился, когда он сказал это слово. — Вы уже были вместе, когда мы…       Чимин замер, и его глаза метнулись к Чонгуку.       — Это… сложно, — начал он.       — Это вопрос на «да» или «нет».       — Должен быть, но нет. Мне нужно время, чтобы всё объяснить. Юци и я…       — Значит, да.       Чимин прикусил нижнюю губу и кивнул.       — Но…       — Так вот, почему мы не могли… Потому что ты был помолвлен.       — Чонгук, — умоляюще сказал Чимин. Он подошёл ближе, его глаза были нежными и немного грустными. — Пожалуйста, позволь мне объяснить. Я хочу тебе всё рассказать. Я видел видео, которое ты сделал… видео со мной. И я… Я просто понял, что должен рассказать тебе всё, ты заслуживаешь знать.       — Но ты не писал мне до тех пор, пока не появилась необходимость, потому что мы столкнулись на моей рабочей вечеринке, так когда же ты собирался?       — Твоя рабочая вечеринка. — Чимин застонал. — Я и понятия не имел. Я убью Тэхёна. Возможно, он сделал это нарочно.       — Всё это не имеет значения. — Чонгук быстро достиг той точки, когда ему больше не хотелось разговаривать, и он пожалел даже о том, что пришёл в квартиру Чимина. Ничего нельзя было разрешить, ничего нельзя было объяснить, ничего нельзя было изменить.       — Это брак по договорённости. Я должен жениться на ней. Это не мой выбор. Я не хочу жениться на ней, но если я этого не сделаю, то мой отец лишит меня всего. Я не смогу видеть мою семью, Чонгук. Я не знаю, что делать.       Чонгук сфокусировался на пятне на стене за чиминовой головой, пытаясь осмыслить произошедшее. Он думал, что как только он узнает, что происходит, то почувствует облегчение, но он больше чувствовал себя… уничтоженным. Даже преданным. Расстроенным тем, что Чимин чувствовал, что не может рассказать ему это, и поэтому решил, что лучше будет солгать и вырезать его из своей жизни, а не рассказать всё.       — Почему ты не мог просто рассказать мне об этом? Ты мог просто сказать мне. Эй, кстати, я помолвлен. Как только я вернусь домой, то женюсь. Почему мы делали всё то, что делали, почему ты позволил мне влюбиться в тебя? Если бы я знал, что ты помолвлен, я бы даже не позволил этому зайти так далеко.       — Потому что я эгоист! Ты ещё не понял этого? Я эгоистичен. Я хотел съесть свой кусок пирога и съел его, и всё, что я сделал, так это всё испортил. Потому что теперь ты ненавидишь меня, а я всё ещё в ловушке помолвки с кем-то, кого я не люблю, просто чтобы дать компании моего отца больше связей и денег. Всю мою жизнь люди говорили мне, что делать, с кем я могу поговорить, куда я могу пойти. Но когда я был с тобой, я был свободным и делал то, что хотел. Я хотел чувствовать себя человеком. Я хотел почувствовать, каково это быть счастливым, свободным, самим собой, а не просто продолжением рода семьи. Если бы ты знал, это бы всё испортило. Так что я тебя подвёл, и я ужасный человек, ты имеешь полное право ненавидеть меня за то, что я сделал.       — Я не ненавижу тебя.       — Ты меня слушал вообще?       — Слушал. Но я просто хочу, чтобы ты знал, что я не ненавижу тебя. Я никогда не ненавидел тебя, да и не смог бы.       — Ты имеешь полное право ненавидеть меня.       Чонгук покачал головой.       — Ты вытащил меня из одного из самых мрачных моментов моей жизни. — Чонгук показал на себя. — Если бы не ты, я бы, наверное, три месяца хандрил в кофейнях, а потом вернулся бы домой, в свой пустой дом в Пусане. Но ко мне вернулось вдохновение. Ты всё так же вдохновляешь меня, Чимин. Ты же видел видео.       Чимин покачал головой и отвернулся, дёргая себя за кончики волос.       — Я не знаю, что делать, — повторил он.       Чонгук посмотрел на свой телефон. Он был в квартире Чимина уже почти сорок пять минут, и уже темнело.       Необходимость идти на работу на следующее утро была оправданием: на самом деле Чонгуку не нужно было идти в офис вообще. Во всяком случае, Намджун, вероятно, хотел бы отдохнуть от него, используя свой стол для обработки в личных целях.       — Давай выпьем, — предложил Чонгук, и Чимин развернул плечи и оглянулся на него. — Думаю, нам нужно поговорить о гораздо большем, чем мне казалось.

*

      Квартира Чимина, может, и не выглядела большой, но из неё открывался чертовски красивый вид.       Они схватили пиво из холодильника и прокрались мимо Тэхёна, чтобы посидеть на балконе, где они сидели в тишине, потягивая из бутылок пиво и глядя на яркие сеульские огни, отражающиеся от реки Хан.       — Это напоминает мне Флоренцию.       — Очень похоже, — сказал Чимин с нежной улыбкой. — В последнее время я много думал об этой поездке. Когда я смотрел твои видео, они напомнили мне о многих вещах, о которых я даже забыл.       — Та ночь во Флоренции, когда ты был расстроен из-за своего отца. Зачем он тебе позвонил?       — А. — Чимин постучал ногтями по столу. Другой рукой он обхватил кольцо на цепочке вокруг шеи, рассеянно проводя указательным пальцем по гравюрам на внутренней стороне. Выглядело так, будто он, вероятно, часто делал это, может быть, даже не осознавал. — Тогда он узнал, где я. До этого я старался не пользоваться карточкой, потому что не хотел, чтобы он знал, что я не в Токио. Но друг семьи увидел, что я публикую в Инстаграме, и спросил его о поездке. Он позвонил и был очень зол.       — Почему он разозлился?       Чимин пожал плечами.       — А когда он не злился? Он уже сердился из-за того, что я больше не живу в Корее. Но он думал, что я пытаюсь сбежать и выйти из сделки. Я напомнил ему, что помолвка даже не объявлена, и пообещал вернуться до того, как о ней объявят.       — Как давно вы с ней помолвлены?       Чимин сделал большой глоток пива.       — Ненавижу даже называть это помолвкой. Это деловое соглашение. Около трёх лет. Отец Юци управляет другой крупной компанией в Сеуле. Когда мне исполнилось восемнадцать, он поставил меня перед выбором: возглавить компанию или жениться на ком-то из другой компании, чтобы расширить бизнес. Я не хотел этого делать, но я выбрал меньшее из двух зол.       — Так значит, ты… ты не… влюблён в неё?       Чимин резко повернул голову и несколько раз моргнул, глядя на Чонгука широко раскрытыми глазами.       — Чонгук, я гей.       Чонгук моргнул в ответ, а затем они оба разразились приступом смеха, от которого Чимин чуть не упал со стула, а его пустая бутылка из-под пива упала на ноги и отскочила на пол.       — Чёрт, — сказал Чонгук, всё ещё задыхаясь от смеха. — Боже, Чимин, почему ты просто не рассказал мне?       —Я же говорил тебе. Я был эгоистом.       — Но что бы ты потерял?       Чимин недоверчиво рассмеялся и откинул волосы со лба.       — Это серьёзно вопрос?       — Да.       — Что бы я потерял? Тебя, ты абсолютный идиот.       — Мы же всё равно вместе путешествовали. Я бы никуда не делся.       Чимин глубоко вздохнул и нахмурился, глядя на свою пустую бутылку. Чонгук подтолкнул к нему свою почти полную бутылку, не очень-то желая много пить, и Чимин с благодарностью принял её и сделал большой глоток.       — Чонгук. Ты действительно искренне веришь, что я ничего не чувствовал к тебе? Что я ничего не чувствую к тебе? Если бы я сказал тебе, что помолвлен, мы бы никогда не стали бы так близки. Мы бы никогда… — Он замолчал. — Я хотел, чтобы ты любил меня таким, какой я есть. Было приятно побыть немного кем-то другим.       Чонгук вспомнил все случаи, когда Чимин намекал на желание быть кем-то другим, и внезапно всё стало чуть более осмысленно.       — Ты сохранил кольцо.       Чимин с любовью посмотрел на кольцо.       — Я не снимаю его. Но я ношу его только на этой цепочке.       — А Юци знает, что ты её не любишь?       — Юци счастлива, что я не люблю её. — Чимин махнул рукой. — Она встречается со своим школьным возлюбленным с шестнадцати лет.       — Она не может выйти за него?       — Он из семьи рыбака. Её родители согласились, что она всё ещё может видеть его, пока замужем за богатым, держит это в секрете и избегает скандалов.       Чимин глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.       — То, что я сделал с тобой, — это самое худшее, что я когда-либо делал. — Чимин провёл языком по губам, его зрение было расфокусированно, когда он смотрел на реку. — Я знал, что ты влюбляешься в меня, и я… я тоже влюблялся в тебя, но я всегда знал, что должен буду уйти. У меня всегда было намерение выбрать семью, а не собственное счастье.       — Это всё херня, — выдохнул Чонгук.       — Добро пожаловать в жизнь рождённого в статусе и деньгах. — Чимин заёрзал на стуле и повернулся к Чонгуку. Его рука дёрнулась, будто бы он хотел дотронуться до него, но он остановил себя. — Прости меня.       — Я не сержусь.       Чимин бросил на него скептический взгляд.       — Правда не сержусь. Больше всего на свете я хотел бы знать, через что тебе пришлось пройти, чтобы я мог помочь. Тебе пришлось пройти через всё это в одиночку. — Чонгук подбирал свои следующие слова. — И я переступил через то, что произошло. Это было очень давно.       Чимин перевёл взгляд обратно на стол.       — Ты переступил через это?       — Прошло уже восемь месяцев. Я должен был продолжить жить своей жизнью.       Чимин понизил голос почти до шёпота.       — Ты переступил через меня?       — Чимин, — колеблясь, сказал Чонгук. — Это сложный вопрос, я действительно не могу… мы не… Я не думаю, что мы должны говорить об этом сейчас.       — Ты прав, прости. — Чимин встал, и Чонгук поднялся вслед за ним, собирая пустые бутылки. — Я снова веду себя эгоистично.       — Перестань называть себя эгоистом. Ты, наверное, самый последний человек из всех, кого я встречал, которого я назвал бы эгоистичным, Чимин. Ты готов пожертвовать своей жизнью, чтобы сделать семью счастливой, и ты всё ещё думаешь, что ты эгоистичный.       Чимин задумчиво оглядел чонгуково лицо, на его губах всё ещё сохранился слабый отблеск его фирменной улыбки, а в уголках глаз появились едва заметные морщинки.       — Спасибо. Мне действительно нужно было это услышать.       Тэхён всё ещё сидел на диване, пытаясь сделать вид, что он не обращает внимания на Чонгука и Чимина, но выходило это очень плохо. Один из его наушников был вытащен из уха, обращённого к стеклянной раздвижной двери, и он, очевидно, переместился на стул рядом с балконом с тех пор, как они сидели внутри.       — А где Ёнтан? — спросил Чонгук, понимая сейчас, когда немного успокоился, что собаки Тэхёна нигде не было.       Чимин с драматичным звуком хлопнул себя ладонью по груди и звякнул кольцами о цепочку.       — Как ты смеешь упоминать Тан-и. Моё сердце едва выдерживает это.       — У нас только что был длинный, действительно затянувшийся разговор о чувствах, а вопроса о собаке оно не выдерживает?       — О собаке. Собаке? — Чимин закрыл глаза руками и глубоко вздохнул, массируя ладонями веки. — Тэхён, ты слышишь это?       — Он в доме моих родителей в Тэгу, — крикнул Тэхён с набитым попкорном ртом, даже не взглянув на Чимина, у которого всё ещё был явный ментальный срыв из-за Ёнтана.       — Мне пора домой, но было здорово. Я рад, что мы смогли поговорить об этом, — сказал Чонгук. Чимин взял бутылки из его рук, и их пальцы соприкоснулись, заставив их обоих слегка подпрыгнуть. Тэхён, теперь наблюдавший за ними из-за спинки дивана, закатил глаза и пробормотал что-то о драме уровня мыльной оперы.

*

      В течение следующих нескольких недель Чонгук и Чимин вступили на этап предварительной дружбы.       Сначала всё шло осторожно. Просто несколько сообщений тут и там, вопросы о том, как идёт работа. Чимин начал открываться и рассказывать о своём отце всё больше и больше, и Чонгук искренне сочувствовал ему. Было ясно, что Чимин разрывался между тем, чтобы жить собственной жизнью, а также радовать свою семью, что, к счастью, было чем-то, с чем Чонгук никогда не имел дела.       Вскоре они безостановочно переписывались, хотя и не видели друг друга лично после разговора в квартире Чимина. В каком-то смысле казалось, что они никогда не проводили так много месяцев без разговоров. Чонгук простил Чимина, даже если сам Чимин не совсем простил себя.       Однажды субботним вечером, когда Чонгук лежал в постели со своим ноутбуком, картами памяти и камерой, разложенными вокруг него, он продолжал отвлекаться на то, что Чимин писал ему. Чимин: ты перестал отвечать на мои сообщения :( Чонгук: прости! я монтирую Чимин: что монтируешь? Чонгук: эмм… Чонгук: вегас       Чонгук не мог не покраснеть, желая избегать этой темы и не вспоминать о нём. Видеозаписи Чимина в Вегасе были совершенно невинными: в основном они изучали различные отели и казино, набивая себе животы в буфетах; и одно особенно уморительное видео Чимина, балансирующего на краю большого освещённого фонтана, а затем теряющего равновесие и падающего, к которому Чонгук бросился, чтобы помочь, сгибаясь пополам от смеха.       Но Вегас довели до ума… другие воспоминания, и Чонгук не сомневался, что Чимин помнил их так же хорошо, как и он. Чимин: вегас был приятным временем… одно из моих любимых мест, которое мы посетили       Чонгуковы руки ощущались немного взмокшими, и он оттолкнул ноутбук с колен. Чонгук: правда? почему? Чимин: эмм Чимин: думаю, ты знаешь Чонгук: ты упал в фонтан? Чимин: боже, замолкни! нет Чимин: клуб… Чонгук: что тебе понравилось в клубе? Чонгук: я понятия не имею, о чём ты говоришь       Чонгук улыбнулся, глядя на свой телефон, наслаждаясь тем, каким взволнованным был Чимин. Чимину потребовалось слишком много времени, чтобы ответить, поэтому Чонгук предположил, что он отвлёкся, и отложил свой телефон, чтобы вернуться к монтажу.       Через несколько минут его телефон снова ожил. Чимин: то, что мы делали в клубе, было одной из самых диких вещей, которые я когда-либо делал Чимин: это было действительно горячо Чимин: я много думаю об этом       Чонгук сделал глубокий вдох, чувствуя, как его член двинулся в его штанах. У него было чувство, что он знает, куда Чимин ведёт разговор, но он немного нервничал. Его мысли не могли не вернуться к тому, что он чувствовал, когда Чимин извивался под ним, прижимаясь к стене и причитая ему в ухо, пока Чонгук скользил влажными от преякулята трусиками вверх и вниз по его налившемуся возбуждением члену. Чимин: чонгук? Чонгук: прости, я здесь Чимин: а… ты отвлёкся? Чонгук: может быть, немного Чимин: я тоже отвлёкся Чимин: задумавшись о том, как ты показал всем этим людям, что я твой Чимин: ты всё ещё хочешь, чтобы я был твоим, чонгук-и?       Чонгук пошевелился и скрестил ноги, вдыхая, когда его член коснулся подушки, лежащей у его бедра. Чонгук: да… хочу Чимин: ты твёрдый для меня?       Чонгук немного заскулил и прижал ладонь к своему члену, который тут же лёг в неё. Чонгук: да... а ты? Чимин: я тоже Чимин: а почему ещё ты думал, я такой настойчивый? я думал, ты меня лучше знаешь Чимин: думая о том, как ты прижал меня к стене и увёл от всех этих людей Чимин: я просто хочу, чтобы ты мог трахнуть меня и там Чонгук: ты действительно хотел, чтобы я трахнул тебя, когда все эти люди смотрели? Чимин: да Чонгук: ты всегда выглядел так красиво, сидя на моём члене, они бы получили хорошее шоу Чимин: блять. насколько же я красиво выглядел? Чонгук: самая красивая вещь, которую я когда-либо видел Чимин: ты трогаешь себя? Чонгук: честно говоря, нет Чимин: я тоже, но я действительно хочу Чимин: ты один? Чонгук: да, у себя дома Чимин: можно я приеду?       Чонгук скользнул рукой вниз по члену, теперь уже полностью твёрдому, и застонал, когда почувствовал лёгкое трение. Пудинг осуждающе посмотрела на него из-под кровати, и Чонгук ответил ей таким же взглядом.       — Ты видела и похуже, — пробормотал он, возвращаясь к телефону.       Если он скажет да, Чимин приедет и они займутся сексом. Но Чонгук хотел быть честным с собой, он хотел… Господи, он хотел этого.       Но ничего не поменялось. Чимин всё ещё был помолвлен, а Чонгук всё ещё страдал из-за того, что произошло между ними, хотя и простил его после того, как они поговорили об этом. Но он хотел быть уверенным, что если они снова займутся сексом, то это будет то, чего они оба хотят, потому что они хотят друг друга, а не только потому, что они расстроенны и хотят расслабиться. Чимин: прости, я сделал всё странным? Чонгук: вовсе нет, я задумался Чонгук: я хочу тебя так сильно, что ты даже не представляешь Чонгук: но, возможно, нам не следует Чимин: я боялся, что ты это скажешь Чонгук: я просто чувствую, что у нас было достаточно секса, чтобы всю жизнь игнорировать разговоры о наших проблемах Чимин: лол… может, ты и прав Чонгук: но мы всё ещё можем… эм Чонгук: я всё ещё возбуждён Чимин: это намёк? Чонгук: нет… может быть Чимин: ты хочешь, чтобы я помог тебе расслабиться? Чимин: [Изображение прикреплено]       Чонгук дрожащими руками открыл файл и громко застонал, увидев фотографию, которую прислал ему Чимин. Он растянулся на кровати, головка его члена выскользнула из верхней части нижнего белья, и чиминова рука обхватила её, раскрасневшуюся и пускающую на живот естественную смазку. Чонгук: ты действительно собираешься заставить меня страдать за то, что не можешь приехать? Чимин: нет, просто хочу заставить тебя захотеть сказать да :) Чонгук: тебе не нужно присылать мне фотографии для того, чтобы я захотел этого Чимин: [Изображение прикреплено]       На второй фотографии было лицо Чимина, лежащего на подушках с закрытыми глазами и открытым ртом, его указательный и средний пальцы лежали на пухлой нижней губе, а язык ловил белую смазку с подушечек пальцев. Чимин: ты помнишь, какой я на вкус? Чонгук: как я могу забыть Чонгук: ты так хорош на вкус Чимин: я скучаю по тому, как хорошо ты сосал мой член, на всю длину до задней части горла       Чонгук сплюнул на ладонь и запустил её под боксеры, размазывая слюну и преякулят вниз по стволу, чтобы помочь скольжению, а затем провёл рукой вверх и вниз по члену. Чонгук: тебе хорошо? Чимин: да, мне хорошо, малыш Чонгук: мне тоже Чимин: жаль, что ты не внутри меня, мои пальцы не могут заполнить меня так, как ты Чонгук: ты ласкаешь себя? Чимин: да Чимин: хочу чувствовать себя заполненным, но у меня не получается достаточно глубоко Чимин: я могу показать тебе? Чонгук: пожалуйста       Чонгук откинул голову на подушки, когда стал ласкать себя сильнее, вырываясь из тумана только тогда, когда его телефон включился через пару минут. Чимин: [Видео прикреплено]       Чонгук чуть не уронил свой телефон с кровати от волнения, крепче сжимая член и надрачивая себе, когда он ударил по «воспроизвести» дрожащими пальцами.       Он был благодарен, что живёт один, потому что его комнату мгновенно заполнили высокие стоны Чимина. Камера стояла на чём-то в конце его кровати, а Чимин склонился над ней с широко раздвинутой задницей, прижавшись лбом к подушкам, свернувшись пополам и двигая пальцами внутри себя.       — Чонгук-и, — заскулил Чимин, его тело задрожало, когда он вставил третий палец. — Хочу твой член так сильно, хочу тебя здесь, хочу, чтобы ты трахнул меня       — Блять, — взвыл Чонгук, прерванный стоном. Он отпустил свой член всего на секунду, чтобы полностью стянуть боксеры, и раздвинул ноги шире, чтобы ещё больше ласкать себя, его дыхание было затруднённым и рваным.       — Я с-сейчас кончу, — простонал Чимин, приподнимая бёдра на пальцах, его член был твёрдым и кроваво-красным, подпрыгивая между ног. — О боже, боже, кончаю, Чонгук-и…       Чимин двигал пальцами в жёстком и быстром ритме, постанывая и подталкивая себя дальше по подушкам, пока делал это, выскуливая смесь проклятий, просьб и имя Чонгука. Чонгук уже был так близко, представляя, как хорошо было бы скользнуть своим членом вместе с пальцами Чимина, заполнить его и трахнуть так, как он того хотел, почувствовать, как задница Чимина сжимается, когда тот кончает.       Чимин напрягся с высоким пронзительным криком, а затем его тело пробило конвульсией, пока он пачкал белым всю свою кровать — он вынул пальцы из задницы и обхватил ими своё возбуждение, удерживая себя второй рукой, пока надрачивал свой член в оргазме, его мышцы напрягались с каждой волной спермы, а потом Чонгук стал слишком близок к разрядке — его бёдра подёргивались на кровати, и он простонал имя Чимина, когда запачкал горячим семенем свою руку, изо всех сил стараясь не отрывать глаз от Чимина на экране, но откидывая голову назад от удовольствия, от силы его оргазма.       Когда Чонгук посмотрел на видео, Чимин выглядел безумно счастливым и затраханным. Он перекатился на спину, избегая беспорядка на кровати, и послал воздушный поцелуй в камеру, прежде чем она выключилась. Чонгук: блять Чимин: ты закончил, малыш? Чонгук: думаю, это самое трудное, что я когда-либо проходил в своей жизни Чимин: я не уверен, мне быть польщённым или оскорблённым Чимин: в следующий раз мне придётся улучшить свою игру :) Чонгук: пожалуйста, остановись, у меня не осталось сил Чимин: сладких снов, чонгук-и Чонгук: спи спокойно, чимин-и

*

      Он решил не выкладывать G.C.F в Вегасе.

*

      Чимин начал много ходить к Чонгуку. А Чонгук редко заходил в квартиру Чимина, в основном потому, что Чимин боялся, что кто-то может его там увидеть. Несмотря на то, что он не был звездой первой величины, у него всё ещё было много людей, ждущих, когда он всё испортит, и скандал с мужчиной был последним, что ему было нужно.       Они никогда не говорили о Юци, хотя Чонгук встречался с ней несколько раз, когда она приезжала к нему, чтобы забрать Чимина. Она была очень милой и всегда относилась к Чонгуку со всей любезностью, несмотря на странную ситуацию, и Чонгук был без ума от неё, хотя ему было немного завидно, что, по словам Чимина, было глупо. Но он больше не беспокоился о том, что у Чимина могли быть чувства к ней, и больше ревновал из-за того, что она вышла замуж за кого-то вроде Чимина, не скрывала их отношений, что для Чонгука было лишь роскошью.       Они вступили в странную неопределённость их отношений, построенных на довольно шатком фундаменте. Они никогда не обсуждали, кто они друг для друга, но долгие ночи, которые они проводили, смотря фильмы, обнимаясь и просто находясь рядом, были доказательством того, что у них были очевидные чувства. Но Чонгук всё ещё слишком боялся сильно упасть после того, что произошло раньше.       Но однажды Чимин ворвался в чонгукову дверь, даже не постучавшись (Чонгук дал ему запасной ключ много недель назад, потому что Чимин настаивал на том, что Пудинг чувствует себя одиноко, когда Чонгук занимается фотографиями, и он любил прийти пораньше, приготовить ужин и составить ей компанию).       — Я облажался, — сказал он дрожащим от слёз голосом. Он так крепко сжимал что-то в руках, что казалось, что оно вот-вот разорвётся, и Чонгук спихнул Пудинг с колен, чтобы подняться к Чимину и обнять его трясущуюся фигуру своими руками. Чимин почти мгновенно разрыдался, прижимая голову к чонгуковой груди. — Я действительно, правда облажался, — снова сказал он через подрагивающие всхлипы, прижимая бумагу в своих руках к плечу Чонгука.       Чонгук взял её и понял, что это был журнал, и открыл его. В том месте, где Чимин держал его, было несколько огромных подтёков чернил и выступов, пропитанная водой бумага, над которой он, должно быть, плакал. Спереди была расположена фотография, на которой они стояли перед домом Чонгука. Чонгук вспомнил ту ночь: это было несколько недель назад, и он не хотел, чтобы Чимин уходил, но утром у него было мероприятие, на котором он должен был присутствовать вместе с Юци, а соблюдение приличий всё ещё было важным. Чонгук цеплялся за Чимина всю дорогу до входной двери и даже выскользнул наружу, чтобы проводить его на терассу, ни разу не подумав, что кто-то увидит их из уединённого переднего дворика его дома.       Но они были там, стояли, полностью обнявшись: чонгуковы руки обнимали Чимина за талию, а тот стоял на цыпочках обхватив шею Чонгука, их губы были соединены в поцелуе, в котором было слишком много языка, чтобы его можно было назвать дружеским, лицо Чимина было ясно видно от света на крыльце, освещавшего его серебристо-серые волосы и толстую чёрную оправу его фирменных очков.       — Чимин, давай присядем, — мягко сказал Чонгук, нежно обхватив руками чиминову талию и потянув его к дивану. — Это просто глупая жёлтая пресса, никто это не увидит.       — О-они, — Чимин сделал паузу, пытаясь собраться с мыслями, но вместо этого разразился новыми рыданиями, — у-уже увидели.       — Кто увидел, малыш?       — Они… — Чимин закрыл лицо руками. Чонгук усадил его к себе на колени и положил голову ему на плечо, поглаживая по затылку и ожидая, когда он сможет заговорить. — Семья Юци… мой отец… они о-отменили помолвку, и м-мой отец, он… он не будет отвечать на мои звонки, и мой брат тоже не будет, и я разрушил просто всё…       — Чимин-и. — Чонгук провёл руками по чиминовым плечам, а затем обхватил его сзади за шею, ладонью прижимая голову Чимина к себе. Он прижался губами к макушке. — Малыш, всё в порядке. У меня есть ты. Ты ничего не разрушил.       — М-мой отец больше никогда со мной не заговорит. Юци сердится, потому что… потому что мы были друзьями, и мне было нормально, что она встречается со своим п-парнем, а теперь её семья тоже зла на неё за враньё, и я всё испортил только потому, что это я и это всё, что я у-умею.       — Ты ничего не испортил, — прошептал Чонгук. — Ты просто пытаешься быть счастливым, а никто другой не позволяет тебе быть счастливым. Ты должен поставить себя на первое место.       — Нет, не должен, — закричал Чимин, отстраняясь от объятий Чонгука, чтобы взглянуть ему в лицо. Он выглядел ужасно, жирные чёрные следы туши стекали по его лицу, а глаза налились кровью и опухли. — Если бы я не был… если бы я не был геем, тогда моему отцу не нужно было бы контролировать меня, и я мог бы просто жениться на Юци, и всё было бы хорошо.       — Чимин, ты должен выслушать меня, хорошо? Пожалуйста? — Чонгук одной рукой убрал волосы Чимина со лба и использовал рукав худи, чтобы вытереть множество слёзных дорожек Чимина, насколько это было возможно. — Это не твоя вина. Твой отец будет пытаться контролировать тебя независимо от того, кто ты и что ты делаешь. Но тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы сделать и себя счастливым. Это не твоя вина. Не стыдись того, кто ты есть.       Лицо Чимина искривилось, нижняя губа сильно задрожала, и Чонгук почувствовал, что его сердце разламывается надвое, от незнания, что он может сделать, чтобы Чимин почувствовал себя лучше. Он чувствовал ответственность, но в то же время знал, что Чимин никогда не будет счастлив, если он будет жить во лжи всю свою жизнь.       — Он практически отрёкся от меня, — скулил Чимин. — Он прервал моё финансирование, и-и мои кредитки, и выключил мой т-телефон, вот почему я не мог позвонить до того, как приехал, прости, что так внезапно появился, ты, наверное, занят и… о боже, я просто пришёл сюда и ожидал, что ты утешишь меня, прости меня.       — Чимин.       Чимин отвлёкся от своих извинений, и его глаза бросились навстречу чонгуковым. Чонгук обхватил руками лицо Чимина и посмотрел ему в глаза, успокаивающе проводя пальцем под глазом.       — Я всегда буду рядом с тобой, — продолжил он. — Никогда, никогда не расстраивайся из-за того, что приходишь ко мне, когда я тебе нужен. Тебе никогда не нужно было бояться говорить мне, что ты чувствуешь, и никогда не придётся.       Чимин кивнул и шмыгнул носом, его плечи сотрясались от беззвучных всхлипов.       — Любой, кто не знает, чего ты стоишь, не заслуживает быть в твоей жизни, — продолжал Чонгук, не зная, к чему клонит свою речь, но не желая прекращать говорить. Он мог сказать, что его слова успокаивали Чимина, и это всё, что имело значение. — Что бы ни случилось, у тебя всегда есть дом здесь, со мной.       — Я люблю тебя, — прошептал Чимин.       У Чонгука перехватило дыхание, и он уставился на Чимина, его блестящие и полные слёз глаза, и он выглядел таким маленьким и сломленным на его коленях, его маленькие кулачки сжались на мокрой от слёз чонгуковой толстовке.       Сразу после того, как Чимин оставил его на Мальдивах, Чонгук несколько раз фантазировал о том, что Чимин сказал ему эти слова, как будто часть его надеялась, что он это скажет. Но он быстро запер эти мысли в коробку и не выпускал их наружу, считая, что это было чем-то, что никогда не случится, чем-то, что всегда будет просто фантазией. И теперь, когда он услышал их, теперь, когда Чимин наконец сказал ему эти слова, чего Чонгук хотел даже дольше, чем мог себе представить, он не знал, что делать.       — Чимин…       — Я так долго любил тебя, Чонгук, — сказал Чимин, его голос был еле слышным и хриплым от плача. — Оставить тебя на Мальдивах было самым трудным, что я когда-либо делал. Я пытался защитить тебя. Но я идиот, потому что ты всегда защищал меня. Я люблю тебя. Я влюблён в тебя.       Чонгук ласково запустил руки в чиминовы волосы. Крошечная коробочка, в которую он запер все свои мысли, открылась и наполнила его теплом, струящимся от груди прямо до кончиков пальцев ног и рук.       — Я тоже люблю тебя, — прошептал он, полностью обхватив руками крошечное тело Чимина и прижимая его к груди, не желая оставлять и дюйма между ними. — Мы пройдём через это вместе.       — Обещаешь?       — Обещаю.

*

Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239118]

*

      Последующие недели были одними из самых трудных в жизни Чимина, и тот факт, что Чонгук наблюдал за тем, как он проходит через это, сделал их самыми трудными и для него. Было много ночей, когда Чонгук просыпался от чиминовых всхлипов, обнимал его и шептал ему, что всё в порядке, пока Чимин не засыпал беспокойным сном.       Чонгук знал, что значило потерять родителя, и хотя Чимин сказал, что его ситуация с отцом даже близко не была к тому, через что прошёл Чонгук, в глазах Чонгука всё выглядело ещё хуже — иметь родителя, который отказался бы от него, потому что он хотел быть счастливым и любить людей, которых он хотел любить.       Чимин продолжал жить с Тэхёном, который был достаточно добрым, чтобы позволить остаться за бесплатно, хотя всё равно Чимин начал проводить большую часть ночей в доме Чонгука. Он познакомил его с Намджуном и Юнги, а Сокджин даже предложил ему несколько небольших рабочих мест модели, когда ему нужен был заработок. Но Чимин был полон решимости проложить свой собственный путь, не желая больше принимать благотворительность, хотя Сокджин и настаивал на том, что съёмки для него были бы самой далёкой от благотворительности вещью.

*

      — Опять уходишь пораньше? — поддразнил его Намджун, поворачиваясь в кресле, чтобы посмотреть, как Чонгук собирает вещи.       — Чимин заберёт меня на ужин, — объяснил Чонгук. — Сегодня девятнадцатое февраля.       — О? А что такого особенного в девятнадцатом февраля?       Чонгук робко взглянул на свой стол и закинул свою сумку с фотоаппаратом на плечо.       — Мы познакомились ровно год назад.       — О-о, — дразнил его Намджун. — Годовщина.       — Заткнись. Он, наверное, внизу, мне надо идти.       — Предохраняйся, — пропел Намджун, и Чонгук чуть сильнее нужного захлопнул за собой дверь.       Он как обычно прошёл по коридору мимо комнаты практики 310-T, но остановился, услышав знакомый голос, доносящийся изнутри.       — Вот, попробуй вот так, — сказал Чимин, стоя позади одного из парней. Он повторил один из шагов новой хореографии, над которой они работали (и с которой было много проблем) в течение последних нескольких недель.       Чонгук осмотрел комнату. Остальные четверо парней с изумлением, струящимся из глаз, наблюдали за тем, как Чимин с лёгкостью исполняет шаги, его тело, будто вода, перетекало из одной части в другую, завершаясь спиной, выгибающейся в идеальном изгибе.       — Что за хрень?       На секунду Чонгук подумал, что озвучил свои мысли, но на самом деле это был Юнги, который сидел, съёжившись в углу танцевальной студии с папками файлов, сложенными на коленях. Он явно был на середине чего-то, но отвлёкся на Чимина, и Чонгук не винил его за это.       Чонгук никогда раньше не видел, как Чимин танцует, если не считать нескольких случаев, когда они напивались и тёрлись друг об друга в переполненном ночном клубе. Но то, что он только что сделал, было совершенно другим — движения не требовали никаких усилий, будто бы его тело не весило ни унции, скользя на ногах, словно пёрышко.       Чимин обернулся и осознал, что у него есть зрители, его уверенный силуэт внезапно превратился во что-то застенчивое и смущённое. Он скрестил руки на животе и съёжился.       — Прости, — начал он. — Я срываю практику. Чонгук, ты готов идти на ужин?       Юнги встал с двумя поднятыми пальцами, забыв о лежащих на коленях папках, которые тут же рухнули на пол.       — Ты никуда не пойдёшь.

*

      — За Чимина! — крикнул Намджун, поднося к столу полный бокал шампанского.       — За Чимина! — отозвались эхом все сидящие за столом, и звон бокалов разнёсся по комнате.       — Ребята, — пробормотал Чимин, быстро чокнувшись с чонгуковым бокалом, прежде чем спрятать лицо в ладонях.       — За лучшего хореографа и тренера по танцам, о котором мы когда-либо могли просить, — добавил Юнги. — Чонгук, почему ты прятал его от нас всё это время?       Чонгук слишком драматично ахнул.       — Он прятался от меня! — Он сделал паузу. — Он тоже прятался от меня, если вы, ребята, не помните.       — Чонгук, — прошипел Чимин. — Хватит рассказывать остальным все наши секреты.       — Все за этим столом видели депрессивно-унылые видео, в которых ты ходишь по всем городам мира и поёшь слащавые песни о любви, — прощебетал Тэхён, запихивая в рот оливку. — Это не секрет. Настоящий секрет в том, что случилось в Лас-Ве…       — Тэхён, — разом гаркнули на него Чонгук и Чимин.       — В любом случае, — продолжал болтать Тэхён. — Думаю, счастливая пара должна сделать объявление, и я не позволю им отнекиваться, так что вперёд.       Чимин выглянул из-за своих рук.       — Тэхён, — хныча, повторил он. — Ты такой надоедливый.       — Мы будем жить вместе, — радостно сказал Чонгук, поднимая свой бокал в воздух с новым тостом.       Чимин застенчиво обхватил пальцами свой бокал и поднял его, чтобы вновь чокнуться с Чонгуком.       — За нас, — прошептал он. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239119]

*

      — Не могу поверить, что Пудинг любит тебя больше, чем меня. Это невероятно. Ты живёшь здесь всего три часа.       — Честно говоря, я практически живу здесь уже несколько месяцев, — отметил Чимин. — Я больше не незнакомец.       — Её преданность никогда не обманывала меня. Однажды ночью я взял её к себе в постель, после того, как ты пошёл к себе домой, а потом проснулся посреди ночи, чтобы выпить немного воды, и я нашёл её, свернувшейся клубочком в твоей кожаной куртке, которую ты оставил на диване. Она предпочла спать в куртке, которая пахнет тобой, чем со мной. В куртке!       — Ой, ты такая хорошая девочка, да? — промурлыкал Чимин, поднимая Пудинг за рёбра и потираясь о её нос. — Вы с Тан-и оба мои детишки, да. Вы оба знаете, кто ваши настоящие родители.       — Пудинг была рядом со мной, когда я пытался забыть тебя, и всё же так легко доверилась тебе. Совершенно нереально. Окончательное предательство.       Чимин хихикнул и поставил Пудинг на пол, нежно погладив её по голове, прежде чем прошаркать к дивану и упасть прямо на чонгуковы колени, оседлав его бёдра.       — Что ты хочешь сделать в нашу первую ночь в качестве соседей? — игриво сказал Чимин, многозначительно шевеля бровями.       — Это твой способ соблазнить меня? Поиграть бровями?       — Мы оба знаем, что это всё, что мне нужно сделать.       Чонгук закрыл глаза и повернул голову в сторону.       — Я знаю, что ты можешь сделать это лучше. Попробуй ещё раз.       Чимин тихонько заскулил и двинулся вперёд, пока его задница не оказалась точно между чонгуковых ног, колени не обхватили его талию, а нос не уткнулся в изгиб шеи Чонгука.       — Малыш, — прошептал он. — Давай немного развлечёмся.       — Хочешь сыграть в Марио Карт?       —Чонгук! — простонал Чимин. — Ты меня так бесишь. Давай трахнемся.       Чонгук ахнул.       — Пудинг всё слышит. Она всего лишь ребёнок. Кроме того, ты можешь хотя бы попытаться соблазнить меня. Романтика мертва.       Чимин заключил лицо Чонгука в ладони, поглаживая пальцами по щекам.       — У меня есть для тебя сюрприз, — шаловливо сказал Чимин. — Разве ты не хочешь узнать, что это?       Чонгук открыл один глаз, чтобы взглянуть на Чимина, явно заинтригованный, и тот разразился приступом смеха, прижимаясь лбом к чонгукову плечу.       — Пойдём со мной в спальню. — Чимин вильнул бёдрами, улыбаясь на то, что он почувствовал дрожь Чонгука под собой. — Видишь, я же говорил тебе, что всё просто.       Чонгук свирепо посмотрел на него, но позволил схватить его за руку и всё равно потащить его в спальню.       Но в ту же секунду, как дверь закрылась, Чимин вдруг почувствовал смущение. Чонгук смотрел на него тяжёлым и выжидающим взглядом, явно задаваясь вопросом, какой сюрприз приготовил для него Чимин, но теперь, когда пришло время показать его, он был ошеломлён тем, каким невероятно счастливым он чувствовал себя, имея прекрасное место, чтобы жить в нём и принадлежать ему, и человека, который любил его так сильно, что смотрел на него вот так.       — Чимин, мы ничего не должны делать, если ты не хочешь. У нас был долгий день переезда, и ты, возможно, устал.       — Нет! — сказал Чимин, размахивая руками перед лицом. — Прости. Я просто чувствую себя очень взволнованным и смущённым и… это так глупо, я пытался соблазнить тебя, а теперь на меня нахлынуло осознание, что мы живём вместе и как сильно я тебя люблю, прямо посреди нашей спальни. Вау, наша спальня. Наша.       Чонгук рассмеялся и обхватил ладонями лицо Чимина, втягивая его в нежный поцелуй, на который Чимин с радостью ответил. Чонгуковы губы были немного потрескавшимися, и Чимин напомнил себе, что в следующий раз, когда он пойдёт в магазин, ему нужно будет купить бальзам для губ, и его сердце слегка дрогнуло от ощущения семейной жизни.       — Ладно, иди ложись на кровать, а я сейчас вернусь, — сказал Чимин. — Подожди, или может, мне лучше лечь на кровать? О нет, я действительно не подумал об этом.       — Окей, как насчёт такого. — Чонгук подвёл Чимина к их кровати, они сели на край, и он положил ладонь на колено Чимина. Его руки были такими большими, что его пальцы могли практически распластаться по всему бедру, и, глядя на чонгуковы руки на его коже, живот Чимина наполнился желанием. Он не мог удержаться от смеха с самого себя, как легко он поддавался вожделению, когда дело доходило до Чонгука, даже после того, как он только что высмеял его именно за это всего пять минут назад. — Просто скажи мне, что это за сюрприз, и мы сможем сделать его вместе, — продолжил Чонгук. — Со мной тебе нечего стесняться.       — Хорошо. — Чимин глубоко, прерывисто вздохнул. — Это неловко, я хотел быть таким сексуальным и соблазняющим. Я не знаю, что ты со мной сделал. Но, эм… Я подумал… ты делаешь все эти красивые видео обо мне, но есть одна вещь, которую ты не… снимал.       Чимин робко встретился с чонгуковым взглядом, облизывая губы и надеясь, что Чонгук понял намёк.       Глаза Чонгука сияли, а уголки его губ поползли вверх.       — Ты хочешь, чтобы я снял… нас?       Чимин застенчиво кивнул.       — Если хочешь.       Чонгук застонал.       — Конечно же хочу. Я… я много думал об этом, вообще-то, — Чонгук встал и принялся вертеть головой из стороны в сторону, оглядывая комнату, и Чимин не мог не хихикнуть от того, каким взволнованным и возбуждённым тот был. — Я не помню, куда положил камеру. Я… я немного паникую.       Хихиканье Чимина превратилось во вспышки яркого смеха, и он схватился за живот, когда тот начал немного болеть.       — Малыш, она, наверное, там, куда ты всегда её клал. В кабинете.       — Верно, — сказал Чонгук и направился к двери, но остановился в дверном проёме и попятился назад, хватая подбородок Чимина и приподнимая его, чтобы притянуть к себе для глубокого поцелуя. — Сейчас вернусь.       — Я буду ждать, — сказал Чимин, изо всех сил стараясь говорить сексуально, но по большей части продолжая смеяться.       Стоило Чонгуку выйти из комнаты, как Чимин спрыгнул с кровати и быстро принялся за дело, снимая одежду и взъерошивая волосы, немного крутясь и осматриваясь в зеркале. Кабинет находился в другом конце дома, но он знал, что Чонгук будет спешить, поэтому как только он счёл себя готовым (на самом деле он просто снял с себя одежду), то заполз на их кровать и устроился на подушках, роняя на них голову и раскидывая ноги в стороны, ожидая возвращения Чонгука.       Через несколько секунд Чимин услышал, как быстро приближается Чонгук, и не мог не рассмеяться из-за того, как быстро тот шёл.       Чонгук зашёл в дверь с уже включённой камерой в руках, из неё доносились тихие гудки, когда он просматривал настройки, вероятно, пытаясь получить правильное освещение для этого случая, но он остановился, когда его глаза упали на Чимина, распростёртого на кровати, полностью обнажённого и, как Чимин и надеялся, с соблазнительным взглядом на лице.       — О, мы начинаем… сейчас. Ладно. Хорошо.       — Чонгук, я пытаюсь быть сексуальным, перестань меня смешить.       — Ты всегда выглядишь сексуально, — констатировал факт Чонгук, и Чимин не услышал лжи в его голосе.       Он следил за тем, как Чонгук обвёл взглядом всё его тело, и не упустил то, как его глаза задержались на татуировке, толстых, чёрных линиях, выстраивающихся в Nevermind. Чимин рассеянно поднёс к ней руку, проводя пальцами по выступающим чернилам.       — Тебе она так нравится, — дразнил Чимин. — Ты всегда на неё смотришь.       — Она хорошо выглядит. — Чонгук пожал плечами. — Как ты хочешь это сделать?       — Эм-м… — Чимин прикусил нижнюю губу. — Я думал, что я мог бы… начать. И ты заснял бы меня, эм… А затем ты мог бы присоединиться.       Чонгук возился с камерой.       — Окей, да, отлично.       Чимин рассмеялся.       — Перестань валять дурака, я не могу войти в роль.       Чонгук покачал головой, опустив камеру на секунду.       — Тебе не нужно быть в каком-то образе для меня, — сказал он. — Лучше, когда мы можем повеселиться.       И если Чимин ещё не знал, как сильно он любил Чонгука до этого (спойлер: он знал), то теперь точно знал это, его дыхание застряло в горле, а слёзы начали щипать глаза только от слов Чонгука.       — Чёрт побери, — сказал он. — Иди сюда, поцелуй меня, пожалуйста.       Чонгук бросил камеру в изножье кровати и сразу же заполз на Чимина, обхватив его под мышками и соединяя их губы в медленном поцелуе, их языки встретились посередине и медленно скользили вместе, зная, что у них есть всё время в этом мире, чтобы делать всё, что они только захотят.       Чем дольше они целовались, тем жарче становилось. Чонгук скользнул руками от подмышек Чимина к его бёдрам и опустил свои руки вниз, пока не оседлал его; Чимин обхватил руками чонгукову шею, чтобы притянуть его ближе и углубить поцелуй, скольжение их ртов становилось всё более жаждущим.       — Давай просто… — Чимин указал на камеру. — Просто поставь её где-нибудь там, пофиг на шоу, я просто хочу тебя.       Чонгук кивнул и соскользнул с кровати, чтобы установить камеру на комоде в другом конце комнаты, а после он стянул рубашку и бросил джинсы на пол, прежде чем снова взобраться на Чимина, застонав, когда их обнажённая кожа прижалась друг к другу, а их наполовину твёрдые члены оказались в ловушке из их тел.       Чимин запустил руки в чонгуковы волосы и снова поцеловал его, раздвигая ноги шире и выгибая спину так, чтобы Чонгук мог соединить их бёдра и довести их до полного возбуждения. Он всегда любил вкус Чонгука, будто перечная мята и гвоздика, и он никак не мог насытиться им. Он думал, что вечность мог бы целовать Чонгука, если бы ему позволили.       Что, напомнил он себе, он и делал.       Чонгук всегда был так нежен с ним, стараясь никогда не давить слишком сильно или не слишком сильно тянуть его за волосы, проводил кончиками пальцев по его коже, как будто он был сделан из самого драгоценного металла в мире.       — Ты не сломаешь меня, — поддразнил Чимин, когда Чонгук провёл подушечками пальцев по его челюсти как минимум в десятый раз.       — Я не волнуюсь, что сломаю тебя, — пробормотал Чонгук в рот Чимина. Он уже задыхался, и Чимин мог почувствовать, что он уже полностью затвердел, его член вошёл в углубление между бедром и тазом, мягко скользя по коже в том месте. — Просто думаю, что ты заслуживаешь, чтобы с тобой обращались, как с сокровищем.       — Боже, — простонал Чимин. — Это самое уморительное секс-видео, которое я когда-либо делал.       Чонгук рассмеялся в шею Чимина.       — Извини, если я всё испортил. Я просто… Люблю тебя.       — Ты всё время говоришь мне об этом, — дразнил Чимин, постукивая по челюсти Чонгука, чтобы тот отодвинулся и посмотрел ему в глаза, после чего одарил его яркой улыбкой. — Я тоже люблю тебя.       Того, как сверкали глаза Чонгука каждый раз, когда он слышал эти слова, было достаточно, чтобы заставить Чимина растаять, его грудь была полна фейерверков, что он почти забыл о том, что они должны были заниматься сексом.       — Ты хочешь подготовить меня или ты хочешь, чтобы…       — Я сделаю это, — взволнованно сказал Чонгук, наклоняясь над Чимином, чтобы порыться в боковом ящике и вытащить оттуда бутылочку смазки. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо.       Чонгук медленно, осторожно, почти благоговейно растягивал его: он скользил пальцами внутрь и наружу длинными, нежными движениями, мягко массируя простату каждый раз, когда он глубоко входил в него, пока Чимину почти не захотелось плакать от того, насколько разработанным и возбуждённым он был.       — Готов, — выдохнул Чимин. — Хочу почувствовать тебя внутри, Чонгук-и, не заставляй меня больше ждать.       Чонгук кивнул и обхватил голову Чимина руками. Чимин расположился между его ног, чтобы держать основание чонгукова члена и направлять внутрь себя, пока Чонгук стонал в его шею, разбрасывая по ней мокрые поцелуи и хриплые похвалы, как хорошо он ощущался вокруг него, наполняя Чимина небольшими всплесками гордости из-за того, как хорошо он принял Чонгука и как хорошо он заставлял его чувствовать себя.       Чонгук медленно вбивался в него, всё больше и больше доводя их до оргазма, а Чимин всё время обнимал его, закинув лодыжки за спину Чонгука и обхватив его шею руками, нашёптывая друг другу в небольшом пространстве между их телами, украдкой целуя и поглядывая каждый раз, когда они меняли позицию.       — Ты близко? — выдохнул Чимин, капли пота скатились по его лбу. Он издавал тихие стоны каждый раз, когда Чонгук скользил в него, его бёдра врезались в чонгуковы каждый раз, когда он проникал глубоко внутрь.       — Да, — ахнул Чонгук. — Близко, так близко.       — Кончи со мной. Пожалуйста, вместе…       Чонгук ускорил темп, прижимая их лбы друг к другу и протягивая руку между ними, чтобы надрачивать член Чимина в такт каждому толчку, уже скользкий от преякулята. Через несколько мгновений бёдра Чонгука приостановились, и он застонал, прижавшись лбом к чиминову плечу, пока он кончал, и это чувство, когда Чонгук излился в него, заставило Чимина переступить через черту, двигая бёдрами в его кулак и встречая его толчки, пока тот содрогался в оргазме.       Они оставались в объятиях друг друга, пока спускались с высоты своего оргазма, руки исследовали скользкую от пота кожу и проводили по волосам, бегло поглядывая друг на друга зеркальными глазами между нежными поцелуями в губы, член Чонгука всё ещё находился в Чимине, и они оба хотели оставаться так близко, насколько это возможно.       Как только их кожа высохла, и они начали чувствовать себя слишком липкими и грязными, чтобы оставаться прижатыми друг к другу, они выскользнули из кровати, чтобы помыться, и Чимин остановился у комода, чтобы осмотреть камеру, совершенно забыв, что она работает.       — У нас самое неловкое секс-видео в мире. Если Тэхён когда-нибудь доберётся до этого, моя жизнь кончена, — размышлял вслух Чимин прямо перед тем, как выключить камеру, и Чонгук громко засмеялся на заднем плане.

*

      — Помнишь то время, когда ты сказал мне, что я похож на луну? — сказал Чимин однажды ночью, почти через час после того, как они вместе забрались в постель.       Чонгук промычал, чтобы показать, что он слушает, слишком привыкший к ночной мозговой активности Чимина и поздним вопросам.       — Помнишь, я сказал, что ты похож на солнце?       Чонгук ещё раз согласно промычал.       — В юности я читал сказку о повелителях дня и ночи. Они были духами, которые по очереди путешествовали между царствами духов и жизни, чтобы поместить Луну и Солнце в земное небо. Они могли видеть друг друга только в сумерках и на рассвете, когда встречались на пути между царствами.       В голосе Чимина звучала печаль, и Чонгук понял, что Чимин собирается сказать ему что-то важное, поэтому он перекатился на бок, свернулся около него, просунул руку между бёдер и успокаивающе погладил кожу.       — Они начали оставлять друг другу сообщения и небольшие подарки. Повелитель дня любил цветы, которые цвели по ночам, как цветы беладонны, а повелитель ночи любил цветы, которые цвели днём, как подсолнухи. После тысяч и тысяч лет ежедневной разлуки, они влюбились друг в друга.       Чимин зарылся поглубже в одеяло и захихикал, когда Чонгук мгновенно обхватил его руками и прижал к груди, чтобы уткнуться носом в его волосы.       — Чонгук, я не могу дышать, — сказал он, шлёпнув его по руке. — Я не смогу дорассказать историю, если ты меня задушишь.       — Прости. — Чонгук позволил Чимину убрать голову, дрожа, когда нехватка горячего дыхания на коже сделала его грудь холоднее. — Что было дальше?       — Ну, конечно же, они не могли быть вместе. Они могли видеть друг друга только во время мимолётных мгновений сумерек и рассвета. Если некому будет поместить Луну и Солнце на небо, всё на земле умрёт. Они любили друг друга, но ещё больше они любили землю, и поэтому они отказались от своего собственного счастья, чтобы заботиться о ней.       Чонгук кивнул, проводя руками вверх и вниз по бокам Чимина, время от времени наклоняя голову, чтобы оставить поцелуи от его плеча к ключице.       — Я много думал об этой истории, ещё до того, как ты сказал, что я напоминаю тебе луну. Я был так удивлён, потому что подумал, что ты, может быть, ссылаешься на неё. Я думал, что три месяца, которые мы провели вместе, были похожи на мимолётные сумерки и рассвет, и после того как всё закончится, нам придётся расстаться, потому что это то, что звёзды напророчили для нас. Тогда я был наивен и эгоистичен, не понимал, что причиняю боль нам обоим. Прости меня.       — Чимин, ты столько раз извинялся. Тебе больше не нужно извиняться. Я знаю, что ты пытался защитить себя и свою семью… это не твоя вина.       Чимин уткнулся носом в чонгукову щёку, чтобы найти в темноте его губы, а затем нежно поцеловал его в уголок рта.       — Спасибо, что дождался меня.

*

      На двухлетнюю годовщину они вернулись в Токио.       Ни один из них не возвращался сюда с тех пор, как они уехали в Хойан почти три года назад. Чонгук предполагал, что Чимин отправится к себе домой, когда они разошлись в разные стороны на Мальдивах, но позже он узнал, что отец Чимина был зол, что тот не вернулся тогда, когда обещал, и заставил его лететь прямо в Сеул, где они сразу же приступили к свадебным приготовлениям.       Они провели весь день, возвращаясь по своим следам и заходя в те места, где они были вместе в тот холодный уик-энд в конце февраля. Они отправились на прогулку по пляжу Ондзюку, быстро решив, что там слишком холодно и такая долгая жизнь вдали от Пусана сделала их чувствительными к холоду. Чимин получил удовольствие от маленькой хижины на пляже, в котором Тэхён продавал пляжные товары и которая теперь была заколочена и заперта, так что он не смог заглянуть внутрь.       Они ели бульон на косточке, рамэн из свиной грудки с морскими водорослями и закуску из клёцок в Шибуя, а затем попытались посетить старую квартиру Чимина, которая теперь была занята кем-то другим. Они даже сделали небольшую пародию в коридоре, когда Чонгук уходил, а Чимин позвал его и спросил, хочет ли он снова увидеться с ним, что заставило их согнуться пополам в приступе смеха, который заставил нового жильца квартиры выгнать их за вторжение в частную собственность.       Они пообедали в «Красной Скале», а затем остановились на мосту, где Чонгук попросил Чимина поехать с ним. Глаза Чимина немного заблестели от слёз, пока он смотрел сквозь стеклянную перегородку, отделяющую их от горизонта Токио, и Чонгук переплёл их пальцы вместе и слегка сжал его руку, таким образом говоря: «Я знаю».       Они отправились в Диснейленд и пять раз прокатились на чайных чашках («Мы катались на них только три раза на нашем первом свидании», — настаивал Чонгук. «Меня чуть не вырвало тогда. Ты сейчас этого добиваешься?»), но как только они собрались закончить ночь в пивном саду, где они тогда напились, Чонгук напомнил Чимину, что они пошли смотреть замок Золушки в первый раз и совершенно забыли пойти проверить его в этот раз.

*

      — Чонгук-и, — пропел Чимин. — Ты знал, что сегодня вечером будет фейерверк? В прошлый раз мы опоздали и пропустили его. Я был так расстроен. Помнишь?       — Помню, — сказал Чонгук, кивая. Его руки были глубоко в карманах, и он сделал странное лицо. Чимин заметил, что Чонгук вёл себя странно весь вечер, но он списал это на все старые воспоминания, пришедшие вместе с посещением Токио. — Хочешь подойти сюда, чтобы нам было лучше видно?       Чонгук кивнул и позволил Чимину подтащить его к небольшому боковому балкону на краю замка, усеянному извилистыми коваными фонарями со сверкающими аквамариновыми и фиолетовыми огнями, которые отбрасывали магическое свечение на окраины замка. Они прекрасно видели фейерверк со своего места, и Чимин не понимал, почему никого не было в этом районе, хотя это казалось самым лучшим местом для просмотра шоу.       Они перелезли через край балкона и сели на перила, болтая ногами над землёй. Чонгук обнял Чимина за шею и притянул к себе, Чимин растаял от его прикосновения и пытался держать глаза открытыми, когда Чонгук начал вырисовывать узоры на его затылке.       — Ты всё ещё любишь меня? — дразняще спросил Чонгук, и Чимин резко повернул голову, раздражённый тем, что Чонгук задал ему такой вопрос. Он открыл рот, чтобы сказать Чонгуку заткнуться, чтобы они спокойно могли посмотреть на фейерверк, но свет, отражающийся от чего-то в чонгуковых руках, перевёл его взгляд вниз.       Цепочка, которую Чимин всегда носил на шее вместе с выкованным вручную кольцом из Хойана, была зажата в руках Чонгука, цепочка и кольцо лежали отдельно. Чонгук сунул цепочку в карман и повернул кольцо в своих руках, осматривая его. Чимин перевёл взгляд на глаза Чонгука.       — Чонгук…       — Когда я покупал это, я не думал, что ты будешь моим единственным или что-то в этом роде. Но я знал, что ты был действительно особенным, и знал, что ты стал важной частью моей жизни. Я был прав по всем пунктам. Ну, за исключением того, что я не понял, что ты тот самый.       Чимин уже чувствовал, как слёзы подступают к его глазам, его взгляд дико метался между кольцом в чонгуковых руках, дрожащих от нервов, и его лицом, нижняя губа была зажата между зубами, как будто он пытался сдержать слёзы.       — У нас были высокие взлёты и низкие падения, но последние несколько лет были лучшими в моей жизни, и я знаю, что больше нет никого, с кем бы я предпочёл провести остаток своей жизни.       Чимин застыл как вкопанный, когда Чонгук осторожно положил руку ему на колени и надел кольцо на палец, прежде чем убрать руку и полюбоваться им.       — Да, — сказал Чимин голосом, походившим на наждачную бумагу. Он даже не осознавал, что по его лицу катились слёзы, пока Чонгук отчаянно пытался их вытирать.       — Ты даже не дал мне спросить, Чимин-и, почему ты плачешь?..       — Да, — повторил Чимин, откидывая голову назад, чтобы остановить слёзы. — Конечно же да, боже, да, иди сюда…       Чимин тянул Чонгука за воротник, пока их губы не сомкнулись, практически забравшись на его колени и обхватив его руками за шею так крепко, как только мог, нуждаясь в том, чтобы Чонгук был как можно ближе, пока ему не понадобится вздохнуть.       Через несколько минут Чонгук отстранился от Чимина с выражением чистой паники в глазах, прижав палец к чиминовым губам, когда тот попытался наклониться и снова поцеловать его.       — Ты ведь знаешь, о чём я спросил, верно? Я спросил, выйдешь ли ты за меня. Это было ясно, да?       И Чимин засмеялся, сильнее, чем он смеялся в последнее время, что было настоящим подвигом, учитывая, как часто Чонгук вызывал у него приступы смеха своими выходками, шутками и всеми теми глупостями, которые он делал, и Чимин чувствовал, как его сердце взлетает в небо и взрывается ярче и намного блистательнее, чем фейерверк.       — Да, ты огромный идиот, — сказал Чимин, обхватив ладонями чонгуковы щёки и целуя его в губы, нос, виски, лоб, подбородок, везде, где только можно было достать губами, не заботясь о том, что он мог чувствовать вкус собственных слёз, которые всё ещё стекали по его лицу.       — Почему ты плачешь?       — Я просто так счастлив, — прошептал Чимин, шевеля безымянным пальцем и сияя от того, как фейерверк заставил его искриться сотнями точек света. — Помнишь желания, которые я загадал в Хойане?       Чонгук положил руку Чимина себе на колени и провёл кончиками пальцев по кольцу, словно не мог поверить, что это он надел его.       — Конечно.       — Они сбылись. — Чимин вытер слёзы второй рукой, которую не сжимал Чонгук. — Все до единого. Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239120] Фото [https://vk.com/photo-182937359_457239121]