Цветок Хиганбана

Мог ли я когда-то подумать, что моя жизнь может меняться за 1 секунду? Просто вот так взять, и с прямой протоптанной дороги свернуть резко куда-то влево. Мне было комфортно плыть по течению, не контролируя ситуацию, пока все не поменялось за 1 секунду. Ничего бы не произошло, если бы я не поступил, в этот чертов медицинский колледж. Я мог поступить на факультет экономики, журналистики, куда угодно, но послушался родителей снова и вынужден теперь ходить с дырой в том месте, где должно быть сердце. Мне следовало опять включить режим "плохого сына" и сказать громкое и категоричное "НЕТ". Однажды это сработало, когда мы говорили на тему соулмейта. С тех пор мы больше не говорили на эту тему. Меня не интересовал мой соулмейт, я считал, что как и большинство найду себе супруга на пару лет, чтобы впоследствии он родил мне ребенка и мы бы разбежались, как в море корабли. Я не жалуюсь сейчас на учебу. Учиться в для меня не было проблемой, благо с химией, биологией и физикой у меня никогда не возникало проблем. Вся проблема заключалась немного в другом. На третьем курсе, как обычно, мы проходили практику в одной из больниц каждого города Кореи. Как нас распределяли? Обычный метод жеребьевки, на большее наши преподаватели не были способны. В этот раз я попал в одну из Сеульских больниц. Вашу мать, лучше бы я никогда не видел этой больницы! Соответственно, нам должны были выдать по пациенту, с которым мы и проходим практику. Опять же тем же методом жеребьевки. Мне достался пациент №45, Пак Чимин. Пак Чимин - милый парень двадцати четырех лет с хронической обструктивной болезнью легких и внушительных метастазах в них. На тот момент эта была вся информация, которая была мне известна. Взяв его карточку и направившись к тому в палату, я начал чувствовать нечто странное. Словно, боялся чего-то. Войдя в палату, я увидел парнишку со светло-русыми волосами. Он стоял ко мне спиной, лица не было видно. Рядом с ним стоял баллон с кислородом, от которого к его носу тянулась канюля. Тут я понял, что дело совсем плохо. - Пациент Пак? - спросил я тогда, оказавшись на расстоянии пяти шагов от парня. Ты обернулся, показав лицо. Я бы не дал тебе и восемнадцати лет, с виду ты был настолько юным и милым. Даже сложно представить, что был чем-то болен: здоровая широкая улыбка, медовая кожа и добрые глаза полумесяцы. - Да, - голос милый, как у ребенка, - А вы, наверное, проходите тут практику? Обменявшись легкими рукопожатиями, я стал расспрашивать об истории болезни. В итоге узнал, что метастазы появились у тебя еще в 12 лет и с тех пор не дают нормально жить. ХОБЛ появился у незначительно позже, примерно лет в 16. Я отпустил в уме ехидную мыслишку: "Однако, парень неплохо держится для своих диагнозов". Позже я узнал, что без своего кислородного баллона ты, Чимин, проживешь без мучений максимум день, дальше начнутся осложнения, продолжительный кашель и полный набор симптомов астмы. Я удивлен, но меня тянуло к тебе, как мотылька на свет. Заходя в палату каждый день, я чувствовал себя счастливее. Стоило мне начать общаться с другими, как я тут же испытывал отвращение к жизни. Ты был лучиком света в моей жизни. Меня будоражило, когда ты называл меня неформальным словом "хён". А тебе очень нравились общие прогулки утром. Как-то я увидел тебя гуляющим во дворе больницы с сигаретой в руке. Во мне зажглось волнение. Сначала я списал это чувство на то, что ты мой пациент, и я должен заботиться о тебе. Я должен оберегать его (пациента) от опасностей, касательно его болезни, а Чимин бесстыдно держит в своих руках дозу яда. - Серьезно? У тебя больные легкие, так ты еще и позволяешь себе курить, лишая свою жизнь последних глотков воздуха! - я горел изнутри желанием подарить тебе подзатыльник. На моем лице отражалась тонна негодования, а ты лишь улыбнулся уголками губ и попытался мне разъяснить: - Это метафора, Юнги. Ты держишь в руках вещь, которая должна убивать твои легкие, но, не зажигая, ее ты не причинишь себе вреда. Ты говорил так серьезно, что я и вправду начал в это верить. Спустя где-то месяц мне нужно было вернуться обратно к родителям. К Чимину предоставили нового врача. Я помню, что мои однокурсники не раз звонили и умоляли вернуться, оправдывая это словами: "Чимин не хочет нового врача, он едва ли не накинулся с кулаками на него, когда тот пришел будить его на утреннюю прогулку!". Естественно, мне льстило, что ты не хотел принимать никого, кроме меня. Словно, я был каким-то особенным, очень важным для тебя. Спустя неделю я вернулся. Я просил никого не говорить тебе о моем возвращении, хотел видеть твою реакцию. Как только я надел больничный белый халат, я направился к тебе. Едва ли пересек порог палаты, ты, не отвернувшись от стены, буркнул: - Пошел вон, я говорил тебе не будить меня! Я самодовольно ухмыльнулся, кашлянув в кулак, после чего выпрямился во весь рост и, сложив руки на груди, сказал: - Ну, если ты не скучал по хёну, то я могу уйти. Это моментально заставило тебя соскочить с кровати и кинуться обнимать меня. Ты даже не притронулся к кислородному баллону, так сильно торопился прикоснуться ко мне. Ты едва ли не ревел от радости. Именно в этот момент я что-то почувствовал. Это не бабочки в животе, о которых говорят все влюбленные. Я почувствовал, что могу сделать что угодно, лишь бы ты чаще обнимал меня так же крепко. Кроме того, мне не удалось скрыть и теплую улыбку с алеющими щеками на бледном лице. А потом тебе стало хуже. Твой баллон уже почти не помогал тебе. Даже когда потоки воздуха насильно летели в твои легкие, ты закашливался и хватался за горло, словно задыхаешься. Ты перестал завтракать, обедать и ужинать. Еда попросту не лезла тебе в глотку. Порой я даже позволял себе повышать голос на тебя, чтобы ты съел хотя бы ложку супа. А ты едва ли не плакал, говоря громко: - Да не могу я! - из раза в раз голос становился слабее. Мы вышли на прогулку, и ты сказал, что плохо себя чувствуешь. Врачи запретили нам заходить раньше, чем кончится отложенное на прогулку время. Я предложил тебе сесть на скамейку, а ты, не дойдя всего два шага, упал на колени, приложив ладонь к носу. У тебя внезапно пошла кровь, ты начал терять сознание. Я был испуган. Быстро освободив тебя от канюли, я поднял твое легкое тельце на руки и побежал в ординаторскую. Все, что я мог придумать, так это отнести тебя в ванную комнату и положить в теплую воду. Раздевая тебя, я увидел очень интересный знак на тыльной стороне твоей шеи и в одну секунду понял, почему я испытывал к тебе столь теплые чувства. Ты, Пак Чимин - мой чертов соулмейт, которого я даже искать не хотел. Я не верил себе и судьбе около 15 минут, разглядывая изображение цветка хиганбана, которое было полностью идентично моему. Когда ты очнулся, я не стал расспрашивать, знал ты о нашей предназначенности друг к другу или нет, я просто сказал: - Ты знал и молчал.- я не понимаю, был я зол или, может быть, просто слегка недоволен. Это заставило тебя опустить глаза и хлюпнуть носом. Я дал себе обещание, что больше не отпущу тебя никогда. Спустя какое-то время ты пришел в норму, снова так же светился радостью, позволяя мне слышать твой звонкий смех. А вот мои друзья совсем изменились. Каждый день они умоляли меня сменить пациента, но стоило мне спросить причину, так они разворачивались и уходили. А потом я все понял, когда увидел твою историю болезни целиком. Было ровно 13 операций, ни одна не помогла тебе. По подсчетам главного лечащего врача тебе осталось всего лишь 5 месяцев. Я плакал в подушку всю ночь, а в последующие пять дней боялся даже подходить к тебе. В моих глазах ты похож на хрупкий цветок хиганбаны, словно от малейшего прикосновения ты увянешь, а твои прекрасные лепестки опадут. Такой цветок исчезнет, оставляя лишь небольшой слет из алых лепестков... И ты опять же таки знал о том, сколько тебе осталось. И снова ты молчал. Я буквально ворвался к тебе в палату, крича: - Перестань лгать мне, Чимин! Чем больше ты делаешь это, тем хуже становится!- я был вне себя от ярости, поэтому ударил кулаком об прикроватную тумбочку. Ты, не мешкая ни секунды, притянул меня за ворот халата к себе и оставил на губах нежный поцелуй и шепча невнятное "Я люблю тебя, хён". Что я чувствовал все эти пять месяцев? Я чувствовал себя наркоманом. Я был в полнейшей эйфории от твоих невесомых касаний. Создавалось вечное впечатление, будто я пьян. Я почти не мог связать между собой слова, вечно краснел и нес чушь. Ты находил это весьма милым и забавным. Ты говорил, что не можешь смотреть мне в глаза, иначе твоё сердце будет отбивать барабанный марш. Твои зрачки неестественно расширялись, стоило мне сказать что-то милое. Я помню один наш интересный разговор. Мы выясняли, кто из нас кого больше любит. – Врёшь!- раззадоривая меня, сказал ты, пихая в плечо. – Я не вру,– сказал я,– Я действительно тебя люблю. – Тогда докажи мне это!- с пафосом бывалой кинозвезды воскликнул ты,– Как на счет того, чтобы заняться со мной любовью на операционном столе? Несколько мгновений я пристально смотрел на Чимина. На моем лице застыло странное выражение то ли ужаса, то ли восхищения. – По правде говоря, я предпочёл бы тебя с клубникой и взбитыми сливками у себя дома,– осторожно сказал я, и выражение моего лица резко сменилось на похотливое,– Запах медикаментов меня раздражает. Каким-то образом мы оказались слишком близко друг к другу. Не на уровне близости объятий, то было гораздо ближе. Прикасаясь к тёплой мужской коже, вдыхая её особый, ни с чем несравнимый запах, я неожиданно почувствовал, как начинают путаться мысли. Когда мы добрались до больничной койки, я понял, что свободу действий Чимина немного сковывал кислородный баллон, поэтому пришлось освободиться от него на время. Меня возбуждало уже только касание его полуобнаженного тела. И это была определенно лучшая ночь в моей жизни. Время летело быстро, поэтому я даже не заметил, как быстро пролетели эти 5 месяцев. Ты попросил меня отвезти тебя в Пусан, привести в природный парк Тхэджондэ. Ты оправдал это все тем, что гулял там часто с родителями. Я согласился. Была уже глубокая осень, дул довольно сильный ветер. Я понимал, что ты сейчас умрешь. Да, я мог отвезти тебя в больницу, но я обещал тебе, что выполню последнее желание. Мы постелили плед на побережье рядом с открытым морем и сидели молча примерно 5 минут. Я не знаю, что чувствует человек, когда умирает. Но это точно не свет в конце тоннеля. Ты уложил голову мне на плече, задал очень странный вопрос: - Ты будешь помнить? Я очень долго молчал. Мне было страшно. Казалось, если я хоть немного приоткрою рот, то начну рыдать. Крепко сжимая твои плечи, я сказал полушепотом: - Всегда. Поцеловав тебя в последний раз, я взял тебя за руку. Твое тело уже давно не казалось живым, но теплые ладони были все теме же. Я не хотел отпускать их. Но, как писал Джон Грин: "Боль хочет, чтобы ее чувствовали" Прошло несколько дней с твоей смерти. На том месте, где твоё сердце ударило, и где пролилась твоя слеза в последний раз, расцвели цветы хиганбаны. Я хотел их оставить, но распорядитель парка был против этих цветов, поэтому пришлось забрать их с собой. Мне не одиноко, ведь рядом есть символ нашего с тобой союза... Мой прекрасный цветок хиганбана.