Всего лишь оруженосец - 2. "Подарок для эрла"

      Маги Бесхвостой Матери объезжали деревни всегда в начале зимы. Не узнать их привычные тройки в серых балахонах и таких же серых меховых плащах было невозможно по одной простой причине: впереди всегда ехал старший маг с посохом, навершие которого ярко светилось и в темноте, и при свете дня теплым, солнечным светом. Заклятые лучшими магами посохи меняли цвет, если поднести их к груди испытуемого на магию. Чуть заметный зеленоватый оттенок давали слабенькие одаренные, яркий травянисто-зеленый свет — средней силы, а слепящим голубым навершие зажигалось, если испытуемый обещал быть сильным магом.       Иррчи крепко недоумевал первое время, отчего два года назад в замок маги явились без посоха. Не верили слухам? В любом случае эта их недоверчивость была только на руку ему и его эрлу. Теперь же жрецы Бесхвостой Матери и вовсе забыли о нем, и он мог не опасаться повторного визита, уже с артефактом.       В Боровиче Иррчи оказался совершенно случайно в одно время с храмовым отрядом. И постарался скрыться от их глаз как можно скорее, не желая испытывать судьбу. Проворнее дворовой кошки забрался на крышу трактира, схоронившись за горячей печной трубой, а потому не мерз и видел с лучшего места, так сказать, как деревенские выводили на площадь детей. Потом-то пришла в голову мысль, что его бы и не стали проверять, ведь он уже взрослый совершеннолетний мужчина, а это делают только с детьми от трех до шести лет. Но все равно решил, что береженого Прародитель-Хвостатый бережет, Бесхвостая Мать благословляет.       Маги неспешно шествовали мимо выстроившихся неровным рядком деревенских баб, старший торжественно прикасался посохом к груди очередного замурзанного отпрыска, качал головой и шел дальше. Иррчи, рискуя свалиться с крутой крыши по обледеневшей черепице, любопытно подался вперед, вглядываясь в свечение артефакта и навострив уши. Все действо происходило буквально в десятке шагов от трактира, и он прекрасно слышал и перешептывания женщин, и тоненький голосок какого-то малыша, шепеляво спрашивавший, будет ли больно. И звук затрещины тоже расслышал отчетливо. Как и злой шипящий голос дородной пегой тетки в неопрятном засаленном тулупе:       — Стой спокойно, отродье! Хоть бы тебя забрали, выкуснев выкидыш, сняли с моей шеи обузу, маленький ублюдок.       Дальше шли причитания на тему того, что сестрице тетки было легко перед заезжим эрлом-рыцарем подол задрать, ублюдка нагулять и в родах помереть, а ей-то за что такая беда — чужого кормить, когда свои есть хотят? Иррчи осторожно подобрался к самому краю крыши, заглядывая вниз, и натурально охренел, разглядев чересчур хорошо знакомую темно-палевую полоску по белым прядям гривки промеж ушек малыша. Потом разглядел и все остальное: плохонькую тоненькую куртеечку, лыковые лапти с обмотками вместо валенок, горестно повисший тонюсенький хвостик с такой же темной кисточкой, как полоска на гриве. Клыки сами собой стиснулись до боли, а когти скрежетнули по черепице. Он уже был готов прыгнуть вниз — что тут прыгать-то, два поверха* да чердак. Но в этот момент храмовый маг, наконец, добрался до тетки.       — Женщина, этот малыш еще не достиг возраста испытания.       — Да что вы, вашмажство! — зачастила та, сгибаясь в раболепном поклоне. — Ему ж почти три годика! Вот-вот, на Снегобабу будет!       Посчитав, напрягши память, Иррчи кивнул: да, так оно и есть, как раз три с половиной года назад они с эрлом Рримаром в Боровиче подзадержались дня на три, пока резали расплодившихся выкусней в глубине здешнего леса. И даже припомнил ту на диво симпатичную селяночку, наверняка тоже нагулянную ее матушкой от такого же заезжего рыцаря, уж больно непохожей на обычных деревенских баб была ее стать. Они тогда так близко были от Заозерья, что Иррчи аж до скрежета зубовного разозлился на эрла, что не заехали домой… Что тут ехать было — полтора денька на рысях!.. Он мотнул головой, отгоняя воспоминания, и снова глянул вниз.       Маг, поколебавшись, внимательно осмотрел ребенка, хвостик которого уже давно скользнул между ног и прижался к животу дрожащим прутиком. Навершие коснулось груди... Золотисто-солнечный свет лишь самую капельку изменился в зелень. Маг покачал головой:       — Дар есть, но слишком слаб. К совершеннолетию перерастет.       И пошел дальше, уже к коновязи: в Боровиче храмовники свое дело закончили, а задерживаться явно не хотели: в полудне пути были еще и Морошки, и, если поторопиться, то туда они как раз успеют, чтоб заночевать, а с утра проверить детей и ехать дальше.       Иррчи, отслеживая краем глаза их отъезд, следил с крыши больше за тем, куда пегая уволакивала за ушко понуро бежавшего за нею малыша. Запомнив направление, он вернулся в свою комнатушку через окно, спустился в зал таверны и подошел к хозяину. На стойку лег толстый серебряный «воронок», мигом исчезнув под полотенцем.       — Найди мне теплую одежку на мальца лет трех, — перегнувшись поближе к трактирщику, тихо сказал Иррчи. — И пусть твоя кухарка приготовит кашу на молоке. И молока с собой в придачу к тому, что я заказывал.       — Будет сделано, вашмилсть.       Иррчи усмехнулся: когда на тебе добротная и довольно богатая одежда, всяк так и норовит обозвать «милостью». А вот два года назад только «мальчишкой» и честили. Он вышел из чадного тепла таверны в сухой морозец, накинул капюшон плаща с лисьей опушкой и зашагал в нужную сторону.              Вблизи двор узнавался, конечно, разве что еще больше покосился забор, да соломенная стреха стала совсем уж сизо-бурой, будто и перестелить ее было некому. А ведь тогда у пегашки, кажется, был муж, он еще косился на них да жену собой прикрывал словно невзначай, а сестренку ее все выпихивал гостям прислуживать. Иррчи потянул носом, уловив тухлый запашок перегара, потом и его источник углядел. Такой же неопрятный, как и хозяйка, мужик, держась за голову, выбрел, загребая валенками на босу ногу снег, откуда-то из-за дома. Иррчи хмыкнул: его он тоже узнал, только удивляло, как успел в общем-то молодой еще мужик настолько опуститься? Вроде, охотником был, или он что-то путал?       Мужик вошел в сени, вяло оббив валенки от снежных комьев на пороге. Из дому тут же донесся пронзительный женский голос, поливающий непутевого пьянчугу последними словами, и выскочил сперва тот самый беленький малыш, а за ним — еще двое, помладше, но одетые куда как теплее. Иррчи толкнул протяжно заскрипевшую калитку и шагнул во двор, ожидая услышать басовитый лай дворового кобеля, которого помнил еще по тому разу. Покосившаяся будка была пуста. Пожав плечами, Иррчи прошел к дому, мимоходом потрепав по ушкам малышей, сусликами замерших у него на пути, во все глаза рассматривая богато одетого мужчину с мечом на поясе. Они таких, верно, и не видали еще никогда. Эрл, на чьих землях стоял Борович, не сильно утруждал себя объездом лена**, это Иррчи тоже помнил. Свара в доме продолжалась, набирая жару, но оба заткнулись, стоило Иррчи шагнуть в кухню. И им хватило ума сразу оценить и стать, и одежду, и оружие Иррчи, поклониться. Он ответил легким кивком, напряг память, вспоминая имена, но так и не вспомнил.       — Чем можем служить вашмилсти? — залебезила хозяйка, пока хозяин растерянно топтался на месте, еще не отойдя от ее ора и мучимый похмельем.       — Ваш старший ребенок. Я верно понимаю, это сын Мелиссы? — имя той девчонки вспомнилось почему-то сразу.       — Да, вашмилсть!       — Я забираю его.       Что-то объяснять им, расшаркиваться, ждать, чтоб собрали вещи, даже если они и были, он не стал. Просто отстегнул от пояса кошель с десятком «воронков», бросил на стол, развернулся и вышел, не дожидаясь ни благодарности, ни вопросов. И уже во дворе присел перед малышом на корточки, чтобы посмотреть, наконец, в замурзанное личико и с замиранием сердца увидеть на нем такие же синие, в прозелень, громадные глазищи, как те, в которые так любил смотреть и тонуть в тепле их взгляда.       — Поедешь со мной, малыш?       Мальчик нерешительно расправил одно ушко, и Иррчи умилился, глядя на темную кисточку.       — А куда? — тихонечко прошелестел робкий вопрос.       — К твоему папе. Понимаешь, малыш, он не знал, что ты родился. Но будет рад узнать. Как тебя зовут?       Ушко снова прижалось к голове, почти прячась в гривке.       — От… отродье…       Иррчи услышал сдавленное «Ох!» от крыльца, подхватил мальчишку на руки, отмечая, что тот чересчур легок для своего возраста, и развернулся, впериваясь взглядом в комкающую передник бабу. Та, несомненно, слышала его слова.       — Вашмилсть, не гневайтесь, его зовут…       — Это не важно. Эрл-рыцарь ур-Ревалир сам даст сыну имя.       Иррчи пригвоздил ее к порогу еще одним злобным взглядом, зная, что зрачки у него в такие моменты горят похлеще, чем у раздразненного дракона — алым. И придержал готовую всплеснуть магию. В конце концов, он понимал эту дуру: заезжий рыцарь с сестрой покувыркался, та приплод принесла и умерла, скинув заботу о чужом, да еще и незаконнорожденном ребенке на плечи сестры, которая наверняка в тот момент и сама была брюхатой, да еще и двойней, если он не ошибся, и младшие дети действительно близнецы. И корми троих, да еще и хозяйством занимайся с утра до ночи, да еще и беда какая-то с мужем. Где уж тут быть ласковой с байстрюком? Тут и для своих-то ласки и тепла не хватит.       Иррчи закутал малыша в полу своего плаща, согревая его, дрожащего от холода и, наверное, страха тоже. Ничего, теперь все будет хорошо. Задание эрла он исполнил, да еще и такой подарочек на Снегобабу привезет. Иррчи ухмыльнулся и размашисто зашагал к трактиру.              Трактирщик расстарался, за полновесное-то серебро. Иррчи одобрительно хмыкнул, рассмотрев в выложенном на стойку свертке и новенький овчинный кожушок, и явно ненадеванные еще валеночки, и что-то там еще шерстяное, из добротной плотной ткани. Наверняка, собственным детям предназначалось, но им теперь трактирщик купит на ближайшей ярмарке обновки куда как получше, а Иррчи нужно было везти мальца уже сейчас. Да и Рримар сына потом оденет, как подобает. Иррчи не сомневался, что эрл мальчишку признает. Как не признать, если здесь, в их краю, такой масти только он один и был? А тем более признает, что с появлением мальчишки отпадет всякая надобность жениться, а от этой сомнительной чести эрл уже два года всеми силами отбрыкивается.       Иррчи знал, почему так. Узнал, когда возвращались в Заозерье тем летом после победы над двенадцатирогим драконом. Он, придя в себя, передал эрлу колечко леди Керрисы и ее слова и очень встревожился, увидев, как замкнулся в себе Рримар, переживая. А потом потихонечку, осторожно выспросил об этом. То, что Луговины — соседний с Заозерьем лен, он знал. Узнал и то, что старый эрл и его сосед были когда-то весьма дружны, и Керриса ур-Ламирр чуть не с рождения была помолвлена с Рримаром, ну а близкое соседство позволяло им не только познакомиться, но и подружиться. Рримар, которого маленькая Кера звала тогда Синеглазкой, поклялся, что будет самым верным ее рыцарем, что бы ни случилось. И даже подарил колечко — вот то самое, медное. А через два года в пограничной стычке был убит эрл ур-Ламирр, лен под свою руку принял его младший брат, разругался с соседом под каким-то смехотворным предлогом, а племянницу, едва ей исполнилось семнадцать, умудрился выдать замуж аж за эрл-лорда. Иррчи почему-то думалось, что эрл-лорд польстился на ее красоту и юную свежесть, ни на что иное. И только недавно, освежив умение читать, полученное еще при храме, докопался до истины, перелопачивая старые родовые свитки в библиотеке замка. Красота и юность невесты шли лишь приятным довеском к поводу воткнуть в шкуру старого эрла ур-Ревалир еще один шип, отобрав у его наследника ту, что была ему обещана с рождения. А напряженные отношения у родов Марассар и Ревалир тянулись с того времени, когда Марассары еще и эрл-лордами не были. Причины же и вовсе потерялись во мраке лет. И под руку Марассаров заозерские эрлы склонились последними, когда не осталось иного выбора, кроме как сдать Ревалир после недолгой осады и штурма превосходящими силами противника или принять присягу добровольно.       Иррчи потряс головой, выгоняя из нее воспоминания о делах давно минувших дней. Довольно знать то, что когда-то его эрл был искренне влюблен в смешливую беленькую девчушку. Он, кажется, и посейчас еще не изжил то полудетское чувство, сохранив его в своем сердце исполненной светлой печали памятью. Иррчи не ревновал — только не к этому, не к той, что, как ни крути, спасла им жизни, а эрлу Рримару — еще и честь. Вот если бы его эрл согласился жениться — да, наверное, ревновал бы… Или нет, зная, что он лишь исполняет долг перед родом. Иррчи не был уверен в этом и старался не задумываться вообще. А теперь и не придется: он привезет эрлу практически готовое решение вопроса о наследнике. А еще, наверное, на будущий год, летом, проедется по местам их «боевой славы», внимательно приглядываясь, не мелькнет ли еще где похожее дитятко.       Одно его удивляло: малыш родился одаренным. То ли Бесхвостая Мать благословила, то ли были все же в роду у Рримара маги, только, возможно, такие же слабенькие, пережигавшие свой дар к совершеннолетию без развития. Или передался он по материнской линии? Теперь-то уж и не узнаешь. Снова тряхнув головой так, что аж капюшон упал, Иррчи поклялся, что поможет малышу развить свою силу. Лишним не будет.              Трактирная обслуга согрела бадейку воды, и Иррчи тщательно выкупал мальчонку, отмывая замурзанную шерстку до лунного сияния. И высушил, призвав слабенький теплый ветерок прямо в комнате, чтоб, не приведи Прародитель-Хвостатый, не застудить кроху в дороге. Потому что намеревался выехать сразу, как только пообедают. До Белого Урочища как раз к ночи доедут, там переночуют — и следующей ночью уже будут в Заозерье. Переодетый в чистые и слегка великоватые ему обновки, мальчик показался ему еще младше своего возраста. Ну да это не беда, откормится, выправится, забудет прежнюю полуголодную и полную незаслуженных страданий жизнь. Уж он об этом позаботится. Иррчи мысленно поклялся в этом и был намерен сдержать свою клятву во что бы то ни стало.       

***

             В Заозерье въехали уже по свету. Иррчи не рискнул здоровьем эрлова сына, так что пришлось заночевать в Камышине, крохотной рыбацкой деревушке на границе лена ур-Ревалир. Нет, он, конечно, мог бы подогнать Белку и протрястись в седле еще четыре часа, в замок его бы впустили в любое время. Но малыш, непривычный к поездкам верхом, хоть и держался без хныканья и жалоб, только губки сжимал — снова так знакомо, что сердце екало! — все же очень устал за полтора дня в седле, да и замерз наверняка тоже, хоть Иррчи и кутал его в свой плащ. Мучить ребенка? Зачем? Иррчи не считал себя готовым на подобную жестокость. Так что переночевали, позавтракали печеной рыбкой и выехали, едва только чуть забрезжил серый зимний рассвет.       Заозерье готовилось к зимним праздникам, проезжая по улочкам, Иррчи с неизменной гордостью и радостью отмечал, как меняется еще два года назад бывшая захудалой и бедной деревенька. Словно возвращение эрла домой вдохнуло жизнь в лен. Ну, и его заслуга в том была, и немалая. Прошлый год и поля, и огороды, и сады Заозерья принесли замечательный урожай, зря ли он всю осень и весну мотался, как оглашенный, выкладываясь до донышка в молитвах Прародителю-Хвостатому и Бесхвостой Матери и выплескивая силу в самых что ни на есть простых деревенских заговорах против падежа скота, против гнили и болезней. Приезжал в замок и падал пластом, только хвостом вяло отмахивался на ругань эрла, мол, почто себя гробит. Ну вот и отозвалось: и скотина приплод принесла такой, что загляденье, и амбары полнешеньки, и пчелы роились, а борти аж подтекали от меда. Он и замок потихоньку обходил с наговорами, наполовину собственного сочинения, наполовину опять же деревенскими, чтоб балки гниль не брала, камень не трескался, мыши не заводились. Перестройка еще не была завершена, конечно, еще требовали внимания сторожевые башни и старые стены, но хозяйская часть и донжон уже горделиво сверкали новой черепицей, светлели рамы, не затянутые тонкой кожей, а — невидаль какая! — застекленные мелкими рисунчатыми переплетами, кое-где даже не простым стеклом, а цветным.       Перед Иррчи в седле настороженно замер мальчик, которого он пока что звал «малышом», с изрядной иронией думая о том, что эрлу придется переучиваться и перестать звать так его, чтобы никто ни с кем не путался.       — Смотри, малыш, — Иррчи указал ему вперед, на замок, в ярком утреннем свете казавшийся незыблемой твердыней, сурово взирающей с пологого холма на раскинувшееся внизу Заозерье.       Хмарь, застилавшая небо еще с утра, разошлась, просыпавшись легким снежком, и мир сверкал и переливался, словно приветствуя будущего эрла.       — Здесь ты будешь жить теперь. Нравится?       Мальчик молчал какое-то время, настороженно поводя ушками, потом вдруг прижал их и повернулся к Иррчи, глядя испуганно и в то же время требовательно.       — А если я не понравлюсь эрлу?       Иррчи покачал головой, погладил его, ероша мяконькую гривку.       — Ты — кровь от крови моего эрла, малыш. Он примет тебя. Не бойся.       — А вы… вы — его рыцарь?       — Нет, малыш. Я его оруженосец. Ну, едем. И выше хвост, Синеглазка, все будет хорошо.       Подъезжая к воротам, Иррчи усмехнулся и укутал мальчика с головой в плащ. Он хотел сделать любимому эрлу подарок неожиданно. Знал, что эрл Рримар обязательно выскочит встретить. Чует он его, что ли? Впрочем, наверняка стражи со стены докладывают. Интересно, доложат о ребенке или нет?       Как он и думал, когда воротина распахнулась, пропуская его во двор, со ступеней стремительно сбежал, грохоча каблуками, хозяин замка. Остановился в двух шагах от Иррчи, не торопящегося спешиться, упер руки в боки, внимательно глядя и настороженно поводя ушами.       — Мой эрл, я исполнил ваше приказание. И привез еще кое-что, — Иррчи медленно отодвинул в сторону полу плаща. — Кое-кого, точнее.       Он следил, как удивленно расширяются зрачки, как колдовская прозелень в синеве становится ярче, как подается вперед его эрл, делая эти два шага и протягивая руки. Иррчи снял мальчика с седла и передал ему, встречаясь взглядом и улыбаясь.       — У него нет имени, мой эрл. Я подумал, вы сами захотите назвать…       — Ты был прав, Иррчи. Имя наследнику должен дать отец. А его мать?..       — Ушла к Прародителю-Хвостатому и Бесхвостой Матери, мой эрл, сразу после того, как родила.       Во взгляде эрла мелькнула толика облегчения. Он прижал мальчишку к груди и кивнул:       — Поднимись в кабинет.       И утопал в замок, не дожидаясь, пока Иррчи отведет Белку в конюшню и расседлает ее. Иррчи и вычистил бы ее сам, но пришлось передоверить эту заботу конюху. Он подхватил седельные сумки и поспешил в хозяйскую часть замка. Следовало бы отнести привезенное в лабораторию, но он предпочитал сперва исполнить приказ своего эрла. В конце концов, травы и остальное никуда не денутся.       Когда он вошел в кабинет, без стука толкнув тяжелую дубовую дверь, эрл сидел у камина в кресле, держал на руках уже совсем успокоившегося мальчика и что-то негромко, мурлычуще рассказывал ему. Иррчи уловил только:       — …Алверр его звали. Нравится тебе имя? Вот и хорошо. Иррчи, если не сильно устал — сообщи кастеляну, чтоб собрали народ у замка к завтрашнему полудню и готовили угощение. Будем праздновать имянаречение моему сыну.       Иррчи поклонился:       — Сейчас же передам, мой эрл. Значит, Алверр?       Рримар только усмехнулся и кивнул.              Идя вниз, в хозяйственное крыло замка, Иррчи внутренне посмеивался. Символично вышло: старый эрл Алверр ур-Ревалир когда-то привез своему сыну «в подарок» мальчишку-оруженосца. А вот теперь этот оруженосец привез ему же случайно найденного сына. И назвать этого сына именем прославленного деда было правильно. Имя и признание станут для маленького байстрючонка тоже своего рода подарком на трехлетие. И это — тоже правильно, ведь на Снегобабу всегда дарятся подарки. Самые лучшие — от души.