Враг

Женщина сидела на камне , дитя жалось к ее спине, солнце золотило высокую подсыхающую траву, кругом была война. Огонь теснил солдат с поля, те отступали, пригибаясь к земле, проходили мимо нее группами по двое, по трое, тащили волоком оружие, прижимали к головам уцелевшие каски. Жирная мягкая глина в ее руках годилась для лепки, солдаты мелькали на периферии зрения, они могли спастись. Перед ней, тяжело привалившись боком к камню, умирал враг, который недели или месяцы назад предъявил на нее свои права. Она гуляла среди картин и статуй, когда в музей ворвались солдаты. Грубая хватка на плече, испуганный взгляд в сторону дочери. Враг сделал широкий жест: ребенок остался с ней и сейчас тихо дышит за материнской спиной, намертво вцепившись ручонками в ее рубашку. Враг, глядит на нее и мимо черными глазницами на черном от копоти лице, тянется за грязные лохмотья погон, будто старается достать себе между лопаток, зацепиться за бугристые выступы позвоночника. Когда он валится на живот, она видит: формы на спине нет, иссеченная кожа расползается багровыми змеями, меж которыми шевелится скользкое, бело-розовое - легкие еще качают воздух. Жженые дыры от пуль дымятся и пахнет кисло и почти вкусно. Он неистово выворачивая голову, пытается поймать ее взгляд. Она садится ближе, ребенок ощутимо втиснулся в спину. Мягкой глиной она начинает залеплять отверстые раны на его спине, латать рытвины пуль. Он не умирает, сереет лицом, смотрит непонятным взглядом чрез плечо. Кругом на расстоянии взгляда неясными бугорками выступают из травы останки, у ее ног тоже лежит лицом вниз голое тело. Криво торчащие кости оторванных конечностей судорожно скребут по земле, спина, выгнутая конвульсивной дугой, проломлена посередине, через кровавую дыру торчат стебли и мелкие засохшие цветы. Агония прекратится секунды спустя - тело обмякнет. Когда же? Она катает шарики из глины, лепит новую, неживую спину, мимо через дым и золотую траву уходят солдаты, у них есть шанс выжить. Слышен тихий скрежет, будто гвоздем по стеклу, но глухо, как через слои ваты. Дробный стук и частые удары, отдаленно-ближе-совсем рядом. Здесь еще кружатся пылинки в рассеянных легкими занавесками солнечных лучах, здесь я еще слышу тишину, вижу мягкий дневной свет, серебрящий статуи и холсты. В соседнем зале гремит поток. И вот уже дрогнули под ударами тяжелые двери - они же не заперты, не ломайте - и сложились пополам, ощерились сколами досок. Черная река хлынула в серебряное и пустое. Не пачкайте сапогами пол, не рвите штыками картины, не бейте хрупкие скульптуры, не трогайте меня! Здесь слишком шумно, чтоб крики обрели смысл, слишком тесно, чтоб дышать. Справа огонь и слева тоже, частые вспышки на границе зрительного поля, они станут ярче, если повернуть голову, но тогда у самых ног будет видно то, что сейчас просто темная куча, неоформленная масса, сгусток пространства. Минуту назад живой человек бежал мимо меня, теряя дыхание, падал у моих ног, теперь там лежит химера, скребет красными когтями, щерится утыканным иглами провалом пасти на спине, главное, не смотреть, не вспоминать, как химера поглотила его. Враг глядит на меня. Как он живет с такими ранами? Зачем дышит без легких? Не сон ли это? Кровь впиталась в траву возле моих ног, глина покорно принимает форму ладоней. Под моими пальцами рождается голем.