Течка началась в среду в обед. Я практически отключилась и не запомнила толком ничего, но после ощущала себя уставшей едва ли не меньше, чем после вязки с Егором. Разве что крылья по полу не волочились, как тогда. А ведь до всей этой кутерьмы течка переносилась даже легче, чем месячные, вот же дожили.
Продрыхнув почти двадцать часов, я почувствовала себя весьма неплохо, плотно позавтракала, приняла душ и стала потихоньку собираться. Медсестра сказала, что за мной приехали, пришлось быстрее попрятать вещи в рюкзак и обуться.
Меня проводили до ворот. Территория большая, чтобы запах рассеивался, мужчин не пускают, без исключений, а уж альф и подавно. И явно обоснованно, потому что даже водитель-бета заинтересованно принюхался, открывая мне дверь. А ведь уже почти сутки прошли, надо же, как все изменилось.
Стыдливо ерзая на кожаном сиденье, я уткнулась в телефон. Ужасно неловко оказалось находиться с мужчиной в одной машине, когда он ясно дал понять, что от меня пахнет. Пусть это и приятный для него запах, легче мне не становится. Чертова омежья сущность, ну почему так, блин, почему! Сейчас ещё и Егор учует, если он уже дома, начнется опять вся эта эпопея с приставаниями и обнюхиваниями, ну что за мерзость.
Кстати, о Егоре. С ним же, думаю, все в порядке, если за мной приехал его водитель. Надеюсь, его за это время отпустило, иначе мне с этим так и не прошедшим ароматом течной суки точно несдобровать. От воспоминаний слегка передернуло. Теперь уж точно понятно, что этот альфа весь из себя джентльмен, если не доходит до насилия. Пожалуй, надо бы уже постараться оценить его терпение и пунктирную сдержанность. А ещё надо пережить завтрашний ресторанный вечер и после дожить до среды. Целую неделю или всего неделю — как пойдет.
Поднимаясь на второй этаж, я была вынуждена на середине лестницы остановиться и немного передохнуть. Слабость в ногах едва не превратилась в полный отказ всего тела хоть как-то шевелиться, даже крылья показались ужасно тяжёлыми, но я всё же доползла до спальни и тяжело навалилась на дверь.
Егор спал. Безмятежно дрых в одиннадцать часов, явно в честь больничного забив на свою привычку рано вставать. То ли жаворонок, то ли слишком занятой, кто его разберёт. Он практически полусидел, опираясь на две пушистые подушки, спокойно глубоко дыша и чуть-чуть хмурясь. Руку ему теперь повесили на перевязь, широкая тугая повязка через плечо и вокруг груди выглядела совсем уж страшно. Но утолщение, демонстрирующее место раны, было только одно, все то же — под правой ключицей.
— Привет, — к привычной сиплости голоса мужчины добавилась ещё и хриплость, — как самочувствие?
Глаза не открыл, в лице не изменился, даже не шевельнулся, будто во сне говорит.
— И это ты меня спрашиваешь? — вздохнув, я бросила рюкзак у двери и пошла переодеваться в домашнее, впрочем, оставив дверь гардеробной приоткрытой. — Есть ощущение, что меня долго пинали, но, в целом, нормально.
— Вот и хорошо, — прокряхтел Егор, видимо, укладываясь удобнее.
Стоило мне представить, как сильно может болеть сквозная рана, по спине пробежалась неприятные холодные мурашки. Передернув плечами, я даже головой тряхнула, отгоняя этот кошмар. Жалко его даже, пусть он и сам виноват, что выбрал себе такой путь в жизни.
Вернувшись в спальню за вещами из рюкзака, я узрела альфу распластавшимся на животе и спрятавшим голову под подушку. Да уж, есть в нём что-то кошачье, и это не только конечности и уши.
— Полежишь со мной? — глухо позвали из-под укрытия. — Заодно обсудим, что и как завтра, — вздохнув, я прилегла рядом, прихватив себе освободившуюся вторую подушку и держась на некотором расстоянии. А то ну его с его обонянием вместе, — кстати, прости, пожалуйста, за... М-м-м... Ну, ты понимаешь. Я редко принимаю обезболивающие, а тут вышло, что буторфанол на стакан виски наложился, — я не особо разбираюсь, но, по-моему, любые лекарства нельзя с алкоголем принимать, что за человек такой, — ты же знаешь, я бы не стал так нагло лапать, по крайней мере, на этом этапе наших отношений.
Строго говоря, нельзя его винить. И скандалить нельзя, ему бы покой сейчас. Но сложно будет забыть, как похабно и мерзко он ко мне прикасался, зажав в углу.
— А на каком же стал бы? — хмыкнула я, крепче обнимая подушку.
— Может быть, на том, когда тебе будут нравиться такие прикосновения и мое внимание, — пожав плечами, Егор зашипел и все же выполз, устроил ушастую голову на подушке, посмотрел на меня, такой милый и взлохмаченный, — если уж мы заговорили о неприятном, давай насчёт дня рождения сразу проясним. Для меня будет лучшим подарком, если ты только на вечер станешь... — широко открыв рот, он весьма мокро и развязно лизнул мои пальцы. — Ну, омежкой, милой, покладистой и спокойной.
А откуда вообще мои пальцы у его рта? О, я... Пока он говорил, я, оказывается, машинально трогала его губы. Дурацкие гормоны. Но такие мягкие, так приятно целуют самые подушечки... Облизывать только зачем?
— Что ты делаешь? — поинтересовалась я, ощутив ещё одно прикосновение горячего языка к фаланге.
— Отвечаю на твои жестокие дразнилки и очень стараюсь не трахнуть, — пробормотал альфа, увлеченно расцеловывая мою ладонь, — ты мне такая нравишься даже больше, чем после вязки.
Он такой красивый. Да, темные круги под глазами никого не красят, но ему это не мешает быть очень привлекательным, а уж эти томные взгляды... Хочу, чтобы он меня поцеловал. Не знаю, зачем, но хочу.
— Я постараюсь быть такой и завтра, если ты меня поцелуешь, — пообещала я, поглаживая его губы большим пальцем.
Вздрогнув и прикрыв глаза, альфа тяжело вздохнул, подтянул меня поближе.
— Боже, ненавижу твои гормоны, только дразнят! — весьма грозно рыкнул он, обнимая меня за талию сильной рукой, и я, как могла, откинулась на бок, чтобы прижаться к нему покрепче.
— Да, я тоже, — успела ответить я перед глубоким поцелуем.
Приятно. Обнимать его приятно, медленно целоваться приятно, короткие волосы приятно щекочут ладонь. А потом Егор как-то переместил руку, и вдоль позвоночника в живот скользнула горячая волна, скручиваясь в тяжёлый комок.
Взмахнув крыльями, я подскочила. Это неправильно! Да, ладно, я могу позволить себе обниматься и целоваться с ним, на гормонах или просто по настроению, но возбуждаться? Вот уж нет. Мне это не нужно! Почему вообще это случилось? Из-за течки?
— Ну, чего ты испугалась? — просипел мужчина, приподнимаясь на левом локте и морщась.
— Я не... — тряхнув головой, я глубоко вздохнула. Надо успокоиться, ничего страшного не произошло, это просто из-за течки, из-за гормонов, вот и все. — Я не испугалась, просто...
Я не буду ничьей подстилкой. Ни Егора, ни другого альфы, нет и нет.
— Ещё как испугалась, — мягко возразил виновник всего этого пиздеца, вообще всего, начиная с сентября, — иди ко мне, давай поговорим, — нет, сейчас опять его запах, трогать будет, нет и нет, — пожалуйста, Кристин.
Он с таким нажимом произнес "пожалуйста", что мне стало слегка не по себе. Почему нельзя поговорить так? Почему вообще нужно об этом разговаривать? Он же не мой психолог, верно? С другой стороны, он тоже жертва этой ситуации, пусть и виновник одновременно, тоже ищет пути выхода из нее, пусть и прямо противоположные тем, которые я хочу.
То ли к лучшему, то ли наоборот, но все мои псевдорациональные самоувещевания почему-то звучали в голове голосом Ольги. Вот это я понимаю — хороший психолог.
Присев на край кровати, я повернулась к нему спиной. Так проще, спокойнее даже, вряд ли снова на него отреагирую так мерзко. Ужас какой-то, начинаю собственного тела еще и бояться. Надо помнить, что это мое тело, мне им распоряжаться. Ещё бы оно слушалось, зараза такая...
— Почему ты так испугалась? — повторил Егор, касаясь моей спины. — То, что ты немного возбудилась, не означает, что я сразу наброшусь. Или ты теперь меня боишься?
— Я тебя точно не боюсь, — фыркнув, я спрятала лицо в ладонях, — нам правда надо это обсуждать?
Так часто стал вызывать меня на откровенные разговоры, особенно учитывая то, каким он был в начале. "Не лезь", "замолчи", "не смей выходить из дома", рычал все и грубил. Видимо, теперь и сам увяз в этом по самые свои лопухи. А я? Сколько раз я уже думала, что можно было бы и остаться? Подстраивается, комнату мне выделил, мурлыкает, такой весь из себя домашний ласковый котик. Пока я веду себя хорошо. Но разве правильно все время оглядываться на котика, принимая любое решение, потому что он может мгновенно превратиться в жадного озлобленного тигра?
— А почему не надо? Меня ведь это тоже касается, — тяжело вздохнув, Егор заворочался, — я понимаю, что тебе нельзя просто объяснить, что в сексе нет ничего предосудительного, тебе самой нужно до этого дойти, принять это, я понимаю. Я всего лишь хочу помочь тебе с этим.
А ему-то что с моего понимания? Не терпится уже, что ли?
— Зачем? — хмыкнув, я встала.
Ни к чему этот разговор не приведет, и я просто больше не хочу об этом говорить. И с ним говорить. Все всегда сводит к сексу, ничего святого нет!
— Чтобы тебе было проще жить эту жизнь, — так спокойно и ласково сказал, что мне невольно стало стыдно за такие мысли о нем, — разве не лучше будет, если ты сможешь немного менее предвзято относиться к себе?
Не знаю. Не знаю, будет ли лучше, проще, смогу ли я. Ничего не знаю, да и знать не хочу.
Ничего не ответив, я спустилась на кухню. Есть не хотелось, готовить тоже, но хозяин дома ранен. Раз уж он любит, когда я ему готовлю, стоит порадовать и отблагодарить за то, что практически не настаивал на вязке и отпустил в передержку. Пусть и только по причине собственного ранения, неважно. Создам у него полезный условный рефлекс, как у собаки — за хорошее поведение получит лакомство. Не знаю, работает ли такая дрессировка с кошками, но с людьми точно должна.
Сделав шоколадные кексы, я пошла к себе. В свою комнату, уже давно привычную и хорошо знакомую. Несмотря на наличие ключа, дверь я не замыкала. Разумеется, у Егора есть дубликат, к чему это демонстративное запирание.
Стоило только мне сесть за столик, народ зашебуршился, хлопнула входная дверь. Уехал, что ли? Может быть, к врачу?
Ну и ладно, мне-то что!
***
Глухое раздражение смешивалось с ноющей болью в плече и доводило меня до белого каления. Дико хотелось забить на все и ещё раз закинуться обезболивающим, но с моей привыкаемостью такими темпами я рискую подсесть, а это не слишком выгодно экономически и для работы. У нас считается хорошим тоном не возиться с наркотиками, и уж тем более не принимать их самому.
Ждать пришлось прямо в коридоре. Ни приемной, ни секретаря — и чем Кристине не угодил тот психолог, которого я нашел? Видимо, относился к ней, как к омеге, такого своенравная птичка не терпит. Да и мое терпение и время уже на исходе, если сейчас же не закончится прием, придется все бросить и поехать по делам. Нужно утвердить меню на завтра, обсудить детали оформления с управляющим, посмотреть, какую расстановку столов они выбрали, чтобы никто не чувствовал себя ущемленным, но при этом чтобы все видели, какое место им отведено рядом со мной в работе и в жизни. Ну а потом и по другим делам смотаюсь.
— Всего доброго, — выпустив весьма пожилого бету, пресловутая Ольга бросила на охрану мимолётный взгляд и сфокусировалась на мне, верно выбрав лидера, — чем могу помочь?
— Я по поводу нашей общей знакомой птички, — оттеснив хрупкую для беты женщину плечом, я вошёл в кабинет, не обратив внимания на ее сопротивление, закрыл дверь.
— Вот как, — хмыкнув, она скрестила руки на груди. Ни капли страха или почтения, вся пропахла альфой — значит, уже имела дело с нашим братом, это хорошо, — после первого же сеанса? Быстро вы.
Лаконичное и строгое оформление, светлые стены, темная угловатая мебель, мне нравится.
— Мне понравился результат, — похвалил я, мимоходом касаясь спинки одного из двух кресел, направленных лицом друг к другу, — скажите ей, чтобы разговаривала со мной.
— Во-первых, меня не интересует, одобряете ли вы мою работу, — дерзко вздернув подбородок, Ольга прищурилась, — во-вторых, моя цель состоит в помощи Кристине, а не в том, чтобы сделать её более удобной для вас. Сами миритесь, мужчина вы или нет?
Усмехнувшись, я покачал головой. Шипастая девочка, менее закомплексованная и более сильная внутри, чем моя. Понимаю ее альфу, такую интересно подчинить — сломав или притеревшись, неважно.
— Боюсь, не так выразился, — внимательно изучая сертификаты и дипломы на стене, я навскидку попытался определить подлинность. Не хотелось бы, чтобы у моей пташки в душе ковырялся кто попало, — я рад, что ваша помощь заметна, вижу, что ваше слово имеет для нее значительный вес. Думаю, вы бы и сами ей это посоветовали рано или поздно, но лучше прямо через неделю, — повернувшись к хозяйке кабинета, я немного наклонил голову к плечу, — пусть говорит со мной, обсуждает что-нибудь, пытается меня понять и даёт понять себя. Как только я пытаюсь поговорить с ней по душам, она убегает или огрызается.
Проблема не в отсутствии взаимопонимания, а в том, что при таком проявлении неуважения мне до зубовного скрежета хочется догнать ее и ткнуть хорошенькой мордашкой в стенку, чтобы можно было спокойно закончить высказываться и выслушать ответ.
— Значит, ей не хочется с вами разговаривать на данном этапе, — пожала плечами психолог и невольно отступила на шаг, когда я подошёл почти вплотную, — я вас не боюсь.
— А я и не запугиваю, — располагающе улыбнувшись, я расслабил уши. Знаю, что сразу делаюсь наивным и умилительным, — но разве искренние беседы не помогут нам достигнуть взаимопонимания?
— Ещё раз повторю, я помогаю ей справиться с собственными проблемами, а не стать удобнее для вас, — отрезала Ольга, даже нахмурилась, — когда Кристина разберётся с собой, лучше будет и вам.
Ладно, у меня ни времени, ни желания давить и заставлять, тем более, такую железную леди. Да и, к тому же, если пташка заметит в течение сеанса мое влияние, ей придется долго искать другого психолога, такого же компетентного, чтобы ей нравилось ходить на сеансы. А может и вообще бросит это дело, так ещё и на меня обидится, хорошего не выйдет.
— Ладно, допустим, — вздохнув, я бросил взгляд на часы. Уже пора выдвигаться, если не хочу опоздать, — надеюсь, мой визит будет частью врачебной тайны. По крайней мере, я убедился, что моя птичка ходит не к кому попало.
— Прощайте, — мрачно выдала Ольга.
Забавная. И серьезно относится к своей работе, это прекрасно. Птенчику не помешает общение с кем-то вот таким уверенным в себе и уравновешенным.
***
За день мы так больше и не пересеклись, я даже начала думать, не обидела ли Егора уходом от разговора. Вернее, не обидела ли я его в очередной раз. Что за мазохист, черт возьми, зачем ему это все?
Да ещё и этот дурацкий день рождения! Увидеться с любезной сестричкой, так ещё и при этом изображать из себя послушную милую куколку — верх мечтаний просто!
Раздраженная кучей мелочей и уставшая, я рано легла спать и не слышала, когда Егор вернулся.
Но утром он спал рядом, как обычно, обнимая меня за талию и тихо сопя в подушку. Причем лежал он на правом боку, как раз на ране, неужели не больно?
Аккуратно выбравшись из-под тяжёлой руки, я тихонько потянулась, стараясь не шуршать крыльями, и отправилась в ванную. Прекрасное пробуждение, если сравнивать со вчерашним — тело лёгкое, ничего не болит и не ломит, голова не гудит.
Приняв душ и вымыв хорошенько голову, я обернула волосы полотенцем, чтобы впитало большую часть воды. Потом просто сниму его, пусть сами сохнут, а то после фена на голове всегда восстание, собрать будет нереально. Со сложной прической заморачиваться не буду, сделаю пучок на затылке, может быть, с парой вплетенных косичек. Платье достаточно лаконичное, так что, думаю, нет смысла делать что-то вычурное на голове. Тем более, мало кто вообще смотрит на мои волосы, взгляды всегда притягивают крылья.
Когда я вернулась в спальню, именинник уже проснулся, перевернулся на спину и сразу требовательно протянул руки.
— Твой подарок у меня в комнате, — перекинув волосы на одно плечо, я взъерошила их, чтобы лучше сохли, а не сосульками.
— Тебя хочу, — поманив меня, альфа так довольно улыбнулся, что я просто не могла ему отказать, да ещё и в его праздник.
Присев на краешек постели, я наклонилась и поцеловала его, давая себя обнять и позволяя углубить поцелуй, значительно затянувшийся.
— С днём рождения, — прошептала я, когда мне все же дали немного отстраниться.
— М-м-м, охуенно, — проскрипел Егор, поглаживая меня по шее, — надо мной будто ангел склонился.
— Иди на свет, — подсказала я, за что меня с недовольным цыканьем щелкнули по лбу.
Ладно, это будет всего один день, когда придется потакать ему в честь праздника, и всего один вечер, когда придется побыть омежкой по всем правилам. Улыбаться, быть спокойной, миловаться с Егором и не сраться с сестрицей — план простой и надёжный, как швейцарские, блять, часы. Надеюсь, я справлюсь. Да что вообще, блять, может пойти не так?
