Огонь

      У Саши глаза гипнотические, завораживающие, Саша ей словно говорит — иди ко мне, будь со мной, сгори со мной. Лена идёт послушно, точно привязанная, точно прирученная к рукам. Лена Саше сопротивляться не умеет совсем, Саша словно колдун какой ее манит. А Лена — даром, что волосы рыжие — не ведьма ни разу, Саше поддается, покоряется без слов даже.       У Саши руки теплые сквозь ткань костюма даже, пальцы нежные. Лене бы их кожей, Лене бы е г о кожей.       Лена знает: игра все это, ненастоящие чувства, наигранная страсть, фальшивая нежность.       У Лены фальшивого-наигранного ни гроша к Саше.       Лена знает, что в Сашу влюбиться, в Сашу упасть с головой, полностью, с размаху — раз плюнуть. И дело не в том даже, что Саша красивый, что Саша талантливый — Саша просто сам по себе светлый, Саша искренний и мягкий, хороший до того, что в груди что-то растекается от ласковой нежности к нему.       В Сашу, на самом деле, наверное немного каждая из тех, кто с ним поет, влюбляется и верит на секунду, что о ней, а не о героине, что Саша ее, для нее.       Саша, вообще-то, свой собственный. Саша, вообще-то, не привязывается и не встречается, Саша запирает осознанно все внутри на замок, и Лене бы его оттопить, Лене бы поцеловать его сейчас, руки на талии сомкнуть.       Только люди вокруг, и взгляд чужой — ревниво-горький, острый, тоскливый, лопатки ей жжет.       И вспоминается... ***       У Саши руки горячие и губы вкусные, солоноватые чуть и со вкусом какого-то алкоголя. Лене оттолкнуть бы, только вот Саша на ее пороге стоит, а она слабая такая перед его глазами лихорадочными, манящими, пьяными.       Лена губами деревянными ему улыбается и к и в а е т.       Лене ведь не двадцать уже давно, Лене бы его — кажется, мальчика совсем, даром, что всего пять лет разницы — из головы выбросить и забыть, точно кошмар.       Лена в Сашу влюбляется как девочка юная, как в школе когда-то давно.       Саша ей в ухо имя ее выдыхает, горячо и влажно, и Лена в его руках плавится, растекается, бьётся раненой птичкой.       — Я в тебя в л ю б л ю с ь, Лена, можно?       Лена его вместо ответа целует, крики душевные заглушая ***       Саша поет ей о любви и об огне, и Лена чувствует, как в руках у него горит сама, и чувствует, что не Люси — но она сама с огнем играет, опасно все это ведь.       Только все равно, когда сашины руки, когда сашино дыхание на шее, и кажется, хоть душу продать за все это.       Саша шепчет строчку последнюю, Саша ее к себе прижимает, и Лене бы прямо сейчас вперёд — и в поцелуй, точно в омут.       Зрители руки отбивают, Лена слышит — хлопки и сзади доносятся, и обернуться ей страшно и стыдно немного.       Потому что к боли и горечи в чужих глазах не готова, не уверена, что простит себе ее.       — Ты не разрешила, — сашин шепот бархатный ей прямо в ухо. Лена чуть заметно вздрагивает, у Лены мурашки по коже крупные от его близости, от его дыхания. — Влюбиться не разрешила.       Лена губы облизывает пересохшие.       — Влюбляйся, — шепчет на выдохе, словно капитулирует перед ним, уставшая бегать. — Пожалуйста, влюбись в меня.       Саша улыбается ярко, сияет просто на мгновение.       — Я уже, — бормочет доверительно, словно секрет. За руку Лену тянет за кулисы, уступая место на сцене Ярику. И ртом ко рту, пальцами в волосы, нежно, правильно, необходимо.       Лена в его поцелуях теряется совсем.       И только это спасает от ревности-зависти-боли в совиных серых глазах.       А губы у Саши ещё вкуснее, когда без алкогольного привкуса...