Five hundred sixty two («Пятьсот шестьдесят два»)

Я возвращаюсь. Спустя пятьсот шестьдесят два дня, три часа и четырнадцать секунд я возвращаюсь. Покончено с ожиданием. Покончено с этой остановкой. Покончено со «слишком поздно» и «пока рано». Хватит сожалеть. Я возвращаюсь к ветру, который бьется в наши окна, – а может, это просто камешки? Я возвращаюсь к пробуждениям в твоей постели, к смятым простыням и растрепанным волосам, к поцелуям в мою припухшую нижнюю губу, к счастливому туману в моей памяти. В то время, когда мы пили одну за одной, пока наши глотки не взрывались; в то время, когда не было границ и нужды убегать. В то время, когда мы постоянно стремились вперед. Я возвращаюсь к рукам, лежащим на моих плечах или обнимающим меня за талию, любви у моего уха и обещаниям в твоих карманах. К хлопанью дверьми и раздутым из ничего ссорам, объятиям на диване и жалобам от домовладельца. К улыбкам у моей щеки и теплу знакомого тела. Я возвращаюсь, даже если ты этого не хочешь. Я много экспериментировал в эти пятьсот шестьдесят два дня, три часа и четырнадцать секунд. У меня были незнакомцы в душе, я катался с соседями по ковру, забросив верность под кровать и спрятав сердце в рукав. Я надел ботинки с острыми шипами, которыми легко топтать надежду, оковал железом язык, чтобы ранить словами, как ножом; каждый слог – словно порез от бумаги. Я обрел дикость урагана и бессонницу до темных полумесяцев в зрачках, распустился, как поношенный свитер, и расстелился по полу, как коврик у двери. И я пришел к выводу. Это просто обязан быть ты. Никто, кроме тебя, не вырисовывал на моей спине крохотные нотки, не считал ниточки паутины на моих ладонях и пятнышки на радужках моих глаз. Никто, кроме тебя, не заставлял меня становиться мечтателем, не подбрасывал меня, как на батуте, прямо в небо, не давал мне почувствовать себя богом. Никто, кроме тебя, не обещал мне таких мелочей и не строил такого громадья планов. Никто, кроме тебя, не отдавал мне столько, чтобы потом больше не надо было ничего просить. Никто, кроме тебя, так сильно не растрачивал себя, не приносил такие жертвы. Я сожалею. Я сожалею. Я ужасно сожалею. Я возвращаюсь; тебе не надо шевелить и пальцем. На этот раз я сдержу свое обещание. Спустя эти пятьсот шестьдесят два дня, три часа и четырнадцать секунд я все еще безумно люблю тебя. У нас будут еще миллионы, биллионы, триллионы и хренова-туча-лионы «пока рано», но никогда не будет «слишком поздно». Я обещаю тебе. Я возвращаюсь – и я остаюсь. Насовсем.