close

      — У меня есть идея на еще одну глупость.       Бен опустошает свой бокал за глоток, прежде чем поднять взгляд. Знает: после виски определенно станет лучше, под градус любая затея Джо сойдет за отличную, и, наверное, он даже на нее согласится.       Наверное.       (Они же не пожалеют, правда?)       — Может...       Банальное, но честное "не стоит" застревает поперек глотки. У Джо глаза обалдеть какие пьяные, и он немного придерживается пальцами за краешек стола, чтобы не упасть. В тонкой улыбке слишком много яркого лукавства, от этого щемит что-то возле сердца.       От всего Джо щемит.       Бен отстраненно думает, примут ли его вызов врачи скорой, если пожаловаться на передозировку чужим мужиком в крови.       (Вероятнее всего, примут, но только в психиатрической клинике.)       Алкоголь стучится в виске, и почему-то немного сложно дышать. Здесь, рядом с Маццелло, будто душная аура из сладкой-сладкой корицы и терпкого одеколона. Бен в ней путается, практически задыхается. Запахи ластятся к коже, пробираются в вены, и от одной мысли, что это ароматы Джо, что это Джо — у него под костями, мурашит.       Целиком и полностью мурашит, от пальцев ног и до макушки.       (Какая жалость, что все происходящее, скорее всего, угарный дурман.)       — Вы... — Он спотыкается о слоги, выдыхает медленно, частями, чтобы начать сначала. — Выкладывай.       Джо в ответ молча расплывается в ухмылке и берет его за запястье. Вот прямо так, через стол. От одного-единственного прикосновения волосы на затылке встают дыбом.       — Пойдем, — голос Маццелло сорванный, хриплый, словно он снова был в караоке и пел всю ночь напролет, не отвлекаясь на внешний мир. — Я хочу тебе кое-что показать.       Бен бредет за ним следом как в полудреме, и дом плывет мимо, отсвечивая темными стенами и далекой россыпью светильников по коридору. Хочется сморгнуть, встряхнуть головой, попытаться вернуть себе ясность и контроль — но все внимание, словно назло, приковано к чужой ладони.       (К ладони Джо — Д ж о — на его собственном предплечье.)       От нее по всему телу странный жар.       Кажется, Бен выпадает немного из реальности, когда они оказываются в спальне. Перед глазами — только спина Маццелло, кровать и картонка... картонка?       — Ты, блять, серьезно? — он сам не понимает, чего в тоне больше: смеха или иронии. Они же не пятнадцатилетки, в конце-то концов. — Чувак, мы давно не дети. Ты серьезно?!..       А Джо только отрицательно мотает головой, прижимает картонку к груди, достает телефон. И это, ей-богу, странно. По-ребячески.       (Он же не станет ревновать его к своему плоскому двойнику, да?)       Да?       Бен взмахивает руками.       — Я даже предполагать не буду, что ты задумал.       — Чистейшая импровизация, бро. Будет весело.       Джо смеется, и под тонкими губами видно белые зубы, язык. Он давно не брился, и, наверное, лучше задуматься над тем, чтобы подарить ему в ближайшее время бритву, но... но Бен со страшной силой примагничивается взглядом ко рту.       Потому что, правда, Джо горяч, его рот горяч, и хотя он никогда не затыкается и постоянно мелет дикую чушь, это все равно очень заводит. Они же оба пьяны, им можно.       (Наверное.)       — Благодаря твоим "чистейшим импровизациям" нас считают парочкой, — Бен старается выглядеть сердито. Он даже упирает руки в бока, чувствуя спиной дверной косяк, и приосанивается. — Фанаты по всему миру сходят с ума по этому... — щелкает пальцами, пробуя подобрать определение творящемуся безумию, — публичному порно.       Это ведь действительно безумие, иначе не назовешь.       — Ну и хорошо.       Возможно, что-то в плане идет не так, потому что ему кажется, или Джо... что? Раздевает его глазами? В следующий раз нужно наливать себе вдвое меньше.       — Ты со мной?       Маццелло вопросительно вскидывает брови, от всего его облика разит отчаянной веселостью и еще чем-то лишним, не столь показушным и приторным. Внутри питоном скручивается напряжение.       Несколько минут, и оно пожрет все органы, скрутит позвоночник в тугую спираль. Интересно, что потом?       Бен отмахивается от глупых мыслей. "Потом" еще не наступило. Есть только он, Джо, пустая бутылка виски в гостиной. Непонятное время показывают стрелки на часах.       (Остатки разума вышептывают скрипучее "н-е-т".)       Он произносит:       — Что делать?       Джо светится от счастья.       Они падают на кровать, проминают простыни и подушки своим весом. Джо вертится угрем, безудержно хихикает, а еще случайно прижимается боком. Все ближе и ближе.       Хмыкает совершенно спокойное:       — Не отказался бы покувыркаться тут по-другому?       Бен чувствует, как пунцовеют щеки. Еще пара подобных намеков, и на видео он получится томатно-красным.       — Давай к делу, — сжато, сурово (из последних сил).       — Картонный Бен тебя напрягает?       Харди пожимает плечами, подкладывая правую руку под голову. Внутри бурлят пьяный смех, предвкушение и алкоголь. Пальцы Джо прочерчивают дорожку по его ребрам. Случайно?       Джо забирается под одеяло.       — Хочешь повторить то видео с пресс-тура?       Маццелло кивает, настраивая камеру и укладывая картонного Бена удобнее, прямо рядом с собой.       — Не залезай в фокус сразу, договорились? — задумчиво бросает он, проводя ладонью по лицу.       Бен согласно сипит сквозь зубы. Картинка полностью складывается в его голове, но есть малейшие пункты, о которых почему-то непреодолимо хочется спросить.       — А конец? — возможно, стоит казаться более отрешенным, и он правда над этим бьется, сводя весь свой мандраж к едва уловимому тремору в пальцах. — Что будет в конце?       Джо на мгновение поворачивается к нему, и его взгляд... Его взгляд задевает больнее и распаляет сильнее любого бича.       (Одно крохотное уточнение: так и должно быть между хорошими друзьями?)       Вряд ли кто-то уверен в ответе.       — Импровизация, бро, — хмыкает Джо, но после сдается, поясняет мысль: — Возможно, я тебя обниму.       — Накрой одеялом.       Это на него совсем непохоже. В глазах Джо — неприкрытое удивление.       — Прости?       — Если ты хочешь обеспечить фанатов по всему миру мгновенными инфарктами, лучше накрой меня и себя одеялом. В конце.       В горле пустыня, а в виске "какого черта ты делаешь?!" голосом Гвилима на повторе. Скрипит, как заезженная пластинка, и нужно вовсе немного, чтобы отвлечься и не услышать.       — Крутая идея.       Джо, кажется, в восторге. Бен делает вид, что его это устраивает.       Облизывает губы.       (Ему необходимо хоть чем-то дышать.)       — Ну, — Маццелло подправляет четкость изображения, — готов?       Бен цепляет пальцами кромку одеяла, впивается в нее со всей дури. Только бы скрыть дрожь, только бы скрыть. Это все шутка, не больше. К чему такое волнение?       Кивает. И с каким-то необъяснимым трепетом наблюдает, как Джо выключает реального Маццелло и включает Маццелло-актера.       — О, да вы издеваетесь...       Джо играет: легко, без особых усилий, и за этой маской с трудом угадываются его настоящие эмоции. Он вздыхает показательно недовольно, достаточно искренне извиняется — и наконец отворачивается от картонки к нему.       И...       — Да вы издеваетесь, — эхом, но уже с другой тональностью, задевая взглядом взгляд.       Бена хватает на короткое тихое "хэй". И выдох — дробленый, урывками. Сердце под ребрами пляшет джигу.       (Всего несколько секунд.)       Он справится.       — Э-э-э, — Джо изображает смятение, потом неуверенно тянет: — Все в порядке?       Бен вздрагивает, вскидывает бровь. Сердце замирает, и на мгновение кажется, что все это — не их собственный вымысел.       — Все отлично, — с хрипотцой.       Наверное, они жутко пьяны, и это видно даже со стороны. Бен бы не удивился.       — Х-о-р-о-ш-о, — Джо растягивает гласные, будто ему действительно слишком неловко, но его горячее бедро обжигает Беново, и это большой вопрос, кто из них на самом деле в затруднительном положении. — Так ты уже виделся с ним?       Бен скашивает глаза на картонку. Та лежит вполне мирно.       (Желание отодвинуть ее от Маццелло подальше — глупое, глупое, глупое.)       Она не выглядит живой.       Харди притирается боком практически вплотную. Между ними расстояние в миллиметр, но все же. На Джо отчаянно сильно хочется смотреть.       А еще его хочется коснуться.       Провести пальцами по шее, уткнуться большим в яремную ямку, надавить, вызывая стон....       Так. Хватит. У Бена и без того щеки ярко-красного оттенка.       — Да-а, — сглотнуть, протолкнуть вязкую слюну вниз по глотке, — мы познакомились прошлой ночью.       Наверное, его слова попадают в тему: Джо еще ни разу не нажал на "стоп". Вроде, он вполне доволен происходящим.       — Ну да, — или нет? — Да...       Джо щурится — это видно на экране, — деланно сипит. Его взгляд устремлен точно в камеру, Бен замечает боковым зрением. Но, честно, ему чуть-чуть наплевать.       Съемка не передает и доли того напряжения, которое повисло в спальне. И, наверное, никогда не передаст.       Секунда. Вторая. Третья.       У Бена дрожит уголок губы — настолько тянет улыбнуться.       Джо улыбнуться. Не фанатам, не всему миру — только Джо.       Но подобное зрелище не для всех.       Четвертая. Пятая.       Сейчас что-то случится.       (Возможно, стоило сделать все это на трезвую голову.)       Бен прикусывает нижнюю губу, не желающую поддаваться контролю.       Шестая.       Перед мысленным взором неоном вспыхивает "боже".       Маццелло ломается даже быстрее, чем можно было бы предположить. Точнее, вначале все идет строго по плану: он обреченно, словно решаясь, дергает бровями и с размаху утыкается Бену в плечо, накрывая их обоих одеялом.       Эксцентричный финал.       — Твою! — Удар получается резким и сильным, а Бен чересчур расслаблен, чтобы успеть его погасить. — Черт!       Они валятся с кровати туго сплетенным клубком, телефон откатывается куда-то в сторону.       — Ты успел нажать "стоп"?! — Бен снизу, и говорить жутко неудобно: Джо и одеяло перепутались на его груди. — Скажи, что нам не придется переснимать все заново!       (Он просто не выдержит.)       Честное слово, для этого нужна воля, которой у него нет в запасе.       — Богом клянусь, — Маццелло дрыгает ногами, а еще немного смеется куда-то в район уха, и, господи, разве можно быть настолько солнечным? — А что, ты был...       Он не договаривает: просто застывает вдруг, выпутав руки. Сидит сверху и не торопится слезать. И глаза у него уже не совсем пьяные, Бен достаточно побывал на вечеринках, чтобы знать: когда зрачок затапливает радужку в-о-т т-а-к — это не от выпивки.       — Джозеф, — тихо, с придыханием.       Бен чувствует себя, как спецназовец, разминирующий бомбу. В коридоре противно тикают часы, и, кажется, они отсчитывают минуты до его смерти.       Или не смерти?       Жаркое "не вздумай" не успевает сорваться с языка.       Джо припадает всем весом на руки, и его нос упирается куда-то в шею. Мгновение — и он дергает ворот футболки вниз, обнажая ключицы. Укусом обжигает плечо.       — Еб твою мать...       Еб твою мать. Вот правда.       Джо зализывает ранку, широко мажет языком, и под кожей взрываются фейерверки. Бену кажется, или он сам прогибается навстречу? Крепкие мужские ноги сильно сдавливают бедра.       — Джо?..       (Неужели это то, к чему мы шли, Джо?)       Маццелло не отзывается, только вдруг выпрямляется в спине, рывком сдергивает с себя футболку и трясущимися руками стаскивает прочь одеяло. Бен смотрит на него снизу вверх, и, ей-богу, они оба выглядят как дорвавшиеся до секса подростки.       И это смешно.       — Если ты мне сейчас не поможешь, — Джо почти рычит, но в глазах отчаянное пламя, — и не сделаешь хоть что-нибудь, то я выпру тебя нахрен из своего дома.       Бен гасит собственную усмешку о его губы.       Джо горячий и сладкий на вкус, сотканный из ноток корицы и виски, и он так мягко, приятно отзывается в руках, что сил на сопротивление происходящему не хватает. Он гнется и льнет вплотную, когда Бен, садясь, прижимается и ведет пальцами по выступающим ребрам, когда протискивает язык между зубов и скользит им по небу.       Он до боли впивается в его шею и будто бы хочет вплавиться Бену под кожу.       И это невероятно. Просто невероятно.       — Давай же, — шепчет между поцелуями, похожими на чертов ад, трется пряжкой ремня о живот, — давай, Бен.       В груди издыхает, но не останавливается сердце.       — Давай...       Просяще, почти хныча. Если честно, Бен всего капельку шокирован тем, что Джо может быть ласков и требователен одновременно.       Длинные пальцы ловят край джинсов. Тянут вверх за пуговицу, и они оба елозят по полу, стараясь найти выгодную позицию. В итоге Бен прижимается спиной к кровати — и вдруг весело хмыкает.       — Он все еще там?       Джо с первого раза, кажется, вообще не понимает. У него осоловелый взгляд и красные припухшие губы, и он все еще крепко держится за его джинсы, готовый вот-вот сдернуть их, не расстегивая.       — Ты, блять, о чем?       — О картонном Бене, — Харди даже не пытается скрыть улыбку: его пальцы на боках Маццелло, и он определенно ощущает себя очень комфортно. — Он все еще на постели?       Джо вытягивается, заглядывая на простыни, а после неожиданно стремительно ныряет назад и, не останавливаясь, врезается лбом в лоб Бена.       — Знаешь что, Харди? — Шипит он, словно разъяренная кошка, дыхание опаляет щеки. — К черту вопросы. Если тебе важно знать, его там нет, и в гробу я видал картонку, когда ты в этой комнате.       Признание звучит шокирующе откровенно, поразительно интимно.       У Бена нет контраргументов.       Он просто запрокидывает подбородок, подставляя поцелуям Джо лицо, и вслепую тычется губами в его нос, скулы, челюсть. Руки с ребер переползают на узкую талию, неспешно скатываются ниже. Большие пальцы ныряют за ткань джинсов.       — Ты издеваешься, да?       Джо шепчет, стонет ему в рот и снова шепчет. Отчаянно хочется смеяться, а еще — дышать им и дышать. Целовать и переживать этот момент, опять и опять.       — Просто... блять, давай уже просто сделаем это.       Алкоголь плавно выветривается, на смену ему приходит возбуждение, коробящее насквозь и пробирающееся в кровь. Их обоих мелко потряхивает, но Бен уверен: подобное в порядке вещей. Ему уже знакомо, каково это — когда тебя прошивает морозом по позвоночнику просто из-за присутствия т-о-г-о с-а-м-о-г-о человека.       (Того самого, того самого, того самого...)       Вжикает молния на ширинке, и теплые пальцы ныряют в боксеры. В отместку Бен стягивает джинсы с Джо и мимолетом молится, чтобы тому не пришло в голову брякнуть нечто вроде "попался".       Это убьет всю гребанную романтику, если она вообще тут когда-либо была.       Но Джо просто обхватывает ладонью его член — вот так вот, берет и обхватывает, чуть зажимая у яиц. И тут же начинает скользить: мерно, вверх и вниз. Бен забывается на короткий миг.       Кажется, Маццелло хрипит что-то несуразно нежное ему на ухо. Кажется?..       Бен ловит его за шею, разворачивает к себе, украдкой заглядывает в глаза. Там — кромешная бездна, из которой нет и не будет спасения.       — Т-тебе нравится?       Вместо ответа Бен целует, страстно и яростно, слегка прикусывая нижнюю губу. Он чувствует сухой стон и вибрацию горла, но не может заставить себя оторваться. Лишь когда от недостатка воздуха начинают мерещиться бордовые круги, против воли ослабляет хватку.       Свободной рукой он прослеживает перепутья вен на покрасневшей шее Маццелло, сползает к сердцу. То колошматится о грудину, как бешеное, и Бену чудится, что еще секунда — и оно пробьет их к херам, выскочит в его дрожащие пальцы.       — Н-надо вместе.       Воздуха не хватает от слова "вообще", и все это и вправду смахивает на подростковую возню, но, честно, Бену плевать на предрассудки с Биг-Бена. Он тянется обратно, к исцелованным губам, и одновременно выпрастывает член Джо из трусов.       Вскидывается вверх всем телом, прижимаясь пахом к паху. Джо от неожиданности (?) вскрикивает, жмурится. На виске у него проступает вена, и, наверное, сам Бен выглядит не лучше, но это вовсе не важно.       Важно то, что он цепляет замершую ладонь и сам оборачивает их руки вокруг членов. С трудом, но находит верный ритм.       И до одури сильно старается не моргать, чтобы запомнить каждое мгновение. Каждый вдох, каждый взгляд, каждое касание.       Джо плывет, и его лицо сверху искажается то дрожью, то недоумением, и это так нескончаемо мило, невероятно красиво. Бен целует его под кадыком, играючи прикусывает крохотные родинки. От щетины колются губы.       — Бля-я-ять... — сипло, с расстановкой, забывая дышать.       Впиваясь ногтями в плечи, раздирая кожу до красных отметин. Прилипая грудью к груди.       Возможно, стоит остановиться, чтобы сердце у Джо не сделало этого прежде, чем они...       — Не вздумай... не вздумай...       Пальцы Джо нежно задевают уздечку, делают круговое движение по головке, и Бен сам вздрагивает. Копит силы на вздох.       (И правда, не вздумай, все слишком близко.)       Вместо него прижимается ртом к подбородку, носом зарывается в чужой до чертиков приятный запах и низко скулит. Джо роняет голову ему на плечо.       Рывок. Второй. Дробный темп, сплетающиеся пальцы.       Стука часов в коридоре не слышно за сиплыми стонами.       — Я-я...       В последний момент Бен, ощущая предоргазменную тряску, цепляет губами ушную мочку Джо. И кончает, выдыхая урывками.       Маццелло догоняет его парой движений.       — Святой Иисус!       (Наверное, нужно что-то сказать.)       Бен смаргивает с глаз плотную пелену, открывает рот, но получает лишь короткий поцелуй.       В глазах у Джо немой вопрос, ни капли смущения, толика неуверенности. Бен все еще может слышать его обалдевшее сердце.       (Ранить его хочется меньше всего.)       — Т-ты только что изменил картонке со мной, в курсе?       Сорванным голосом, пряча между буквами улыбку и незаметный практически подтекст.       Ладонями, мягко гладящими поясницу, не торопящимися исчезать.       — Боже, — в Джо словно струнка ломается: немая маска, надетая на минуту, идет трещинами, и в морщинках-лучиках снова играют отголоски света, — Бен.       Боже.       Да.       Бен разводит руками.       Хорошо, что они не сделали этого на трезвую голову.       Будет причина повторить.