***
Как было грустно и одновременно приятно вспоминать о юности. Я помню, как устроил драку на мосту над рекой Арно. Этот юношеский азарт мешал мне вести беседу культурно, но мне это не мешало, грубая сила решала у нас все. Помню, как объяснял своим приятелям почему мы здесь, почему Вьери Пации заслужил получить по своей холеной морде. Я уже собирался поворачиваться на его собственный крик со спины, как за взгляд уцепился прохожий. Он тоже остановился и устремился на меня. Было чувство, что мы словили некую интимную связь, которая могла быть только между нами. Я почувствовал, как сердце ликует и взрывается у меня в груди. Но моргнув, я уже не наблюдал этого человека в белом капюшоне. Да, он выглядел так, словно был одет по прошлому столетию, а то и старее. Я думал, что прошли часы, пока мы смотрели друг другу в глаза, но это было мимолетное мгновение. И Вьери ждал ответа на его вопрос, ох, он его получил, не сомневайтесь. И больше никакая хваленая красавица не смогла вызвать во мне тех чувств, того ликования, что бывает настолько редко, что не случалось вовсе у большинства. Но моим родителям повезло в этом плане, они встретили друг друга и их сердца забились как стадо лошадей, которое несется на водопой. Так они мне это описывали. И плодом их любви являемся по сей день я и моя сестра. К большому сожалению, моего отца и братьев казнили на площади во Флоренции, этого я никогда не забуду. Не забуду, как мать не говорила ни слова после смерти отца, но порой заходя в ее комнату, можно было услышать, как она зовет его, будто чувствует его присутствие, но не видит. Такое чувство посещало и меня, когда я был в полнейшем уединении. Я конечно мог пообщаться с сестрой, дядей, архитектором в кабинете на худой конец. Но не собирался, в мыслях не было. Я просто раздевался, и опускал усталое тело под горячую воду. Моя голова переставала быть чугунной, она освобождалась от лишних мыслей. Как будто весь стресс снимался за минуты, и хотелось вести с кем-нибудь беседу. Эти часы чаще всего были поздние, и беседу я вел у себя в голове. С тем человеком, который запал мне в душу, тем самым человеком, который стоял по ту сторону моста, прямо за спиной Вьери. Я вел с ним беседу, будто он был прямо передо мной, и он слышал меня, но не имел ни малейшего шанса ответить мне, хоть знак подать. Он был как будто из другого мира, чужой, но такой родной. Да, было давно понятно, что это мой соулмейт. И я решился найти его, даже если к концу жизни я его не обнаружу, наверно, отыщу его на небесах. Большую часть своей жизни я потратил на борьбу ассасинов и тамплиеров, на тайную войну, в которую я был вовлечен не по своей воле. И это огорчало, но я не давал печали брать вверх. Мне надо было продолжить дело отца до самого его конца. После освобождения Венеции, Флоренции, Форли и Сан Джиминьяно от тамплиерского гнета, а также пощады Испанца, я отправился на виллу в Монтериджони. Но сюрприз не заставил себя ждать. На следующий день после прибытия домой, ранним утром, я лежал в обнимку с Катериной Сфорца, мне казалось, что эта женщина вызовет во мне искру, как Кристина когда-то. На того человека, что стоял по ту сторону от меня на мосту, я уже не подавал надежд, утих огонь в моем уже давно не юношеском сердце. Собираясь пойти по второму кругу, Катерина услышала взрыв неподалеку и насторожилась. Я убедил ее, что это всего лишь люди Марио учатся управляться с пушками. Ох, я жестоко ошибался. Возможно, если бы не мое наплевательское отношение, если бы не поленился и посмотрел в окно, всего бы этого не было. Монтериджони бы не стало грудой развалин, люди бы были в целости и сохранности, дядя Марио бы остался в живых. Но моей роковой ошибкой являлась пощада Родриго. Убив бы я его там, под Ватиканом, мне бы и думать не пришлось, учение ли за окном или настоящая осада. И я отправился в Рим. Прибытие в этот древний город было не самым приятным, но и не самым худшим. Меня, раненого и изнеможенного выхаживала милая девушка, которая не скупилась на помощь. Отдав мне одежду с оружием, она отправила меня к ближайшему доктору, так как сделала все что могла. Как не странно, я почувствовал спокойствие на душе после приема врача, будто и не было всех этих проблем вселенских. Чувство, будто кто-то был рядом, и радовался вместе со мной. Это присутствие невозможно было не ощутить, но невозможно было узреть. Довольно быстро основавшись в здании, которое находилось между бедным и обычным районами Рима, я мог потратиться на сон. Закрыв глаза, меня будто вытеснили из реальности пихая в неизвестное мне ранее помещение. Открыв глаза, я наблюдал место без стен, с безграничным пространством. Оно менялось, один момент оно белоснежное и его пересекает такие же белоснежные линии с бесконечным началом и концом, в следующий раз оно применяло вид голубоватого тумана, как поздним днем во время туч и ожидания дождя. Мое сердце остановилось снова, как тогда, на мосту. Он стоял и смотрел на меня, улыбался. Я не мог найти слов, в уме не укладывалось такое положение дел. — Ну, так и будешь стоять, да молчать? — спросил он у меня в ожидании ответа. Мои губы дрогнули в попытке произнести слова. — Вы, вы.тот самый человек, на мосту! — воскликнул я, словно мальчишка, которому удалось выхватить сладость с кухни далеко от глаз поварихи. — Да, тот самый. Рад встретить тебя, всю жизнь ждал. — выдохнул он подойдя ближе. Протянув руку вперед, он предложил пройтись по бескрайнему пространству. Я не имел совести отказать. Мы зашагали вперед, к неизвестности. — Всю жизнь? Так вы значит, мертвы на данный момент? — озадаченно я поднял глаза на его лицо, которое скрывал капюшон. Прямо как я средь белого дня. Похоже, он тоже причастен к Братству, если я не ошибаюсь, да и похож на одну важную фигуру, что я наблюдал ранее. — Моя оболочка скинулась с меня, как чешуя с ящерицы, уже несколько веков назад до твоего собственного рождения. По сути, я жив на неопределенный срок, но и мертв. Шатаюсь я средь толпы только благодаря тому, что ты жив. Что дальше, мне не ясно до сих пор. А неизвестность, она завлекает собой, хоть и пугает. Я не стал тратить время в пустую, и решил изучать мир, и смотреть, как он меняется. — Почему только смотреть? Разве вам не хотелось помочь Братству в его будущие дни существования? Простите, с языка сорвалось. Просто ваше одеяние не дает мне покоя. — Похоже не зря твои приятели говорят о том, что ты наблюдательная персона. Хотелось, и я помогал. Но не так существенно, чтобы кто-то заметил мои труды. Ассасины в моих родных краях считали меня покойником, им я и должен был оставаться. Мое внезапное появление посетило бы смуту в округе, а может и бунт, как когда-то однажды. — Бунт? — с интересом спросил я. Мало того, что твой соулмейт чудом является у тебя во сне, он еще древних времен житель, кто бы не захотел узнать, какого было тогда жить и что пережил этот человек? — Об этом в другой раз. — кивнул он. Я промолчал, понял, что эта тема неудобная для него, и сейчас обсуждать ее он не в силах. — В другой раз? Значит, наша встреча не последняя. — улыбнулся кончиками губ я. — Да, согласен. Совсем не последняя. — тихо пояснил он будто исчезая. — Стой! Я ведь даже твоего имени не узнал, подожди! — Ты уже прекрасно меня знаешь, Эцио Аудиторе. Вспомни ту статую, под твоей ныне разрушенной виллой, да будь доволен моим ответом сейчас. — исчез. Моему удивлению не было предела, казалось, будто мир с ног на голову встал. Резкая вспышка света осветила меня. Я открыл глаза. Такое уже не в первой, с той женщиной под Ватиканом было подобное. Но когда это случается на яву, это можно перенести без особых последствий, разве что, психологических. А тут встать сил нет, да веки разжать, чтобы не падали на глаза. А вот разбудил меня Макиавелли. — Ты чего здесь улегся? Рим под гнетом Чезаре еле прогибается, а ты тут разлегся, словно ковер, хоть ходи по тебе! — Мне тоже требуется отдых, но спасибо, что разбудил. Я действительно переспал. — То-то же. Пошли, у нас дел навалом. — Bene. Вы можете себе представить великого полководца и тирана, который падает с обрыва? Я могу, по моей то вине он и разбился насмерть. Говорит, не убьет его рука человека. Какова ирония. После освобождения Рима я отправился в Константинополь, что находился на территории Османской Империи. Отправился я в город цветов по двум причинам — закончить дело отца как и обещалось мной самим, и найти печати Альтаира. Это он является моим соулмейтом. Его прибытия были все реже и короче, а мне не хватало его присутствия, хоть и знал, что он всегда рядом, переливается с окружающим миром. Никогда бы не подумал, что мне повезет иметь соулмейта прямиком из 12 века. Перед тем как умереть, лежа в своей постели, моя мать подняла руки ввысь улыбаясь, словно видела отца и принимала его объятия, что унесут ее вместе с ним в мир иной. Ей не снились сны, не было видений и прочего, что имелось у меня. Она просто знала, что увидит его. Когда мне рассказывали, что помимо всего прочего, соулмейты умирая раньше своей половинки, были к ним привязаны до их смерти, мне казалось это бредом и чушью. Конечно и находились те, кто говорил, что у них была личная жизнь после смерти, но на этой бренной земле их держит живой соулмейт. Кто-то мог выбрать путь следования за своей любовью, куда бы она не пошла, все-таки самому рисковать пока нечем, другие могли исследовать мир, но чем они были дальше, тем сильнее ощущалась потеря с миром. Большинство выбирало два варианта, и не тужило. Такие рассказы мне доводилось услышать и в юности, и в среднем возрасте. Сейчас же, на закате своих лет, я задумывался насчет этих слов. Думал, а не тяжело ли Альтаиру со мной, когда такой огромный и непостижимый мир был у него на ладони, а удерживал его только я. Присутствие его ощущалось чуть ли не каждый день. Откуда брались такие рассказы, никто не знал и не хотел знать. Брали на веру. Возможно, не один я такой счастливчик, что мне доводилось видеть сны со своим любимым покойником. Но припоминалось, что сны видели те, кто держал в руках некий золотой круг, который светился как солнце. Эффект был бы еще лучше, если бы ваш покойник тоже бы имел у себя такую вещицу. Похоже, я один из таких. Большинство же, слепо верило. Моя мать, к огромному сожалению, в том числе. Слухи расходятся по миру быстрее пыли. Закрадывалась мысль, что я просто сошел с ума, и проходящий мимо человек сделался в моей голове чуть ли не смыслом жизни. Но после этих слов, произнесенных внутри собственной головы, я ощущал спокойствие, и надеялся, что давно покойный сирийский ассасин не плод моего больного воображения. И эти мысли сильнее мотивировали на обнаружение печатей. К тому же, на собственный шкуре перенесенный инфаркт, во время направления собственного взгляда на случайного прохожего не каждый способен бесследно забыть. С каждым днем посланий от Альтаира все меньше на дню. Он как будто испарился, будто не было его. Словно юношеское возбуждение и азарт отпустило меня наслаждаться старостью. Я встретил Софию Сартор, прекрасная девушка. Образованная, невероятной красоты дама. Мои юношеские годы уже позади, и пора браться за семейное дело. Она показалась мне прекрасной матерью для моих детей, и я не ошибся. После шокирующих событий, разоблачения меня как ассасина, мы обосновались на одной из вилл за Флоренцией со своим небольшим виноградником. Жизнь скрытого убийцы я оставил позади, сбросив оковы прошлого, бремя и кровь тысячи убитых, что я все это время нес на руках своих. И чувствовалась какая-то отчужденность, но мне не привыкать. Но до этих моментов покоя, мы вместе с Софией отправились в Масиаф. Все ключи были при мне. Мне было интересно узнать, что же так бойко скрыл ото всех Альтаир. Великие знания, что привлекут за собой войны и еще большие утраты? Оружие, невиданное никому ранее? Ни одно из упомянутого я не нашел в этой библиотеке. Точнее даже склепе. Там лежал его труп, а корректнее — его остатки. Белые из-за натиска времени кости, потрепанное молью одеяние мастера, которое покрылось многовековой пылью. Наблюдая за жизнью Альтаира в отрывках, что заключены в ключах, я понял, что не будь ассасинов в его жизни, он бы не нашел бы смысла дальше существовать. Ассасины были его жизнью, от начала и до конца. И мне было тяжко и грустно понимать, что я просто не мог быть рядом с ним в тяжелые моменты его жизни, не было меня еще. А он смог быть со мной всегда, когда мне было тяжко, я чувствовал эти призрачные объятия, они успокаивали меня. Когда мне было весело, он веселился вместе со мной, иногда я мог слышать радостный и грубый одновременно смех. Видно не умел веселиться, мало было поводов. Я люблю этого человека. — Я люблю тебя, fratello mio. Requiescant in pace. — я склонился над его трупом отдав честь. Плевать было тогда на присутствие Софии, плевать на все, я увидел своего соулмейта в живую, хоть и его труп. — И я тебя, أنت وسيم*. — прозвучал нежно голос. — Чт…- обернувшись, я увидел его, живого, дышащего, глядящего. — Похоже, у тебя куча вопросов? — спросил он подходя ближе. — …Нет, совсем нет. Разве что, почему я тебя вижу? — я молчал долго, но ответил ему. Все объяснения как в голову вдарило, словно пулей. Он хмыкнул, но все же решил ответить, что бы не усложнять мое дальнейшее существование вопросами. — Яблоко, тут я больше всего материален. Яблоко образует меня здесь лучше всего, так как его силы действуют тут сильнее. Повезло, что Масиаф почти в центре мира, да? Могу в любую точку съездить, туда и обратно. — Но ты не ездил. — Конечно, ты ведь такое неопытное дитя. — хихикнул тот. Я уже задумывался совершить то, о чем думал все свободное время до отъезда, но меня остановила одна единственная мысль. — Что будет, после того как я умру? — страх того, что все исчезнет, и Альтаир тоже, внушался с непреодолимым рвением. — Ты же брал Яблоко в руки? Увидишь. — он звучал так, словно его не колышил этот вопрос, как будто встряхнул пылинку с плеча. Он подошел в плотную, указал взглядом мне на стену, где было спрятано Яблоко. Без лишних слов я подошел к стене, и открыл тайник. Там лежал артефакт во всей своей красе. Рука потянулась к нему, но я убрал ее обратно. — Нет. Оставайся здесь. Я повидал довольно. — сказал я открепляя наручи с клинками. Отцепляя ножны и холодное оружие, оно падало на пыльную поверхность, поднимая клубки пыли. Альтаир стоял сзади, смотрел на мое откровение. Я знал, что он не осудит меня за это, это мой личный выбор, и я знаю, что он будет его уважать не смотря ни на что.***
То, что я увидел пошатнуло мои знания о Яблоке в целом. Эцио отрекаясь от прошлого, начал разговаривать не со мной, с кем-то другим. Слова его о том, что он лишь гонец письма, текст которого не ясен, были завораживающими и обнадеживающими. Повернувшись обратно к устройству, внезапно появился человек, будто из воздуха. Он одет был странно и слишком просто, но не скажешь, что это бедняк. Видно, из будущего. Имя ему Дезмонд. Это все, что я понял из разговора.***
— Ну, значит, конец? — вздохнул я делая шаги в сторону Альтаира. Он промолчал и лишь с легкой улыбкой оставил мимолетный поцелуй на моих треснувших губах. — Это наша не последняя встреча. — напомнил мне он вставая на месте. Никогда не думал, что его глаза настолько прекрасны, а губы столь нежны. Я отправился прочь из библиотеки, к Софие, которая ждала меня у входа.А эту первую встречу с любимым человеком, мне во век не забыть. — Остался бы ты дома. — нежно осудила меня прекрасная София. Я молча улыбнулся ей и уселся с ее помощью на скамью. Я получил нежный поцелуй в щеку. София и Флавия, моя милая дочка, отошли к лавке с овощами. Я уже не помню, как получил отраву, не помню, как сердце сжалось под натиском боли. Помню лишь испуганное лицо Флавии, и обреченное Софии. Не плачьте по мне, девочки мои. Я буду счастлив, и не забуду про вас. С меня как будто сняли тонну проблем, я снова был молод. Моя кожа была приятной и гладкой, а моя прекрасная шевелюра снова со мной. Алая лента тоже была на месте. Похоже, Яблоко творит чудеса, да во имя любви. Рука вытянулась из толпы и подняла меня со скамьи. Нас никто не видит, и это к лучшему. Мы словно призраки прошлого, что напоминают о своем присутствии лишь однажды. — Наша последняя встреча. — сказал он, не отпуская моей ладони. — Встреча, что обеспечила нашу вечную, совместную жизнь. — вздохнул я, прижимаясь. Наши губы сомкнулись, а два гордых орла спустя момент пролетели над площадью и собором Санта-Мария-дель-Фьоре.