Дневник помощника: запись первая
Никогда прежде я не вела черновиков, в отличие от моих приятельниц из академии, которые черкались в тонких тетрадях о своих любовных похождениях, об успехах на занятиях, о диетах и шмотках, которые они желали бы приобрести… Чёрт подери! Какими же бессмысленными и крошечными кажутся сейчас мне все эти житейские мелочи! Зная всё, что знаю я, узрев всё, что я видела, я осознаю, какими мелочными и ничтожными мы были! Я не горю желанием, чтобы кто-то когда-то отыскал этот дневник, прочёл его и подумал: «Ох, несчастная Деп! Что с ней сделалось?! А ведь она давно уже не дружила с головой, ещё до конца света!» и так далее… Я не жду ни жалости, ни прощения. Потому всё, что останется в этом блокноте — для меня одной, и только. Я должна выплеснуть это хотя бы на бумагу… Три грёбаные недели я сижу в этом бункере и пытаюсь изо всех сил не сойти с ума! Три грёбаные недели назад поверхность превратилась в решето, и, судя по последним объявлениям на радио (они прекратились уже через шесть дней), мир просто взлетел на воздух. Никогда в жизни я не могла представить себе подобного ужаса! «Это правда? — спрашивала я себя. — Это действительно случилось?! Почему? Почему с нами? Почему со мной?! Да чем я отличалась от остальных?» И единственным из всех, кто мог бы непосредственно ответить на эти вопросы, оказался сукин сын, сидящий в комнате через коридор от меня. Больной, сумасшедший гавнюк! Урод, называющий себя пастырем! Психопат и убийца! И эта тварь оказалась права?! И с этим куском дерьма я оказалась взаперти?! Если Бог существует на самом деле, если Он следит за нами, тогда как он мог допустить такое?! Как Он мог доверить спасение человечества негодяю и подлецу? Как Он мог уничтожить моих друзей? Я не верю. Я не верю! Я никогда в своей жизни не поверю, что Иосиф Сид слышал Его Голос, и стал избранным! Скорее, Солнце почернеет, и рыбы заговорят, чем я поверю в него… Но, Господи… Что мне теперь делать?!Дневник помощника: запись двенадцатая
Я не отличалась особой говорливостью ни в школе, ни даже в академии. Я не любила трепать языком даже с близкими. Моего отца это всегда бесило. Он говорил, что я ущербна, что меня нужно показать доктору. «Нахрена тебе вообще язык? — язвил он, когда выпивал или даже когда был трезв. — Может, вырвем тебе его? Всё равно ты им не пользуешься!» Я хотела прибить его, но терпела, потому что мама говорила о том, как важны наши поступки, и что именно деяния куют из нас хорошего человека. Я верила ей, и я жила, как она учила, и после, в академии, меня зауважали, потому что я бралась за любое задание и доводила его до конца с успехами. Для меня дело, а не слово, было важно. И даже несмотря на мой характер, на солдатские замашки и бесчисленные комплексы, Уайтхорс выбрал меня. Он относился ко мне, как к дочери, и на какое-то время я поняла, каким должен быть настоящий отец. Жаль, что для него всё так кончилось… Мать учила меня, что слово — это не губительное орудие, а самозащита. Но приехав сюда, в округ Хоуп, я поняла, что она ошибалась. Здесь слово было сравни крупицам золота на прииске; как целая наука, направленная на создание огромного послушного стада. И Сиды замечательно овладели этой наукой. Я пишу об этом, потому что мне страшно. С каждым днём мне становится страшно, что я лишусь разума и разобью, в конце концов, себе голову о стены бункера. Почти три месяца я не разговаривала с ним. Никогда в жизни я не молчала так долго! Он пытался поговорить много раз, но я умело обходила его существование стороной. О чём он вообще думает? Какой он, к чёрту, Отец?! После всего, что он сделал, и даже после всего, что сделала с его семейкой я, он рассчитывает на мирное обоюдное сожительство?! И всё бы ничего, но я не могу больше игнорировать его. Я знаю, что если в глубине бункера шумит вода — он пошёл в душевую. Если на кухне шорох, и шаги в коридоре — это снова он. Он включает лампочки под потолком в гостиной — хрен знает, с какой целью — они мерцают ярко, и весь коридор озаряется их светом. Он всячески напоминает о том, что живёт рядом со мной, а я не могу отделаться от мысли, что эта тварь, с его эгоистичным желанием наказать меня и уничтожить, а не спасти, притащила меня сюда, убила Датча, а теперь наслаждается всеми удобствами бункера, который ему не принадлежит… Но когда я думаю об этом, я вспоминаю о том, как разделалась с его братьями и Верой и помогла разрушить их убежища, их дома… А это значит, что и смерть Датча, и сам факт, что Иосиф Сид здесь — всё это только моя вина. Это уже невозможно терпеть. Это жалкое существование в тишине и молчании убивает меня. Я чувствую, что деградирую. Ни книги, ни музыка, ни верстак не помогают уже. Я выдыхаюсь без возможности поговорить с кем-то, поделиться кошмарами, которые съедают меня заживо. Раньше я не понимала, насколько важна коммуникативность и общество в целом. Мне было комфортно одной, ведь я любила помогать людям, а не разговаривать с ними. Но теперь, застряв здесь, я боюсь, что одиночество сведёт меня с ума… Да я уже начала говорить с этими хреновыми рыбками в аквариуме, в гостиной! Этот блокнот не помогает, это не человек, а всего лишь листы бумаги. Это продукт, неодушевлённый и холодный. Он впитывает мои слова, но не отвечает на них. А ведь рядом дышит со мной одним воздухом другой человек… и я не в силах подойти и заговорить, потому что это будет означать моё поражение и его победу. Если я решу сотрудничать и наладить наши отношения, мне придётся смириться и забыть всю боль, которую он и его безумные братцы причинили мне и остальным… Я не знаю, есть ли Бог… Он никогда не говорил со мной… Однако я боюсь, что это вскоре произойдёт… и боюсь того, что услышу…Дневник помощника: запись пятнадцатая
Когда он рассказал мне о своём детстве, у меня внутри словно что-то сломалось. Мой папаша тоже не отличался адекватностью и заботой, но таких ужасов я не видела даже в документальных фильмах. Это невообразимо для человека, который вёл вполне мирное и кроткое существование, жил без бед и забот, как я. Учился, дружил, влюблялся… Сегодня мне в очередной раз показалось, что Иосиф Сид вышел из другого мира. Мы говорим на разные темы. Он, потому что это его призвание. Я, потому что у меня нет выхода. Говорим обо всём. От религии до рыбалки. Хотя… какая, нахрен, теперь рыбалка-то?! В аквариуме рыбок Датча вылавливать сачком? Я понимаю, почему многие люди шли за ним добровольно. Он умеет разговаривать. У него мягкий и ласковый голос. Почти красивый, если такое бывает. Его манеры практически безупречны, а речь плавная и уверенная. Он уверен, что слышал Бога несколько раз. Уверен в своих убеждениях и в том, что прощает меня. Что мы больше не должны воевать. Я так устала быть одна… устала молчать и смотреть в стенку… Ещё немного, и мне придётся ему довериться.Дневник помощника: запись шестнадцатая
Чтобы полностью изучить все аспекты радиационного отравления и возможности ядерного взрыва, причём, изучить хорошо и тщательно, понадобится не одна неделя.Дневник помощника: запись двадцать вторая
Он рассказал о том, что случилось, когда его и братьев забрали из родного дома, в Роме. Их отец был пьянчугой, повёрнутым на Библии и домашнем обучении, избивал их так, что живого места не оставалось… Социальные службы среагировали слишком поздно. Все трое мальчишек уже были травмированы физически и морально самым необратимым образом. Они попали к опекунам, которые эксплуатировали их, как чернорабочих. Денно и нощно дети выполняли работу взрослых. Не удивляюсь, что Иаков, уже повёрнутый на мести и обозлённый на весь белый свет, слетел с катушек… Я сказала, как мне жаль. Он велел не жалеть ни его, ни братьев. Потому что таким образом Голос достучался до него, и каждые синяк и капля крови того стоили. Он ведь не идиот. Он понимает, кто во всём виноват. Понимает, что, попади они в приличную семью, где их окружили бы заботой и любовью, он никогда больше не услышал бы тот голос в своей голове… Но Иосиф продолжает твердить мне о Боге, о небесной каре, об искуплении грехов… Это безумие, но он в нём убеждён. Если б кто-то по-настоящему полюбил тогда мальчишку из Рома, ничего бы не произошло. И сейчас мы не сидели бы друг напротив друга в комнате с аквариумом, в чёртовом бункере под землёй, изредка скрещивая наши взгляды в мёртвом молчании. Господи, если ты и правда говорил с ним! Если ты и правда существуешь, пусть и в чьей-то голове… Помоги нам!!!Дневник помощника: запись двадцать пятая
На одной из полок в общей спальне я нашла старую монополию. А ещё карты, дженгу, шахматы и какие-то карточки с вопросами по топографии. Как идиотка я смотрела на эту огромную коробку с играми, думая не меньше пятнадцати минут о том, как же быть. Прошло уже почти пять месяцев. Еды всё ещё навалом, и я больше не пытаюсь научить рыбок петь «Боже, храни Америку!» Сид ведёт себя смирно, но его разговоры о Голосе давят на меня всё сильнее. Я решила не позволять ему одурманивать меня. Я благодарна за то, что он избавил меня от влияния той кошмарной песни, которую так обожал Иаков, но позволять ему проводить со мной откровенные беседы о Боге — это уже слишком. Взяв всю смелость в кулак и крепко сжав его, я схватила монополию и пошла к нему. Он был удивлён, скорее, даже шокирован, хоть и виду не подал. Но я уже выучила все его взгляды. Мы играли много часов. Сначала это было неловко. До такой степени, что хотелось выть. Однако чуть позже осознание того, кто я, кто он, где мы находились и кем являлись друг другу, растворилось в пространстве. Притворяясь нормальными людьми, мы играли. Во всё, что попалось под руку. И, как оказалось, всесильный Отец не умеет играть в шахматы! Он был прав, не такой уж он идеальный. Но вскоре он обыгрывал меня, бросая над столом победоносное «шах и мат» всё с большей уверенностью в голосе. Мне не было неприятно. В какой-то момент я вдруг подумала о том, что мне удалось хоть в чём-то его превзойти — я показала ему, как ведут себя нормальные люди по отношению друг к другу. И сегодня, перед сном, мы играли снова. Проигрыватель крутил пластинку с кантри, и по всему бункеру разносилась музыка, пока я пыталась защитить свою «королеву». Сейчас, когда он спит в другой комнате, а я сижу на своей койке, я понимаю, что в эти редкие моменты он похож на обычного мужчину больше, чем когда-либо. Я буду стараться возвращать его с небес на землю, чтобы его безумие не поглотило нас обоих. Я вдруг почувствовала великую силу в своих руках. Но смогу ли я?Дневник помощника: запись двадцать девятая
Моя броня даёт трещину. Мне страшно. Он говорит о сгоревшем мире над нами. О том мире, которого уже не будет. Говорит о людях, о бедных и богатых, о злых и наивных. О том, почему система, излюбленная властями и чиновниками, прогнила и заслуживала уничтожения. И дело вовсе не в плохих людях или хороших. Дело в том, как они управляли этой системой. Говорит о том, что всем стало плевать, умираешь ли ты с голоду или тянешься к петле… Всё потому, что никто не хотел «решать проблему». Он пытался изменить это. Пытался говорить об этом повсюду, но никто не услышал. Природа чахла, дети голодали и умирали, войны не прекращались… Всё повторялось снова, и снова, но никто не хотел разорвать порочный круг. И когда он задавал вопросы, ему отвечали только «нет, ведь есть правила» или «это так не работает». Он говорит, что мир был обречён, и что он заслуживал быть очищенным, а все эти порочные, жадные, глухие и жестокие люди, вцепившиеся в него своими руками, должны были понести кару. Он говорит, и говорит, и говорит… опять и опять… а я сижу и слушаю в полутьме гостиной… и он убеждает меня, что наш собственный мир уже изменился, что я смогу принять его и привыкну… Что я избрана следовать рядом с ним. Но, оставаясь наедине с самой собой, я вдруг вспоминаю, кто я, и что я — другая, что я не могу ничего забыть… Он не должен взять верх. Не должен залезать мне в голову. Но он говорит со мной, его Голос повсюду… и каждый раз я просыпаюсь с одной и той же мыслью — кто же из нас на самом деле сумасшедший? Выпрашивая прощение, я молюсь перед сном Богу, которого никогда не признавала… Но ведь кто-то же наказал нас, верно?!Дневник помощника: запись тридцатая
Жизнь в замкнутом пространстве, пусть даже вполне комфортабельном, со множеством комнат, не даёт тебе гарантию приватности. А благодаря единственной душевой в бункере, установленной прямо перед выходом, само понятие «приватность» можно смело сливать в канализацию. Осознание того, что мы вовсе не на отдыхе, не в поликлинике или обычном отеле, в последние недели как-то не слишком меня беспокоило. Однако Сид явно не из стеснительных. Пару дней назад мнеДневник помощника: запись тридцать седьмая
Святых с именем «Иосиф» — пруд пруди. Но мне вспоминается один, плотник по Новому Завету, пожилой муж матери Иисуса. Его первая жена умерла, затем он взял Марию, но, узнав о её беременности, хотел отречься от новой супруги. Тогда архангел явился ему во сне и сказал, чтобы он не поступал так, ибо дитя будет от Святого Духа, назвать его следует Иисусом, и далее, далее… Я не много помню из проповедей, когда папаша ещё водил меня в церковь. Я почти не слушала и быстро засыпала, потому что это было рано, в воскресенье… Я никогда не думала, что буду вспоминать об этом, сидя в бункере, пока на поверхности земли всё покрывается слоями пепла, радиацией и смертью…Дневник помощника: запись тридцать восьмая
Когда он рассказал мне, как однажды, ещё совсем молодого, его избили в зачуханной подворотне ночью, пока он шёл на работу, я вспомнила двоих своих соседок по общежитию. Они считали, что один из инструкторов оказывал мне излишнее внимание… и наш конфликт перерос в потасовку со слезами и кровью. Они били меня, пока что-то не треснуло внутри. Я думала, это были мои рёбра. Оказалось, это была моя вера в справедливость. Не появись в моей жизни Уайтхорс, я бы никогда не смогла стать такой сильной. Но во мне до сих пор нет веры. Если Иосиф, предрекший Коллапс, пощадивший меня и простивший мои поступки, хочет помочь, смею ли я отказать?Дневник помощника: запись сорок вторая
ПОЧЕМУ?! ПОЧЕМУ ОН НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРОСТО ОБЫЧНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ? ПОЧЕМУ ОН ЛОМАЕТ МЕНЯ И ДАВИТ НА МЕНЯ?! Я ЭТОГО НЕ ВЫДЕРЖУ!!!Дневник помощника: запись сорок пятая
Если кто-то думает, что услышать взрывы бомб над своей головой — это страшно… если кто-то думает, что захлёбываться Блажью — это страшно… Они не знают, каково это — оказаться беззащитным в полной темноте, под землёй. Генератор внезапно сдох, когда я стояла в душевой, пытаясь «помыться». Словно весь мир вокруг погас. Я застыла, как Жена Лота, превратившаяся в соляной столп, обняв себя. Я стояла и постепенно мёрзла, ощущая, как вода высыхает на коже. Коридоры были пусты, дверные проёмы казались чёрными пастями монстров… Нечто подобное уже случалось, когда меня пичкали Блажью во владениях Веры, но на этот раз… Деваться было некуда. А потом зажёгся свет. Прямо у меня над головой. Яркая вспышка осветила и прогнала тьму. И я сделала спасительный вдох, будто вынырнув на поверхность со дна глубокого мёртвого озера, и прижалась голой спиной к ледяной стене. Фонарик Отца показался мне лучом света, пролитым откуда-то из Бездны. Он стоял передо мной, протягивая полотенце, и я, привыкнув, наконец, к этому свету, всмотрелась в его лицо, не выражающее ничего, кроме сочувствия. «Мы починим его, — произнёс он, и его голос поразил меня, как гром, — мы всё исправим. Всё будет хорошо!» Он говорил о генераторе, а я думала о разрушенном мире, резонирующем, треснувшем у нас над головами. И в тот момент я поверила его словам. Мы могли бы всё исправить. Я хотела бы всё исправить, сделать правильно, чтобы больше никто не страдал, чтобы мир стал чист и прекрасен…Дневник помощника: запись сорок шестая
После молитвы он вдруг остался, не ушёл. Сначала я удивилась. А он улыбался… улыбался, сидя на краю моей койки… Мать всегда учила меня отвечать ударом на удар. И всю жизнь я дралась. С отцом, с инструкторами, с соперниками, иногда даже сама с собой. Я дралась, чтобы оттянуть момент своего проигрыша, чтобы, помогая очередному несчастному члену нашего общества, ощутить себя полезной. Но никогда я не дралась с системой. Я ей подчинялась. Кого я спасала? Кому протягивала руку? Всё это оказалось бесполезно. Иосиф помог мне это осознать. Постепенно, день за днём, месяц за месяцем… пока старый проигрыватель крутил пластинку с кантри на весь бункер… пока монополия, разложенная на столе, отвлекала нас… пока бедные рыбки Датча не сдохли, наконец… Мать учила меня отвечать ударом на удар. Но она никогда не говорила, как поступать, если человек не бьёт тебя по щеке, а ласкает её ладонью. Наверное то, что произошло, это естественно. Я хочу в это верить. В конце концов, мы просто люди. Не Боги, не ангелы, не чудовища. Иосиф помог мне осознать, что я заслуживаю прощения. «Я счастлив, что ты со мной, — сказал он прошлой ночью. — Мы выберемся, мы выстоим, отыщем нашу семью и соберём людей. Мы поведём их в Новый Эдем, наставим на путь отрицания старого мира и его греховных слабостей… Ты мне в этом поможешь?» Я не помню своего ответа… мне было всё равно, о чём говорить. Если он хочет, чтобы я шла рядом, пусть. Я смогу. Я должна спасти его, как он спас меня.Дневник помощника: запись сорок восьмая
Он услышал Голос Бога во сне. И по его сверкающим глазам, наполненных слезами и счастьем — таким искренним и светлым, что на мои собственные глаза навернулись слёзы — я поняла, это правда. Он говорил о новом мире, о его спасении, о тех, кто выжил и ждёт руку помощи. Говорил обо мне, об искуплении грехов и моей миссии. О том, что нам придётся отречься от технологий, от всего, что развратило человечество в прошлом. Чтобы бороться с грехом, чтобы, если не убить, но победить его — мы должны вернуться к началу. К чистоте, к умиротворению и любви. Он говорил о любви, и моё сердце наполнялось благодатью. Даже сейчас, когда я пишу об этом, я вспоминаю его лицо, озарённое проблеском надежды и радости, и едва сдерживаю свои эмоции. Чтобы спасти, как можно больше людей, и построить Новый Эдем, мы должны забыть старый мир. «Пусть он сгорит в огне, — сказал Иосиф, сжав мою руку. — Пусть его пепел развеется по ветру. Мы пойдём против ветра. Вместе!»Дневник помощника: запись пятьдесят третья
Еды всё меньше. Остаются только консервы. Меня тошнит от персиков. Скоро я будуДневник помощника: запись пятьдесят пятая
голод съедает нас изнутри… так тяжело, что почти нет сил писать… мы похожи на два тонких тростника… «Не сдавайся. Доверься Божьей воле. Это испытание, как и десятки, сотни предыдущих, — говорит Иосиф. — И мы преодолеем его. Он не оставит нас здесь умирать!» я верю. я верю ему. но мне страшно! мне страшно, что он умрёт раньше, и тогда я обречена…Дневник помощника: запись пятьдесят шестая
я молилась несколько дней… Отец уговаривает меня остаться, но так больше нельзя… один из нас умрёт первым, я не могу этого допустить… он спас меня когда-то. помог обрести новую цель… он дал мне пищу для ума, радость для тела… и души… я ощущаю любовь, которую не знала прежде. Бог так и не заговорил со мною, но я видела сны… видела сны о Новом мире. и он был прекрасен! и ОН был там, рядом со мной… возврата нет. я должна отплатить сполна. я оставила для него записку. когда он проснётся, я уже выйду на поверхность. но я вернусь… прости меня, Отец!Дневник помощника: запись пятьдесят седьмая
Прошло так много времени! Почти четыре года с тех пор, как мы выбрались наверх и отыскали Верных! Солнце сияло тускло за серой пеленой, но мир вокруг нас ожил. Иосиф был прав. Прав во всём. Этот мир изменился. Он не погиб окончательно, он лишь переродился, как и мы. Чтобы не допустить новых катастроф, новых ужасов и Коллапса, мы очистились от грехов… И теперь я вижу! На заброшенных домах, на заросших полях, в лесах и в пещерах — повсюду — я вижу Его свет! Я вижу следы Его благодати. И мы будем нести её за собой и предлагать каждому нуждающемуся помочь и поддержку. Мне больше не страшно. Он простил меня и стал моей семьёй. Разве нужно что-то большее? Я стою на вершине разрушенной статуи. На самой вершине моих греховных деяний. Ветер треплет листки в блокноте, и стержень дрожит в моей руке… Сейчас я выброшу этот дневник в пропасть и отрекусь от прошлого. Я спущусь, чтобы зажечь священный огонь в недрах этой скалы. Если что-то случится, если огонь погаснет, зажечь его сможет лишь тот, кому предназначено будет стать новым Божьим пастырем. Это конец и начало. Так пусть прошлое умрёт. Теперь я всё знаю, знаю правду. Мы вместе. И я не боюсь.