дети проходных дворов

      Это лето было холодным, хотя не удивительно – в Питере и зимой ходят в куртках, а кто и лица в шарфы прячет. Несмотря на плохую погоду, многие хотят жить в таком городе. Больно уж красивый. Но всем нужны лишь старые великие дома и достопримечательности, какие есть везде. А истинную красоту Питера видят не многие. Если залезть на крышу, можно и не увидеть конца, потому что многие дома соеденины между собой. Это районы для холопов – тесные улочки и дворы-колодцы. Серые крыши, жёлтые стены – все оттенки таких районов, с тёмными окнами днём, но зато, ночью они освящают двор светом. Квартиры в тех домах маленькие, небогатые. Такие обычно завалены хламом, или сколько там не убирай – всегда что-то не то. Вроде порядок, а нет, не такой, как у "аристократов". Но зато уютно. В таких живут три типа людей: первые – бабушки, что там, впринципе и не живут-то, потому что целыми днями сидят на лавках у подъездов. Вторые – семьи с кучами детей, у которых нету денег на огромные квартиры и все ютятся в этих, обычно двухкомнатных. Третий тип – студенты. Наверное, многие знают, каково это... Денег нет, жить где-то надо, не бомжевать же. Все стремятся в большие города, не подозревая, что жизнь там не сахар. В Питере небо всегда серое, под цвет крыш. Может, этот город и красивый, но все, кто там не был – лишь романтизируют. Видите ли, погода им не преграда, лишь бы в крутом городе пожить. А не – самый обычный. А дворы-колодцы не зря так называют – если взглянуть вверх, будто смотришь из настоящего колодца. Только звёзд днём не видно. Конец 90-х, начало двухтысячных годов. В послевоенное время были проблемы с преступным миром и всем было не до дела, чем там маятся подростки. Могут и бабку за 20 рублей зарубить. Так что многие в то время, воспитывались без особого присмотра. Можно курить, бухать, пропадать ночами – никому дела нет.       В одном из тех самых дворов-колодцов жили два студента. Их тут знали все, ибо живут уже долго. Знали как весёлых парней, тех что обычно гуляют бандами, типичные хулиганы. Бабки у подъездов распускали слухи, что те наркоманы, сатанисты, зэки... Но мнение бабок тут не в счёт – есть и те, кто любили этих двоих. Привыкли видеть их, возвращающихся домой после пар, бухающих или курящих в подёзде. Никита, или, как его ещё называли – Рыжий, или Харчок. Светлый низкий парень с милым лицом. Для своих 20 лет он был слишком низкий. Многие путали его с девушкой, за его голубые глаза и ярко-рыжие длинные, вьющиеся волосы. Он был вспыльчивый, но весёлый, по крайней мере,так видели его другие. Оставаться весёлым ему помогал лишь алкоголь и кое-что ещё... Когда приходишь после пар, идёшь на подработку, делаешь конспекты, заданные на дом, ничего не поможет так, как бутылка пива. Хотя, он и не был алкашом. Курил, да, но на алкоголь особо не налегал, потому что быстро напивался. Особенно любил вино. Могила – такое Данилу дали погоняло, был лучшим другом Рыжего. Это был среднего роста парень, с густыми карими волосами и бледной кожей. Он был более несерьёзен, был ребёнком, хоть ему уже и 22 года. Он был более общительным, и как казалось – жизнерадостным. А только нихуя. Или почему все его руки перемотаны бинтами? Ничто иное, как селфхарм. За все свои многократные попытки самоубийства парень и получил своё прозвище. Данила – Могила Могила и Харчок были лучшими друзьями, вместе снимали квартиру в Питере, ходили на пары, а ещё кентовали по вечерам со своими братанами. Например, Туберкулёзник. Рустам Акулов получил такое погоняло за свой вечный кашель. Да и сам по себе он был хилым – с бледной кожей, синяками под глазами и отсутствием бровей. Как-то на химии спалил свои брови и заработал после того случая вечный кашель. Ладно, он их не спалил. Неизвестно, что он нахимичил, но брови выпали сами. Но он из-за этого особо не парился – его сестра Галя каждое утро рисовала ему брови. Кто-то, как и Рыжего, звал его пидором за то, что длинные пряди чёрных волос на висках были окрашены в белый цвет на конце. Туберкулёзник обычно был тихим и спокойным, но как про него ещё говорили "За Могилу и двор стреляет в упор". Он был кентом Данилы, тот же в свою очередь объяснил ему все понятия, что бы малого кто-нибудь другой им не научил. Только уже за гаражами и по-жёсткому. Могила был единственным, кого Туберкулёзник считал своим другом. С другими ему было не интересно. Они все обычные – у них нет своего мнения, они думали так, как модно. У них нет своего стиля, они одеваются так, как модно. У них нет своего характера, они ведут себя так, как модно. Он был довольно депрессивным, Могила наоборот – оптимист. Сейчас эта троица как всегда собралась во дворе–колодце, только состоящем не из четырёх углов, а более обширном. Могила, вечно надевающий себе на плечи батину бежевую куртку, занял место на качели. Впринципе, ничего нового. Сейчас он оттолкнётся ногой от земли, чтобы слегка раскачать качелю, покажет, как он умеет открывать пиво глазом, закурит сигарету. Рыжий обычно сидел на низком железном заборчике, ограждающим детскую площадку от дороги. И курил, курил, курил... Он любил спускать кофту до локтей, обнажая зататуированные плечи. А ещё он всегда носил на голове какую-то шапку, как это делают всякие модники в американских подростковых сериалах. Туберкулёзник обычно стоял и его редко можно было увидеть на кортах, в отличие от остальных. Он часто подпирал стену и вообще, был будто серой мышью. Ещё все думали, что он гот, потому что он всегда ходил только в чёрной одежде. А ещё... Никто не знал, что на самом деле, чёрная олимпийка, которую он никогда не снимает – принадлежит Могиле. Когда тот нашёл ещё малого Туберкулёзника в подворотне, избитого и почти замёршего в декабре и без одежды, он отдал ему свою кофту, что бы тот совсем в сосульку не превратился. Сейчас все трое сидели и бухали. Был тёплые летний вечер, что большая редкость для Питера. Солнце уже садилось, придавая домам более яркие жёлтые и оранжевые оттенки. В такое время больше всего детей гуляло на улице, но "старших и более умных" это особо не смущало. Обычно, их было трое, хотя могло быть и больше, так как знамениты они на весь район, как Понтовая банда. Так что не факт, что сейчас не подойдёт ещё кто-нибудь. Бабки на лавочках перешёптывались о них и в их тихих голосах были слышны не лучшие слова, такие как – наркоманы, малолетки курящие, хулиганы, неучи. — Чо с очказавром? – вдруг подал голос Харчок, сделав очередной затяг. — Да ничо нового. – Ответил Могила, снова оттлокнувшись ногой от земли. – Стрелу назначил где-то на завтра вечером. — Мм, типо разборки будут? — Угу. – Почему-то после этого вопроса, Могила довольно улыбнулся. Как будто его забавили разборки. — А где будете? – Вмешался Туберкулёзник. — Ну... Где обычно. — Нас позовёшь? – улыбнулся Рыжий. – Или сам пойдёшь? Тц, нельзя так, нельзя. — Та идите, если хотите. Очказавр-то тож наверн один не пойдёт, чо он, тупой что-ли? — Бл, я не ебу, чо у вас с ним за тёрки вообще? Вы просто постоянно, блять, где-то отношения выясняете, хз вообще из-за чего... — Ну, знаешь, Харч. – Наигранно, будто он философ, протянул Могила и сделал затяг. – Как он говорит... Я его напрягаю. Так-то он меня тоже. — Как говорит Матвей: Никто никого не напрягает. Все трое тихо умехнулись. Матвей всегда говорил умные вещи... Ну, как говориться – чёрта помяни и он появится. Туберкулёзник обернулся первым, услышав шаги позади. К ним подошёл парень, или даже мужчина – ему было лет 20, с длинными чёрными волосам завязанными в хвост; тёмными кругами под глазами; с красным шарфом, небрежно, будто наскоро, накинутым на плечи. Это и был Матвей – батя этой банды. Он работал каким-то там в врачом в районной больничке, а ночью раздавал ништячки, в виде белых порошочков. Он не сказал ни слова, лишь кинул на всех свой угрюмый взгляд и, обернувшись, пошёл обратно. Могила, Харчок и Туберкулёзник тоже ни слова не прорнили, а поспешно последовали за ним. Остановились парни в подъезде, старом, с погнутыми перилами, которые вот-вот обломятся вниз, с разрисованными стенами, с дверью, завешанной объявлениями. Там курили, болтали о рутине. Бывало, пока нет бабок, можно было занять место на скамейке. Рыжий играл на гитаре, Могила что-то напевал своим низким голосом. Рыжий пел лучше – голос его был высокий и звонкий, хотя слегка прокуренный. Хорошо было в нулевых, не было этих телефонов, от которых сейчас невозможно оторваться. Были, конечно, какие-то там, но много пользы не приносили. Компьютеры были так-себе, так что за ними тоже много времени не проводили. Да и были они не у всех, стоили дорого. Зато в каждом доме был телевизор – маленький, квадратный, тяжёлый. Иногда шипел, не показывал совсем. Потом, будто сам чинился. Хорошая была жизнь... Не отклоняясь от темы... Матвей сел на ступени, опираясь локтями на колени и положив голову на сомкнутые руки. — Чо там с Юркой? – спросил Могила, достав очередную сигарету и, поджигая её. — Да ничо. – Ответил Матвей и скрипнул зубами. – Опять этот зоофил ебаный права качает. – после этих слов он сплюнул. — Ну... У них свои понятия. – сказал Харчок, после чего получил три косых взгляда и замолк. — Сегодня побазарим за гаражами. До ночи не тянем – пойдём через пол часа, наверн. Щас ещё Галька придёт и Оксана. Юрий Филонов – физрук и раньше был другом Матвея, но когда второй стал барыгой, понятия их были совсем разные и Юрий собрал себе свой сходнях, у которого тёрки с Понтовой бандой. Вскоре в подъезд зашли две девушки. Первая из них выглядела как гот – чёрные волосы, завязаные в хвост; чёлка, скрывающя правый глаз; рваная одежда с кучей сеточек; перчатки без пальцев и берцы. Это Галя – сестра Туберкулёзника. Она училась в 11 классе и была типичной анимешницей и яойщицей. Оксана. Вторая девушка – с розовыми волосами, ровно остриженной на левом глазу. Футболка Supreme, кросы Nike, брюки с высокой талией. Она была из богатой семьи, каждый день шлялась по вписками и встречалась с Матвеем. Ну, впринципе, ей было лет 17, так что Матвея в каком-то смысле можно было назвать педофилом. Теперь их было достаточно. Они вышли из подъезда и отправились в подворотню, которая вела за гаражи. Тесные места это были – казалось, гаражи, стоящие в два ряда, расстояния между собой не имею, но это не так. Там их уже ждали – физрук Юрий, Ирка, Волга, Денис, Эдик, Саня, Данич и Натаха. — А где же ваш силач? – усмехнулся Харчок. — Да с такими как вы, и без него разобраться можно. – ответила девушка с чёрными волосами. Если вкратце – Ирка раньше была в Понтовой банде, но её не устраивали их понятия и она съебала в сходняк. А ещё она была младшей сестрой Оксаны. Волга, или Антон, который получил погоняло за нытьё, собственно, однажды нормально общался с Могилой, после того, как достал второго из реки. Больше всего он напрягал Туберкулёзника, от чего боялся его. Денис – тот самый очкозавр, с которым у Могилы вечные тёрки. Он вообще был гопником так-себе, больше книги читал. Эдик – малолетка, который отжимал конфеты у малявок, вечно где-то заблуждался и нарывался на местных гопников. Сашка – тяночка, раньше тоже встречающаяся с Матвеем, но потом она заебалась и ушла от него. А заебалась, потому что он ходил налево к Оксанке. Даниил и Натаха – обычные студенты, брат и сестра. Натаха за брата могла дать пизды, стоило только косо посмотреть в его сторону. Вот и всё – а теперь начиналась война. Матвей снова сплюнул на землю и вплотную подошёл к физруку. — Слыш, Васёк, ты что хотел бля? — Ты берега попутал? Чо, забыл с кем базаришь? — Харэ уже бля, чо те надо было? — Да ты заёб уже со своим насваем. Я с тобой на эту тему и побазарить хотел. Но я ж знаю, что с тобой нормально нельзя. Вот, думаю, по-мужски поговорить. — Слыш, бля, Вась, ты нарываешься? Ты чо тако дерзкий, а бля!? Ты рили побазарить хочешь? Я тя щас бля научу, как свои понятия диктовать! Я без тебя не разберусь!? – с этими словами батя Понтовой банды схватил за ворот физрука. Юрий ясное дело, разозлился, заломал Матвею руку и кинул на землю, пока тот даже не успел отреагировать. Галя хотела была дать пизды деду, но Могила её предержал. Терпение. — Слыш, чо за фонарь? – подала голос Оксана. – Какое тебе дело, кто барыга? Или те завидно, что у кого-то дела под горку, а ты как был пацаном не рабочим, так и остался? Матвей, резко развернулся и ударил по ногам физрука, сделав ему тем самым подножку, от чего тот тоже оказался на земле. Матвей сел ему на живот, взяв левой рукой за шею, а правой замахнувшись над лицом мужчины. К нему хотела подбежать Ирка, что бы оттащить от своего батьки, но старшая сестра поймала её и, взяв за длинные волосы, кинула на землю. — Не лезь, малая! Пока Матвей дрался с Юрой, Оксана держала младшую сестру, Могила начал свои разборки с очказавром, Туберкулёзник и Галя базарили с Натахой и Даничем, а Харчок, от нечего делать решил подраться с Эдиком. Не стоять же в стороне, что, кстати, делал Антон. Саня подошла к Матвею сзади и ударила ногой по голове, от чего тот пошатнулся. Он оглянулся на Саню, она же наклонилась к нему и дала пощёчину: — Матвей, блядь, ты чо тут устроил? В общим, они могли бы драться ещё хрен знает сколько, но не выиграл никто... В подворотне послышались шаркающие шаги и тихий стук: — Чо тут, блять, устроили! Вдруг все оглянулись – там стоял мужчина в очках, с костылём и трубкой. — Опа-ёба, тикаем... – сказал Матвей, встал с физрука и нервно хихикнул. Это был Харитон Раскольников – один из дедов, что сидел на лавке и обсуждал испорченную молодёжь. Вот только Матвея он не трогал, потому что сам ходил к нему на приёмы в больницу. И всё же никто не хотел на него нарываться: — А ну пошли все вон отсюда, малолетки недоношенные! – с этими словами он начал пиздить всех своим костылём, от чего и сходняк, и Понтовая банда разбежались. Вот так и закончилась короткая история. Матвей пришёл домой и сразу упал на диван, заснув. Юрий отправился на турники. Могила и Харчок снова бухали вместе. Туберкулёзник со своей сестрой Галей сидели дома за своими делами. Первый – что-то писал в тетради, Галя – смотрела аниме. Ирка сралась с Оксаной. Как это обычно бывает у сестёр. Эдик спал. Саня весь вечер базарила с кем-то по телефону. Очкозавр возился с бумажками своими... Антон пинал хуи. А Раскольников снова занял своё место на лавке у подъезда, оперевшись руками на костыль и, положив на них голову, курил свою трубку. — Ох уж эта молодёжь...