wings

— Я в порядке,  ясно? — Не верю.  — Джун стаскивает очки с переносицы и поднимает глаза на Яняна.  — Ты второй день сам не свой ходишь.  Думаешь, Кун тоже слепой? — Бред.  Вы не можете читать мои мысли. — Фыркает в ответ и руки на груди скрещивает.  Сяоцзюнь  качает головой.  Вот же несносный младший.  Думает,  он умнее и опытнее их всех.  — Да у тебя все на лице написано.  — Зевает из-под папок со скоросшивателями Сычен.  — Какого цвета у  Дэцзюня толстовка? — Серо-зеленая.  — Выпаливает Янян,  а потом прикусывает губу.  Но поздно.  Прокололся.  — А говоришь,  что все в порядке.  — Сяо снова качает головой.  Не любит он март. На улице — холодно и мокро; черт бы побрал родителей,  решивших закинуть его в Шанхай в такой дубак; в агентстве — завал,  а в личной жизни друзей опять неразбериха.  — А ты еще считал Куна старым,  стебал постоянно.  — Подлил масла в огонь Сычен, пытаясь хоть немного уложить растрепавшиеся и спутавшиеся волосы.  — Да заткнитесь!  Мы — не истинные,  это и дураку ясно!  Мало ли с кем я по пьяни мог... — Вот значит как,  да?  — Воцаряется  тишина.  Такая противная и липкая,  что Дэцзюню хочется побыстрее смыться отсюда. Но то,  что Кун — все-таки  старший,   дуичжан, не позволяет этого сделать.  Вот черт.  — Э-э,  дуичжан,  это все не то,  что...  — Янян пытается спрятаться за Сяо,  но тот бесцеремонно выталкивает младшего вперед,  под негодующий взгляд Цянь Куна.  — Ты хочешь сказать,  что это не то, что я подумал?  — Начальник отдела скрещивает руки на груди,  требуя объяснений.  — Сейчас же в мой кабинет.  — Ага, бегу и падаю.  — Цедит Янян сквозь зубы. — Повтори.  — Да,  конечно,  дуичжан.  *** Сычен и Дэцзюнь тяжело вздыхают и принимаются  за работу. Сяо еще папки с прошлогодними эскизами нужно разобрать.  — Думаешь,  они найдут общий язык?  — Сычену любопытно.  Сяоцзюнь  качает головой,  не отрываясь от  работы : — Сомневаюсь.  Янян слишком много крови ему подпортил. Кун не спустит все так просто. — Будем надеяться,  что они все же разберутся.  Истинные все-таки.   — Сычен скидывает ненужные бумаги в ящик стола и придвигает к себе ноутбук.  — Да. Истинные.  — Дэцзюнь снимает очки  и глаза трет.  Он-то  еще  не встретил своего истинного.  Обычно,  к совершеннолетию все люди уже видят другие цвета,  а вот он нет. Кажется, ему опять не везет.  — Вот мы с Ютой... — Меня не волнует то,  что у вас там с Ютой.  — Сяо огрызается и, смахнув  телефон и пару блокнотов  в рюкзак,  хватает со стула пальто.  — Стой!  А как же отчет о прошлогодних  эскизах?  — Несется ему в догонку,  но Дэцзюнь уже не слышит.  *** — Думаешь,  твои выходки могут продолжаться вечно?  Ты даже другим умудряешься  мешать,  я уволю тебя к чертям,  Янян! — Но дуичжан...  — Младший  поднимает глаза на Куна и губу закусывает. — Не хочу и слушать.  — Сказал,  как отрезал.  — Вы не можете уволить меня только за то,  что мы  эти,  как их... — Истинные?  — Вскидывает  бровь Кун.  — Вот именно!  Вы не имеете права!  — Кулаки Яняна сами собой сжимаются. Этот старший,  Цянь Кун,  бесит.  Как же он бесит Яняна.  Да,  он стебется над ним, да,  старается подколоть.  Ведь он заслужил. Эти странные шутки, снисходительность к Сяоцзюню. Все это до ужаса бесит Яняна.  Вот бы он сам уволился.  Надоело видеть его лицо.  А тут еще и эта чертова истинность.  — Так значит,  по пьяни... Да?  — Кун отворачивается к окну и садится в кресло.  — Да.  — Шепчет Янян неуверенно. Старший улыбается.  — Знаешь,  спасибо за это.  Дерг.  Янян и сам не понял,  как вздрогнул.  — За что?  — За то,  что позволил увидеть  мир.  Оказывается,  небо действительно голубое,  как в книгах пишут,  а не пепельно-серое. — И он задумчиво так говорит,  будто забыл,  кто такой Янян.  Будто забыл  то,  какие отношения между ними.  Вернее то,  что между ними нет этих самых отношений. — Шутишь?  — От шока Янян даже перешел на "ты", хотя при их разнице в возрасте это неуважительно как минимум.  — Вовсе нет.  — Нет,  ты шутишь.  — Младший  уже весь дрожит,  задыхается,  но держится,  потому что если снова даст волю длинному языку,  точно будет уволен.  — Я когда -нибудь шутил с тобой,  Янян?  — Кун вскакивает из-за  стола, и их взгляды непроизвольно сталкиваются.  *** Ветер даже под пальто забирается. Промозгло. Мерзко.  Противно.  Дэцзюнь бы в кофейню зашел,  только в рюкзаке бумажника,  странно,  не оказалось.  Зря он вышел на улицу.  Все напоминает о том,  что он заперт. Это агентство,  куда  отправили родители,  серые оттенки марта.  Все душит.  Первой под руку попадается дверь музыкального магазинчика.  Звякает колокольчик, и Сяоджун оказывается в тепле и тишине. За стойкой продавца никого нет. Но Сяо бы только успокоиться и погреться.  Так что он просто устраивается на диванчике у окна и принимается рассматривать  с десяток гитар на стене и витрину с виниловыми пластинками.  Половина из них  — наверняка раритет.  — Добрый день,  — за стойкой появляется молодой парень лет  двадцати шести, — я могу чем-то помочь? Он невысокий и щуплый, но энергичный. И на просьбу Дэцзюня показать бас-синтезатор кричит кому-то  вглубь магазина: — Дери,  принеси  новую Yamaha и собери.  Он с краю,  рядом с футляром  от блокфлейты. Я вчера привозил.  Парень назвался Юнцинем, они быстро разговорились, и Джуну стало легче.  — Я купил этот магазинчик сразу после окончания учебы. Наши с братом родители погибли,  и мы живем в квартале отсюда,  вдвоем. — Я все,  принес,  сейчас...  —Сяо повернулся на голос и застыл,  столкнувшись взглядом с братом Юнциня, — сейчас соберу... — А я пойду поставлю кофе,  на улице дубак. — Тэн улыбнулся  и удалился,  оставив их наедине. — Не стоит,  это лишнее... — Попытался было возразить Дэцзюнь, но был успокоен: — Он всегда такой заботливый,  так что не отказывайся.  *** — То есть,  ты все еще видишь все в оттенках серого?  — Тэн отхлебывает из чашки,  с интересом поглядывая на Сяоцзюня.  Тот кивает.  — Не дави на больное,  Ю,  — Куньхан отрывается от настройки синтезатора, — это тебе  так повезло,  что вы с Тэёном с самого детства вместе были.  — Не упоминай при мне о нем! — Подумаешь,  не сказал,  что в Корею к родственникам уедет на год.  С кем не бывает. — Хендери  улыбается,  а у Сяо в мозгу что-то  коротит от этой улыбки.  — На твоем месте  я бы просто дождался.  — Вот именно,  ты не на моем месте.  И я что хочу говорить,  то и буду.  — Тэн дуется, а Дэцзюнь все на Куньхана  смотрит.  У него мягкие темные волосы,  и глаза почти черные.  Кто бы мог подумать,  что сбежав посреди рабочего дня,  ему посчастливится встретить такое чудо.  — И как оно — видеть небо синим,  а кофе тепло-коричневым?  — Сяо подпирает щеку кулаком и скидывает пальто,  оставаясь в толстовке на белую футболку.  Хендери  отряхивает джинсы и садится к ним,  наливая себе кофе. Ему нравится встревать в разговор, когда Юнцинь что-то  привирает, ведь он-то знает,  как на самом деле деле было.  И этот парень, Сяоджун.  Он не старше его выглядит,  а все еще  какой-то  ребенок.  Верит в слова Тэна,  как в Библию,  это странно.  Он, Хендери,  тоже не видит цветов.  Но это ведь просто дальтонизм,  болезнь, медицинский термин.  Это выдумки — поцелуи, истинные.  Он не верит. Куньхану все равно на то,  что это может оказаться правдой.  Да и брату он не очень -то верит в отношении этой темы.  — Как думаешь,  у меня есть истинный?  — Джуну скучно и грустно.  И Юнцинь пошел за кипятком,  кофе кончился.  — Бред это все.  — Хендери блокирует экран телефона и сцепляет  пальцы в замок,  уставившись на Сяоцзюня. — У тебя просто дальтонизм. — Ты не веришь,  да?  — Фыркает Дэцзюнь.  — Но это правда. — Конечно-конечно,  — поднимает руки в примирительном жесте Хендери,  а в голове совсем другое.  — Ну и не верь дальше.  — Обижается.  *** Уже поздний вечер.  И Юнцинь выталкивает Хендери  на улицу,  чтобы тот проводил Сяоцзюня. — Не стоит,   дальше я сам.  — Улыбается  последний,  когда Куньхан доводит его до подъезда. — Ну хорошо, тогда спокойной ночи. И заходи к нам почаще,  если что.  Хендери уходит,  а когда его темная макушка скрывается за углом,  Джун вваливается  в подъезд и пулей взлетает на свой четвертый этаж. В квартире тихо,  а ему кажется,  что  сотни молотков его голову долбят.  Вон Куньхан.  Вон Куньхан.  Вон Куньхан.  Они знакомы полдня всего, а Сяо уже кажется,  что что-то  тут нечисто.  Хендери слишком красив.  Он слишком умен и слишком много улыбается.  Это вымораживает.  У Сяоцзюня  еще никогда не было подобного состояния.  С ним не происходило ничего подобного. Да о чем тут говорить,  если он и не влюблялся ни разу по-настоящему.  А вот это уже действительно проблема, потому что ему двадцать два,  а истинного все нет. Дэцзюнь чувствует себя ущербным, неполноценным.  Дэцзюнь хочет узнать,  какого цвета небо.  Дэцзюнь хочет взлететь. Только вот, завтра возвращается отец,  а сегодняшний побег из агентства точно боком выйдет.  И это в копилку -то всех предыдущих проступков. Сяоджуну точно не поздоровится. Он кидает пальто и рюкзак в прихожей,  не заботясь о порядке, и на кухню идет.  Опрокидывает в себя стакан ледяной воды из-под крана,  морщится от  привкуса хлорки, и второй стакан себе на голову выливает, вздрагивая от капель на шее и за шиворотом.  Опускается на пол  и прижимается лбом к холодной раковине.  Свет включать нет сил. Он сидит в полной темноте, но как-то все равно,  потому что даже если бы свет включил,  все так же,  в черно-белом осталось бы.  В двадцать два не плачут.  В двадцать два молчат.  Именно поэтому Сяоцзюнь и молчит, кусая губы. Ему не позволят  и пальцем в сторону мечты пошевелить, а и незачем.  Все равно ведь его влечение  к музыке и стихосложению никто не оценит.  Так и останется — работать на дизайн,  придумывать какие-то  рисунки для рекламных баннеров.  А Дэцзюня это задолбало, но приходится терпеть,  потому что другим заняться не удастся.  На часах почти девять,  бумажник до сих пор в агентстве,  а значит с утра надо будет заставить себя найти проездной,  так как мелочь на билет в метро он вряд ли наскребет.  Кроме кофе в магазинчике Юнциня он больше ничего не ел,  впрочем неважно. Сяоцзюнь добредает до постели уже в полусне,  стаскивает с себя толстовку и проваливается в чуткий и беспокойный сон.  *** Наутро вместо завтрака — зажевать бурчащий в желудке голод черствым недельным фисташковым эклером и запить все той же водой из-под крана.  Наскоро кое-как погладив зажеванную в каком -то ящике комода рубашку в клетку,  накинуть на плечи пиджак вместо пальто и вылететь на лестничную  клетку. Дэцзюнь  заперт. Давно уже не понимает,  зачем работает и каждый день в шесть встает.  Все перепуталось  в месиво оттенков серого. Иногда страшно бывает. — Ты в порядке?  — Сыченовское тревожно-заботливое.  — В полном.  Я к Куну,  ждет наверное.  — И, передернув плечами, скрывается за дверью  в кабинет Цяня. *** Яняну не нужно  много времени,  чтобы разобраться в себе.  Это старшие подолгу мучают себя,  а он — сразу по живому режет.  Рубит с плеча.  С утра — зеленые сладкие макаруны в вазочке и травяной чай с мелиссой. Настроение — ни к черту,  но он все равно радует себя сладким.  Решил измениться.  Над столом в комнате пробковую доску повесил, кнопки купил и теперь,  собираясь в агентство,  любуется пришпиленными туда фото всего отдела с корпоратива.  Это,  наверное,  ненормально,  но до боли в щеках улыбающееся лицо Цянь Куна он  обвел красным фломастером с блестками.  Вернее, это теперь он видит,  какого он цвета.  И это замечательно. Говорят,  нельзя измениться за ночь. А вот Янян изменился.  Кажется,  цвета его изменили.  А может и Кун.  По пьяни?  Может и так,  да только Янян все помнит прекрасно. Это был тот самый корпоратив,  несколько дней назад.  Всего одно столкновение губами на углу,  секундное — и вот он уже почти жив.  Прошлым утром он даже ошалел от красок.  Вернее,  от ярко-рыжего солнца,  хлынувшего в незадернутые шторы. А потом — от того,  что его постельное бельё оказывается  персиковое, а холодильник красный.  Многоцветие раздражало,  резало с непривычки глаза,  и Янян постоянно огрызался. Наверное на этом Сычен и подловил его.  Впрочем еще более неожиданным стало то,  что Кун поблагодарил за истинность.  Это показалось настолько  неправильным по отношению к прежнему Яняну,  колючке и занозе, что в первые минуты  думалось,  что дуичжан просто шутит.  Но он не шутил.  И ночью Янян для себя многое понял. Например то,  что обои нужно переклеить, они не нравятся.  А еще то, что Куну идут рубашки. Как Янян додумался до этого  — непонятно,  только вот пришел он в агентство раньше всех. — Не ждал?  — А сам лыбу давит, счастлив.  Кун ошарашенно поворачивается и даже слова не может сказать.  — Я хотел извиниться за все,  что говорил и думал о тебе.  — Янян пытается встретиться взглядом со старшим, но тот старательно отводит глаза.  — Прости,  я был неправ. — Ничего, — Куну наконец хватает сил справиться с собой и поднять глаза на Яняна, — я уже давно не в обиде. Молчание.  Янян не знает, как продолжить разговор, стоит как вкопанный и шагу сделать не может. — У тебя классная рубашка... — Вырывается против воли через минуты три.  — А у тебя — глаза. И снова дерг.  Разряд.  Верните Яняна.  Удар,  еще один.  Пропустил.  Время смерти — восемь-ноль-три — Что?  — Переспрашивает. — У тебя красивые глаза.  — Кун подходит ближе и повторяет. — Банально звучит, правда? — Нормально.  — Шепотом.  — А еще мне нравятся твои выходки. Это забавно — наблюдать за тобой.  — Кун улыбается. — А я сам?  — У Яняна в горле пересохло,  но он таки спрашивает. — М? — Я сам тебе нравлюсь?  Кун уже совсем близко.  А Янян, кажется,  вот -вот пожалеет,  что не остался дома,  наедине с макарунами. — Нравишься... — Выдыхает Кун,  прежде чем коснуться бледно-карамельных губ младшего,  чуть не задохнувшегося от неожиданности. *** Две недели как один день,  а у Сяо,  кажется,  скоро разовьётся бессонница. Он написал две песни,  спит все меньше. Кун его не выгнал,  а отец так и не приехал. У Дэцзюня,  похоже,  началась светлая полоса. Вернулось вдохновение. В магазин к Тэну он еще ни разу не заходил,  времени не было. Стал кофе пить чаще и улыбаться грустно.  А еще — завел обыкновение  гулять поздно вечерами.  И случайно,  а может и нет,  но всегда забредал в тот квартал,  где был музыкальный магазин,  пусть уже и закрытый к тому времени. Сяоджун изменился.  Сяоджун стал свободнее. Снова вечер. До десяти полчаса осталось и несколько метров до магазинчика. Странно. Свет горит. Обычно он уже закрыт в такой поздний час. Плохое предчувствие кошками заскребло.  Сяо прибавил шагу. Дверь открылась и несколько теней выскользнуло из магазина. — Дери!  Что случилось?  — Но в ответ —молчание.  Вот тогда Джун действительно забеспокоился. Страшно.  Он влетает в магазин, растрепанный, готовый ко всему и сталкивается с взглядом Хендери,  опирающегося локтем на стойку.  В помещении погром.  Пластинки свалены с полок,  какие-то  даже  сломаны.  Несколько гитар валяются на полу с порванными струнами. Но страшнее всего было то,  что больше всего досталось Куньхану. Дэцзюнь мгновенно оказывается рядом,  подхватывая парня под руку и помогая присесть на диванчик. — Как ты? Где у вас аптечка?  — А у самого голос дрожит.  — Все порядке. — Давит из себя Хендери,  а сам морщится, кажется,  ребро сломано.  — Посмотри за стойкой,  там, в чемоданчике. Пока Сяо ищет аптечку,  Куньхан, шипя от боли,  стаскивает с себя футболку и пробует пальцем разбитую губу.  Обнаженный торс несколько смущает,  и в первые секунды  Джун боится прикасаться к нему, но уродливые синяки и гематому нужно обработать, поэтому он обильно смачивает комок ваты антисептиком.  — Кто это был?  — Интересуется тихонько,  аккуратно  водя по ссадинам, что заставляет Хендери стискивать зубы. Щиплет.  И вздохнуть тяжело. — Выбивали долг за аренду. — А где Тэн?  — У Дэцзюня руки дрожат и мурашки по коже бегут.  — Он раньше ушел,  а мне нужно было еще акустику для Исина настроить, он завтра хотел прийти и забрать. Я думал,  что все нормально будет,  закрою магазин и свалю. — Горько усмехается,  а Сяоцзюню  не по себе.  — Видимо,  не судьба.  Здесь переночую. — Я тебя одного не оставлю.  — Твердо решает Сяо,  с бешено колотящимся сердцем стирая кровь с разбитой губы Хендери.  А тот в ответ  на него глаза поднимает.  Коротит.  В мозгу что-то щелкает.  Джун вздрагивает. — Спасибо.  — Шепчет младший,  а у Дэцзюня внутри все переворачивается.  — Ты можешь рассчитывать на меня. — Улыбается, спустя некоторое время,  а потом замирает,  потому что Хендери в его плечо носом утыкается. — Что ты...? — Просто побудь вот так,  пожалуйста,  хоть чуть-чуть. — Хендери умоляет,  а у самого в душе  — раздрай полный. Младший дышит ему в футболку, а он, против воли поднимает руку и гладит его по обнаженной спине.  Там татуировка.  Кажется,  крылья.  А еще у Хендери позвонки выпирают, и хочется коснуться их.  Да только Дэцзюнь права на это не имеет.  А Куньхану, кажется,  все равно на рамки,  потому что он переплетает их пальцы,  позволяя старшему и дальше гладить его по спине второй рукой. — Ты — чудо, Цзюнь.  — Шепчет в плечо и улыбается как дурак. А Сяоцзюня крошит от этих слов. Он касается оголенной кожи,  бледной,  успокаивая, но сам наоборот сильнее истерит,  потому что ему кажется,  что он запретное пробует. Гладит, обводит пальцами шейные позвонки.  Подбирается к волосам,   играется с отросшими прядками - хвостиками.  А потом просто путается в них пальцами.  И губами до макушки опускается.  От Хендери пахнет мятой и корицей,  а еще немного  — кофе.  Он тонет в этом запахе. — Я все-таки останусь с тобой на ночь.  — Шепотом,  в волосы,  но от этого не менее страннее. Они знакомы всего две недели,  а Джуну кажется  — всю жизнь. — Я достану из кладовки футон,  он, правда,  небольшой,  но мы поместимся. — Смеется Куньхан в футболку старшего,  а у самого дыхание спирает, потому что вдохнуть больно.  Будь он хоть на год младше,  смутился бы и покраснел от того,  что придется спать с Хендери рядом.  Да еще и так близко. Хотя,  Сяо путает нос в его волосах и запахе. Куда уж ближе.  *** Хендери действительно достает футон и устраивается на нем,  приглашая Дэцзюня.  — А это удобно?  Может,  я посплю на полу?  — Пытается возразить старший,  но Куньхан хватает  его за запястье и резко тянет на себя.  Джун не может удержаться и падает прямо на младшего,  в последний момент все-таки успевая выдернуть руку из пальцев Хендери  и поставить  аккурат  рядом с головой последнего.  Их носы на мгновение сталкиваются, а губы оказываются буквально в миллиметрах друг от друга.  — А может,  на мне мягче?  — Усмехается Дери,  заставляя Джуна закусить губу и откатиться по футону в сторону. Впрочем,  спрятать свое лицо ему так же плохо удается,  как и побег от младшего, потому что Куньхан бесцеремонно кладет руку ему на талию и притягивает к себе.  — Но мы же даже не истинные.  Я не имею права обниматься с другими.  — Глупо,  Сяо Дэцзюнь. Глупо и так по-детски, что смех разбирает.  Хендери дышит куда-то в шею,  волосы щекочут плечо,  потому что футболка сползла.  А ведь младший свою так и не надел.  Неловко. Но Куньхана это, похоже,  вообще не заботит.  — Я не верю в истинность. — Усмехается  и горячим дыханием кожу Джуна опаляет.  — И могу доказать,  что все это — сказки.  Дэцзюнь хочет фыркнуть и возразить что-то в ответ,  но оказывается мгновенно перевернут на другой бок,  сталкиваясь носами и взглядами с Хендери.  Сердце колотится так сильно,  что,  кажется,  сейчас из груди выскочит.  Удар.  Два.  Три.  А этот пропустил. — Ты чудо — Дэцзюнь, я говорил?  — Шепотом спрашивает младший,  прежде чем сократить и без того  маленькое расстояние между их губами.  Но это риторический вопрос.  Куньхан целует мягко,  нежно,  несмело сминая губы старшего.  И хорошо,  что свет уже выключен, иначе бы Сяоцзюнь не набрался бы смелости,  чтобы ответить.  Они целуются медленно,  будто наслаждаясь вкусом губ друг друга.  У Хендери они холодные,  и Джуну нравится их согревать своим дыханием.  Но вот младший отстраняется и утыкается носом в волосы Дэцзюня.  Тот дрожит.  — Прости,  это,  наверное,  должен был сделать истинный,  если ты так в это веришь.  — Хендери пару раз сбивается, но ему все-таки удается это выдавить. Он не хочет отпускать. От Сяо пахнет орехами и шоколадом, и он прижимает его сильнее к себе,  позволив уткнуться в ямочку между ключицами носом.  Старший не в лучшем состоянии, поэтому он больше ничего не скажет.  Хендери,  видимо,  долго будет себя за это винить.  Но он все равно не жалеет о поцелуях. *** Наутро Джун просыпается от холода и в одиночестве.  Сначала не понимает,  что происходит,  трет глаза.  Хендери рядом нет,  наверное поэтому  холод забирается под футболку,  ведь он грел его всю ночь. Сяоцзюнь проводит пальцами  по губам и вздрагивает. Вспоминает,  как их касался младший и вскакивает, чуть было не потеряв равновесие. Отряхивается наскоро и идет за стойку. Пол магазинчика расцвечен тепло-желтыми бликами солнечных лучей.  И небо, кусочек правда,  за многоэтажками-то,  но оно насыщенно-голубое.  Только Сяоджун этого не замечает. —Эй,  Дери, ты тут?  — И сталкивается с Куньханом нос к носу.  В руке младший держит чайник с кипятком,  в другой  — тарелку с разогретыми бутербродами. — Утречка.  — Улыбается. А Сяоцзюнь смотрит на него и не может оторвать глаз.  Младший наконец надел футболку.  Она розовая и кактусами.  А еще солнце и вглубь магазинчика проникает,  путаясь в иссиня-черных, взъерошенных и растрепанных со сна волосах.  Дэцзюнь непонимающе  на Куньхана,  а тот только улыбается.  — Ты тоже видишь это?  — Да...  — Шепчет Джун,  — но ведь это... — Невозможно?  Да.  — Хендери  кивком головы дает понять,  что ему нужно отнести  завтрак хотя бы на стойку.  — Я был полным идиотом,  когда не верил в это.  Сяо соображает долго.  Вернее,  он не соображает.  — Чего застыл?  Пойдем завтракать.  Скоро придет Тэн.  — Хендери уже вернулся и теперь тянет старшего за руку в забитый солнцем зал.  И Джуну только сейчас  в глаза ударяет яркое солнце,  и небо голубым слепит.  Магазин пестрит оттенками древесного, пластинки в ярких конвертах и коробка с упаковками гитарных струн — фиолетовая со стикерами. Он оглядывается на младшего,  и просто открывает рот,  не зная что сказать.  — Тебе чай с медом или кофе?  — Интересуется Куньхан,  а Джун чай выбирает и завороженно рассматривает тягучую,  просвечивающуюся на солнце янтарную массу.  Это мёд.  Он так выглядит.  Сяоджун никогда раньше не пробовал мёда,  и не знал, какого он цвета. А на вкус он сладкий,  немного горчит и вяжет.  И пахнет пыльцой  цветочной. И Дэцзюнь  пальцы о чашку греет, вздрагивая, когда Хендери сзади подходит и плед на плечи накидывает.  — Тепло?  Да,  Сяоцзюню  тепло.  И еще так спокойно,  уютно.  А еще,  кажется, он теперь свободен. Ничего не страшно.  Даже вчерашний вечер и ссадины на лице младшего не могут испортить всей картины.  А ведь с разбитой губой целоваться не очень удобно будет, наверное.  Поэтому  Джун не рискует и,  пока еще Дери не сел напротив,  легко касается губами его щеки.  Куньхан улыбается и обнимает за плечи, кладет подбородок на макушку старшего.  — Спасибо,  — шепчет Джун,  пристраивая чашку на стойке,  а потом касается пальцами  руки Хендери,  и тот послушно дает  ему играть с нею.  А потом касается губами волос и прячет в них нос.  — Это тебе спасибо.  — Ты — мои крылья.  А Хендери смеется. *** И снова две недели,  как один день.  Джун взял отпуск у Куна и сутки напролет проводит в магазинчике.  Дела пошли в гору,  долг выплатили.  И все бы,  кажется, хорошо,  только вот Юнцинь ходит как в воду опущенный. — Что это с ним?  — Дэцзюнь  непонимающе  провожает старшего взглядом,  когда Тэн, увидев пришедшее сообщение,  кидает телефон  куда-то  на диван и скрывается за полками с sd-дисками.  Хендери только пожимает плечами и  продолжает натягивать струны на новую гитару.  В это время телефон Юнциня начинает буквально разрываться  от настойчивой,  сверлящей слух мелодии.  — Вэй,  Тэён.  — Берет трубку Хендери.  — Нет,  он сейчас не может говорить. С минуту младший слушает объяснения истинного Тэна,  а потом сбрасывает со словами : — Он ждет тебя. — Ты идиот?!  — Кричит Юнцинь из-за  стойки,  — Зачем сказал это?!  Он же припрется сюда! — Боже,  Ю,  ты ведешь себя как ребенок.  — Качает головой Хендери.  — Тэён сейчас приедет и вы нормально поговорите,  а то меня уже задолбала эта ваша игра в кошки-мышки. Джун улыбается и тоже качает головой. — Мне кажется,  что ты поступаешь слишком резко. — Он опускает руку младшему, и тот мягко её пожимает. — Лучше уж так,  чем вообще никак. — Шепчет.  И Дэцзюнь мысленно соглашается.  *** Когда в тихий магазинчик заходит яркий, со встрепанной копной персиково-розовых волос парень  лет двадцати семи, Юнцинь уже успевает спрятаться подальше,  оставив Джуна и Хендери  пить  кофе вдвоем за стойкой.  — Привет,  Дери.  — Бросает он,  присаживаясь рядом, протягивает  Дэцзюню ладонь: — Ли Тэён,  — и чуть повышает голос, чтобы в глубине магазина слышно было : — Соулмейт Ли Юнциня! — Сяо Дэцзюнь,  и я... — Он мой истинный,  — улыбается Хендери,  приобнимая старшего за плечи. Лицо Тэёна удивленно вытягивается.  — Это здорово.  Приятно познакомиться.  — А сам отодвигает стул и вглубь магазинчика направляется.  *** Тэн находится на маленькой кухоньке,  уши наушниками заткнуты, плеер  в руках. Совсем не изменился за год.  И Тэён непроизвольно губы в улыбке растягивает. Соскучился. Тихо подходит ближе и наушники  отбирает.  — Долго бегать от меня будешь?  — А у самого голос охрип. Юнцинь не может сориентироваться,  неожиданно.  Слишком неожиданно и близко.  — Прости,  что не сказал сразу,  мне очень срочно нужно было уехать.  — Виновато шепчет старший,  а пальцы уже в волосах Тэна. Тот сглатывает. — Я люблю тебя,  слышишь?  И я очень виноват перед тобой.  — Грустно улыбается  Тэён,  а солнце в персиковых волосах пляшет,  и у Юнциня на душе легче становится. — Я тоже люблю тебя.  — А сам лбом в грудь старшего утыкается и смеется тихо.  — Ты уезжал  с пепельными, но эти тоже ничего. — Рад, что тебе нравится.  — Усмехается Тэён и в макушку  истинного целует. *** А вечером приезжает отец,  и Джуну  приходится спешно собирать вещи.  — Но я не хочу в Осаку!  Мне уже двадцать два,  я могу сам решить,  что делать.  — Ты поедешь,  должен присмотреть за работой одного из моих новых сотрудников.  — Как его хоть зовут?  — Бурчит Дэцзюнь, а сам в ужасе представляет разговор с Хендери об отъезде.  — Такада Кента,  вы одного возраста,  думаю,  найдете общий язык. — Но отец... —Никаких но. *** — То есть,  ты собираешься уезжать.  — Тихо подводит итог под несуразной тирадой Джуна Хендери.  Дэцзюнь почти не дышит,  руки дрожат,  и он даже не может на младшего глаз поднять.  — Да,  уезжаю.  За окном — дождь,  капли барабанят в стекла витрины с инструментами и пейзаж городских многоэтажек в серо-цветные пятна размазывает. Дэцзюнь дождя не боится,  зонт предусмотрительно захватил,  потому что знает  — у Юнциня в магазинчике никогда не бывает зонта,  а значит  — Хендери не сможет его проводить.  Вернее,  это Сяоцзюнь не хочет,  чтобы младший провожал его. В двадцать два не плачут.  В двадцать два молчат. И он только губу закусывает, а потом и щеку, чтобы не расплакаться,  когда Хендери рывком его к себе притягивает,  заставляя в пахнущую корицей рубашку лицом уткнуться,  и в объятиях стискивает. — Я буду ждать тебя. Сколько  бы времени не прошло.  — В волосы,  задыхается,  шепчет. У Куньхана голос вот-вот  сорвется,  потому что они еще слишком мало времени провели вместе.  Хочется повторить посиделки допоздна,  под одним пледом,  в обнимку  и с чашкой кофе на двоих. А еще, кажется,  Хендери безумно нравится Джун.  Он восхищается им. Боготворит. Но говорить об этом рано еще.  Поэтому он и промолчит, и не будет провожать. Он просто подождет. *** — Дэ,  смотри-смотри,  — Кента тянет его в сторону витрины с выпечкой и так дует губы,  что Дэцзюню ничего не остается,  как толкнуть дверь пекарни и, вздохнув,  бросить другу: — Обжора несчастная,  вот растолстеешь,  я тебе абонемент в спортзал покупать не буду.  — А я такой милый,  что никогда не растолстею. — Кривляется Такада и маффин черничный целиком в рот запихивает. — Вот и растолстеешь.  — Нет! — А я говорю  — да.  — Нет!  Нет!  Не-ет! — Да.  — Закатывает глаза Сяоцзюнь. — Ты еще как ребенок,  ногами по полу постучи. — Забавный у вас парень.  — Присвистывает парень за стойкой продавца,  и Джун замечает небольшой акцент,  как у Тэёна,  кореец.  — Нет-нет,  — поспешно,  — он не мой парень. Он еще истинного не встретил,  наивен как ребенок. — Эй,  обидно вообще-то.  — Пихает Джуна в бок Кента,  а сам уже  в пудре сахарной с пончика измазался. — Не буду за тебя платить,  совсем зажрался.  — Эй! — Все в порядке,  — улыбается парень,  и Сяо замечает у него на рубашке  бейджик с именем,  «Сангюн». — Это за счет заведения.  — Ничего себе,  кто-то  заметил  твою пухлую ушастую мордашку,  — смеется Джун,  чтобы снова от Кенты получить.  В пекарне играет тихая музыка,  пахнет мёдом и корицей. И Джуну приходится спешно со стула слезть,  потому что  это место грустные воспоминания напоминает.  — Сангюну отдам деньги.  — Шепчет на ухо Кенте, а сам из помещения как пуля вылетает.  Чуть  больше года прошло,  июнь,  в Осаке сезон дождей недавно закончился,  тепло.  Смеркается.  На окраине хорошо гулять, многоэтажек меньше.  Солнце село,  и небо после него нежно-розовое. Как футболка на Хендери в тот день... Он любит кактусы — и за год Сяоцзюнь в новой квартире все полки и подоконники ими заставил.  Он даже имена им дал. Вчера зацвел его первый кактус,  кажется,  Джейкоб.  По ТВ тогда "Сумерки" с японскими субтитрами крутили,  вот и само собой как-то  вышло.  Сяо скучает.  Безумно. Да,  он теперь видит цвета, видит мир,  все его краски.  Но зачем это,  если истинного нет рядом?  Хендери дышит,  живет,  может даже уже не вспоминает о нем,  но все это очень далеко. Хочется вернуться,  да только проблемы в компании отца вряд ли отпустят.  Телефон звонит. — Да,  Кента,  вы уже все?  — Джун,  мне сейчас друг позвонил,  прилетел из Китая с группой недавно.  Просит встретиться.  Пойдешь?  Он говорит,  что слышал о тебе... — Ну,  куда я должен приехать? — Центральный парк.  — Хорошо,  буду.  *** В Центральном парке совсем мало людей в это время,  поэтому Джун просто устраивается на ближайшей ко входу скамейке. Устраивается и их с Хендери совместные фото на телефоне открывает. — Дэцзюнь,  познакомься,  это Юта.  — Плюхается рядом Кента,  разворачивая эскимо в шуршащей малиновой обертке, а Сяо машинально отметил,  что старший наверняка не знает об этом. — Накамото Юта,  — улыбается из -под светлой чулки и тоже садится, а Дэцзюню кажется,  что где-то  они уже виделись. — Кента сказал,  что ты знаешь меня,  это так?  — Ну,  — Юта мнется, — мой китайский соулмейт  рассказывал о тебе.  — А как его имя?  — В душу закрадываются подозрения, но ведь не может же мир быть так тесен.  — Дун Сычен.  — Шуршит чипсами Юта,  а Сяоцзюнь только кивает и улыбается.   — И это,  вы не против,  если сейчас пара моих друзей придет. Мы с группой отдохнуть приехали,  еще четыре дня здесь будем. — Да не против,  конечно,  — и Кента  Джуна за волосы треплет. — Руки убери,  не для тебя они.  — Ценит Дэцзюнь, и японец послушно отстает от его волос.  Темнеет.  Сяоцзюнь ёжится,  прохладно.  Небо уже черно-малиновое,  вишневое,  сквозь  кроны платанов в парке просвечивает.  А на аллеях фонари загораются. — А вот и мы.  — Голос знакомый,  и Сяоджун ошарашенно замирает,  когда голову поворачивает и Тэёна видит рядом с каким-то незнакомым парнем. — Тэён? А Юта в недоумении  на них смотрит: — Вы что,  знакомы? — Да,  — соглашается старший.  А он изменился.  Тэён сильно изменился.  Или, наверное,  это из-за того,  что они долго не виделись с Дэцзюнем. Юта знакомит Кенту с Ёнхо,  они болтают,  обсуждают своих соулмейтов,  а Тэён просто отводит младшего в сторону и занимает скамейку неподалеку. *** — Как они?  — Как и следовало ожидать,  первый вопрос от Сяоцзюня о Куньхане  и Юнцине. Тэён сначала молчит,  задумчиво вглядываясь в просвечивающиеся сквозь кроны парковых деревьев звезды на черничном небе.  — А ты как думаешь?  — Вздыхает грустно.  — Ты взял плохой с меня пример.  — Но... — Но ты сказал ему сразу,  предупредил,  знаю.  — Тэён кивает.  — Я не хотел уезжать,  меня вынудили. — Виновато кусает губы Джун,  больно.  Он так скучал,  что шоком кажется встреча с Тэёном. Как-будто ему все это снится.  — Об этом могу только догадываться.  Говорить с Тэёном просто и легко.  И не нужно ничего скрывать,  или утаивать — он понимает.  И это сродни общению со старшим братом,  с которым,  впрочем,  Дэцзюнь уже очень давно не виделся.  — Они оба приехали со мной.  — Шепчет старший,  а у Сяо внутри все переворачивается.  — И Тэн,  и Хендери. Он не знает,  радоваться ему или плакать.  Перед глазами тот самый их первый вечер.  Его пальцы на позвонках младшего,  татуировка-крылья.  Распростертые, с выпадающими  перьями крылья.  На глаза слезы наворачиваются. — Это судьба,  что Юта оказался  знакомым твоего друга.  — Тэён хлопает Джуна по плечу,  а у того коричной мяты — рецепторы забиты. Он уже не осознает, в реальности ли чувствует этот запах,  или ему просто кажется. — А... — Да,  конечно,  ты можешь с ним встретиться.  — Улыбается старший, — я как раз хотел погулять с Юнцинем.  *** У него пальцы дрожат,  когда он пытается  тэёновым ключом от съемной квартиры в замочную скважину попасть.  Во всем доме света — нет,  и когда он в прихожую попадает,  то спотыкается и падает,  давясь корицей,  которая все рецепторы теперь уже наяву забивает.  Слышит шаги из глубины помещения и вздрагивает,  когда до боли родной голос  обеспокоенно спрашивает,  пытаясь поднять Джуна с колен: — Ю,  это ты? Не ушибся? В целом квартале свет отключили. Пытается поднять,  а потом замирает,  потому что пальцами в волосы Дэцзюня зарывается. — Это же...  — Шепчет Куньхан,  а голос дрожит.  — Не может быть... А Сяоцзюнь не выдерживает и, улыбаясь сквозь слезы, за шею обнимает,  пряча лицо на плече.  — Я соскучился,  безумно соскучился. Даже не представляешь,  какой мукой был для меня весь этот год.  — Облегченно выдыхает Хендери,  когда, наконец,  понимает, что  это не сон, и что Дэцзюнь действительно рядом.  — Я люблю тебя,  слышишь?  — Тихо-тихо так,  в плечо,  а Дери вздрагивает,  потому что он сам хотел это сказать.  Пальцы в каштановых волосах путаются,  губы губы старшего находят и он целует мягко,  будто слезы соленые с них пьет.  Будто самого Сяоцзюня до дна выпивает.  А потом Джун поцелуй разрывает и к шее опускается,  пальцы под тонкую футболку младшего запуская, гладит позвонки и «крылья » и целует за ухом.  — Ты — мое чудо,  Сяо Дэцзюнь...  — Срывающимся голосом,  в волосы,  а в ответ: — А ты — мои крылья...