Одним хорошим Стражем больше

— Ну конечно, Великая Чародейка Фиона, бывший Серый Страж, — Дайлен понимающе кивнул. Её историю знал каждый Страж. Историю освободившийся от Скверны чародейки, которая даже не смогла повторно пройти Посвящение. Разумеется, ничто не мешало ей свободно рассказывать тайны Ордена, к которому она больше не принадлежала. Не то чтобы Дайлен испытывал к ней неприязнь, это было другое неловко щекочущее чувство. Она смогла сделать то, о чем мечтает большинство услышавших Зов Стражей. К сожалению, век Серых короток, незаслуженно короток, а Фиона… Это походило не некоторую зависть. Амелл старался отогнать её. Было в Фионе и другое — её глупость. Констебль слышал о случившемся в Редклифе и то, что сделала Великая Чародейка, пойдя на союз с Алексиусом… Могло быть много жертв. Слишком много жертв от одного отчаянного поступка одной отчаявшейся женщины. Детали были Дайлену, конечно же, неизвестны, но и общего впечатления хватало, чтобы сделать нужные выводы. Он не говорил об этом вслух, привык держать мнение при себе, но маги, не связанные определенными обязательствами перед кем-либо, будь то Серые Стражи или Инквизиция, а просто свободные были опасны. Вивьен не ошиблась, когда сказала Эвелине, что Амелл — сторонник сложившейся за века системы Кругов. — К сожалению, Инквизитор, вы не до конца понимаете сложившуюся ситуацию, — продолжил Дайлен. — В Крепости Адамант собраны практически все Серые Стражи Юга. Огромная часть нашего Ордена, подверженная влиянию Корифея. Когда эти события поддадутся огласке — начнутся гонения, власть перестанет доверять Стражам. Выживших, если они будут, едва ли хватит на поддержание региональных оплотов. Хвала Создателю, Командор Махариэль отказала Кларель, когда та написала ей, иначе бы Стражи Ферелдена тоже были в Адаманте. Вы рискуете… Он тяжело вздохнул и замолчал, представляя, к каким последствиям может привести неверное решение проблемы в Адаманте. — Ваше влияние в южном Тедасе огромно, миледи Инквизитор, — осторожно сказал Дайлен после долгой паузы. — Я лишь прошу вас осознавать сколько огромны могут быть последствия, как многие могут последовать вашему примеру, многократно искажая мораль. Он покорно склонил голову. — А если прикажу устроить бойню среди своих же людей, многие последуют моему примеру? — жестко спросила Эвелина, глядя в глаза Стражу, — Это глупости, Дайлен, и вы это знаете. Императрица Селина обязана Инквизиции жизнью и троном, поэтому Орлей не станет преследовать Стражей, если я официально потребую этого у императрицы или, более того, потребую передачи Стражей в нашу юрисдикцию. Насчет Ферелдена не могу сказать ничего определенного, но думаю, что отсутствие Стражей из вашего командорства оградит вас от преследования. И учитывая участившиеся случаи копания на Глубинных тропах и связанные с этим инциденты, Стражи понадобятся и Орлею, и Ферелдену. — Вы собираетесь помиловать Стражей прямо сейчас, не добравшись до Адаманта? — осведомилась Лелиана. — Я собираюсь сохранить орден, способный защитить Южный Тедас от Мора, — резко ответила ей Инквизитор, переводя внимание с Амелла, — Лично мне будет обидно, если мы спасем мир от свихнувшегося от давности времен тевинтерца, а потом все поглотят твари из подземелий. Сомневаюсь, что внезапно найдется еще один Страж, способный с десятком соратников остановить архидемона. — Я вас услышала, леди Инквизитор. Как бы то ни было, надеюсь вы примете правильное решение, потому что прежде вам это удавалось, — Лелиана кивнула Амеллу и Эвелине, и тоже покинула зал, оставляя их решать оставшиеся вопросы, если они были. — С этим разобрались, — вздохнула Эвелина, сев обратно в кресло и, закинув ногу на ногу, расслабилась. Сейчас это опять была та уставшая девушка, что пришла в зал совета раньше всех, — Наверное, я никогда не привыкну к тому, что мои решения меняют сотни и тысячи судеб, и одна ошибка приведет к ужасным последствиям, — она тяжело вздохнула, и посмотрела на Стража, — Как вы справились с таким грузом, Дайлен? Как не допустили смертельной ошибки? Впрочем, хватит на сегодня серьезности, — она устало улыбнулась и поднялась, направляясь к выходу, — Если захотите поболтать, я буду в таверне. Я была бы не против отвлеченной беседы, не связанной со всем этим безумием, — проговорила она напоследок, и покинула зал, оставляя Амелла наедине с его мыслями. Дайлен лежит на холодном камне, щедро усеянном трупами. У него нет сил даже на ещё один вдох, что уж говорить о том, чтобы сжать в ноющей руке рукоять меча. Над головой свистят стрелы, до ушей доносятся крики и что-то мелькает перед глазами — темное дыхание Архидемона. Ему страшно. Он не чувствует тела и глаза закрываются. Он даже не слышит Её отчаянный крик в голове, а ведь она кричит, зовет, говорит «надо», напоминает про Ульдреда. Дайлен тогда тоже думал, что не встанет, что умрет, но нет. Она спасла его и теперь опять пыталась достучаться до угасающего сознания. Это его гарлок так. Их на площадке целая орда — Эамон как-то отбивается со своими рыцарями. Ирвинг и Грегор на подхвате, но их сил недостаточно — Амелл знает это. Они безнадежно проигрывают. Порождения тьмы прибивают, а чертов Архидемон никак не хочет умирать. Риордан отдал жизнь, чтобы лишить тварь возможности летать, но это оказалось мало. Обычно Дайлен не давал подойти к себе слишком близко, но тот гарлок… их было много, а он недостаточно силен, чтобы защитить себя. Они едва смогли пробиться на площадку. Едва дошли до Форта. Они, Создатель милосердный, едва сумели собрать войско и выжить. У них не было сил для одного-единственного последнего рывка. Амелл, сплевывая кровь, подумал, что вот так умирают Стражи. Бесславно, подведя всех. Удар по щеке немного привел в чувства. Перед глазами лицо Лины. Красное от крови — она стекает от пересекающей лоб ссадины прямо на глаза. Почти такая же, как и волосы рыжей бестии. Махариэль хватает Дайлена за грудки, трясет, что-то яростно кричит. Амелл видел как на неё бросается крикун, которого тут же сбивает с ног Алистер. Он почти захлебывается в волне наступающих тварей, но Морриган не позволяет, спасает. Они плечом к плечу. Лина всё кричит что-то перед самым лицом Дайлена, он держится за рану на животе и чувствует, что не может. Она наверняка просит встать, потому что он им чертовски нужен. Твари прибывают и Махариэль бросается прочь с полным горечи, ярости и мрачной решительности выражением. Дайлен готов умереть. Но лица касаются другие руки. Нежные. Теплые. Амелл не знал как Винн удалось уговорить Лину взять её с собой, знал только, что старушка здесь, чтобы спасти его. И она спасла — Дайлен только однажды видел как она делает нечто подобное, позволяя себе стать сосудом духа Веры. Винн теряет сознание как только Амелл поднимается на ноги — он относит её в сторону, туда, где порождений тьмы ещё нет, чтобы потом отчаянно броситься в кипящую битву. Он и Махариэль один-на-один с Архидемоном. Смогли пробиться. Остальные сдерживают тварей. Они вдвоём напротив ревущего лица Мора с окровавленными клыками. В носу запах крови, во рту её привкус, в ушах стук. Архидемон дожирает какого-то солдата — кишки застряли между гнилостных зубов. Они бросаются друг на друга почти одновременно — Дайлен и дракон, Лина в сторону, чтобы потом, через минуту, одним ударом остановить Мор. Амелл видит перед собой только разинутую пасть и просыпает в поту. Кошмар. В голове Зов. Дайлен ему не верит, но всё равно неприятно. Видеть далеких порождений тьмы и спящих Древних Богов не так страшно, как вспоминать ту битву. Один и тот же кошмар — разинутая пасть Архидемона перед глазами. Он был готов дать себя убить, чтобы Махариэль поднырнула под шею. Он никогда не рассказывал деталей битвы, старался не вспоминать, забыть, как страшный сон. — Кошмар? — Морриган кладет руку ему на грудь, смотрит тревожно. — Зов, — коротко отвечает Дайлен и поднимается с кровати, держится за голову. С каждым днем всё сильнее. — Пойду выпью. Морриган понимающе кивает. Они пробовали разные средства, но мало что помогает так, как алкоголь. А она знает, что Амеллу нужно именно забыть. Хоть иногда забыть кошмар, в котором он живет уже столько лет. Забыть Глубинные Тропы, затхлый воздух, шорохи и шепотки в ночи, забыть бьющиеся в агонии тела тех, кто не прошел Посвящение. Остаток вечера Эвелина провела на тренировочной площадке, изнуряя себя и пытаясь таким образом отогнать печальные мысли, накрывшие её после совета, однако и здесь они ей мешали, не давали сосредоточиться, а заклинания, словно издеваясь, сплетались с огромным трудом. Доведя всё-таки тренировку до конца, она добрела до своих покоев, швырнула посох на кровать, скинула туда же куртку, а на нее и всю одежду, и погрузилась в бадью с горячей водой, которую принесла эльфийка Махарис, беглая рабыня из Тевинтера, прибившаяся к людям Инквизиции на северной границе Орлея, где те помогали выдворить из имперских земель племя авваров Моврана Поддатого, осужденного Инквизитором на изгнание, и сама вызвавшаяся прислуживать Эвелине, чтобы принести хоть какую-то пользу Инквизиции. Никакие уговоры и даже запреты на нее не подействовали, и теперь Инквизитор смирилась с тем, что у нее есть своя личная слуга, на диво умело помогающая ей. Горячая вода расслабляла, но не так сильно, как хотелось Эвелине, и она поняла, что заснуть этой ночью, ну или хотя бы в первой ее половине не удастся, и поэтому, закончив омовение, переоделась в скромный, но теплый камзол из шерсти горного барана, аккуратно сложила вещи на свою скромную кровать, посох положила на пол рядом с кроватью, вылила воду из бадьи, поставив ту в угол, и отправилась в таверну, где, наверное, собралась большая часть её соратников, и многие из тех, кто жил непосредственно в Скайхолде, а не в деревушке ниже по склону. Эвелине не ошиблась, и многие из тех, кого она ожидала там увидеть, действительно уже были в «Приюте». На первом этаже Бык устроил веселье, вызывая всех желающих и нежелающих посостязаться в употреблении очередного кунарийского алкогольного творения, и это состязание вызвало большой интерес: там были Крэм, Дориан, подбадривающий смельчаков, Блэкволл, видимо планирующий поучаствовать, и с десяток наемников из «Быков», на втором этаже, пробиваясь даже через гомон компании Быка, Сэра под одобрительный хохот слушателей рассказывала очередные байки про друзей Рыжей Дженни и их проделки, но Эвелина не присоединилась ни к той, ни к другой компании, предпочтя сесть у окна, потому что настроение не располагало к веселью, и тавернщик Кабо весьма оперативно прислал ей две порции настойки эльфийского корня, рецепту которой его научила сама Эвелина еще в Убежище. Кивнув тавернщику и опробовав настойку, оказавшуюся выше всяких похвал, видимо Кабо скоро превзойдет ее саму в приготовлении, Инквизитор просто попыталась расслабиться, с легкой улыбкой наблюдая за весельем «Быков» и за тем, как Блэкволл всё-таки решился принять вызов, но был повержен после пяти кружек кунарийского пойла. В этот момент в таверну вошла Жозефина, чье появление, хоть и неожиданное, не привлекло ничьего внимания, а сама она, найдя Инквизитора глазами, подошла и взглядом спросила разрешения присоединиться. Эвелина молча кивнула, пододвинувшись к краю лавки и поставив перед Жозефиной кружку с настойкой, и продолжила наблюдать за Быком, жалующимся, что при таком отсутствии собутыльников Инквизиция скоро развалится. Они просидели молча минут десять, причем Жозефина вела себя довольно нервно, периодически прорываясь начать разговор, и словно не зная, что сказать в начале, но вскоре всё-таки нашла повод. — Интересно, найдется ли всё-таки кто-то, кто перепьет Быка? — с легкой улыбкой спросила она, глядя на очередного добровольца из «Быков», принявшего вызов в расчете на то, что Бык уже выпил немало, и теперь валявшего дурака, изображая, как будто его начало пробирать собственноручно изготовленное пойло. — Да, если мы найдем крепкого парня, например Блэкволла, и наложим на него заклятье сопротивления ядам, — ответила Инквизитор, принимая от разносчика полную кружку настойки, — Вот только похмелье потом будет во сто крат хуже. Не думаю, что наш доблестный Страж на это согласится. Скорее я рискну, хоть и плохо переношу такие шутки над своим телом. Вот будет фурор, если в честной борьбе Быка перепьет хрупкая леди Инквизитор, правда? — усмехнулась она, смотря сбоку на благородный профиль Жозефины. — Действительно, фурор будет знатный, — засмеялась в ответ Жозефина, представив, видимо, подобную картину, но тут же помрачнела, — Может расскажешь, что случилось между тобой и Лелианой? И почему ты так относишься к Каллену? — Создатель милосердный, даже ночью и в таверне нет мне покоя, — вздохнула Эвелина, глядя в кружку, — Ничего у нас не произошло, просто мы не сошлись во мнениях. А насчет Каллена… Я не понимаю, куда делась его уверенность, ведь он ведет себя так, будто готов отдать управление войсками в другие руки. — Ты не знаешь… — задумчиво проговорила Монтилье и, выдержав паузу, продолжила, — дело в том, что Каллен перестал принимать лириум с того момента, как вступил в Инквизицию, а ведь он, насколько мне известно, вызывает привыкание… — Привыкание?! — Эвелина с грохотом поставила кружку на стол, расплескивая содержимое, и гневно воззрилась на Жозефину, — Привыкание?! От этого он может умереть, или как минимум сойти с ума! Создатель, почему я узнаю об этом только сейчас? И почему, демоны вас забери, вы скрыли то, что у нашего военачальника лириумная ломка?! — Он специально попросил не говорить об этом тебе, потому что боится стать обузой, - Жозефина грустно смотрела в стол, понимая, что не содержала своего слова, данного Каллену. — Но за ним присматривает Кассандра, и если она решит… — Что он больше не может выполнять свои обязанности, то поставит меня перед фактом. Невероятно! — Инквизитор устало понурила голову, удивляясь такому поведению советников, — Создатель, неужели вы думаете, что я неспособна понять его поступок? Неужели думаете, что сочла бы Каллена обузой? — Вовсе нет, миледи, — Жозефине этот разговор тоже давался нелегко, но она прикладывала все усилия, чтобы смягчить его, — Я… — Не называй меня миледи, хотя бы здесь. Хорошо? — Да… Эвелина… Ты видела храмовников, отказавшихся от лириума? — осторожно спросила Жозефина, скорее всего неосознанно придвигаясь ближе к Эвелине. — Да, в Оствике видела одного. Сошел с ума за месяц. Хотя у каждого своя устойчивость к этой гадости, и надеюсь Каллен с этим справится, — Эвелина допила настойку и знаком попросила Кабо дать что-нибудь покрепче, — Уже поздно. Иди спать, — сказала она, глядя на улицу. — Как скажешь, — понуро согласилась Жозефина, — Ответь только на один вопрос: из-за чего вы с Лелианой поругались? Это ведь не секрет? — Из-за тебя, — услышала она короткий ответ, — И не спрашивай больше, все равно не отвечу. — Доброй ночи, Эвелина, — попрощалась Монтилье, поняв, что больше ничего не добьется, и ушла. А Инквизитор начала пить вино, которое ей стабильно приносили, как только кружка пустела, и так она просидела, в компании Маредин, подпевая ее песням, пока таверна не опустела, и даже Кабо начал намекать, что всем нужно спать, но не решался сказать об этом прямо, а Эвелина не желала сегодня понимать намеки. Амелл зашел в практически пустую таверну, как раз когда Маредин и Эвелина пели «Чародеев» третий или четвертый раз подряд, и увидев его, Инквизитор призывно махнула ему рукой, приглашая за свой стол и просигналила Кабо, что им нужно что-то покрепче вина и объемом намного больше кружки. — Я так и чувствовала, что ты придешь, — немного несвязно обратилась она к Дайлену, принимая у Кабо бутыль, — Я смотрю, тебе тоже не спится, Страж. Плохие сны? Дайлен молча кивнул в знак приветствия и присоединился к Эвелине. Он как-то грустно глянул на бутылку и подставил руку под щеку. — Лломеринский ром. Кабо посмотрел на Стража со знанием дела и кивнул. Как и всякий профессиональный трактирщик он сходу мог отличить человека, который хочет просто нажраться, как свинья, от человека, которому нужно забыться в алкоголе, не особо сильно травя притом собственное тело. Лломеринский ром был напитком крепким и недешевым, на любителя. В таверне особой популярностью в следствие этого не пользовался. Только когда Дайлен бросил Кабо звонкий соверен, трактирщик кивнул и скрылся тихой тенью где-то в погребе, обители холода, мрака и десятка крыс, которых никто никак не мог вытравить. Оставалось загадкой откуда у Констебля водились деньги, причем неплохие, раз он так спокойно тратил золотой, который для иного был целым богатством, на выпивку. Очевидно, Серые Стражи, особенно на высоких должностях, были далеко не так просты и аскетичны, как могло бы показаться в начале. — Желание выпить, — уклончиво ответил Дайлен, неопределенным мутным взглядом глядя сквозь Эвелину. Он выглядел уставшим и не расположенным к откровенным разговором. А всё, что так или иначе касалось лично его, Амелл считал откровенным разговором, от которого стоило уклоняться. Констебль немного посветлел только когда Кабо притащил ром. Как полагается, Дайлен пил из горла — слишком ему были нужны эти несколько отчаянных глотков, после которых будет жечь глотку, а Скверна в крови завопит от ужаса. Слишком нужно было закинуть голову, расстегнуть верхнюю пуговицу белой рубахи и смачно бросить — «вашедан». — У меня был друг, — сказал он, поставив пыльную бутыль на стол и проведя рукой по растрепанным волосам. — звали Стэн. Кунарийское военное звание. Несколько лет назад стал Аришоком. Как добротно ругался, когда ему попадалось подгорелое печенье — почти искусство. Дайлен сделал ещё несколько глотков и шумно выдохнул, утерев губы — хорошо пошло. Сознание куда-то плыло, развязывая язык и перед глазами уже не стояла разинутая пасть Архидемона, в нос наконец-то перестал бить запах крови. Амелл редко хотел напиться и утопить что-то в дорогом алкоголе, привык терпеть, но иногда доходил до ручки. В Башне Бдения обычно нападал на запасы Огрена и утром обнаруживал себя спящим в конюшнях в обнимку с этим рыжем дворфом. Иногда пил с Натаниэлем, раньше с Андерсом. Много лет назад… О, как давно это было. Дайлен снова пьёт, стараясь избавиться от возможности мыслить и что-то вспоминать. — Изощренно ругаться — это искусство, — согласилась Эвелина, открывая свою бутылку оствикского виски и наливая себе четверть кружки, мол, не будет же утонченная леди хлестать крепкий алкоголь из горла, хотя и до этого может дойти, если вовремя не остановиться, — За тех, кто умеет красиво донести свое недовольство! — подняла она тост, опрокинула кружку и после паузы, в течение которой виски огнем разливался внутри, закусила его куском жареного мяса, — У меня тоже был друг. Маг из Круга, — Эвелина наоборот, вздохнув и налив еще, погрузилась в воспоминания, — Хороший был парень, но пил много. А командор вечно говорила, мол, пьяный маг — всем вокруг враг, — она вновь выпила, — вот и решили храмовники это доказать. Напоили его до беспамятства, после чего начали издеваться. Идиоты. Не додумались даже оружие с собой взять, а он с катушек съехал. Пожег с десяток, пару комнат выжег, пока из арбалетов не расстреляли. У меня на глазах, представляешь? И умирал он на моих руках, кровь из рта течет, хочет что-то сказать, а получаются только кровавые пузыри. — Эвелина смахнула слезу, которая всегда появлялась, когда она вспоминала тот вечер и умирающего Горацио, шептавшего «Не дай сделать этого с другими, защити их», налила еще полкружки и залпом выпила, обошедшись без закуски, — Мрази они, храмовники эти, и все свои идеалы предали, стоило отраву попробовать. Посмотришь скоро на тех, кто этот проклятый лириум порченый пьет. Жуткое зрелище. Безумные глаза, красные, как огонь, — количество виски тем временем уменьшилось до половины, а рассуждения Инквизитора становились более бессвязными, — Знаешь, хорошо, что все уже спать ушли, — пробурчала она, смотря сбоку на молчаливого Стража, планомерно заливающего неведомое ей горе ромом, — Не пристало им видеть своего лидера пьяным, — Эвелина криво усмехнулась, выпивая очередную порцию, и после паузы спросила, — Как думаешь, спасем кого-нибудь из Стражей? Потому что вы, ребята, хоть и ненормальные, но мне нравитесь. И опять же, — она не очень скоординированно махнула рукой, чуть не сбив бутыль со стола, — без вас Тедасу конец, кто бы что ни говорил. Была бы сейчас бесплодная пустыня с кучей гарлоков и архидемоном в небе. Откуда, кстати, у тебя такие деньги, что за бутылку рома ты отдаешь целый соверен? Кабо его, наверное, теперь спрячет в сундук, а сундук с погреб спустит, где за еду поручит крысам его охранять, — пьяно засмеялась Инквизитор, представляя себе эту картину и чувствуя, как алкоголь успешно оттесняет плохие мысли вместе со здравым рассудком, но прекращать ей не хотелось. Амелл вальяжно закинул ногу на ногу и, прежде чем ответить, сделал очередной глоток горячительного пойла. Как назло, привыкший без устали работать разум категорически отказывался поддаваться дурному влиянию алкоголя. Проще говоря, нажраться никак не получалось, хотя и кровь закипала, и таверна перед глазами причудливо плыла. Вот только мысли из головы вылезти не могли. Дайлен рассеянно кивает, как-то поддакивает, но почти не слушает Инквизитора, думая о чем-то своём, недостижимом и непонятным для многих. — Андерс от нелюбви к храмовникам развязал войну, — как-то невпопад сказал он, напрочь игнорируя все прочие вопросы. О, дорогой, милый Андерс. Так весело улыбающийся за спиной Дайлена Андерс. Всякий раз улыбался, когда Амелл просил у Ирвинга скостить другу наказание. Такой звонко смеющийся и бесконечно добрый Андерс, который всегда повеселится вместе с тобой, расскажет веселую историю, пока будет возиться в твоих ранах, чьих-то лезущих наружу кишках и лужах крови. О, Андерс. И если бы весь Тедас сказал, что его нужно усмирить, Дайлен бы встал рядом и, выпятив грудь, мрачно сказал — «меня с ним». — Людям свойственно забывать все благое, как только у них перед носом потрясут красной тряпкой, — говорит Амелл то ли о Стражах, то ли конкретно об Андерсе, то ли вообще о себе. Последнее было маловероятно, о себе он говорить не любил. Вопросы Эвелины летели мимо его ушей. — Не то место, чтобы про Стражей болтать. Пробормотав это, Дайлен опять пригубил, на этот раз более щедро, что б уж наверняка. Наверняка не вышло. Голова плыла, руки слушались слабо, перед глазами пелена, но разум все равно подбрасывает ненужные картинки. Амелл хочет быстрее прикончить бутылку и на утро обнаружить себя где-нибудь в сарае лишенным воспоминаний о прошедшей ночи. Он уверен, что так будет лучше. — Маги — идиоты, — бубнит Дайлен себе под нос. Речевой аппарат и дрожащие губы подчиняются слабо. Сознание хватается за призрачные осколки мыслей и пока держится в битве против крепкого рома. — и-д-и-о-т-ы… — тянет он, запуская пятерню в волосы и нещадно ероша их. Мысль, всплывшая после слов Стража про Андерса, не сразу добралась до затуманненого сознания Эвелины, но, попав туда, быстренько разогнала все остальные и в представлении Инквизитора начала выглядеть как огромная надпись «Андерс, Хоук и Амелл, а я случаем не забыла, зачем здесь Страж?». — Андерс… Ты же его ищешь, Дайлен? — Эвелина отставила бутыль на край стола и вперилась долгим взглядом в лицо Стража, упорно пытающегося напиться, — Зачем он тебе? Хочешь найти его? Так наша дорогая Защитница упрятала его неизвестно где. Она устало сжала виски ладонями, отгоняя вдруг подступивший сон, и продолжила: — Хоук должна вернуться завтра вечером вместе со своим другом из Стражей. Поговоришь с ней сам. А теперь пойдем, — Эвелина неловко встала из-за стола, и потянула Дайлена за свободную руку, — пора спать. Если нужно, возьми еще бутыль с собой, а Кабо тоже нужно спать. Дайлен только криво усмехнулся. Найти Андерса, последнего из их компании. После всего, что случилось с Йованом и Карлом. Их было четверо. Карл всегда присматривал, оберегал от лишних глупостей и предостерегал никогда не прибегать к запрещенной магии. Он был прекрасным и смирным волшебником, о таких стоит писать в сказках. Его законопослушность ставили в пример другим. Дайлен перенял это у него, а что потом? Потом Карла усмирила Мередит. Йован был слаб духом, тих, но верен друзьям. Часто болтал с Андерсом о том, что за пределами Круга. Будучи ребенком Амелл всегда дул щеки, когда приятели обсуждали побег. Потом стал выгораживать в очередной раз пойманного Андерса перед Ирвингом. Йована тоже защищал, даже когда тот прибег к магии крови, бросив и возлюбленную, и друга. Даже когда по его вине в мирном Редклифе случилась страшная напасть. Даже тогда… Право Призыва не помогло. Дайлена обманули. Кажется, тогда, глядя на отмеченный клеймом лоб ближайшего друга, он впервые рухнул на колени и залился горькими слезами. Винн пыталась помочь, Ирвинг тоже, даже Грегор качал головой. А теперь подобное грозило Андерсу. Тому, с кем Дайлен коротал вечера в Башне Бдения, кому доверял свои раны и мысли, с кем мог смело ступить на Глубинные Тропы. Андерсу, которого наставил на неверный путь. О, как Амелл сожалел и горевал о нем и Справедливости. Нет, не этого он хотел для друга. Не для этого использовал Право Призыва и поил его кровью порождений тьмы. Дайлен знал наверняка — он не может допустить усмирения Андерса или его смерти, ведь тогда он останется один. Последний из четверых. От этой мысли становилось дурно. Амелл был рад, что утром не помнил всего этого. На следующие два дня завязалась рутина — советы, обсуждения, долгие разговоры о Стражах и частые письма к Махариэль. Ей нужны были глаза и уши в Инквизиции, она их получила. Всё это напомнило Дайлену скучную бюрократическую жизнь в Башне Бдения и он взвыл волком, забавя Морриган и Кирана. К счастью, скоро приехала Хоук со своим знакомым Стражем. Амелл достаточно слышал про Страуда, чтобы при встрече они сразу прониклись друг к другу глубоким уважением. Это было приятное знакомство равных и достойных друг друга Стражей. Страуд не был похож на остальных орлесианцев, это радовало. Был порядком умнее и опытнее. Не спрашивал про Архидемона, понимал. Что до встречи с Мариан… это было странно. Не только из-за Андерса и неловких взглядов. Они знали друг друга. Лично. Один из немногих родственников, с кем Дайлену было приятно общаться. Да, он позволил себе разузнать про судьбу Амеллов. Неприятно было осознавать, что именно из-за твоего рождения некогда великую семью постигли такие несчастье. Столько детей и все маги… Дайлену было жаль мать. Он нашел брата и сестер и не почувствовал никакой близости. Ревка смогла укрыть их от храмовников, они не знали об их даре. А вот Дайлена она не спрятала и только из-за него начались ужасные гонения. Сестры и брат злились на него, его заслуги были им отвратительны. Всё в точности, как с Алистером. С Мариан по-другому. Она понимала. Она была только троюродной сестрой, не обязанной принимать его, как члена семьи или хотя бы друга. Амелл как-то заезжал в Киркволл, познакомился с Лиандрой. Она назвала его милым племянником и потрепала по волосам. Потом её не стало. Получив известие об этом, Дайлен приехал к Мариан. Они долго беседовали и пили вино. Она со смехом обещала присматривать за Андерсом, который хмуро поглядывал на них и качал головой. Когда Амелл заикался о племянниках, тот вовсе бледнел и удалялся писать манифесты. Мариан чуть с хохотом не разбила бокал. Они стали часто видеться после… после того как она не убила Андерса. Их нынешняя встреча на крепостной стене была шумной и веселой. Только ситуация грустная. — Чертов Амелл! — воскликнула Мариан, крепко обнимая Дайлена. — Чертова Хоук! — хохотнул он, закружив её. — Я думал, тебя наги сожрали! — Мечтай-мечтай, я ещё тебя переживу! — оказавшись на земле, Мариан крепко стукнула брата по плечу. — А я так надеялся… — Какой ты противный. — Это у нас семейное, дорогая, — Амелл подмигнул ей. На несколько минут и Брешь и Стражи Орлея исчезли из его жизни. Дайлен был просто рад, что хоть кто-то ещё жив.