The Great Pretender

У них с Фредди ничего не получится, констатирует Роджер, в очередной раз одеваясь в прихожей. Наверное, это даже хорошо, думает он, когда спускается в метро. Может быть, их группу ждет по-настоящему большой успех, а они с Фредди и так часто ссорятся, если в их отношения впутать секс, группа не протянет и двух месяцев. В конце концов, в море еще много рыбы, решает он, когда рыжая девушка напротив улыбается ему так, что приходится проехать пару лишних остановок. В следующий раз он обязательно ему откажет, обещает себе Роджер, когда рыжая девушка, которую, оказывается, зовут Стейси, откидывается на кровать и тянет его за собой. С Фредди теперь покончено навсегда, врет он, когда курит и мерзнет на балконе, потому что родители Стейси вернулись на полчаса раньше. Он добирается домой под утро, стоит под душем с закрытыми глазами, согреваясь, бросает в рот пару хлопьев из коробки с сухим завтраком, которая стоит тут еще со времен предыдущих жильцов, и падает на кровать. Телефон звонит громко и настырно. -Приезжай на репетицию, дорогой, - говорит Фредди. И Роджер едет. Вообще, Роджер никогда не думал о том, что с Фредди может быть так сложно. Фредди поэтому и понравился ему с первого взгляда - он казался простым и откровенным; пришел, сел напротив, протянул руку и улыбнулся: - Привет, я Фредди Бульсара, и мне очень нравится ваша музыка. Впрочем, очень скоро оказалось, что имя у Фредди ненастоящее, как и улыбка, да и сам Фредди не такой простой парень. Он принес в их группу не только новый вокал, он принес новое название, новый имидж - они фактически начали все с нуля, когда к ним присоединился Фредди. Тогда все еще было легко. Роджер быстро понял, что Фредди ему нравится, а легкий флирт, рассчитанный на то, чтобы прощупать почву, не оставил сомнений в том, что он тоже нравится Фредди. Они обменивались улыбками, шутками и прикосновениями, и уже все все поняли, и Брайан закатывал глаза, оставалось только решиться. Решились они поздней осенью, когда Брайану необходимо было убежать с репетиции пораньше ради каких-то учебных дел, а у Фредди в рюкзаке нашлась бутылка вина. Только тогда, когда они наконец-то поцеловались, и руки потянулись к пуговицам и молниям, Роджер понял, что у Фредди есть один очень существенный недостаток. Ну, может быть, не недостаток - черта характера. Фредди постоянно говорил. От неуверенности ли, от алкоголя - он все время звучал в эфире, словно радио, у которого сломалась кнопка выключения. В момент, когда Роджер стягивал с него футболку, он говорил о том, что светофоры на ближайшем перекрестке работают неправильно и именно из-за этого там возникают пробки. Борясь с застежкой на джинсах Роджера, Фредди вспоминал странный дизайн его школьной формы, видимо, созданный для того, чтобы уберечь подростков от контактов, от которых их невозможно было уберечь. Роджер старался не слушать, но он был музыкантом и получалось с трудом. Роджер старался смотреть и трогать, он старательно изучил тело Фредди губами и руками, тайно надеясь, что тот действительно имеет где-то кнопку выключения. Фредди же вдохновенно описывал ему концепцию логотипа их группы, не забывая упоминать о самых мелких деталях. Когда Фредди толкнул его к стене, а сам опустился на колени, Роджер обрадовался не только тому, что он сделал это сам, но и тому, что теперь его рот будет занят и он, наконец-то, замолчит. Фредди провел ладонью по ткани его трусов, сжал пару раз, а потом просунул пальцы за резинку и обхватил член Роджера рукой. Поднял глаза и улыбнулся: - Ух ты, а я думал, он у тебя больше. Продолжения вечера не получилось, хотя Фредди потом ходил за Роджером по комнате, пока тот одевался, размахивал бутылкой вина и уверял, что не имел в виду ничего плохого. Роджер верил, но и заставить себя продолжать не мог. В следующий раз это была шумная и очень пьяная вечеринка у кого-то дома. Алкоголя было много, еще больше было музыки, и Фредди с Роджером пришлось прятаться в ванной от наряда полиции, который вызвали бдительные соседи, приняв пьяный вокал за крики невинной жертвы. В ванной было темно и тесно, и они были там словно одни на всей планете. Естественно, их снова потянуло друг к другу, а опасность быть застигнутыми только усиливала желание, а Фредди снова говорил - но шепотом, низким и влажным, и Роджер старался не разбирать слов, воспринимать его как шум ветра или прибоя. Фредди замер, задержал дыхание, опираясь руками на скользкую кафельную стенку, и когда Роджер наклонился к нему, чтобы поцеловать, прошептал: - Хорошо, что нас здесь заперли именно сегодня. - Почему? - Роджер выдавил на руку какую то косметическую скользкую фигню и придирчиво понюхал. - Я два дня назад хот-дог на Кенсингтонском вокзале попробовал,- отозвался Фредди. - Это была, наверное, самая жуткая диарея в моей жизни, даже в Индии такого не было! Когда Брайан и остальные вернулись из участка, Фредди с Роджером мирно сидели на кухне и пили чай. Роджер мрачно смотрел куда-то в пространство и нервно стучал по столу пальцами, а Фредди улыбался. Фредди вообще всегда улыбался. Он затащил его к себе в гости, уверяя, что не переживет одинокой ночи - Мэри уехала навестить отца перед праздниками. Хотя Фредди говорил лишь о том, чтобы выпить пива и послушать музыку, Роджер все равно проверил перед выходом, сочетаются ли его трусы с носками. Как оказалось, не зря; еще не успела закончиться первая сторона пластинки, а они уже лежали на постели, и Роджер водил пальцами по лицу Фредди, очерчивая линию его подбородка, а Фредди снова говорил - до тех пор, пока его не удавалось обезвредить поцелуем. Роджер целовал его снова и снова - и для того, чтобы Фредди заткнулся и для того, чтобы отвлечься самому. Роджер никогда не думал, что это произойдет вот так, на постели, где Фредди всего лишь этой ночью спал с Мэри, где он наверняка целовал ее и шептал ей слова любви. Роджер понимал, что у них с Фредди никогда не будет настоящих отношений; у Фредди была Мэри, которая уже носила кольцо на пальце, у Роджера было слишком много девушек, которых он просто не имел права разочаровывать. Но даже понимая, что все это несерьезно и не навсегда, Роджер чувствовал себя странно виноватым, целуя Фредди в квартире, где все напоминало о том, что он принадлежит Мэри. Он целовал его снова и снова, скользнул с губ на смуглую шею, раздел его - Фредди с удовольствием широко раскинул руки, позволяя смотреть на себя, касаться и целовать. Он щурил темные глаза, когда смотрел на Роджера, замирал, когда Роджер аккуратно, словно они сейчас действительно изменяли, стараясь не звенеть пряжкой, расстегивал его ремень. А когда Роджер взглянул на него в последний раз перед тем, как опустить голову и заняться его членом, Фредди ласково провел ладонью по его голове, пропуская сквозь пальцы длинные светлые волосы, и сказал: - Ты сейчас так на Мэри похож, знаешь. Фредди потом заваривал чай, улыбался и в очередной раз повторял, что не хотел и не имел в виду ничего такого. А Роджер, в очередной раз одеваясь в прихожей, констатировал, что у них с Фредди ничего не получится. Но на репетицию Роджер едет; музыка - это другое, музыка не виновата и не при чем. У них действительно получается что-то стоящее, и Роджер не может позволить этому прекратиться только из-за того, что Фредди не хочет - или не может, - вовремя заткнуться. Репетиция проходит хорошо, и новая песня Брайана звучит действительно здорово, и Роджер барабанит, словно на концерте или на записи, до кровавых волдырей на пальцах, и Фредди, который поет, читая слова по бумажке, в конце добавляет абсолютно свое “о да, детка!”; и песня оживает, как оживает все, чего касается Фредди. Потом они долго бредут к ближайшему пабу, и их не останавливает холодный ветер и внезапный снег; рождение новой песни - это то, что надо отметить. Они вваливаются в низкое и темное помещение; Брайану приходится нагибаться, чтобы стоять, а Фредди - щуриться, чтобы прочитать меню. Они заказывают поочередно все сорта пива, а потом еще какой-то специальный коктейль. Голову ведет куда-то в сторону, мысли кружатся, и вот они уже где-то посреди улицы, ждут то ли такси, то ли автобуса, и Роджер держит Фредди за руку, а Брайан уверяет, что дальше будет только лучше. Следующая вспышка - они в чьей-то квартире, за окном Лондон засыпает снегом, а здесь, внутри, рыжий парень поджигает что-то в стаканах. Роджеру кажется, что он все еще пьет пламя - так это пойло обжигает горло. Роджеру кажется, что он виснет на Фредди совсем безрассудно, все скоро это заметят и пойдут слухи. Роджер смеется, когда Фредди высовывается в окно, туда где снег и ветер, и поет снежной ночи их новую песню. Роджер не пугается, когда Фредди оборачивается к нему, держась тонкими пальцами за горло; Роджер прижимается к нему, целует в уголок губ и они разъезжаются по домам в разных такси. Наутро Роджер готов убить того, кто звонит в дверь так долго; Роджер не убивает его только потому что это - Фредди, Роджер отходит в сторону и позволяет ему разуться. Фредди молчит, когда выходит из кроссовок, Фредди находит кухню, хотя никогда не был в квартире у Роджера, Фредди ставит чайник, Фредди находит пакет из-под сахара и пишет на нем “кажется, у меня пропал голос”, и буквы пляшут в разные стороны, а Фредди смотрит большими глазами и молчит - и это страшно, то, что он молчит. Роджер не дожидается, пока закипит чайник, Роджер одевается, достает из далекого угла чемодана связанный когда-то мамой колючий шарф, укутывает в него Фредди - его волосы все еще пахнут корицей, которой было очень много прошлой ночью, хотя Роджер никак не может вспомнить, что именно они делали с корицей, - Роджер листает потрепанную записную книжку в поисках телефона врача. В большой и блестящей белой смотровой Фредди кажется совсем беспомощным; Роджер стоит в дверях и нервничает, борется с внезапным желанием сбежать и покурить, а Фредди ловит его взгляд, показывает на ряд угрожающе блестящих инструментов, машет в воздухе руками, явно пытаясь пошутить, но в его темных глазах плещется страх. Роджер его очень хорошо понимает; Фредди скорее согласился бы потерять сразу руку и ногу, чем голос. Осмотр занимает какие-то три минуты, гораздо дольше пожилой врач что-то пишет на пожелтевшем от времени листе бумаги, и Фредди вертится изо всех сил, стараясь подсмотреть. Главная рекомендация врача - молчать, и Роджер не может сдержать улыбки. Потом они едут домой к Роджеру - Мэри все еще не вернулась в Лондон, а Фредди теперь действительно страшно оставаться одному. Одной рукой он держится за поручень в метро, а в другой держит выписку, читает ее снова и снова, не понимает ни слова и хмурится. - Все будет хорошо,- говорит Роджер на одной из станций. - Ты просто простудился вчера. Фредди ничего не может ему ответить. Они возвращаются в квартиру; Роджер находит для Фредди футболку и спортивные штаны, Роджер идет снова ставить чайник, Роджер вспоминает, что так и не курил сегодня. - Фредди, присмотри за чайником! - кричит он прежде чем выйти на балкон. На балконе он долго мерзнет, дышит зимой и дымом, смотрит на запутанные цепочки следов, которые оставили на снегу люди и коты, старается ни о чем не думать. Когда он возвращается в квартиру, оказывается, что чайник выкипел наполовину. Роджер снимает его с плиты, держит в вытянутой руке, каждую секунду рискуя обжечься - ставить его некуда, в кухне воистину творческий бардак, - находит какие-то сухие и горькие даже на вид листья, заливает водой и идет искать Фредди. - Я же просил последить за чайником! - он с удивлением ловит в голосе какие-то мамины интонации и думает, что будет, наверное, говорить точно таким же тоном, когда придется воспитывать детей. Роджер не сразу понимает, что Фредди плачет, Роджер несколько секунд еще думает, что у него просто насморк и глаза слезятся, простудился совсем; а потом Фредди дергает плечами, отворачиваясь, и внутри у Роджера что-то обрывается, падает и звенит. - О боже, - говорит он, абсолютно не зная, что теперь делать. - Что случилось? Ответить Фредди не может, и Роджер открывает на середине свою тетрадь с конспектом по биологии, подсовывает Фредди ручку - “пиши, пожалуйста, что?”, а сам становится сзади, кладет руки ему на плечи, вдыхает запах корицы от волос и следит за каждой новой буквой - будто слушает. Фредди предсказуемо боится, что голос не вернется. Фредди боится, что если голос вернется- это будет уже другой голос. Роджер вздыхает и уже открывает рот, чтобы вывалить на Фредди множество терминов, которых он не поймет, но которые именно этим его и успокоят, но Фредди продолжает писать дальше. Фредди боится, что с группой у них ничего не выйдет, Фредди боится, что его депортируют из страны, Фредди боится того, что он, кажется, гей, и Фредди боится того, что будет, если об этом узнает Мэри и родители. Фредди боится, что он на самом деле никому не нужен, Фредди боится умереть от чего-нибудь мучительного и смертельного, Фредди боится, что Роджер увидит, какой он плакса и больше никогда не будет с ним общаться, Фредди боится, что всегда все портит, Фредди боится еще чего-то - уже не разобрать, его плечи дрожат, а буквы расплываются из-за слез, и Роджер может только думать о том, что надо же, Фредди ведь всегда улыбается… Фредди дописывает до конца страницы и отбрасывает ручку. Роджер касается губами его макушки, опускается на пол и кладет подбородок на колени Фредди, смотрит на него снизу вверх, изучает его такого - незнакомого и искреннего. Роджер не может пообещать ему, что их группа станет популярнее Битлз. Роджер не знает наизусть свод миграционных законов Британии. Роджер не знает, от чего Фредди суждено умереть. Роджер может пообещать ему только одно. - Я всегда буду любить тебя, Фредди, - говорит он. Фредди молчит, тяжело дышит, переживая собственную внезапную вспышку откровенности, а Роджер тянется вперед и касается губами его живота. Такой Фредди - новый, сложный, молчаливый Фредди привлекает его куда больше, чем тот беспечный болтун, каким он всегда притворяется. Роджер поднимается, прижимает Фредди к себе, и тот дышит глубоко и виновато, а потом тянет Роджера за воротник толстовки и касается губами его губ. Он совсем другой сейчас - не только потому, что молчаливый, Роджер наконец-то чувствует; Фредди больше не играет, не пытается изобразить из себя кого-то другого, кого-то искушеннее, смелее, лучше; он наконец-то настоящий и Роджеру это безумно нравится. Ему нравится то, что у Фредди слегка дрожат руки, когда тот расстегивает его джинсы; ему нравится, как Фредди прикрывает ладонью улыбку, ему нравится, что Фредди почти не смотрит на него - ловить быстрый взгляд темных глаз оказывается дополнительным и неожиданным удовольствием. Фредди шевелит губами - говорит что-то о том, куда именно Роджеру нужно деть руку, да и вообще всего себя; Роджер больше догадывается, чем понимает, но оказывается прав; по крайней мере, Фредди точно выглядит довольным. - Пообещай мне, - говорит Роджер потом, когда мир снова возвращается на свое законное место, а Фредди закрывает лицо волосами, словно натурщица с неприличных открыток. Вообще в такие моменты принято обещать любить друг друга вечно или забыть навсегда, но Роджер говорит другое: - Пообещай мне, что ты скажешь, когда тебе снова будет страшно. - Джим купил мне рождественский подарок, он оптимист, - губы Фредди искажает странная улыбка. - Хочется верить, что это гроб, иначе он зря потратил мои деньги. Роджер крепко держит его за обе руки и смеется: - Как ты делаешь это? - спрашивает он, и Фредди лениво пожимает плечами: - Я привык притворяться, дорогой. Они молчат. Кошка поднимается, потягивается и спрыгивает с постели. Фредди провожает ее взглядом. - Фредди, - мягко говорит Роджер. - А помнишь, ты… Фредди не дает ему договорить - наклоняется вперед и быстро целует Роджера. - Мне страшно. Он выдыхает это совсем тихо - Роджер думает, ему показалось, а Фредди не дает переспросить; откидывается на кровати и нажимает кнопку звонка. В спальне тут же появляется Питер, готовый проводить Роджера до дверей. - Вчера ночью было совсем плохо, - говорит он, когда Роджер надевает пальто; пальцы трясутся и пуговицы не попадают в нужные петли. - Но Фредди потрясающий человек, - Питер в искреннем восхищении поднимает глаза туда, где на втором этаже находится спальня. - Кажется, он единственный из нас, кто совсем не боится. Роджер внимательно смотрит в глаза человека, который считает себя самым близким другом Фредди: - Вам кажется.