Ромашки

В палате пахло ромашками. Они стояли на столике возле койки. И на другом столике. И на стуле у окна. И на подоконнике, и луч солнца падал на белую маленькую вазу, искажался, проказником вился по полу, усеянному плиткой. В порывах ничего-не-делания Барбара наблюдала за этим лучиком. Её палата была заставлена белыми ромашками, и она не могла не улыбаться, когда смотрела на них. Несмотря на то… что с ней случилось. — Да ты меня балуешь, — говорила она Дине Лэнс, которая заходила в её палату с очередным пучком ромашек и раскрасками. Дина приносила цветы и аппликации, звездочки и конфетти, прочую ерунду. Лишь бы отвлечь Барбару… от того, что с ней случилось. Но это не забудется, каждая из них понимала. Каждая из них улыбалась искренне, а потом взгляд падал на перебинтованные ноги Барбары, и она резко вспоминала… то, что с ней случилось. И то, что она, черт возьми… …не чувствует ног. Как будто и нет их. Дерьмо. Дерьмодерьмодерьмопочемужизньтакоедерьмопочему — А я тут тебе бенгальские огни принесла. — Мы ведь не подожжем палату? — Было бы забавно. Барбара рассмеялась. Дина Лорел Лэнс приходила к ней каждый день, дарила ромашки, приносила всякие глупости и раскрашивала жизнь яркими красками. Единственный яркий цвет, о котором думает Барбара, сидя в одиночестве, — красный. Красная кровь клоуна, которого она убьёт, как только выберется. Дина Лорел Лэнс заглушала боль и жажду мести своей улыбкой. *** К запаху ромашек примешался аромат выпечки. Пахнет, как лето, вдруг подумала Барбара. Лето за городом, которое ты проводишь маленьким ребёнком у близких родственников, не зная ни забот, ни печалей, ни гребаных клоунов с омерзительной улыбкой. — Надеюсь, тебе нравится ежевика. Бабс хотелось сказать, что она не очень-то любит ягоды, но Дина старалась, а расстраивать её — желания нет. Впрочем, Дина и не расстроилась — поняла с первого взгляда, хмыкнула и передала коробку с макарунами и пачку Тик-Така. — Держи, привереда ты наша. — Ты меня разбаловала. — Я думала, ты заслуживаешь. Уж очень миленькая у тебя мордочка. Барбара усмехнулась и открыла коробку с макарунами. — Зато я не могу не признать, что у тебя хороший вкус. — На выпечку или на женщин? — И на то, и на другое. *** Ночное небо разливалось темно-сиреневым полотном, ярко сияли звезды. Запах Готэма — пыль, выхлопные газы и кровь, они въелись в воздух. Сейчас этот запах казался как никогда родным после месяца, проведённого в больнице, с удушающим ароматом медикаментов. Дина вела её по тропинке Центрального парка, вокруг бегали дети, изредка останавливая свой взгляд на девушке в инвалидной коляске. Она молода и очень красива. А ещё она не может ходить. Её убили. Постучались в дверь и принесли сюрприз — пистолет в руках и запекшуюся кровь на пальцах. Она снова встанет, Барбара уверена. Она снова встанет, она не остановится. Чтобы убить этого чертового клоуна. Плевать на принципы Бэтмена и полицию. На-пле-вать. — Что-то ты не особо рада прогулке. — Задумалась. — О Джокере. Барбара кивнула, и губы Дины сжались в тонкую полоску. — Не бойся, мышка. Мы поймаем его. Как только научишься ходить. Вместе. — Как романтично. Дина фыркнула. — Все для тебя, золотце. Руки её соскользнули с коляски и прошлись по плечам, тёплые, хрупкие. Барбара иногда с трудом верила, что этими самыми руками Дина ломала преступникам кости. Она провела пальцами по её щеке и, наклонившись, поцеловала. — Это было мило, — хмыкнула Барбара. — И неожиданно. — Это называется романтика, бэт-девочка. Цени момент, пока я добрая. Она рассмеялась. Воздух Готэма пропах выхлопными газами, пылью и кровью. Но все лучше, чем ненавистная больница с заевшим в печенках запахом медикаментов. Который разбавлял аромат ромашек и Дина Лэнс, посещавшая её каждый день и приносившая наклейки и дурацкие раскраски.