Секрет бабочек

За дверью квартиры Васькиных родителей громко ругались. Игнат поморщился и нервно помассировал переносицу под очками, решая, как лучше поступить. Васька ушел и пропал. Причем в тот самый момент, когда Игнат наконец-то настроился с ним поговорить серьезно. Так, чтобы определиться раз и навсегда. Основания для такого разговора были. В последние три-четыре месяца Васька вел себя… странно. Вид имел пугливо-извиняющийся, исчезал из дома не сказавшись и, главное, к сексу прежний интерес потерял. Перестал щеголять по квартире в одном кокетливом передничке, не лез к Игнату в душ, чтобы «потереть спинку и не только», не будил утренним минетом, к которому оказалось так легко привыкнуть… Да что там! Даже телевизор вечерами Васька устраивался смотреть теперь не так, чтобы улечься головой Игнату на колени, а забивался от него в дальний угол дивана, после чего уставлялся не на экран, а куда-то внутрь себя. Естественно, вечно сомневающемуся в реальности свалившегося на него счастья Игнату думалось, что это начало конца! А ведь столько всего было напланировано вперед — на совместное будущее! Трусливо ждать момента, когда Васька скажет: «Прости, но на этом все!», — не хотелось. Следовало расставить точки над «i», пока это еще можно было сделать спокойно, сохранив лицо. И ведь сегодня Игнат уже было начал! Издалека, но… начал же. Однако в этот самый момент у Васьки зазвонил мобильник, он некоторое время слушал какие-то невнятные вопли, несущиеся из него, а после вскочил с дивана, растерянно и уже откровенно испуганно глянул на Игната и унесся — только дверь входная хлопнула. Судя по тому, что убежал он в тапках, Васькин путь лежал в соседнюю квартиру — к родителям. Игнат сначала просто ждал его возвращения, потом вышел на лестничную клетку, потоптался и… вернулся, обозвав себя старым мудаком, но после все-таки не утерпел, снова выскочил и вот теперь стоял и слушал отчаянный гвалт, который раздавался из квартиры соседей. Мартыновы вообще всегда были шумными: смешливыми, щедрыми на эмоции. Они могли ругаться друг с другом в голос, но вставали стеной за «своего», если на него пер кто-то чужой. Игнат, с некоторых пор тоже принятый в круг «своих», но совершенно не привыкший к такому, иной раз даже пугался этого накала страстей, но не мог не признавать, что всегда греется рядом с ними душой. Жаль, если эта часть жизни теперь останется позади… Да и квартиру придется продавать, потому что жить и дальше рядом будет смерти подобно. Но не удерживать же Ваську, который, судя по всему, нашел себе кого-то куда более подходящего по возрасту, рядом с собой силой! Игнат уже собрался в очередной раз вернуться к себе, когда дверь в квартиру, возле которой он и отирался, внезапно распахнулась, и из нее решительно шагнула мама Васьки. Шагнула, увидела качнувшегося прочь под напором ее неизменной энергии Игната, всплеснула руками и, воскликнув: «Ну я же говорила!», ухватила его за рукав и поволокла за собой. — Мама! — взвыл Васька, увидев Игната. — Ну мама! Я бы сам, а теперь вот как?! — Сам он! Сам, понимаешь! Игнат стоял и только хлопал ресницами, переводя взгляд с Васьки, забравшегося теперь с ногами в кресло и сжавшегося там в нервно вздрагивающий комок, на его многочисленную родню: на по-прежнему настроенную на редкость решительно маму и удивленно-растерянного отца; на изо всех сил сдерживавшего смех Николая, пару дней назад в очередной раз приехавшего «на побывку»; на сестер Васьки — Машу и Светлану. Эти двое сидели рядом и всем — даже тем, как были поджаты их губы, — походили на мать. Одна кровь — Мартыновская. Девочки характером и повадками пошли в маму, старший сын всеми статями — в отца, такого же здоровяка. И только Васька получился не таким, непохожим, но, кажется, именно поэтому самым любимым, самым оберегаемым, кукленышем. Волна нежности поднялась у Игната внутри, привычно заставив бабочек, поселившихся в животе с появлением в его жизни Васьки, взмахнуть крыльями. И тут же опала… Бабочки, когда наступают холода, не выживают. — Хотел сам — давай, — мрачно велел он Ваське, ожидая самого худшего. — Сказал бы мне кто такое — вот не поверил бы! — явно пребывая на своей волне, о чем-то своем проговорил Васькин отец и покачал головой. — Вот ни за что! Женщины зашикали на него, а Николай, не удержавшись, все-таки захрюкал в кулак. Тут же получил от матери подзатыльник и заткнулся — только вздрагивающие плечи указывали на то, что смех из его крепкого тела никуда не делся. Сидит внутри и щекочется, будто Игнатовы бабочки в их счастливую пору… Эх… — Я не могу, — проскулил Васька. — А я говорила! — тут же сказала его мама и перевела взгляд на Игната. — Ни за что не поверил бы! — повторил, похоже, не во второй и даже не в десятый раз Васькин отец. — Да чего тут рассуждать! — решительно махнула рукой Маша. — Оформим все как положено. Уверена, что проблем не возникнет. Игнат, отчетливо понимая, что ничего не понимает, переступил с ноги на ногу и только-только снова раскрыл рот, чтобы заговорить, как был тут же перебит. — Нет, ну каков! — опять, будто мантру, произнес Васькин отец и развел руками. — Весь в тебя! — немедленно откликнулась Васькина мама. — Безответственный абсолютно! Сует член абы куда и абы как, а о том, что будет дальше, вообще не думает. — Я — не абы куда! — тут же возмутился Васькин отец. — Как это абы куда, когда… куда надо. И последствия, как ты изволишь выражаться, меня вполне устраивают! Николай опять захохотал — на этот раз в голос, — и на него никто даже шикать не стал. Все были заняты. Мама Васьки ругалась с его папой на совершенно непонятную Игнату тему, а Васькины сестры спорили друг с другом. И только сам Васька сидел совершенно несчастный и молчаливый. Игнат подошел к нему и присел рядом на корточки, заглядывая в лицо: — Ну что там такое-то? — Ты меня не простишь! Никогда не простишь. А я… А я его не брошуууу! Это самое «не брошу» подтвердило Игнату худшие опасения. Ну да! Все верно он понял! Васька полюбил другого и бросать этого неизвестного человека из-за Игнатова разбитого сердца не собирается! — Нет, ну кто бы поверил, что парень-то таким шустрым окажется! И ладно бы Колька с его вечными бабскими… «пересменками»! — Я попросил бы! — возмутился Николай и даже хохотать перестал. — С Катериной у меня все серьезно! Только куда ж я ее к черту лысому на Северá потащу, если у нее впереди последний курс и диплом? Вот доучится… Родичи Васьки опять принялись обсуждать что-то свое — кажется, на этот раз грядущую Колькину свадьбу с какой-то очередной Катериной, и Игнат остался с Васькой наедине. Ну, настолько, насколько это получалось в центре торнадо под названием «семейство Мартыновых». — Вась. Мы с тобой взрослые люди. Я все пойму. — Точно? — выглянув из ковшика ладоней, уточнил тот страдающим голосом. — Точно, — со вздохом отозвался Игнат. — Тогда… Тогда пошли! Я вас… Я вас познакомлю. Это было уже слишком! Игнат резко поднялся, отстраняясь, даже как-то шарахаясь от предложенной «чести», но в очередной раз ни сказать, ни сделать что-то однозначное не успел. Мартыновы отвлеклись от споров и вновь сконцентрировали внимание на Ваське и Игнате. — И правильно! — сказала Васькина мама. — Нечего тянуть кота за хвост. — Нет, ну каков! — в стопятьсотый раз повторил Васькин отец и восторженно «хекнул», опять начиная качать головой. — Да молчи уже, горе ты мое луковое! — Нет, ну если бы Колька, я бы ни разу не удивился! Но чтобы младшенький! Упомянутый «младшенький» тем временем решительно ухватил Игната за руку и поволок за собой в соседнюю комнату, дверь в которую была слегка приоткрыта. — Только тихо, не разбудить бы! Игнат не поверил своим ушам. Что?! Его ведут знакомиться с Васькиным любовником, который ко всему, как выясняется, все это время преспокойно дрых в соседней спальне?! И… И тут они переступили порог. И как-то сразу стало ясно, что никакого любовника здесь нет. Зато в углу стоит детская кроватка, через деревянную решетчатую стенку которой в свете ночника отчетливо виден… ребенок. Маленькая девочка, судя по цвету комбинезончика. — Это Верка, Игнат. Верка, это Игнат. Верка спала, приоткрыв свежий ротик, и ни с кем знакомиться совершенно точно в данный момент не собиралась. — Нет, ну каков! — восторженно прошептал над Игнатовым плечом Васькин отец и вздохнул так, что у того уху жарко стало. — Какую мне внучку отгрохал! И вот ведь если бы это Колька, но чтобы Вася! Уж не ждал, так не ждал! Первая внучка и не от девок моих, не от старшего сынка-бабника, а от младшего, от которого мы с матерью уж точно не ждали, потому что пе… Ох! — Да замолчишь ты уже наконец?! — Это?.. — пролепетал Игнат и снова замолчал. — Мой ребенок, — заглядывая ему в лицо, прошептал Васька. — Я… Я даже не знал, Игнат. Честное слово! Я… Я переспал… Ну… на вечеринке. Давно. Правда, давно. Еще… до того, как мы с тобой… Ей уже почти год… как оказалось. — Но… — Понимаешь, я не знал! Я понятия не имел! А теперь — вот. — Да не лепечи ты, кукленыш, — Николай обнял брата за плечо и тоже склонился над кроваткой. — Все будет норм. Или родичи ее удочерят, или мы с Катюхой, как поженимся, опеку оформим. И никакого детдома в ее жизни не будет никогда. Игнат, я уверен, тоже ничего такого… — Нет! — отрезал Игнат, и загомонившие было вновь Мартыновы вдруг замолчали и уставились на него с шокированным удивлением. — Я его не брошу! — не менее решительно возразил Игнату Васька и как-то даже сдвинулся — будто собрался собой, своим не самым мощным тельцем прикрывать дочь от всех невзгод мира. — Я тебя люблю, Игнат, но ребенок… — Он будет твоим! Твоей дочерью, а не сестрой или племянницей по паспорту! И… моей, если ты мне это позволишь, Вась. Если я тебе еще… не надоел. И вообще, я все уже узнал кое о чем важном, а тут ты меня сторониться стал: все молчал, думал о своем, вечерами пропадал. А ты, оказывается… Короче говоря, Вась. Раз такое дело, то я вот сейчас и здесь, — Игнат обвел дрожащей рукой окруживших его людей, захватив этим общим жестом и кроватку с по-прежнему спавшей Веркой, — прошу тебя стать… стать моим мужем. Вот. Я все выяснил и даже… подготовил. Мы поедем в Европу и… поженимся. В смысле вступим в брак. У нас, в России, это юридической силы иметь не будет, конечно, но… но я так хочу. Чтобы официально. Чтобы муж. Ты… Ты как на это смотришь? Скажешь мне «да»? Мартыновы молчали. Васька разевал рот и таращил глаза. Верка, судя по всему, в этом безумном семействе уже привыкшая к определенному шумовому «оформлению» жизни, в наступившей тишине проснулась. Увидела толпу, нависшую над ней, и незамедлительно разоралась. Васькина мама тут же метнулась к ней, приговаривая что-то нежно-сюсюкающее, Маша и Света обступили ее, заведя свои, отдельные, утешительные рулады, и даже Васькин отец вытянул губы дудочкой и что-то заворковал густым басом. А после все засуетились, куда-то пошли, унося Верку и обещая ей наперебой сосочку, кашку, водичку и всякую прочую абсолютно необходимую «вотпрямщас» фигню. — Вась? — спросил Игнат и потер переносицу, чуть не скинув с нее очки. — Я… А Вась? — А? Я не понял, Игнат. А… А Верка? Ее мать… Понимаешь, я все никак не расскажу тебе толком. Мы переспали. Я все еще надеялся, что смогу стать… нормальным и… — Игнат поморщился, и Васька заторопился: — А она мне после даже не сказала! Понимаешь? Не сказала! Сейчас-то я уже знаю, что у нее были… ну… планы. Папик там богатый, которому она ездила по ушам, что это он Веркин отец. Но тот-то богатеем не случайно стал. Не дурак, блин! Ну и вывел ее на чистую воду. А после Верка ей просто стала не нужна. И все. Позвонила и поставила перед фактом. — Чего ж мне-то сразу не сказал? — Боялся… — прогудел Васька и, засопев смущенно, глянул снизу вверх котиком из Шрека. Игнат незамедлительно умилился, обнял, прижимая к себе, дунул в макушку и принял командирское решение: — Значит, так. Верку удочеришь сам. Никаких пап с мамами и Николаев с Катеринами. Твоя дочь — тебе и отвечать за нее. Генетическая экспертиза подтвердит отцовство. Оформление всего остального я обеспечу. Проектировал дом одному… ну… человечку не из рядовых, который сможет помочь. Он мне очень благодарен, так что проблем не будет. Но ты за это мне пообещаешь… — Выйти за тебя замуж и быть верным и… как там? В болезни и здравии? Я согласен! — Пообещаешь не бояться говорить со мной обо всем, понимаешь? Всегда и обо всем! А в болезни и здравии… Ну, я бы не отказался, но шантажировать тебя… — Ты все-таки дурак, Игнат! — Оба хороши, — отрезала Васькина мама, появляясь в дверях с повеселевшей Веркой на руках. — И давайте уже, что ли, отметим событие. Отец там уже рюмки расставляет, а Машка со Светиком сальца с хлебушком и огурчиками солененькими по-быстрому настругали. В конце концов, не каждый день моему сыну… предложение делают. — Так ведь и сын каков! — возвестил из гостиной Васькин папа. — Вот кто бы сказал — не поверил бы! Всегда ж думал: Машка первой замуж выскочит. Ну, или Светка. От них и внуков ждал. А вот те ж на! Мал да удал наш Васька-то оказался. И при мужике хорошем, и ребеночка уже того-с, обеспечил. Учитесь, девки! — Папа! — А что папа? Тут папкай — не папкай, а против фактов не попрешь. Нет, ну кто бы подумал?! Кто бы только мог подумать-то?! — Пощупай, — шепнул Васька Игнату и потянул его руку себе на живот. — Вот тут. Что чувствуешь? — Тебя чувствую… — А вот так? — Васька задрал футболку и прижал Игнатову ладонь еще плотнее — кожа к коже. — Не щекотно? Игнату было не щекотно, а просто хорошо и приятно. Теплая кожа под пальцами была мягкой и… Васькиной, что определяло все и сразу, являлось мерилом и идеалом. — А почему должно быть щекотно? — Ну-у… Знаешь, говорят, что когда человек счастлив, у него в животе словно бабочки порхают. — Знаю, — вздохнул Игнат и сунул нос во взлохмаченную Васькину шевелюру. — Так вот у меня, когда я так близко к тебе, они всегда там появляются. И будто правда крылышками щекотно касаются изнутри. Так, что хочется смеяться и прыгать. И Васька смеялся и прыгал. Сначала по квартире родителей, а ближе к ночи, когда Николай уехал к своей Катерине, Верку уложили спать, а после и «молодых» отправили «в люлю» — на Игнате. И было им — и Ваське верхом на новоиспеченном женихе, и Игнату у Васьки внутри, и разыгравшимся бабочкам у обоих в животах — хо-ро-шо.