По-детски невинен

— Зачем ты сказал им это? Мы с Юри уже давно пришли в номер после ужина с остальными фигуристами. Он был сам не свой, так что я не удивился внезапному вопросу. — Сказал… что? Он нахмурился, как маленький ребенок. Несмотря на то, что сидел на кровати, оперевшись спиной, вся поза Кацуки выражала лишь напряжение. — Зачем ты сказал, что мы поженимся? Он не смотрел на меня, но даже так я мог разглядеть в его глазах искру надежды. Только вот… надежды на что? Юри так по-детски невинен, что будто не замечает всех тех преград, что я рушу между нами. Я столько раз слышал про его любовь, видел его настоящего на льду. Его Эрос. И каждый раз мне хочется кричать всем зрителям и судьям: «Как вы можете оценивать его так низко? Он вкладывает все, что у него есть!». Как в этого поросенка, ставшего принцем на льду, можно не влюбиться? Как можно не повестись на тот взгляд, который он бросает на меня каждое свое выступление с короткой программой? Я так бы хотел ответить «ничего», только, чтобы не разрушить его хрупкий мир. Но я не могу лгать Юри. — Потому, что я хотел, чтобы это когда-нибудь произошло, Юри. Я никогда не забуду его лицо. Непрекращающаяся перемена эмоций, которые я не в силах понять. Их не передать словами, они мимолетны, как и мысли в его голове в тот момент. Юри закрывает лицо руками. Я хочу как-то помочь ему, и сажусь рядом. Но даже боюсь коснуться. Я не умею обращаться с плачущими людьми. Отчаянно пытаясь разрушить очередной барьер, я убираю руки с его лица. Он не смотрит на меня, направив взгляд в белесый потолок. — Прости меня, Юри. Я сказал это на русском, но Кацуки понял. Он опустил на меня непонимающий взгляд и сцепил наши руки. — За что? Его акцент уже не резал мне уши, как раньше. Он был знакомым и понятным, будто никакого языкового барьера вообще не было. — Все люди, включая меня, наблюдавшие за сероволосым Виктором Никифоровым даже не смеют представить, какой ты на самом деле… Сейчас у него такой взгляд, как перед короткой программой на Кубке Китая. Тогда он приблизился так, что мы коснулись лбами. «Ни за что не отводи от меня взгляда». Наверное, именно после этой фразы я окончательно влюбился в него. -… и я хочу, чтобы ты стал моим. Одна эта фраза заставила покрыться мурашками все мое тело. Юри зарылся в мои волосы руками, притягиваясь непростительно близко. Он все понимал изначально, а вот я — абсолютно ничего. Я хватаю его за подбородок и резко целую. Это его первый поцелуй, я понимаю сразу. Юри целуется так по-детски невинно, что я бы никогда не подумал, что я целуюсь с двадцатитрехлетним мужчиной. Кацуки отстраняется и с долей страха смотрит мне в глаза. Он что, боится? Думает, мне могло не понравится? Я ухмыляюсь и через секунду снова целую. Жадно кусаю его губы, чтобы больше не оставить за собой никаких сомнений. Ему нравится, и мы даже не сталкиваемся зубами. Юри быстро учится, я это знаю гораздо лучше остальных. Я ложусь на кровать и тяну его за собой. В конце концов, он кое-как устроился на моем плече. — Помнишь, я спрашивал, кем ты хочешь, чтобы я стал? Ты так и не ответил, а я сглупил, забыв упомянуть позицию «муж». Кацуки фыркает и чуть краснеет. Я даже удивляюсь, как просто его засмущать. — Думаешь, из поросенка получится достойный муж? — Поросенок уже давно стал принцем… Или принцессой? Юри чуть пихает меня локтем, и я смеюсь. Все же, он совсем не такой, как все. Я бы хотел еще много о чем спросить у него, но он уже уснул. И хорошо. Юри ведь завтра снова выступать.