Анданте в фа мажоре

- Помнишь про «Вояджер»? Алан повернулся, недоуменно глядя на турианца. - «Вояджер»? - Ваши запускали гребаную тучу времени назад, - Квинтус принялся еще более ожесточенно начищать свою Мотыгу. – До сих пор летит. - Неудивительно, - Алан вновь вернулся к своему занятию, активируя инструментрон. – А ты про какой сейчас говоришь? - Первый. На котором послание то пафосное прицеплено, - турианец хмыкнул и поднял винтовку, рассматривая ее на предмет оставшихся следов гари. – Второй давно сдернули, да толку-то сейчас в нем. - Вроде бы и первый подбирали? – парень вытянул ноги, усаживаясь в более расслабленную позу, опираясь о стенку перекрытия, и, подтянув к себе схему с проводами, продолжил перепаивать один из контактов. – Азари заинтересовались, когда наши сообщили, а то бы и дела не было, что оно, что космический мусор. - Откуда подобрали, оттуда же и пустили обратно, - буркнул Квинтус. – Дескать, наследие значимое, пускай прет дальше. - Наша история, - кивнул Алан, поднося пластинку схемы ближе к глазам. Он сощурился – после десятка часов напряженных боев, когда они с попеременным успехом теснили толпы взбешенных Тварей и Баньши, зрение начало подводить. Уставшим глазам панацелин помочь не мог уж никоим образом, как и прочее содержимое аптечки. Энергетики не давали расслабиться и уснуть, но организм протестовал. Протестовал от избытка лекарств в крови, от веса брони, что Алан не снимал уже двое суток, от запаха гари, которым провоняла вся амуниция, полуразбитые дороги и стены зданий. Больше всего сейчас ему хотелось просто откинуться на спину и закрыть глаза, на десять минут, пять, расслабившись, отодвинув на грань сознания все мысли о долге и опасности. Впрочем, какой опасности? Волны схлынули, местность зачищена, и остается лишь ждать челнока, который обещались доставить за ними утром. - История, - едва слышно пробормотал турианец и отложил винтовку, видимо, удовлетворенный результатом своих стараний. – Если эту древность случайно не собьет какой-нибудь завалящий Жнец, то, может статься, что и некому будет впечатляться этой вашей историей. Алан лишь покачал головой. Он решительно не понимал, как вести себя с этими ребятами с Палавена. Хмурые, отвечающие откровенно скучающим тоном – еще бы, единственный человек в отряде, да еще и совершенно незнакомый, так уж вышло после некоторой рокировки в их рядах, в частности, нехватки опытных инженеров, после которой команды начали ожесточенно переформировывать, перемешивать; в его предыдущем отряде оказалось аж трое техников, и тут уж без разницы, друзья-товарищи. Умеющий возиться с механикой нужен везде. И вот он в Лондоне, фактически – на чужой планете. Он бывал здесь, считай – проездом, высадка где-то в Сингапуре. Да и толком не успел осмотреться; через пять часов кучу новобранцев забрал челнок, едва они выслушали проникновенную речь адмирала, перекусили и в общих чертах помотались по городу. Он понимал, что, по большей части, вся проблема неразговорчивости исходит не столько от некой надуманной неприязни, – эти ребята отчаянно прикрывали ему спину, пока он монтировал турели, - сколько от усталости и какой-то давящей обреченности. Но он жаждал одобрения, некой демонстрации, что он, Алан Комбс, офицер Альянса, необходим этим военным с Палавена, что он не зря причислен к этому отряду, что принимает достойное участие в военных действиях. - Устал? – вдруг спросил его другой турианец, до этого, казалось, дремавший на своем посту. Несмотря на тишину в эфире и отсутствие каких бы то ни было вероятных угроз на радарах, этот продолжал выцеливать несуществующего врага из своей снайперки, будто не доверяя технике до конца. - Мне бы пригодились очки, - натянуто усмехнулся парень, потирая свободной рукой плечо. - Отдохни, - коротко сказал тот и кивнул в сторону импровизированной стоянки, где валялись коробки с боеприпасами и какие-то мятые вещмешки. – Никого нет. - Я, наверное, закончу с платой от турели, - неуверенно пробормотал Алан. Тот лишь пожал плечами, как бы показывая, что его дело предложить. Несколько минут все сидели в полной тишине. Лишь иногда раздавался едва различимый шорох от камешков под ногами турианца, продолжавшего перемещать по линии горизонта прицел винтовки. Алан подумал, что даже не запомнил его имени; да и слышал-то его лишь раз, еще перед высадкой. - «Вояджер», - вдруг повторил Квинтус и рассмеялся. – Музыка была там такая, легкая, поскрипывающая. Симпатичная. Турианец-без-имени повернулся, откладывая оружие на бетонную плиту, и кивнул. - Вроде как, честно сказать, - продолжал он, усаживаясь удобнее. – Лирика, слабое что-то такое, ну откровенно – бесполезное. Когда слышал первый раз, усмехался, а внутри – проняло. - Тихий островок среди этого бесчинства, - пробормотал Алан, стараясь не показывать удивления таким поворотом разговора. Турианец-снайпер подошел к нему и сел рядом, мельком глянув на то, как парень продолжает возиться со своей микросхемой. - Убери, - посоветовал он. – Все равно не пригодится. Алан хотел что-то ответить, но промолчал и отложил окутанную проводами плашку в сторону. Турианец наклонился к нему, протянул руку и осторожно снял визор. Положив его на землю, он некоторое время изучал лицо парня, который в ответ непонимающе смотрел на него, то отводя взгляд на Квинтуса, то чуть приподнимая вопросительно брови. - Первый раз в таком пекле? – наконец поинтересовался турианец своим бархатным голосом. - Так заметно? – Алан потер щеку. – Предыдущие миссии, пожалуй, в сравнении с этим деньком просто прогулки. - Еще не ожесточился, - резюмировал тот. – Разговоры о вечном, надежда на спокойствие. Будто ты веришь в то, что все уже почти закончилось, лишь чуть-чуть поднажать – и наступит благоденствие. - А разве это не так? – парень заставил себя прямо взглянуть в темные глаза турианца. - Благоденствие не наступит никогда, - он тут же, казалось, смутился резкостью собственных слов. – Не бывает спокойных времен, офицер. Алан промолчал. Он вдруг особенно остро ощутил себя каким-то салагой среди этих закаленных в огне войны турианских вояк. Привычных к такому фатализму, дышащих победами и поражениями, лишенных земных чаяний на «вдруг». Может быть, это ярче всего демонстрирует зрелость некоей расы? Да или нет, уверенность, - а не надежда, чистая и, как ни крути, чертовски хрупкая. Как та мелодия с «Вояджера». - Бранденбургский концерт, - вдруг сказал Алан, уставившись на военного. – Та мелодия из послания на золотой пластинке. Тот лишь наклонил голову, неожиданно тепло глядя на него в ответ. Алан внезапно почти физически ощутил некую сопричастность, будто бы один этот взгляд дал ему то необходимое одобрение, в какой-то мере – словно бы вся развитая раса с неимоверно долгой историей вдруг коснулась своим сознанием такого молодого, столь безрассудного человечества, которое, несмотря на свою инфантильность и ошибки, все же сохранило такую нелепую веру в будущее, капризное «пусть будет так», а не отрешенное «без шансов». Он лишь отклонился назад, уже поддерживаемый одной рукой турианца, чувствуя, как тот касается шеи жестковатой поверхностью лица, словно пытаясь вдохнуть его запах. По лицу Алана скользнула рука в перчатке, и прикосновение прервалось почти сию же секунду. Держа глаза закрытыми, он услышал шорох и движение, а через мгновение почувствовал на своей коже шероховатые пальцы, немного рассеянно гладящие по скуле вниз и обратно. Алан позволил уложить себя на землю и все же решился взглянуть вверх над собой. Он не мог понять, какие эмоции испытывает турианец, который задумчиво рассматривал его сверху вниз. Он напоминал ему какую-то древнюю статую, по странному стечению обстоятельств возникшую перед его взором, лишь глаза жили на этом окаменевшем лице, темно-карие, с зеленоватыми отливами в неверном свете расставленных по периметру ламп. Словно сам очнувшись от наваждения, турианец изменил выражение лица, легко улыбаясь на манер своей расы. Он снял вторую перчатку и коснулся лица Алана обеими руками, облекая длинными тонкими пальцами его скулы. - Люди, - едва слышно произнес он, вновь чуть склонив голову. Однако в его голосе не было и намека на иронию. Он нагнулся к Алану, и тот, расценив это как единственно верный вариант, поцеловал его, плотно прижимая свои губы к жестким пластинам. Турианец некоторое время поглаживал юношу по лицу, затем его рот приоткрылся, и упругий теплый язык коснулся губ офицера, которые тут же раздвинулись, как бы приглашая его внутрь. Этот своеобразный поцелуй длился с минуту, после чего, не отрываясь от его губ, военный притянул Алана к себе, удерживая почти на весу. Тут юноша почувствовал, как сзади на его плечи легла еще пара рук. Он оторвался от турианца и чуть развернул голову, убеждаясь, что именно Квинтус расстегивает крепежи его грудной пластины. Будто бы это мог быть кто-то еще. Тот скользнул горячим языком по мочке его уха, чуть поддерживая со спины грудью, перемещаясь так, чтобы округлость брони не причиняла дискомфорта. Алан откинулся головой назад, и Квинтус устроился подбородком на его плече, продолжая щелкать застежками. Второй же сначала лишь наблюдал за происходящим, стоя перед Аланом на коленях, удерживая его за талию. Затем протянул руку – и легко отцепил защитную ракушку с брюк инженера. Алан тут же напрягся и поднял голову, взволнованно глядя то на безымянного турианца, то на собственное нижнее белье, глянцево обтягивающее отвердевший член. Последнее почему-то поразило его особенно. Снайпер лишь бережно подцепил эластичную ткань, стягивая ниже. Секунда – и он поддел когтем резинку, заводя ее под напряженные яички Алана. Тот вздрогнул, уже явственно понимая, что происходящее не шутка, не плод его воображения и не наивные дружеские обнимашки. Какие уж там обнимашки! Его член коснулся твердости брони, и Алан рефлекторно поджал колени, отчего съехал чуть ниже. В эту минуту Квинтус убрал пластину с его груди, отбросив куда-то в сторону, и потянул за нижний край бадлона, с некоторым усилием оголяя его гладкую грудь. - Никто тебя не обидит, - шепнул ему снайпер. Лучше бы он не говорил ничего вовсе. Алан ощутил, как от волнения начинает дрожать, при этом беспокоясь больше о том, как бы это не заметили турианцы, чем о их ищущих руках на своем теле. Он снова тревожно взглянул на снайпера, храня в глазах немой вопрос. Это какого-то рода сговор? Насмешка над новичком в команде? Но тот лишь снова бережно коснулся его скулы, словно бы отрицая даже саму вероятность какой-либо издевки. Это участливое прикосновение было тем более удивительно, что исходило от солдата, от турианца, что пару часов назад хладнокровно расстреливал хасков и мародеров; молчаливого и, казалось, безразличного ко всему остальному. Алан подался вперед под требовательным нажимом рук Квинтуса, оперся на локти, закрытые пластинками брони, лишь продолжая смотреть вверх, в спокойные глаза безымянного турианца. Он недолго держал голову запрокинутой; почувствовав, как второй солдат стягивает с него плотные защитные леггинсы, Алан выдохнул, пытаясь сдвинуть скользящие по гравию колени, и Квинтус поддержал их с обеих сторон своими. На несколько томительных секунд неизвестности турианец замер, и, спустя мгновения, юноша дрогнул, ощутив, как меж ягодиц неспешно течет что-то вязкое и прохладное. Он было подумал о содержимом аптечки, но мысли пресеклись, когда вплотную к его телу прижалась твердая плоть, контрастируя теплом с той, по всей видимости, импровизированной смазкой, что могла оказаться и линиментом, и обеззараживающим кремом. Ладони Квинтуса легли на его ягодицы, чуть сдвигая их, так, что когда он начал неспешно двигаться, его член заскользил между них, слегка сдавленный с обоих сторон. Пытаясь успокоить участившееся дыхание, Алан опустил голову, прижимаясь щекой к защитной плашке на паху снайпера, который невесомо гладил его по вьющимся волосам. Он тщетно пытался расслабиться, когда твердая плоть протиснулась в его тело; хотел сжаться в комок, не от болезненности – обилие смазки компенсировало ожидаемый дискомфорт, - от неуверенности, неожиданности, волны смущения. Запах гари в воздухе, ночная прохлада на обнаженной коже, мертвая тишина, нарушаемая лишь шорохом гравия и его неровным дыханием – все это сбивало с толку, создавало в мыслях сильнейший диссонанс с происходящим. Алан поднял глаза на турианца перед ним, соскальзывающими руками нащупывая, где находится защелка пластинки, довольно отличающейся от обычных ракушек брони N7. Тот лишь убрал руку с головы юноши, переместил ее ниже, на секунду задержав на подбородке, и легко отстегнул защиту. Уже без раздумий Алан обхватил губами орган, столь же схожий с человеческим и так отличающийся; словно бы твердый стержень был обтянут тонким и упругим слоем плоти. Он взял глубже, чувствуя, как одновременно с этим в него настойчиво погружается член Квинтуса. Алан двинулся вперед, коснулся носом края брони и чуть отпрянул. Он резко выдохнул, однако, не выпуская изо рта члена, чувствуя собственную слюну на подбородке, и вновь вобрал его полностью, до горла. Услышав шумный вдох снайпера, он сжал губы плотнее и начал двигаться энергичнее, и Квинтус рефлекторно подстроился под заданный ритм. Алан застонал в нос, сдвигая руки ближе друг к другу в попытке стащить собственные перчатки. Наконец, ему удалось стянуть правую, и он, удерживаясь на одном локте, сжал свою плоть, от волнения сбиваясь в знакомых движениях. Он чуть сдвинулся и выпустил изо рта член снайпера, чтобы поднять голову и вновь взглянуть на его лицо. Военный чуть отклонился назад, полуложась на землю, и Алан потянулся к нему, переступая на коленях ближе. Квинтус легко выскользнул из его тела, и второй турианец взял юношу за предплечья, усаживая поверх себя. Алан чуть сгорбился, сам нащупывая влажную от его слюны плоть снайпера, приподнялся выше и закрыл глаза, обхватывая ее пальцами и вводя в себя навершие. На несколько секунд он замер, осознавая, что теперь может контролировать движения сам, затем начал медленно опускаться ниже, чувствуя, как сначала входит чуть сужающаяся на конце головка. Он помедлил, упираясь ладонями в торс турианца, и, наконец, опустился до конца, все еще слегка вздрагивая. Одно неуверенное движение, второе. На бедра вновь легли ладони Квинтуса, настойчивые, решительные, подталкивая его к более активным действиям. И он послушно принялся подниматься и опускаться, чувствуя странное возбуждение от того, что руки турианца фактически управляют его движениями; вверх, вниз, вверх – и вновь до самого упора. Влажный член Квинтуса касался его бедра, фронтальный изгиб брони чуть давил на спину, кончики когтей вжимались в кожу. Алан не сразу понял, что стонет уже в голос. Он было бросил беглый взгляд на снайпера, но не отвел глаз, продолжая насаживаться на его орган, глядя немного растерянно, но также и завороженно. Лицо турианца хранило спокойствие, он лишь прерывисто дышал в такт рывкам Алана. Юноша наклонился ниже, не целуя, лишь прижимаясь к жесткой коже полуоткрытым ртом, из которого вырывались звуки, одновременно похожие и на возгласы удовольствия, и на всхлипы неясной ему самому мольбы. Еще одна порция той вязкой жидкости – почувствовав это, он замедлил движения, - и вплотную к члену снайпера прижался второй, надавливая, пытаясь присоединиться к нему. Алан издал долгий глубокий стон, теснее прижимаясь к неподатливому лицу турианца, раздвигая ноги так, что почти лег на военного плашмя. Его захлестнули сомнения, опаска, в голове зароился целый ворох сумбурных мыслей, вплоть до желания отстраниться, взмолиться не делать этого. Но он лишь сомкнул губы, целуя шероховатые пластины; Алан словно бы обмяк и, едва второй член втиснулся в его тело, ощутимо растягивая уже порядком ноющий вход, вцепился пальцами в края нагрудника, окантовывающего шею турианца. - Слишком? – второй раз за все это время подал голос турианец без имени, тихо и участливо. Квинтус, так и не начав двигаться, замер, по всей видимости, тоже ожидая ответа от Алана. Юноша чуть приподнял голову, стараясь, чтобы его лицо меньше напоминало маску страдания. - Я прекращу, - его шею обдало теплое дыхание Квинтуса. - Н-нет, - Алан услышал свой голос словно со стороны. – Это… Это… Пусть… И, как бы в подтверждение своих слов, сделал неловкое движение, чуть не соскальзывая с нагрудника снайпера. В ответ тот лишь притянул его голову ближе, и их языки соприкоснулись. Квинтус начал двигаться первым, осторожно, давая юноше привыкнуть к двум втиснутым внутрь членам. Алан лишь глухо застонал, пока упругий язык военного скользил по его распухшим губам. Через некоторое время турианцы начали вбиваться в его тело попеременно, едва почти выходил один, второй погружался глубже, раз за разом, секунда за секундой. И вот, Квинтус издал звук, больше похожий на рычание, потянул на себя Алана, так, что плоть снайпера выскользнула из его тела, и, сделав несколько глубоких толчков, вышел, все еще сдавливая его ягодицы. Алан почувствовал, как по внутренней стороне бедра течет теплая влага. Он сдвинулся, перемещаясь так, что оказался лицом к паху снайпера, вновь забирая ртом его напряженный член; мельком заметил, что смазка, оставшаяся на нем, не имеет вкуса, и почувствовал, как тот кладет свою руку на его голову, чуть сжимая пряди волос, привлекая ближе. И вновь – до самого горла и обратно. Алан впился губами в головку, всасывая ее с влажным звуком. Рука турианца напряглась, и юноша, сделав несколько энергичных движений губами, непроизвольно сжал пальцами основание, когда в его рот выплеснулась сладковатая жидкость. Он послушно продолжал сосать, измазав губы и щеки семенем военного, пока давление руки не ослабло, и турианец не отпустил его. Он взглянул на снайпера, поймав себя на мысли, что ожидает одобрения, теперь уже на другом фронте, и смутился. Он заметил, как Квинтус присел рядом, пока снайпер приподнимался с земли. Пальцы скользнули по его щеке, стирая сперму, но Алан неуверенно коснулся их языком, облизывая, сначала осторожно, затем, едва снайпер обхватил его собственную плоть, настойчивее. Он кончил почти сразу, едва удерживаясь рукой за плечо безымянного турианца. Вдруг навалилось какое-то странное ощущение опустошенности; почему-то Алан ожидал, что оба тут же покинут его, вернувшись к своим делам, будто ничего и не было, оставив его нелепо оттирать эту чуть фосфоресцирующую в тусклом освещении жидкость со своего тела и, затем, судорожно одеваться. Сколько же времени прошло? Алан взволнованно взглянул на поднявшегося Квинтуса, который сделал шаг в сторону, затем на встающего снайпера. Но безымянный турианец протянул ему ладонь, глядя на него без какого-либо осуждения, спокойно и участливо, как и несколько минут назад, когда его плоть вонзалась в тело юноши. Алан взялся за руку и встал, ощущая себя более чем несуразно, со стянутыми с бедер леггинсами и боксерками – как те только не порвались. Квинтус чуть коснулся его плеча, и Алан обратил внимание, что тот передает ему нетканую впитывающую салфетку. Воистину, аптечка – кладезь для подобных моментов, чуть не сказал он вслух. Он благодарно принял этот кусочек ткани, обычно используемый при срочных операциях в полевых условиях, старательно оттер влажные следы с тела, и наспех оделся, стараясь все же не встречаться глазами с теми, с кем только что имел самый неоднозначный секс в своей жизни. Просто секс, ведь так? Он огляделся, разыскивая части брони, снятые с него Квинтусом. Снайпер легко похлопал его по спине, и Алан обернулся к нему с вопросительным взглядом. Тот протянул ему нагрудную плашку и, дождавшись, пока тот возьмет ее в руки, чуть заметно кивнул и вернулся на свою облюбованную позицию у парапета. - Челнок прибудет уже скоро, - сообщил Квинтус, усевшись чуть поодаль. Он вновь занялся своим оружием, будто мало тому было уже учиненных процедур – Мотыга разве что не блестела, даром, что покрытие матовое. Медленно кивнув, Алан принялся прилаживать части брони. Сев на покореженную взрывами плиту, он стал распутывать ремешки. Вдруг сквозь щелканье застежек его внимание привлек какой-то тихий равномерный звук. Он огляделся, не поняв сразу, откуда он идет и чем может являться. На секунду Квинтус тоже поднял голову, прислушиваясь, затем усмехнулся и, отодвинув винтовку, сложил руки на коленях. Безымянный турианец сидел вполоборота, положив ладонь на потертый шлем, из которого звучала такая знакомая мелодия. Казалось, он дремал; его выдавало лишь едва заметное покачивание головой в такт музыке. Улыбаясь, Алан продолжил свое занятие, стараясь производить как можно меньше шума. Они не заговаривали вплоть до того момента, как в небесах загудели моторы, и к ним спустился военный челнок с жизнерадостным чернокожим офицером на борту. - Живые, - воодушевленно начал он, пожимая руки членам этого небольшого отряда, едва те поднялись и приблизились к нему. – Медаль за такое давать нужно, полновесную золотую, нет, платиновую! - Каждому, - меланхолично пробормотал снайпер, минуя офицера и забираясь в кабину. - Офицер Комбс? – мужчина довольно фамильярно похлопал его по плечу, широко улыбаясь. – Как сработались с этими хмурыми ребятами? Более чем, подумалось Алану, и он лишь изобразил какое-то подобие улыбки. Он шагнул вслед за Квинтусом и уселся, так, что оказался между турианцев. Заметив это, Алан постарался сохранить спокойствие во взгляде. Военные же вовсе никоим образом не заостряли на том внимания. - В любом случае, у вас есть возможность вернуться в свой отряд, некоторые проволочки устранены, - офицер сел напротив них, сделав знак пилоту поднимать летун. - Я… Я подумаю, - осторожно сказал Алан. - Флавиус, - Квинтус чуть нагнулся вперед, заглядывая за парня. – Вколи Комбсу антигистаминное, пока не забыли. У меня нет. Алан лишь перевел вопросительный взгляд на снайпера. Значит, Флавиус? Точно, Флавиус Керрил, вдруг разом всплыло в его голове, будто с сознания сошла какая-то пелена. Антигистаминное? Кажется, это что-то от аллергии. Но он не ощущал каких-то изменений в своем состоянии, да и что было бы причиной оных? - Разумно, - пробормотал Флавиус и склонился, открывая аптечку. Чернокожий военный с замешательством на лице проследил за действиями турианца, затем уставился на Алана, чуть приподняв брови, но оставил происходящее без комментариев, то ли сделав для себя некие выводы, то ли просто махнув рукой и не став додумываться. Юноша вздрогнул, когда Флавиус бережно дотронулся до его шеи, заставляя чуть наклонить голову в сторону. Алан зажмурился, едва короткая тонкая игла вонзилась в кожу, вспрыскивая содержимое колбы шприца-пистолета. Он шумно выдохнул и уставился на снайпера, было хотев поинтересоваться причинами, но тот так выразительно глянул на него напоследок, что Алан только смирно сложил на коленях руки, храня молчание. Летун уносил их дальше, к военному кораблю, что завис на орбите. Алан задумался, размышляя о Земле и вероятности еще не раз вернуться на ее поверхность, если останется с турианцами. Он вспоминал своих братьев по оружию, старый отряд, полностью состоящий из людей, приятельские отношения, тех друзей, с кем думал, уже не придется встать бок о бок на поле боя. Подавать ли заявление о восстановлении в отряд или шагнуть в неизвестность – как вести себя дальше? Намеренно или нет, Флавиус сидел почти вплотную, и Алан не шевелился, чтобы тот не счел, что доставляет этим какое-то неудобство. Он мельком взглянул на Квинтуса, который рассеянно смотрел на собственные руки, о чем-то задумавшись. Алан вздохнул, едва заметно улыбаясь сам себе. Он снова спросил себя, стоит ли торопиться с решением вернуться в свой отряд. И понял, что не хочет этого делать.