A marble heart

В Лондоне было пасмурно и хмуро, и на востоке города клубились тучи, расползаясь по всему небосводу. Вот-вот должен был пойти дождь, обрушившись на город яростным потоком. Кроули стоял на балконе и курил сигарету; табачный дым обжигал легкие, а от никотина в голове было восхитительно пусто. Он задумчиво вглядывался в расплывчатую даль, когда первая капля упала ему на тыльную сторону ладони, лежащую на перилах. Демон вздрогнул, ощутив, как вода растекается по узкой руке. Он шагнул назад, к окнам, чтобы не дать холодным каплям воды попасть на него, и хмуро докурил тлеющую сигарету, оставил окурок в пепельнице, после чего скрылся за балконной дверью. Лондон спешно закрыло сплошной завесой дождя. Недавно Кроули начал подмечать за собой, что его настроение стало зависеть от погоды. По крайней мере, так он сам себе объяснял свою угрюмость и тоску, которые вот уже несколько месяцев стали его верными спутницами. Ни полуторачасовой дневной сон, ни стаканчик виски со льдом, ни поездки на любимом Бентли по ночному городу не приносили демону и толику того удовольствия, которое он получал раньше. До Армагеддона. Жизнь вернулась в прежнее, размеренное русло, но у Кроули всё пошло по наклонной. Начальство забыло о его существовании, решив, видимо, что полное игнорирование станет для него самой жестокой из всех возможных пыток. И они не ошиблись: если раньше демон топил себя в работе и развлечениях, чтобы не чувствовать гнетущего одиночества, на которое были обречены все бессмертные создания, то сейчас, когда дни сменялись днями, и в этой череде не было никакого разнообразия, все стало каким-то пресным. Острее чувствовалось одиночество, острее чувствовался холод, проникающий в его квартиру под видом сквозняков. Змию не нравился этот холод, и он не мог регулировать температуру собственного тела, поэтому он кутался в тёплый плед, натягивал свитер и заваривал себе крепкий чёрный чай. В таком меланхоличном настроении не хотелось ни выходить на улицу, ни совершать мелкие пакости, когда-то гревшие бессмертную падшую душу. Возможно, сейчас он ощущал это одиночество так ярко, потому что рядом не было ангела. Его ангела. С вечными нотациями, поучениями и тёплым взглядом, от которого становилось хорошо и спокойно. Сначала Кроули пытался игнорировать тот факт, что Азирафаэль незаметно ушёл из его жизни, оставив Кроули наедине со своими тяжёлыми мыслями, но по вечерам демона охватывала смертельная тоска, и тогда он срывался и начинал судорожно набирать номер телефона, который успел выучить наизусть. Но каждый раз он натыкался на автоответчик. Сегодня автоответчик усталым голосом Азирафаэля в сотый раз повторил заезженную фразу: «Вы позвонили в книжный магазин Азирафаэля. К сожалению, меня сейчас нет на месте. Оставьте своё сообщение, и я вам перезвоню». После чего послышался гудок, Кроули чертыхнулся, сбросил и ещё раз набрал; и на сто первый раз он решился оставить сообщение. — Привет, — хриплым от долгого молчания голосом заговорил демон. — Слушай, я не знаю, что с тобой и где ты, но я надеюсь, что ты в порядке. Перезвони мне как будет возможность, ладно? — Кроули замолчал, задумчиво потирая телефонную трубку большим пальцем. Он обдумывал слова, которые можно было передать в сообщении, чтобы они не прозвучали нелепо и, возможно, всколыхнули в ангеле те незримые струны души, о существовании которых они так часто спорили. — Ты знаешь, я соскучился, — негромко добавил он, надеясь, что его голос прозвучал не так уж жалобно. Он повесил трубку и нахмурился. Его сущность противилась тем чувствам, которые он питал к ангелу, но при одном лишь воспоминании о нём, навязчиво всплывавшем в памяти демона, Кроули как-то приободрился. Теперь оставалось лишь дождаться, когда Азирафаэль даст о себе знать. Позвонит или заявится сам, без предупреждения, принеся с собой бутылочку чего-нибудь крепкого, а после они закажут еду навынос и будут разговаривать обо всём на свете, пока на улице загораются вечерние огни, и ночь вступает в свои права. Кроули задумался о том, что ему следовало проявить чуть больше настойчивости. Но не сочтёт ли Азирафаэль это навязчивостью? Кроули боялся, что за шесть тысяч лет он успел надоесть ему. Двум бессмертным созданиям, нашедшим приют здесь, на Земле, следовало держаться вдвоём. Иначе они рисковали утонуть в рутине. Демон тоскливо огляделся вокруг себя. Цветы опустили листья, разделяя хмурое настроение хозяина. Кроули чуть улыбнулся — за такую преданность он, пожалуй, никого не будет лишать места на подоконнике. Он взял пульверизатор и сбрызнул их, с удовольствием любуясь лоснящимися растениями. Они скрашивали его одиночество, но обрызгивать их вечно Кроули не мог, и поэтому навязчивые мысли снова прокрались в его голову. Настроение из нормального снова стало отвратительным, и демон, не пожелав выйти на улицу, чтобы в исступлении предаться земным удовольствиям, вновь решил остаться дома, в который раз предаваясь своему излюбленному греху — унынию. Он потушил свет, оставив включённым лишь торшер, и устроился на диване, подмяв под себя большую подушку. Такую же мягкую и уютную, как… Азирафаэль. Кроули хорошо помнил, каково просыпаться рядом с ним. За шесть тысяч лет, проведённых бок о бок, они все время засыпали в самых необыкновенных местах, часто просто повалившись друг на друга. Пробуждение было неловким, скованным, но отчего-то уютным. Кроули, если ему везло первым открыть глаза, старался не шевелиться, чтобы ещё немного полежать, уткнувшись носом в мягкий бок ангела. Азирафаэль никогда не пинался во сне, и спал так спокойно, что рядом с ним даже неодушевлённые предметы казались воплощением суеты и беспокойства. Демон покрепче обнял подушку, прикрыв глаза. В эфемерном пространстве между явью и сном он бродил по подземным коридорам, в которых обитали его страхи, которые он тщательно прятал в самые потаенные уголки своей души. Страх лишиться дома на Земле, страх развоплотиться и навсегда остаться духом, скитающимся где-то между Раем и Адом, и страх потерять самое дорогое ему создание. Кроули казалось, что он бежит, пытаясь поймать неуловимый образ, то и дело ускользающий от него и тающий прямо на глазах. — Прощай, мой демон, — одними губами прошептал образ, и Кроули вздрогнул. Это был всего лишь сон, и в очередной раз демон проснулся несчастным и разбитым. В приоткрытое на проветривание окно то и дело залетал ветер, заставляя кончик тюлевой занавески шуршать по подоконнику. С улицы доносилось еле слышное гудение машин. Кроули лежал на краешке дивана и чувствовал, будто попал в полосу пробуждения между сном и дневным светом, где все, перед тем как перемениться, мешается и сливается в лавину вязкой эйфории. Свет с улицы, проникавший через окно, шорох колышущихся и гнущихся от ветра деревьев неспешно возвращали демона к реальности. В квартире хлопнула входная дверь, и Кроули вздрогнул. Кто бы сейчас ни стоял на пороге, он застанет его не в самом лучшем свете: заспанный, помятый, демон резко поднялся на кровати и рефлекторно надел тёмные очки, но в проходе показался Азирафаэль. Это был он, до самой крошечной чёрточки и едва заметного жеста. На его лице сияла виноватая улыбка. И при виде него Кроули оцепенел, он словно оказался в одном из своих снов, где ангел вновь и вновь являлся к нему, заполняя собой одиночество в душе демона. Широко раскрытые голубые глаза смотрели на него взволнованно, и Кроули подтянул к себе одеяло, мечтая провалиться сквозь обивку дивана, только бы скрыться от этого изучающего взгляда. — Здравствуй, мой дорогой, — негромко сказал ангел и прошёл вглубь комнаты, чтобы сесть на диван рядом с Кроули. — Как ты тут поживаешь? Но не успел Азирафаэль сесть рядом, как Кроули сгрёб его в объятия, с силой прижимая растерянного ангела к себе и судорожно утыкаясь в его тёплую шею. Азирафаэль встревоженно погладил лопатки демона, в том месте, где у него были крылья, и Кроули отстранился. — Где тебя черти носили? — прошипел Змий, сжимая ладонями его плечи. — Если бы это были черти, они бы давно принесли меня к тебе, — возмутился ангел, всплеснув ладонями, но тут же смягчился. — Прости меня, мой милый, — пролепетал он. — В Раю сочли, что отправить мне во искупление ангела-стажера будет хорошей идеей. Не было времени даже на чтение книг, не говоря уже… — Азирафаэль досадливо покачал головой, да так, что его золотые кудри всколыхнулись, и Кроули, как завороженный, протянул руку и положил её на щеку ангела. Тот инстинктивно потерся о неё, прикрыв глаза от удовольствия — большим пальцем демон огладил чувствительное местечко за ухом. — Пришлось с ним повозиться, но я все-таки подписал ему сертификат о прохождении курса добродетели. — Он чуть поморщился, всем видом выражая своё отношение к бюрократической волоките Наверху. — Я всё хотел вырваться и навестить тебя, но новый стажёр доставил мне много хлопот, а потом ещё эти ежедневные отчёты о проделанной работе… Кроули понимающе кивнул. Это было вполне в стиле начальства — заставить Азирафаэля, любившего уединение, обучать молодых кадров. Ироничным было то, что искупление Азирафаэля стало полной противоположностью наказания Кроули. Во всяком случае, кое-что в этом мире оставалось неизменным. — Я рад, что ты пришёл, — успокоил его демон, не в силах сдержать усталую улыбку. С его плеч словно свалился огромный валун, тяготивший его всё то время, что они не общались. Ему хотелось стольким поделиться, а после отпустить парочку язвительных комментариев, но впервые за долгое время слова застряли у него в горле. — Ты не заболел? — озабоченно спросил букинист, почувствовав неладное: что-то настораживало его во всём облике Кроули, и он взял его за руку, чтобы узнать причину его состояния. Кроули не мог заболеть в общепринятом смысле этого слова: он не мог подхватить вирус или заработать боль в спине, но он вполне мог подхватить другой недуг — люди называли его по-разному: хандра, уныние, и ежедневно психиатры ставили сотни подобных диагнозов. — Со мной всё в порядке, — произнёс демон, уверенно глядя на взволнованного ангела и сжимая его руку. — Твоя аура, Кроули. Я вижу её. Я хорошо помню, какой она была в нашу последнюю встречу. — Он придвинулся ближе, после чего, не дожидаясь, аккуратно снял тёмные очки, чтобы лучше понимать эмоции демона. — Просто останься со мной, — нерешительно попросил Кроули, сверкая жёлтыми глазами в слабо освещённой комнате. Внезапно Азирафаэль наклонился, оперевшись обеими руками по обе стороны от него и аккуратно поцеловал; его тёплые губы нежно прижались к приоткрытым от удивления губам демона. Кроули пережил целую гамму эмоций: от яркого потрясения до осторожного принятия. Вдруг все вокруг замедлилось, и Кроули будто бы позабыл, как это — размеренно дышать (хотя потребность в дыхании не была для его сущности жизненно-необходимой, человеческое тело требовало своё), и он то и дело обнаруживал, что надолго задерживает дыхание, а потом вдруг резко и шумно выдыхает. — Я ведь правильно тебя понял? — спросил ангел, задумчиво глядя на него. — Я и подумать не мог, что мне всего лишь надо было впасть в уныние, чтобы заполучить твой поцелуй. — Кроули нервно сглотнул. Ошеломлённый, обескураженный, он потянулся к Азирафаэлю, чтобы удостовериться, что он был здесь, с ним, и никуда не собирался уходить. — Если ты и дальше будешь пребывать в таком состоянии, то больше я тебя целовать не буду. — Вопреки своим словам, ангел неуклюже улёгся рядом и прижался губами к его лбу — Кроули всколыхнул в нём волну беспокойства. Демон мгновенно обвил руками и ногами тело Азирафаэля, напоминая тому о своей истинной сущности, и как-то совсем по-змеиному провёл раздвоенным языком по шее. — Говорят, что поцелуи ангела исцеляют от депрессии, — задумчиво пробормотал Кроули, царапая длинными ноготками его спину. — О, ну тогда у меня много дел, ведь прямо сейчас тысячи душ страдают от этого недуга, — вздохнул ангел, задорно глядя на Кроули, который вмиг встрепенулся и опрокинул его спиной на диван, устраиваясь сверху. — Ты никуда не полетишь, мой ангел, — прошипел он, ревностно целуя податливые губы. — И моя падшая душа явно больше нуждается в твоих целительных поцелуях. Азирафаэль хрипло рассмеялся, глядя в игривые глаза своего демона, и притянул его к себе, сжимая пальцами взъерошенные волосы. Сегодня он не даст Кроули уснуть. И больше никогда не позволит ему впасть в это скверное состояние. Им потребовалось несколько тысяч лет, чтобы осознать свои чувства друг к другу. Но впереди у них была вечность, чтобы разделить её на двоих.