Глава девятая: 44 КГ
6 ноября 2014 г. в 22:49
Примечания:
Возвращение блудного авторёнка! :)
Следующая глава будет выложена завтра в 19.00 по МСК.
А пока знайте, что я вас очень-очень люблю, и вы самые прекрасные девушки на этой планете ♥
Кроме того, посмотрите трейлер, который любезно согласилась для меня сделать Helena. Он просто чудесный! :) Ссылка на него находится в шапке фанфика.
Два месяца спустя. Апрель того же года.
Если бы я только могла знать наперёд мотивы его действий, всё бы было по-другому.
В это захлебнувшееся отчаянием утро я сижу на полупустой кухне и наблюдаю за тем, как молодые парни в симпатичных ярких комбинезончиках постепенно опустошают мой дом. Принюхиваюсь к горячему кофе в моих руках, ёрзаю на неудобном стуле — таком же жёстком, как и бетонный пол, — и закрываю глаза. Как ни странно, но полутьма, окружившая меня, кажется уютной. По крайней мере, она получше этой грустной квартиры.
А затем этих забавных людей в смешных костюмах сменяет молодая девушка на высоких каблуках. Она представляется Тарьей и, поправив очки, семенит мимо меня к окну. Распахнув пошире ставни, девушка тем самым впускает ещё холодный утренний воздух в комнату. Её повадки, манера общения и даже взгляд — всё это вместе складывается в унылую картинку обычной офисной крысы. Тарья вызывает лишь отвращение, и я стараюсь не смотреть на неё.
Резко выпрямившись, залпом допиваю остатки светло-коричневой бурды, в которую успел превратиться кофе за считанные минуты. Снова тереблю цепочку на шее и вспоминаю наши совместные глупости.
— Я разочарован, — он устало пожимает плечами и накидывает на меня свою куртку. — Поверь, Эми, ты могла бы быть гораздо лучше.
Но я не хочу отвечать на бесконечные упрёки. Хоть это и не совсем они, но менее обидно от этого не становится. Так что просто укутываюсь получше в почти бесформенную чёрную ткань и молча сижу, прячась от раннего мартовского снега. А потом голос Гарри становится каким-то… надломленным? Он говорит — нет, даже не так! — уведомляет меня:
— Послезавтра уезжаю.
— Удачно выступить, — я усмехаюсь. Такие заявления мне слышать уже не впервой. За последние три недели он то уезжал, то вновь возвращался. Ко мне.
— Нет, ты не понимаешь, — Гарри старается казаться серьёзным. Я удивлённо вскидываю бровь и внимательно смотрю на парня. — Я больше не вернусь.
Если бы я только могла бы что-то изменить, всё бы снова стало нормальным.
Вопрос даже не в том, могу ли я всё поменять. Дело в том, хочу ли я? Говорят, если захочешь — найдёшь время, нет — найдёшь причину.
И я в очередной раз нахожу причину. Я вновь и вновь сбегаю от собственных проблем, придуманных под гнётом своего раздувшегося самомнения и переходящей все границы жалости. Я просто теряюсь в собственных ошибках, даже не пытаясь их исправить. Я сбегаю.
Приход Тарьи вызывает облегчение. Ближайшие несколько часов мне разрешено думать только о бесконечных коробках с вещами и о том, какой же вред экологии нанесут два грузовика с диванами. Тарья пренебрежительно отзывается о покупателях, которые она попытается найти. Она ещё не знает этих людей, но заранее ненавидит. Тарья слишком обычна в своих мыслях.
Механизм действий отлажен до предела. Поднять коробку, спуститься по лестнице, выйти из дома, поставить коробку на землю. Затем вернуться в комнату, взять коробку, снова прийти на улицу. Иногда вижу, что на картоне нет никаких пометок о том, что за вещи внутри, и тогда — когда происходят эти сбои в системе — я беру маркер и угловатым, но размашистым почерком пишу: «Никчёмный хлам».
Я полностью абстрагируюсь от реальности, застряв в ней же. Парадокс?
Я слишком сильно увлеклась этой игрой в правильную девочку, которая всегда следует правилам; увлеклась настолько, что даже не знаю, как мне следует думать. Вернее, «как следует» я уже знаю.
Я не знаю, как я хочу думать.
Вы заметили, что я более резка в суждениях? Я леплю ярлыки направо и налево, даже не пытаясь разобраться в том, а справедливы ли они вообще. Уткнувшись в священные десять заповедей идеального человека, я… разваливаюсь. Как бы это ни звучало, но я — ходячий труп.
Когда все коробки оказываются в грузовиках, а в доме остаются лишь пятна кофе на ковровом покрытии, чувствую невероятную опустошённость и счастье.
Тарья провожает меня до машины, помогает в неё сесть.
Дверь негромко лязгает, а я пытаюсь пристегнуться этим ужасно неудобным и тугим ремнём безопасности. Когда мне удаётся это сделать и при этом не умереть от удушься, то начинаю внимательно рассматривать салон машины. У Тарьи нет ничего, что бы отвлекало её взгляд во время движения. Нет ни милых болтающихся на зеркале водителя ароматизаторов, ни наклеек на лобовом стекле. Здесь серо и скучно. Я разочарована.
Дождавшись, наконец, девушку, я робко спрашиваю, куда мы поедем. Мой голос очень тих и едва слышен.
— В Нью-Йорк, — мягко говорит она, вставляя ключ и пытаясь заставить двигатель работать. — Билеты у меня, я буду сопровождать тебя до конца нашей поездки.
Я робко киваю.
За какой-то час времени мы добираемся до Ливерпульского аэропорта. Он предсказуемо обычный, обложенный стеклом и пластиком, с дешёвенькими стульями в зале ожидания и прогорклым кофе. Только сейчас понимаю, что мне не стоило собирать все эти коробки, что грустно свалены в одну кучу где-то в багажнике грузовика. Понимаете? Вещи — в Холмс-Чапле, я же — на полпути к Нью-Йорку. И мне становится уже абсолютно всё равно, и я долгие два часа до самолёта в Нью-Йорк разглядываю свои пальцы. Я чего-то выжидаю.
Теперь мы живём в разных городах — я и люди, которых я люблю невозможно сильно. У нас нет возможности просто прийти друг к другу в гости, пить чай, смотреть глупые фильмы или комментировать бред, идущий по телевизору. И есть мысль, которую я гоню от себя уже больше полугода, закинула в дальний ящик и представила, что её не существует. Мысль о том, что мы можем вообще никогда больше не жить в одном городе. Никогда.
Потом меня ломает и крутит в узкой туалетной кабинке самолёта, моё пузо живёт какой-то отдельной жизнью. Тарья то и дело подзывает стюардессу, просит её дать воды и принести ещё пару рулонов туалетной бумаги. Меня рвёт желчью, этой мерзкой жидкостью тёмно-зелёного цвета, противно обжигающей рот. Я уже не соображаю, я как червячок, как беспомощный глупый червячок.
— Э... ми... ли... — размытый женский образ со множеством рук тянется ко мне, он занимает всё пространство надо мной. Многорукая женщина хочет задушить меня, она не даёт мне дышать. Я задыхаюсь, мне трудно вдыхать и выдыхать. Больше... Больше...
— Э... ми... ли... — этих фигур становится всё больше, они заполняют крохотную комнатёнку. Я проваливаюсь в мрак.
Я... задохнулась?