***
С самого детства его жизнь нельзя было назвать раем на земле. Четыре года. Я собирался возвращаться домой от соседей, дома напротив. Было настолько скучно одному, что мне позволяли оставаться у них. Как только в моём доме загорается свет, я обязан вернуться. Одел шлёпки и вышел на крыльцо, перед этим со всеми попрощавшись. Темно. Улица окутана ночью, но фонари делают большое одолжение. Не думаю, что это нормально, одному в четыре года бродить по тёмной улице, даже если занимает это меньше минуты. Спустился с крыльца в припрыжку и побежал домой. Но… фонари вдруг заморгали, вынуждая меня остановиться прямо по середине дороги. Красиво. Темнота мелькает и фонари словно красные светлячки. А это… нормально? Неожиданно до самых костей пробрал холод. Колюче пробежался по позвоночнику и замер в конечностях. Я совершенно не смог двинуться. Это… это ненормально! Ноги не хотели двигаться к дому, руки онемели и от них холод начал переходить на тело, словно стараясь добраться до груди и заморозить её непробиваемым льдом. Больно. В груди ведь сердце находится? А без сердца… А это нормально, если сердце замёрзнет? Я жил хорошо, когда оно билось. Но если оно остановится, то… то что будет?Ты не будешь жить
«Что?»Сердце не бьётся, не бьётся, не бьётся…
Конец всему
Конец сердцу, душе, жизни, семье…
Время остановится. Тьма. Мрак окутает тебя.
«Нет!» — Не хочу… в темноту. «Замолчи! Уйди!» — Милый. Наруто. — женский, мягкий, шелестящий голос позади. Я резко обернулся. Никого. Голоса. Они звали меня! Они кричали на меня! Они обвиняли меня! Они не замолкали. «Светлячки» более не казались красивыми. Темнота стала ненавистна. Я здесь один. С голосами в голове. Голова раскалывается. Сердце болит. — Ты уйдёшь с нами. — последний голос. Резко всё прекратилось. Фонари перестали моргать. Мрак не кусал больше за пятки. Белый шум растаял. Голоса ушли. Но сердце… Оно билось. Слишком быстро, но билось. Это… не конец? Дом, комната, кровать. Страх.***
Смотреть на своего счастливого брата было невыносимо. Итачи нашёл своего истинного и тот как назло, оказался голубоглазым блондином, братом того странного омеги. Итачи всегда был самым лучшим, но при том таким козлом, каких свет не видывал. А сейчас, хоть и не нарочно сыпал соль на рану. Его-то истинный от него отрекается. Маленькая, упёртая, странная сволочь. Дейдара сидел между ног брюнета, откинувшись тому на грудь и сидели они вообще на полу. Все дружно смотрели телевизор. Да вот Саске его совсем не слышал. Он был поглащён мыслями о несмышлённом омеге, несправедливости мира и козле брате. Почему его силы не помогают ему? Казаться слабым по сравнению со всеми было невыносимо. Не суметь забрать себе совё счастье-больно. — Саске. Не мучай себя. — парень вздрогнул, услышав голос Дейдары. От того повеяло грустью. В один миг аура во всей комнате изменилась. Грусть Дея, отчаяние Саске и непонимание Итачи создавали в сумме, угнетённый мир. — Ты… о чём? — Я чувствую твою боль почти физически. Ты почти отчаялся. — Саске продолжил сидеть на диване, но внезапно появившаяся злость набирала обороты. Да о чём говорит этот чёртов омега?! Словно бы чувствуя его злость, Дей встал. Итачи тоже. Блондин ушёл на кухню, чтобы вернуться оттуда уже с полным лотком мороженного. Пустой взгляд того, остудил учиховский пыл. Итачи тут же подобрался и попытался выяснить причину таких резких изменений, но блондин от него просто отмахнулся и сел на пол перед телевизором, перед этим его выключив. Одним взглядом дал понять, что будет разговор. Старший альфа тут же сел на диван. — Я сейчас вам кое-что расскажу. И хочу взять с вас обещание, что вы никому об этом не расскажете и постараетесь как можно быстрее об этом забыть. Учиха переглянулись и кивнули от чего-то друг другу. Перевели взгляд на омегу. Тот уже вовсю уплетал мороженое. — Я на самом деле средний ребёнок в семье. Старшему брату уже двадцать три и мы с ним даже не похожи. В нём преобладает ген матери и внешность он перенял от отца её отца. На сколько я могу помнить, Курама всегда был странным. Спокойный, но временами в нём просыпалась агрессия принимая огромные масштабы. Замкнутый, но разговаривать с ним можно было абсолютно на любую тему. А иногда он мог говорить сам с собой. Мне было четырнадцать когда он решил уйти из семьи. В этом городе живёт конечно, но с семьёй контакт поддерживает максимум раз в полгода. Я его не обвинял ни в чём. В нашей семейке у всех разношёрстные тараканы. Так вот о Наруто. Мне было шесть, а ему четыре. Мы тогда уже спали, так как на дворе была ночь, но проснулись из-за того, что на кухне разгорался скандал. Наш дядя был… хорошим человеком, но вместе с мамой они словно два цербера. В такие моменты никого страшнее него не было. Даже дрожать под одеялом было страшно. За несколько дней до этого Наруто замкнулся и стал меньше говорить. Мне даже показалось, что его глаза посерели. В одночасье он не вытерпел. Плакал, скулил и как-то ненормально… порыкивал. Он вышел из комнаты, желая, чтобы взрослые прекратили ругаться. Захотел сам их остановить. В тот момент я струсил и бросил одного. Взрослые и слушать ничего не хотели и окончательно брата запугали. Когда я вышел, то от увиденного обомлел. Мама с дядей смотрели на Кураму, что твёрдой рукой выставил в их направлении нож, а Наруто жалобно скулил за его спиной. С той ночи всё изменилось. Дядя больше не приходил, мама больше времени проводила с отцом и меня опекала. А Курама не позволял никому к Наруто подходить. Они стали неразлучны. Со временем и переездом всё приходило в относительную норму. Курама учил Наруто общаться с людьми заново и жить без его ежесекундной опеки. В двенадцать лет потеряв защиту в виде старшего брата, он растерял всё желание с кем-либо разговаривать и молчал почти всё время, не считая ночных кошмаров. Два года назад Курама забрал его из родительского дома. Брат кажется даже снова повеселел. Что всем этим я хотел сказать? Саске, тебе его не заполучить. С самого детства мы трое были очень чувствительными, а Наруто в особенности. Он говорил о голосах, кошмарах, страхе и темноте. Я только в ту ночь понял, что у них с Курамой одно психическое расстройство на двоих. У них друг к другу нездоровая привязанность. Я готов спорить, Наруто знает, что ты и он истинные, но он такой расклад не примет. Где-либо не рядом с Курмой, ему больно. Он злится не на тебя, а на голоса в своей голове. Он боится не тебя, а обвинений выкрикиваемых голосами. Он плачет не из-за тебя, а из-за обещаний этих голосов. И если ты попробуешь заполучить Наруто, Курама пойдёт по головам и твою снесёт самой первой. Итачи обнимал плачущего Дея. Саске упал в затишье пустоты.***
— Курама… — Наруто смотрел, как потолок покрывается огромными лужами крови. По ним проходит рябь, словно кто-то пытается пробиться через них. — Т-с-с. Смотри на меня. — перед глазами появилось с острыми чертами и каре-красными глазами лицо. Красные волосы, прохладным шёлком щекочут тело. Посмотреть в решительно настроенные глаза и собственные закрыть, чтобы утонуть в кровавых облаках. Губы покусаны зубами, чужой язык забирается глубоко в рот, отвлекает, ласкает, дурманит, прогоняет железный устоявшийся вкус. Руки сжимают, пальцы гладят, ногти оставляют царапины на нежном теле. Вцепляются в ягодицы, контрастируя с тягуче-медленными толчками.Не делай этого.
Это ошибка.
Ты не сможешь уйти с нами.
Не смей тварь!
Ты пожалеешь.
Твоя жизнь рано или поздно кончится.
Мы заберём себе душу.
Ты ничего не сможешь. Никогда не мог и не сможешь никогда.
Оставить царапины на спине, ответить рыком на рычание, задохнуться от укусов в шею, открыть глаза. С красного потолка на щеку упала капля крови. Её стёр касанием призрак без лица. Рык привлекает внимание. Курама, кусая запястье роняет слёзы Притянуть к себе, позволяя проникнуть ещё глубже, поцеловать так, чтобы стать центром кошмара, спасательным кругом, светом в темноте, сердцем. Не позволить отстраниться и почувствовать горячее семя, расплакаться. Руки пробираются под спину и крепко обнимают. Судорожное дыхание в шею. А Наруто видит как там в уголке, человек в плаще и капюшоне улыбается оскалом и растворяется в воздухе. Кажется они совершили роковую ошибку.***
Он снова перед глазами. Но на этот раз, взгляд его пуст. Он не обращает внимания на комментарии и взгляды, не шугается здоровых альф, не плачет, не злится просто так. И можно было бы подумать, что всё нормально, что всё прошло. Но запах, он уже не тот любимый сладкий шоколад, в нём присутствуют ноты ванили. И это на самом деле всё. Конец. Остаётся лишь проходить мимо, не замечая друг друга и смотреть потом омеге вслед.***
Он видел кошмары на яву. Кровь, призраки, оторванные конечности и головы, смерть. Голоса ломали и хотели утащить, но он не хотел умирать. Он видел не кошмары на яву. Вместо четырёх стен, позолоченные прутья клетки, а там вокруг во внешнем мире темнота. Одиночество. Сойти с ума легко и уснуть вечным сном, чтобы не видеть темноты. Но голоса не давали засыпать. И лишь одна тень, приобретая черты, проходит мимо прутьев, чтобы остаться с ним, не возвращаться в холод темноты. Они навеки друг к дуруг прикованы.