На долго ли наше «навсегда»?

— Прощай, — слетает с обветренных и покусанных губ. Чжиан прячет руки в карманы своего слишком яркого бомбера и отводит взгляд. Он не видит в этом никакого смысла. Он не видит смысла в «нас». Сердце больше не отплясывает румбу, когда Унчжэ перекрашивается из розового в голубой, сводя с ума прохожих и Чжиана в особенности. Пальцы больше не дрожат перед прикосновением к разгорячённой коже младшего, а губы не трогает смущённая улыбка от его кротких поцелуев. Унчжэ перестал вызывать эмоции. А Чжиан перестал делиться своими. Их бесконечность медленно, но верно подошла к логичному финалу. Их «навсегда» осталось в том лете, в тех объятьях и сладких коктейлях. Сейчас здесь только пустые глаза, холодный ветер и дрожащий голос. Унчжэ до последнего оттягивал: старался больше смеяться, меньше ссорится. Не помогло. Чжиан тоже не хотел такого конца, он дарил кольца, покупал мрачными вечерами попкорн и скачивал новые фильмы, укладывал под бок, обнимал. Не помогло. Сейчас наконец-то стало очевидно — нечему было помогать. Они вместе почти четыре года, полгода из которых прошли в жалких попытках вернуть страсть, счастье, искры в глазах только от соприкосновений пальцев и сладость поцелуев. Бессмысленно. Именно поэтому в пять утра они сидят на автобусной остановке, той самой, на которой когда-то Чжиан протянул банку колы, а взамен получил румянец на щёчках Унчжэ и глаза щёлочки из-за широкой улыбки, и не смотрят друг на друга. Малолюдно и ветрено, идеальный момент для их конца, для печального финала их некогда светлой истории. Не все книги на последней странице пестрят «долго и счастливо», а, может быть, просто у них не та книга, с браком? Или с браком они сами? Никто не знает, да и знание этого всё равно ничего не решило бы. Унчжэ пусто, а Чжиану одиноко. С такими дырами вместо сердец не живут, а своим руками такие уже не зашить, не спасти. И они не пытаются, отпуская всё то, что оставляло тепло где-то глубоко внутри. Чжиан думает, что было бы здорово в последний раз губами коснуться лба своего мальчика. А Унчжэ безумно хочет почувствовать его руки на своих плечах. Никто не двигается. Ветер продолжает завывать грустные мелодии прощания, усугубляя, делая больнее и без того насквозь пропитанным отчаянием парням. Унчжэ никогда в открытую не плакал, не давал себе такого повода, а если глаза вдруг начинали сами по себе слезиться, уходил, прятался, но никому ничего не говорил. Чжиан видел его слёзы, был рядом, когда он «прятался», делал вид, что не замечает, чтобы не обидеть, но пледом всё равно укрывал, обнимал, кладя подбородок на снова выкрашенную в какой-то изумительный цвет макушку. Сейчас Унчжэ не скрывает, чувствует соль на губах и морозные дорожки слёз на щеках, но даже не пытается вытереть их. Чжиан снова всё видит, но не делает вид, что не знает, наоборот, в свою руку берёт его, как раньше успокаивает. Они прекрасно выглядят вместе, знают друг о друге то, что даже родные никогда не узнают, но решение принято, а вещи собраны. — Прощай, — собравшись с силами и запретив голосу дрожать, всё-таки отвечает Унчжэ. Чжиан выдыхает и с иронической, разбитой улыбкой хмыкает. Унчжэ не выдерживает — поворачивает голову в его сторону, видит, как он берёт свою сумку, перекидывает вторую через плечо, проверяет время на телефоне и, убедившись, что автобус вот-вот придёт, встаёт. И что-то в груди Унчжэ обрывается. Он видит его спину, эту чёртову сумку, которую сам когда-то и подарил, чехол телефона, под которым до сих пор их совместная фотография, и начинает осознавать, что всё — их «ты моя вселенная» заканчивается на этом моменте. Чжиан же не оборачивается, знает, что на его слёзы смотреть не сможет, даже в пустых глазах. Автобус медленно подползает к ним, а Унчжэ кажется, что он несётся слишком быстро, будто специально забирая у него «его жизнь». Чжиан заходит в пропахший сыростью пустой салон и, остановившись на секунду, якобы безэмоционально бросает: — Ты был моим всем. Жаль, что мы не в сказке, не в наших детских «давай навсегда». Просто знай, что я любил тебя и люблю. Но к сожалению, этого просто не достаточно, — и за ним закрываются скрипучие двери, обрубая последние нити надежды. — Ты останешься смыслом моей жизни. Не переживай, я научусь жить и так, без всего светлого. Ты прав, этого не достаточно, для нашего спасение простого «навсегда» не хватит. Но ты останешься моим лучшим воспоминанием, таким, какой был тем летом, теми ночами. Я люблю тебя, больше этого света люблю. И автобус отъедет, так и не дав узнать Чжиану, что пустоты в глазах Унчжэ не было, а Унчжэ никогда не узнает, что Чжиан слышал все его слова, раздирая кожу на руках в кровь, лишь бы сдержаться. Дороги назад нет. Решение принято. Это был первый утренний автобус и последний автобус для их наивного и такого чистого «мы».