ННС

Как давно вы чувствовали отчаянье? Словно весь мир вокруг рушится; люди смотрят на вас с презрением; близкие отворачиваются; а сама ваша сущность кажется полным бредом и отсутствием здравого смысла. Я ощутил всю боль и страдание, что копились веками в человеческих сердцах. Моя история начинается с войны — с самого тяжкого времени мирного народа. В тот день, я думал лишь о благополучие людей, что совсем забыл, о друзьях, семье и самом себе. Каждый по своему нормален и ненормален, просто в разных пропорциях. Человеческий род всегда делил себя на эти два класса, желая отнеси себя как раз к первому. Я же считал себя безумцем, но в душе признавал гением. Да уж, статус и звание позволяли мне считать себя таковым. В палатку вошел высокий темноволосый мужчина, примерно лет двадцати пяти, он сразу перевел свой взгляд на меня, хотя до этого упорно смотрел в пол. Плохие новости. — Тетсуро, — окликнул он меня. — У нас большие потери! Я не понимаю, что делать и как выйти из этой ситуации! Мы все силы бросили на границу, но ведь ты понимаешь, если все погибнут ЗДЕСЬ, то всей Японии конец! Из-за твоих безумных планов! Остановись, давай отступим, спрячемся в лесах и устроим засаду, сейчас все солдаты слабы и боятся упасть в обморок, потому что давно не спали и не ели! — он размахивал руками во время всей своей речи, словно эмоции превратились в действия. Но я не вслушивался в них, они пролетали мимо, вроде птиц, которые пролетают рядом с кровавой резней, ведь их это не касается, как не касаются меня его слова. Идея за идеей, мысль за мыслью. Смерть за смертью. Вот что меня сейчас волновало. Люди погибали, но если мы уйдем сейчас, то всем планам конец! Мы проиграем, хотя победа так близка! Что он может понимать. — Нет, Гото, мы не отступим, — сурово произнес я, ударив ладонями по столу, что стоял перед мной. Мебель дрогнула, и карта, что удобно располагалась на нем, чуть не упала. К счастью, я вовремя её схватил. — Ты совершил ошибку, — произнес он, посмотрев мне прямо в глаза. Вот теперь это взгляд настоящего война. Он отдал честь и вышел. Друг был великолепным товарищем по оружию, добрым и милосердным человеком. Но последнее не годится для моей правой руки. Ночью я не решался лечь спать, а вот солдаты не стали сдерживать себя и уснули крепким сном, как мечтали сделать уже давным давно. Враги, казалось, затаились и тоже спят. Из-за этой изнеможенности, я не стал более мучить людей. Я вышел из палатки и направился в сторону соседней, где были мои друзья. Из нее виднелся свет, поэтому я смело отодвинул занавес и увидел их спящими. Легкая улыбка появилась на моих устах. Все они поголовно были хорошими бравыми солдатами, которых я уважал. Потушив свечу, я обратно вылез наружу. Лунный свет озарил мой взор. Царица ночи мне нравилась, красивая и яркая, а главное — отлично выделяется среди тьмы. Воздух был прохладным с приходом темноты, но после полевой пыли и нескончаемого запаха крови дышалось совсем легко. Резко передо мной появилось несколько людей, по униформе я узнал в них недруга. Я схватил катану, что весела на моем поясе, и встал в стойку, ожидая нападения, но противники не собирались нападать, а лишь разбежались по округе. Я не успел обдумать их действия, как меня ударили по затылку, после чего я отключился. Когда я проснулся, то обнаружил себя в луже крови. Даже в темноте ночи до этого можно было догадаться, ведь этот запах уже давно осел в легких. Обычное дело для войны, но душе не было спокойно. Быстро вскочив от тревожности, я стал озираться по сторонам. Трупы моих солдат и врагов. Их было тысячи, а то и больше! Небо категорически изменилось в цвете, а луну закрывали кроваво-красные облака и плотный черный дым от пожара. Долго не думая, я заглянул в палатку. Внутри никого не было, кроме маленьких пятен алой жидкости. Я побежал в сторону окопов и, заметив знакомое лицо, спустился вниз. Это был Гото. Он истекал кровью и что-то бормотал себе под нос. Когда я приподняв парня на руки, он стал смотреть на меня, но в его взгляде была пилена тумана вместо прежних небесно голубых глаз, поэтому я не думал, что друг узнает меня. — Это ты, Тетсуро…? — Гото поднял отяжелевшую руку и коснулся ею до моей щеки. — Да, друг, я здесь, рядом! Держись! — он отрицательно покачал головой. — Мне осталось не долго, поэтому прошу, выслушай меня и помни эти слова, — его рука стала опускаться с моей щеки, поэтому я схватил её свободной ладонью и со слезами на глазах стал слушать. У меня было смешанное чувство. Я не хотел слышать, что он говорит, но это были его последние слова, а я очень хотел услышать его голос. В последний раз. — Ты… был хорошим другом. Знай это. Мы никогда тебя не осуждали, даже когда ты был неправ. Может, мы дураки, поэтому так и не смогли понять, что за мир без войны ты хотел нам показать? — он улыбнулся. Эта улыбка была такой слабой и легкой, в ней отчетливо читалось облегчение. Будто он не жалел ни о чем, будто это было чем-то само собой разумеющее. А после я услышал нелегкие слова, для моего понимания. Друг закрыл глаза. Честно говоря, тяжко вспоминать что было после… Вроде, я осматривал трупы и вдыхал уже ненавистный запах крови, который накрепко впитался в землю. Помню лишь, что добрался до ближайшего города. Мое лицо, скорее всего, было бледным, из-за чего выглядело болезненным. Люди сразу узнали меня и повезли в родной дом. Там, конечно же, встречать мою персону не стали. С рождения я не знал свою мать, лишь отца и рос при нем. Как он выразился однажды, у меня нет матери и не будет, поэтому ничего не осталась, кроме как смириться. Красивый дворец в романском стиле окружали растения разных сортов и видов. Слуги бродили по округе и что-то делали. Едва я вдохнул свежий воздух, как в глазах помутнело. На входе меня все же встретили и отвели в мою комнату, предложив принять ванную, на что я ответил согласием. После теплой воды меня переодели в строгий костюм и, по указаниям отца, привели к ужину. Отец хотел, чтобы я знакомился с новой мачехой, которых он менял как перчатки. Но вот обычно от них у него не было детей, как жаль что в этот раз, отец посчитал нужным завести парочку. Я молча вошел в зал и сел напротив графа, который что-то жадно поедал. Он не обратил на меня внимания. Наверное, просто не хотел видеть мое мрачное лицо. «Как неожиданно». Он, наверное, даже не знает, что шла война, в которой принимал участие его сын. Но я привык. В лбом случае. Как оказалось, я единственный, кто выжил среди той резни. И та и другая стороны пали, кроме меня. Я даже не знаю, что конкретно произошло. Не знаю, зачем меня оставили в живых. Не знаю, как не выжила ни одна сторона. Лишь знаю, как мои люди кричали в ужасе, что они звали меня, они просили о помощи. В комнату вбежали две маленькие девочки в красочных платьицах, а вслед за ними вышла молодая женщина, примерно моего возраста. Это вызвало отвращение, ведь они звали мужчину напротив «папа», а женщину рядом «мама». Может, это просто зависть? Тогда мне было явно не до этого. Малютки стали шептаться, когда увидели «лишнего» за столом, при этом, ничего не промолвив мне лично, сели кушать. И слава богу. Настал момент знакомства — момент, который я не хотел проходить. Леди старалась быть как можно милее со мной. Возможно, я мог бы это оценить в другой ситуации. А отец вообще ничего не говорил, продолжая жевать свой кровавый кусок мяса, который уже много лет не видели мои солдаты. Девочки, тоже молча ели еду, а когда осознали, что я их брат, быстро вскочили с места и окружили меня. Они были красивыми, явно пошли в мать, и улыбка была совсем детская и наивная — я такой давно не видел. Они начали расспрашивать о путешествиях. Путешествия? Вот что ты сказал им, старик? В зале были панорамные окна, поэтому без труда можно было увидеть заходящее за горизонт солнце, тьма совсем близко. И спустя минуту, я вновь перевел взгляд на детей, но вместо них рядом стояли мои бывшие товарищи! «Ты бросил нас! Бросил!» — повторяли они. Я не выдержал и, опрокинув стул, стал пятиться. Я держал в руках нож, которым незадолго до этого хотел отрезать хоть один кусок для приличия. — БРОСИЛ! — воскликнули они, оглушая меня. Я резким движением набросился на друга и воткнул ему нож в горло. Они же мертвы!» Это было невыносимо. — Не бросал! Я не бросал вас! Это вы предали меня! — эхом отражался мой крик, надеясь найти оправдание. Потом я вынул нож из горла и вновь повторил то, что сделал ранее, со вторым. Потом ко мне подбежал Гото. Он говорил, что уже давно хотел убить меня, но я его опередил! На другом конце стола, лежало еще пару ножей. Схватив один, я набросился на приятеля и проткнул тому живот. Слезы, крики, кровь. Все смешалось воедино. Остался лишь отец, по крайней мере, он остался отцом. Мужчина забился в угол зала и рыдал. Когда я подошел ближе, его вырвало. Наверное, у него всегда была на меня такая реакция. Не желая оставлять его в живых, я замахнулся на него, но быстрым взмахом руки, граф остановил меня. Такой величественный, серьёзный, даже в момент его кончины, ну, если не считать истерику. — Стой! Я подарил тебе жизнь и свободу, как ты смеешь, неблагодарный, поднимать на меня руку?! Посмотри что ты сделал со своей матерью и сестрами! Ты убил их как и убил своих товарищей! — вся эта ситуация стала раздражать, и я покончил с ним, пробив два ножа в его солнечное сплетение. Послышался вопль сзади, это была служанка. Женщина принесла новое блюдо, но, заметив трупы своих хозяев, не выдержала и закричала. На её зов, прибежало пара мужчин. Они в ужасе оглядели тела, в которых я с не малым шоком опознал свою новую семью. Прислуга быстро подбежала ко мне и скрутила руки за спину. У меня не было ни сил, ни желания сопротивляться, поэтому они без особого труда отвели меня в комнату и, дождавшись офицера, зачем-то надели на мое тело смирительную рубашку — видимо, ожидали новую вспышку безумия, — а после посадили в черную карету. Дальше все прошло незаметно. Я больше не на что не обращал внимание. Я боялся приглядываться к вещам и людям. Суд, камера, оправдание, которое вовсе не походило на оправдание. Единственная мысль, которая посещала меня в эти минуту «хочу умереть». Судья автоматом признал меня виновным, но вместо казни, которую я ожидал больше всего, по предложению присяжных (хотя скорее из-за статуса моей семьи) согласился с адвокатом; который самостоятельно как-то пришел ко мне в камеру и назначил самого себя в качестве моей защиты; что я невменяем. Мне будет прописан, вероятно, посмертный курс лечения в какой-то деревушке совсем далеко отсюда. Остается надеяться, что там меня тоже возненавидят и на мое самоубийство закроют глаза. Спустя какое-то время, меня привезли туда, где будет проходить это самое лечение. Площадь, которую я видел в окне кареты, была огромной, но среди великолепных елей, не виднелись другие дома, не было слышно стука лошадиных копыт или колес дилижанса. Вывод моментально пришел мне в голову. Я даже не в деревне. Скорее всего отдельное место при церкви в лесу. Я стал осматривать округу. На соснах сидели белки и, держа в маленьких лапках шишку, грызли её. Где-то вдалеке, было слышно пение птиц и стрекот кузнечиков. Подняв голову вверх, я обратил внимание на небо, оно было яркое и ослепляющее. Я опустил взгляд. Это было больно. Передо мной шла пара высоких мужчин, которые и сопровождали меня от кареты. Выглядели они строго и были одеты в военную форму, которую когда-то носил я. Пока мы продвигались в сторону дома, я заметил высокого брюнета, который бегал туда — сюда, от церкви до небольшого здания неподалеку. Потом он зашел в святилище и более не выходил. Фасад дома, к которому мы только подошли, был исполнен из камня, в два этажа. Дверь же была из дерева, крыша треугольной формы и темно-красного цвета. Это не было похоже на тюрьму, скорее, на домик какой-то старушки. Они думают, что я не смогу поднять на нее руку? Глупо догадываться до их планов. Вероятно, они думают, что я во второй раз сойду с ума от скуки и сам наложу на себя руки. Один из служащих постучал в дверь, я не стал смотреть на того человека, который открыл её, я просто опустил голову вниз. Меня немного отодвинул брюнет, который гулял по территории, и зашел за порог. Я не слушал, что говорят присутствующие, зачем? Лишь когда меня представили магистру, я начал с опаской всматривался в его лицо, и оно казалось до боли знакомым. Он был явно ниже меня, и тело было крепкое, но все равно слабее самого Куроо. На бледном лице виднелись веснушки, и темные волосы, заплетенные в хвост, слегка колыхались на ветру. Миндальные глаза смотрели с добротой и сочувствием, а улыбка, пусть и казалась натянутой, была такой легкой и родной, что сердцу становилось больно. Но взгляд я оторвать не мог. — Здравствуйте, Куроо-сан. Меня зовут Ямагучи Тадаши. Я буду Вашем лечащем врачом. Приятно познакомится.