Мало ли что у них в резюме написано

Рук и ног Дин не чувствует, он вообще ничего не чувствует — только собачий холод. Закутавшись по самую макушку в несколько одеял — спасибо, господи, запасливому Сэму, который, с тех пор как они переселились жить в бункер, не перестал закидывать в багажник их стандартный набор кочевого бомжика: одеяла и термос, — он кукожится на заднем сидении Импалы и изо всех сил сжимает челюсти, чтобы так явно не дрожали. Безрезультатно. Сэм, закончив попеременно то занудно причитать, то ругаться, врубает печку на полную мощность и выскакивает наружу за сухими вещами. Через пару минут он возвращается со стопкой одежды. Взъерошенный весь, глаза сверкают, как у напуганного кошака. Ну еще бы, Дин ему такой заплыв выдал. — Давай сюда намокшую, — велит Сэм. — В пакет закину. Дин молча кивает на валяющуюся под сидением кучу одежды, которую они несколько минут назад спешно сдирали на пару с Сэмом: она еле снималась, липла к телу. Дин и рад был бы дать ему по рукам и показать зубы, чтоб не лез, но пальцы онемели и совсем не слушались, а губы лихорадочно прыгали. — Ты как? — заботливо интересуется Сэм. Дин смеривает его взглядом — надеется, очень красноречивым. — З-замечательно. Купание в ноябре за тысячу миль от Флориды так бодрит. Все, кроме одной части тела, ну, ты понимаешь. Сэм даже и бровью не ведет, внимательно на него смотрит, вдруг неуловимо меняется в лице — нет, это не то ожидаемое изменение — и с чересчур решительным видом хватается за замок куртки. Дин знает его слишком хорошо и начинает говорить еще прежде, чем собачка сдвигается вниз. — Даже не вздумай! — сипло рявкает он — к своей чести, довольно правдоподобно. Гипотетически, конечно же. Сэм нифига не проникается. Для Сэма в таких случаях его возражения приравниваются к писку мухи. Ну, надо сказать, сейчас действительно очень близко. — Если хоть дюйм твоей голой кожи приблизится к моей, я выкину тебя из машины. Я не подыхаю! Пальцы Сэма замирают. Дин едва слышно выдыхает. — Так ты быстрее согреешься, — с непоколебимой уверенностью и едва уловимым — обиженным — раздражением произносит Сэм. Дин зыркает на него. — Ладно, — выдержав очень, очень укоряющую паузу, Сэм скидывает куртку. — Значит, сделаем по-другому. — Сэм… — угрожающе начинает Дин. — Не спорь! — рычит Сэм и дергает за конец одеяла, раскручивая кокон. Дин не может пошевелиться, чтобы попробовать его удержать и не сдать позиции, он чувствует себя этой самой бессильной мухой, укутанной паутиной. — Не хватало мне еще, чтобы ты свалился с пневмонией! Руки вдоль тела, заткнулся, замер и пустил меня! Дин, да, затыкается — от шока. И молча пялится на то, как Сэм, бережно расправив принесенную стопку сухой одежды, засовывает ее себе под рубашку и одной рукой прижимает к груди. Вау. — Ты это серьезно? — безнадежно интересуется Дин. Сэм не удостаивает его и взглядом. — Она холодная, — с невообразимым в данной ситуации достоинством отвечает он и с точно таким же — придвигается к нему вплотную. Крепко притирается боком и бедром, накидывает на них обоих одеяла и начинает шебуршать, возиться, как щенок, подтыкая их со всех сторон, пока не убеждается, что ни с какой стороны Дину не дует, и только потом затихает. — Так тепло? Дину вообще-то хочется съязвить или заорать — на выбор, но все-таки передумывает: Сэм большой, горячий и пахнет почему-то не одеколоном, а овсяным печеньем. — Тепло, — бормочет он. Он действительно постепенно согревается — его начинает колошматить еще сильнее. Но холода Дин больше не чувствует — чувствует только Сэма, и отчего-то со всех сторон сразу. Сэм выпрастывает левую руку, зажатую между их телами, обхватывает за плечи, притискивая к себе до упора. Фланель приятно щекочет кожу. Дин ничего не говорит. — Как этот чувак? — через пару долгих, тягучих минут спрашивает он. Его медленно клонит в сон, но он держится: только этого ему не хватало — уснуть полуголым на плече у Сэма. Сэм, конечно, этого ему никогда не припомнит, не тот случай, но у Дина еще остается какое-никакое достоинство. Достаточно и того, что он благосклонно позволяет себя тискать, как плюшевую игрушку. Позволяет, ну. Позволяется почему-то очень легко. Дин подумает над этим позже и, может, даже составит столбчатую диаграмму на тему. — Нормально, — отвечает Сэм. Его голос приятно отдается вибрацией в грудной клетке, Дин воспринимает это всем собой. — Нахлебался только да перепугался до усрачки. Ты вовремя успел. Понять только не могу, как ты его заметил, темно же. — Он вообще-то орал. Сэм фыркает. — Ну, я это услышал уже после того, как ты без объяснений с огромными глазами рванул к озеру, на ходу расшвыриваясь курткой и ботинками. — Тогда вы с ним на пару заорали, ага. И кто громче еще. Сэм мстительно впивается ногтями в его голое плечо, а потом как-то чересчур медленно и глубоко вздыхает и утыкается подбородком ему в макушку — да так и замирает. Дин вяло дергает головой, ну, так, чтобы Сэм ничего не заподозрил. — Что я, по-твоему, мог подумать? Что ты решил открыть купальный сезон вне расписания? Дин молчит. — Ну, кто-то же должен их спасать, — наконец произносит он. — Я внесу этот пункт в свое резюме в графу «дополнительные навыки». Сэм усмехается — Дин даже так это ощущает и вполне представляет, какое выражение у него сейчас на лице. — Да уж, кто если не ты? Мой герой, — с мягкой, необидной издевкой поддевает Сэм. Дин резко выпрямляется, но тот, зараза, даже на секунду не отстраняется, не то что подбородок не отбивает — как прилип. Дин прикрывает глаза. Убаюкивает, черт. Мерно гудит двигатель и шумит печка, тихо и размеренно сопит Сэм ему в волосы, на переднем сидении, также по самые уши завернутый в тряпки, мурчит, спрятав нос под лапой, счастливый спасенный. Царапины на руках и шее еще саднят — мелкий, размером с ладошку, а пропахал он ему шкуру знатно, пока цеплялся за него изо всех сил. Они-то исчезнут куда быстрее, чем из памяти — непередаваемый взгляд Сэма, когда он буквально выполз из озера, мокрый, трясущийся и с вопящим, как карета скорой помощи, рыжим котенком на руках, — так, наверное, смотрят на непроходимых тупиц, которые, однако, чересчур совершенны для этого мира. Как будто бы Сэм и сам не полез, ну. Сэм над ухом что-то бубнит о шерстяных носках, чае с лимоном, самоотверженных придурках и прелестных котиках, а Дин ему в ответ — о занудах, о недопустимости телячьих нежностей, курицах-наседках и, ладно, хорошо, и правда довольно прелестных котиках. Сэм только скептически хмыкает и мстительно дует ему на макушку. Идиот. Дин так и говорит — и мало ли что он имеет в виду. А кошак этот — который проснулся и теперь, дергая ухом, лукаво таращит на него из-за спинки один ярко-желтый глаз — пусть только попробует намекнуть.