But you'll never be alone, I'll be with you from dusk till dawn, I'll be with you from dusk till dawn, Baby, I am right here…
Прошу тебя, присмотри за ней.
Армин трясущимися руками набрал смс с номером палаты и цифры, означающие координаты больницы. Он отправил сообщение и под зорким присмотром родителей оставил телефон на тумбочке возле спящей Амэ. Парень погладил ее по руке и вышел за дверь. — Я оплатил три месяца больницы. С ней все будет хорошо, она поправится, — сообщил Конрад и в тот момент Армин, шедший по коридору, остановился и повернулся к нему лицом. Анджелика напряглась и сделала грозное лицо, показывая сыну, что он должен быть благодарным и послушным, потому как отец «по доброте душевной» решил помочь с деньгами. Армина просто купили. Он сам это понимал, но другого выхода не было. Деньги нужны были срочно, из колена их не выломить, да и в банке кредит не дадут… Армин со злостью сжал челюсти и, сдерживая яростный крик от безысходности, перевел взгляд на отца. — Я сделаю, как вы просите, только дайте мне попрощаться с ней! — Сынок, да весь смысл в том, чтобы ты исчез пока она без сознания. Так ей будет проще… — пролепетала его мать. — Ей будет проще думать, что я предатель? Что она опять ошиблась? У нее ведь никого нет! — То, что она будет думать, уже не твоя забота… Наша забота — обеспечить тебе долгую и успешную жизнь! Так что завязывай ныть, сопляк, и смотри в счастливое будущее. А потом еще поблагодаришь! — Конрад подошел ближе к парню и ткнул его пальцем в грудь. — Мы старше, мы умнее, мы знаем, каково тебе, но лучше сейчас порвать все, пока не слишком поздно! Пока ты не привык и не «залетел». — Мы желаем тебе только добра, сынок, — словно поддакивала за отцом мать, делая самое ангельское лицо, на которое была способна. — У тебя будет вариант лучше, и ты скоро забудешь это недоразумение… Армин вскинул бровь и сжал кулаки, сдерживая себя. Еще никогда в жизни не хотелось ударить их так сильно, как сейчас. — Поэтому мы спускаемся в машину и едем в аэропорт. И ты больше никогда не приедешь сюда. Ты больше никогда не увидишь ее. Мы и так долго терпели твои закидоны. — Ты еще найдешь ту самую… — Только после вашего одобрения. Чувствую себя собакой. Омерзительно, — как можно более пренебрежительно прошептал Армин, смотря на них. Лица родителей словно искажались, становились все более противными. Может, они сами и не замечали этого, потому как действительно считали, что делают добро для сына.Пять лет спустя
— Спустя такой долгий срок вы снова вернулись ко мне, мисс Хармон. Все еще мучают кошмары? — проговорил немолодой мужчина с явной сединой в волосах. Он подвинул очки ближе к переносице и уставился на девушку. — Или у вас появились другие проблемы? — Проблем нет у того, кто не реагирует зрачками на свет… — после долгих раздумий проговорила девушка. Она провела ладонью по лицу и уставилась на вазу, которая стояла в углу кабинета. — Миссис Аккерман. — Простите, не увидел кольца на пальце. Безусловно, это так. Но я хочу узнать причину, что именно привело вас… — очень мягким и тихим голосом напомнил он ей вновь. — Я тоже хочу знать, какого черта я сделала в прошлой жизни, что страдаю в нынешней? — со всхлипом ответила Амэ, сложив руки в замок. — Почему дорогие моему сердцу люди уходят, забирают мое тепло, мою энергию, разбивают мне сердце и душу. Что со мной не так? Слеза скатилась по щеке и Амэ судорожно моментально вытерла ее рукой. — Я думаю, мы вместе сможем разобраться и решить эту проблему… — психотерапевт протянул ей упаковку с сухими платочками. Амэ взяла их, поставив на столик перед ней. Она сделала два глубоких вдоха. — Мои родители хотели встретиться, но я не смогла поговорить с ними. Внутри будто стоял блок из неприязни. Потом мне сестра рассказала, как все было на самом деле: они были подростками, и я, так сказать, была незапланированным ребенком. Они еще в школе учились, отец подрабатывал, они жили в другом городе и иногда звонили своим предкам, чтобы сказать, что все нормально. Насколько я знаю, они очень жалеют о содеянном. А я… Не знаю, уже не знаю правильно ли я поступила, оттолкнув их. Теперь-то я умираю в гордом одиночестве. Боже, до чего же дура, — Амэ прервала монолог и увидела, как мужчина качает головой, требуя продолжения. Она прокашлялась и продолжила. — Парень, которого я полюбила больше своей жизни, кинул меня прямо в операционной, хотя клялся, что никогда не оставит меня. Ложь! И мужчина, подаривший мне дом и надежду. Он оберегал меня, даже слишком. Говорил мне «не влюбляйся, это больно», твердил мне по пять раз на дню. И в итоге сделал мне предложение, когда я забеременела. По крайней мере, такой результат пришел от клиники, — Амэ горько усмехнулась. — Я думала, я сойду с ума, он прикончит меня! Какая из меня мать?! Я ненавидела детей! Я вообще не знала и до сих пор не знаю, что с ними делать… Но он, казалось, ждал этого. Только вот, он менялся. С каждым днем он становился все холоднее и я думала, что это все из-за залета, но он уверял, что нет. Постоянно одаривал, радовал, ухаживал… Хочешь это, возьми. Нравится это, купи. Я заметил, как ты смотрела на это, поэтому держи. Хочешь отдохнуть, летим на море. Хочешь дома полежать, пожалуйста, вот ведро мороженного. Но временами он переставал меня замечать… — У этого замечательного мужчины было имя? Это сильно бы упростило наше взаимопонимание… — Да. Его звали Леви.***
— Ты чего не спишь? — не поворачиваясь спросил Леви, когда Амэ положила свои руки ему на плечи и обняла со спины. — Ночной дожор? Амэ хихикнула и подняла кружку с его черным чаем со стола. Она сделала два глотка и поняла, что напиток остыл. — Что делаешь? — Завещание пишу. Что-то тебе, что-то сестре, а что-то Джейн, — ответил Леви, закрыв ноутбук, чтобы Амэ не смогла прочитать ни строчки. — Ты же не собираешься участвовать в своей борьбе, да? Скажи мне, да? Так зачем тебе писать завещание? Какой в этом смысл? Ты здоровый тридцатилетний мужчина с бизнесом, четырехкомнатной квартирой и огромной машиной. С чего вдруг? — она наклонилась к нему и заглянула в глаза. Он моргнул пару раз и, отодвинув стул, усадил ее на колени. — Никакой борьбы. Никогда, — пообещал он. Она была просто в ужасе, когда узнала, чем он занимался в юности, каким образом зарабатывал на хлеб для себя с сестрой. — Я обещаю. Тебе не о чем волноваться. Старость не за горами. Да и несчастные случаи никто не отменял. Пусть себе у нотариуса лежит. — Леви. Пока еще есть время. Мы можем сказать нет и не обременять себя на вечные муки родительской заботы… — Амэ обхватила его лицо руками, погладив скулы и нижнюю челюсть. — Уже поздно. Я уже полюбил этот комочек даже больше, чем собаку.***
— Я помню, как он был рад возить меня по этим детским магазинам. Выбирать мебель, обои, но ничего не покупать… Он разговаривал с животом, рассказывал ему, чем занимался, о себе, обо мне. Мы смотрели только добрые сериалы, спокойную музыку, отобранную им с любовью. Мы ели только чистые, свежие овощи, прямо с грядки. Это было очень странно. Будто бы он куда-то спешил. Он боялся не успеть.***
— Боже мой, я так давно не ела пиццу! Все капуста, да морковка. Так мяса захотелось… Спасибо, что купил! Не помню, когда чувствовала такую эйфорию в последний раз, — произнесла Амэ, смотря на Леви сверху вниз. Не то чтобы он был ниже, он стоял на ступеньку ниже на эскалаторе. Они только что поели пиццы и заказали столько же с собой. — Да уж. Я слышал, что беременные очень требовательные… Хорошо, что ты не просишь принести асфальт нюхать или ежей в лесу, — облегченно вздохнул Леви, придерживая девушку свободной рукой. — Но я понимаю, раньше ты ела за четверых, а теперь за пятерых. Амэ закатила глаза и рассмеялась. Краем глаза она заметила знакомое лицо. Лицо, которое она не хотела видеть никогда в своей жизни. Джордан. Они встретились взглядом на секунду и продолжили спускаться вниз. Аккерман заметил ее настороженность и запуганность. Он обернулся, чтобы выяснить, что же напугало ее, но так и не понял. — Леви, пошли быстрее, — она схватила его за руку и побежала к выходу из торгового центра. — Эй, скажи, что произошло? Чего ты так бежишь? — он недоуменно посмотрел на нее. Она скукожилась, пытаясь забраться все глубже в пальто и укрыть лицо шарфом. Леви открыл багажник и поставил коробки с едой внутрь, а затем захлопнул его. — Там поднимался Джордан. Мой бывший. Я думала, он не найдет меня в другом городе. Я думала, все закончилось. Но, видимо, он ничего не забыл… — сбивчиво пролепетала девушка, стоя рядом с пассажирской дверью переднего сиденья. — Ты смыла пять килограммов чистого порошка прямо в унитаз! Естественно, я не забыл. Меня чуть не убили, потому что я должен был продать это. Я должен был это забыть? Меня били хлыстами, электрошоками, а я даже был не виноват! — закричал парень, подходя к машине Аккермана. Он уже был не один. С ним около пяти человек. Леви моментально открыл дверь, но не переднюю, а заднюю, и затолкнул Амэ внутрь салона, захлопнув следом дверь. Сам же остался на улице. Они окружили машину: у кого-то были ножи, у кого-то биты. Амэ нашла телефон в сумке и вызвала полицию. Леви же стоял спиной к машине, засунув руки в карманы, разглядывая соперников. — Это что, Аккерман? — проговорил один из дружков Джордана. — Какое мне дело? — прокричал он, пытаясь заткнуть парня. — Мы идем практически в сухую против Аккермана? — Ты, сукин сын, нас на смерть привел? — прокричал третий. — Он же чемпион по смешанным единоборствам. Ты телек не смотришь? Ни один из шестидесяти шести боев не проиграл. — Да, это же зверь. Его даже судьи остановить не могли. Нет. Прости, я сваливаю. — Ссыкло! — прокричал ему вслед Джордан, а затем ушли еще пара парней. — Остальным, видимо, жить надоело… — Леви пошел вправо и ребята дернулись с места. Аккерман открыл дверь машины. — Легче, бить я вас не собираюсь. Он забрался внутрь и завел транспорт. Джордан схватил биту у своего дружка и подбежав к машине замахнулся на стекло. — Амэ, пригнись! — прокричал Леви, отвернувшись к ней, накрыв ее курткой. Удар. Звук битого стекла, хруст и мелкие осколки залетели в салон. Второй удар. Трещины расползлись по всему стеклу, делая его большой паутиной. Третий удар. Послышался вой сирен полицейских. Удары прекратились. Джордан убежал. Леви понял это и обернулся к рулю. — Все в порядке. — Серьезно? Тебе расколошматили машину, а у тебя «все в порядке»? — прокричала девушка, рыдая. Она испугалась: за себя, за Леви, ей было жалко машину. — Успокойся! Это всего лишь лобовое стекло! Куплю новое… Зато ты теперь гуляешь только в моем сопровождении.***
— Чего-то ты засох, друг мой… Ты умираешь? — задумчиво сказал Леви, рассматривая единственное растение дома. Какой-то непонятный пушистый цветок без роду и племени, который к тому же никогда не цвел. — Вроде не сухой, вроде не жарко. Или тебе наоборот холодно? Амэ отложила палочки, которыми копала еду, и рассмеялась. Аккерман обернулся к ней и непонимающе вскинул бровь. — Нет. Ничего. Просто это так мило, что ты ухаживаешь за растением. Никогда бы не подумала, что ты этим стал бы заниматься. — Ну. Цветок я сам завел. Он всегда доволен и не задает глупых вопросов. А вот Джесс — поцарапала ламинат, рвет обои и жрет обувь. А еще кусает за ноги и лижет лицо. Надо бы отправить ее посылкой любимой сестре, пусть сама с ней мучается. — Джесс просто любит тебя. Ты не замечаешь, как она прибегает к порогу, когда ты приезжаешь домой поздно, крутит хвостом и приносит тебе носки… Я позвонила Микасе и пригласила ее поужинать с нами в ресторане, заодно скажем ей, что ждем ребенка. Его глаза остановились на Амэ. Леви напрягся, хотя усиленно делал вид, что все нормально.***
— Я никогда не видела, как он плачет. Я думала, это невозможно. Как только я поняла, что мне не послышалось, внутри меня все сжалось и разбилось. И я спросила его, что происходит за пару дней до встречи с его младшей сестрой. Он молчал, а потом по пути домой остановился на обочине и долго смотрел вдаль. Он страдал. Я видела, но не могла определить причину, — Амэ сделала глоток чая, любезно налитого психотерапевтом. — «Он не хочет ребенка!», «он не любит меня?», «может, дело во мне?», «возможно, есть другая причина?», «на работе проблемы» — не может такого быть, я была его правой рукой в бизнесе. Он специально отправил меня учиться, получить высшее образование, чтобы я была самодостаточной и независимой. После операции я сильно похудела и состарилась. Это ясно, операция — это стресс для организма. Я теряла свою и так не большую красоту, волосы, постоянно плакала и была не в настроении. А он стер все мои привычки. Научил меня быть человеком. Вылечил, заботился, и я правда выгляжу лучше, чем пять лет назад, — Амэ покачала головой, будто бы соглашаясь со своими мыслями. — Тогда в чем смысл? Приближать к себе, чтобы потом оттолкнуть? Бред… А еще я встретила настоящего Арамира. Он оказался геем и пришел ко мне в кафе вместе со своим другом. Я показала ему татуировку с его именем, а он показал свою с моим. Говорил, что хотел вывести ее лазером, но это бесполезно. Мы мило пообщались вместе и он рассказал, что был в «Фениксе» перед закрытием. Забежал в туалет, а тут руку запекло. Он снял куртку и увидел мое имя, но сильно расстроился и рассказал обо всем Армину, который случайно остановился рядом. Он решил, что это его шанс. Дурак! Лучше быть одному…***
— В последнее время мы с тобой вообще не говорим. Я понимаю, ты решаешь проблемы с бумагами, рассчитываешь закупки в кофейню, связываешься с поставщиками… Но ты не спрашиваешь, как у меня дела. Больше не говоришь с Джейн. Ты стал более холодным, уставшим и меня это пугает и расстраивает… — не выдержав молчания, спросила Амэ, сидя в кабинете. — Я просто не хочу, чтобы ты нервничала, — ответил он, выключив ноутбук. Он сложил его в портфель и помог девушке надеть пальто, а затем обмотал ее шею длинным шарфом. — А мне есть из-за чего нервничать? — с подозрением спросила девушка, сощурившись на его слова, будто показывая недоверие. — Ну вот, — закатил глаза он, накинув на плечи полупальто. — Бери телефон и пошли. Она села в кресло и закинула ногу на ногу, всем своим видом говоря, что никуда не пойдет, пока Аккерман не потрудится объяснить все. Леви раздраженно цокнул и сел напротив. Кофейня уже закрылась, часы на стене показывали половину двенадцатого. Амэ стучала ногтями о поверхность стола, в упор смотря на мужчину. — Я боюсь, если ты узнаешь, перенервничаешь и это будет плохо для Джейн. — Значит все-таки есть что-то, что ты скрываешь! Выкладывай! Вдруг пока ты молчишь, станет еще хуже. — Я болен, Амэ. И это не лечится. Он смотрел отрешенно куда-то девушке через плечо в стену, не сводя глаз. Он вздохнул пару раз. Внутри нее все перевернулось: сердце заколотилось, а в голове начался процесс собирания логического пазла. Теперь-то все встало на свои места. — Как давно? — Около пяти дней назад я узнал, что это последняя стадия. Резать, доставать, зашивать, облучать смысла нет. Да и не понятно, где надо резать. И вообще на фоне этого смысл испаряется вообще. Я боюсь, что у моей сестры когда-нибудь будет что-то похожее. Я не знаю, как скажу ей об этом. Скорее всего, я даже не увижу ребенка. С каждым днем становится только хуже, я замечаю это, но не даю тебе видеть. Не хочу… — Ты идиот! Ты не должен расстраиваться! Врачи ошибаются! Помнишь, как они перепутали результаты с моей беременностью? Они говорили — нет, но меня тошнило от всего, мутило… Я тоже сомневалась, что могу иметь детей… Опухоль может рассосаться иммунитетом. Некоторые люди живут с ними годами!***
— Но это была не опухоль. Леви был прав. После нашего разговора он прожил четыре недели. Лейкемия, — Амэ замолкла и поставила чашку на блюдце. Звон от фарфора разлетелся по кабинету, прерывая тишину. Она вздохнула и вытерла нос сухим платочком. — То же самое случилось с его родителями. А через двенадцать дней я потеряла ребенка. Я осталась совершенно одна. Куда не посмотрю, везде вижу его… Слышу его голос, советы. Просыпаюсь от кошмаров: я вижу их — он держит дочь на руках. Я не вижу их лица, не слышу их, а вокруг ломаются стены, покрываются трещинами, и огонь. Все горит.***
— Микаса, я прошу тебя, никогда не забывай проверяться. Раз в полгода — кровь из носу. Ты меня поняла? — Амэ спустилась в машину, где увидела пропущенный от младшей Аккерман. — Я не позволю тебе быть такой же, как твой брат. Если бы он начал лечение… — Я знаю, Амэ. Я понимаю, — тихо раздалось с того конца. — Приезжай в кафе вечером. Мы давно не виделись. Посидим, пообщаемся.***
Амэ приехала в кафе и, включив свет, прошлась вдоль зала. Здесь все напоминало о Леви, как он бережно относился к технике, посуде, даже ковриках, которые лежали у входа. В этом был весь он: никогда не ляжет спать, пока раковина на кухне грязная и душевая кабина мокрая, пока есть мусор в ведре… Так можно долго продолжать. «Полоскание — не есть мытье! Даже если ты пила из чашки чай и сейчас будешь пить чай, все равно помой ее. И руки иди помой. И зеркало тоже ты зубной пастой забрызгала. Каким образом твои волосы на потолке душевой кабины? Может, пора их подстричь?» Из гадкого утенка она превратилась в бизнес-леди, аки Ким Карандаш. От волнистых длинных волос — осталось средней длинны каре, полностью выпрямленных коллагеном и плойкой с утра. Скулы, которые и так можно было заметить даже без косметики, выпирающие ребра и ключицы — будто бы Леви наоборот морил ее голодом. «Правильное питание». И стиль в одежде тоже поддался изменениям. Теперь только деловой: брюки, пиджаки и пальто. Но эти изменения уже вошли в привычку. Посетители до сих пор интересуются, куда пропал симпатичный парень с бара. Амэ показывала обручальное кольцо и шутила про то, что съела его. Хотя на другой руке носила другое кольцо. Да, то самое с белым опалом. На душе кошки скребли. Она чувствовала себя крайне паршиво. Жизнь будто уходила, земля проваливалась, обходила стороной. Никакие внешние события не могли перекрыть, стать важнее. Черную сосущую дыру, огромную пропасть в душе, не мог заполнить ни фильм, ни книга, даже проблемы других людей. Она часто замечала за собой транс: когда садишься перед телевизором и на секунду задумываешься, а через три часа все-таки включаешь телевизор, потому что выпала из реальности. Даже собака и то чувствовала черную полосу, тень настроения, ауру безысходности от хозяйки. Иногда Амэ даже не засыпала до утра. Иногда не просыпалась до ночи. Алкоголь стал частым гостем и добавлялся практически к любому блюду: к пицце, к пасте, к суши и даже мясным консервам. Даже было как-то неловко каждый день выносить по две-три бутылки на мусорку с утра, соседи косо смотрели. Амэ протирала пыль на баре, разбирала мусор, оставленный сто лет назад, когда дверной колокольчик прозвенел. Девушка поднялась, осторожно рассматривая гостя. Она до сих пор боялась, что Джордан вернется и испортит ей жизнь. А что портить-то? Уже нечего… Молодой человек сидел к ней спиной, явно ожидая, что к нему подойдут. В голове Амэ промелькнула мысль о том, что силуэт ей кажется знакомым. Она медленно подошла к столу и поняла, что знает его. Молодой человек медленно поднял голову, сняв капюшон куртки одной рукой. Длинные светлые волосы рассыпались по спине, густая борода и шарф закрывали лицо. За то большие голубые глаза не изменились. Поначалу он смотрел на нее, как на очередного официанта, а потом в его глазах промелькнуло что-то. Они еще больше расширились от удивления. Он меня узнал. Парень поднялся на ноги, расстегнул куртку и обнял девушку, крепко обхватив ее руками. Она уткнулась носом в его грудь и замерла: она не знала, как реагировать на это. Он отпустил ее, держа за плечи, рассматривая лицо Амэ. — Мне так много тебе нужно рассказать! — радостно сообщил он. А затем его глаза стали печальнее, будто он вспомнил о том долгом времени, которое прошло с того момента, как улетел в штаты к родителям. — Мне так жаль, что пришлось оставить тебя одну. Родители оплатили операцию, но взамен я должен был плясать под их дудку. Я вырвался из плена и уехал в Швейцарию по программе защиты, так как сказал, что мне нужна помощь. Они сменили мне имя, паспорт и все документы. И как только я получил их, приехал к тебе. Леви прислал мне координаты и с того момента мы не общались. Я клянусь тебе, с новым именем, мы полетим в Швейцарию, там у меня дом, и больше никогда не оставлю тебя одну. У меня есть работа, я окончил учебу… Армин так радостно обо всем рассказывал, что Амэ была в шоке от такого потока информации. Арлерт замолк, видя непонимание в ее глазах. — Мадам, меня зовут Арамир Норвартс… Позвольте отвезти вас в снежную страну! Там маленькие уютные городишки и просто сказочные пейзажи! — Меня зовут Аматэрасу Аккерман. Я хозяйка сети кафе. Ты думаешь, что я брошу все, что у меня есть, что я создавала в течение пяти лет, и брошусь тебе на шею только потому, что ты вернулся? Или потому, что ты вернулся Арамиром? Ты сумасшедший! — Амэ со злостью посмотрела на него, уперевшись руками ему в грудь. — Лучше бы ты никогда не приезжал. Улыбка Армина пропала, он уперся взглядом в пол, обдумывая слова девушки. Он закусил губу и провел ладонью по щетине. — Ты права. Прости. Я не должен был… Я и забыл, что меня не было слишком долго. Я уже не тот, а ты уж тем более, богиня, озаряющая небеса… Простите, Миссис Аккерман, что занял ваше время. Не смею вас отвлекать, — Армин учтиво поклонился, соблюдая все японские традиции и направился к двери кафе, закинув спортивную сумку на плечо. Девушка ушла в кабинет, чтобы не видеть, как Армин уйдет. У Амэ сжалось сердце. Она не могла поверить, что рыдала по ночам лишь потому, что ей было плохо без него. Она скучала по нему, она ждала его каждый день и ночь, но сейчас — почему она его оттолкнула? Неужели чувствует себя предательницей по отношению к Леви и его чувствам? История повторяется: тоже самое Амэ чувствовала, когда встречалась и выходила замуж за Аккермана. Неужели чувство вины будет преследовать ее до конца жизни. Она не может сделать это еще раз. Она не может довериться людям. Она не может доверять ему. Боже. Оказывается, это я недалекая. Теперь ясно, что у меня все через жопу. Спасибо, что открыл глаза! Дверь открылась. Микаса зашла в кабинет, крепко закрыв ее. Она села на диван, в упор глядя на девушку. Амэ видела Леви. Он иногда так же смотрел на нее. Смотря на Микасу, она всегда будет видеть его. — Поверить не могу, Амэ! Леви успокаивал тебя каждую ночь из-за парня, которого ты только что прогнала! Ты знаешь, как я злюсь?! Ты просто не представляешь! — Я не могу! Я не смогу! — А почему ты носишь тогда его кольцо? Столько лет прошло… — Микаса покачала головой и кивнула на дверь. — У Эрена и Армина и то радости больше при встрече… А ты… Каменная глыба! — Да хоть бульдозер! Я не для того тут страдала, чтобы потом еще больше страдать, — Амэ сдвинула брови. На глаза уже наворачивались слезы. — Знаешь что?! Ты будешь страдать, если не поднимешь свою задницу и не поговоришь с ним. Ты будешь жалеть об этом всю свою недолгую жизнь, — Микаса кивнула, в знак подтверждения своим словам. — Либо ты сопьешься, либо я тебя убью, не выдержав твое нытье! А потом еще Армин сопли пустит… — Скорее я не выдержу твое нытье… — закатила глаза Амэ и пошла к двери. Она глубоко выдохнула, шмыгнула носом и глянула в зеркало, висящее у двери. — Возможно, ты права и я буду жалеть об этом всю жизнь… Может, именно поэтому на моей руке написано «Арамир»? Может, судьба имела в виду Армина? Может, мы и есть долбанные соулмейты? До чего безумен мир… Какой был милый не испорченный мальчик, а сейчас вообще дровосек из леса. — У него все то же сердце. И он готов быть всем для тебя… — А как же Леви? Выглядит, как предательство! — возразила Амэ и повернула назад. — Он был счастлив и этого достаточно. Я благодарна тебе за это. Спасибо, — Микаса обняла девушку за плечи, а затем проводила в зал. Как только они вышли из кабинета, Армин смотрел на них, не отводя глаз. Когда Эрен наконец перестал сообщать другу последние новости, Микаса отвела своего парня в сторонку, оставив этих двоих наедине. Амэ ломала пальцы, думая, как бы начать разговор. Армин просто молча кусал губы, не прерывая тишину. — Ты знаешь… — девушка подняла голову, смотря прямо в глаза Армину. — Мне было чертовски плохо, паршиво, хреново без тебя. Во мне произошли глобальные изменения и я стала новым человеком. А ты, кажется, все тот же, я, правда, не уверена на все сто процентов… Поэтому тебе придется узнавать и изучать меня заново. Нужно ли тебе это? Может, есть смысл искать кого другого? — Я люблю тебя, потому что вся Вселенная поспособствовала нашей встрече. Я видел, какое ты совершенство, а потом понял, что это не так, и полюбил тебя еще больше…Pushed to the edge, words were said Only healing remains. And I know you know me best, all my joy all my flaws, all my pain, One in a million, through thick and thin This is a lifetime, we're choosing to spend. We're undivided! We're bound by a thousand days… We're undivided! We belong each and every way… If they could just see us No daylight between us That'll never change. When everyone's left you Whatever you've been through I will remain. We're undivided!