В ловушке своего страха

      Жизнь — это дорога, состоящая из полос, чёрных и белых, длинных и коротких. Говорят, если ты много страдаешь, то потом все обязательно будет хорошо. Мне многие так говорили, а я наивно верил. Да, жить в вечной печали плохо, но я привык. Обычный депрессивный одиночка с последней парты, который никому не нужен. Был.       Я знаю Кроки довольно давно, но внимание на меня он обрати где-то месяц назад. Обычно мы лишь перекидывались парой слов, но теперь стали общаться намного чаще. Переписки ВКонтаке, ночные звонки, прогулки. Все это стало частью повседневной жизни, но совсем не надоедало, не становилось серым и картонным, приносило такую нужную радость, такой долгожданный смысл.       Я не заметил, как полюбил его, как стал доверять. Я как ребенок радовался вечерним прогулкам, как верная девушка ждал звонка после двенадцати ночи, как верный пес ждал его после уроков. Мы уже свободно обменивались сохраненками, могли глупо шутить без стеснения, звонили друг другу раньше и чаще.       Сегодня я не выдержал первый и набрал знакомый номер, кажется часов в девять. Почему-то гудки эхом отдавались в голове. Наконец он взял: — Вечер добрый, Клетчатый! — Да, привет… Не мешаю? — Не, все нормаль, рассказывай. Это было для меня командой. Я начал говорить. Обо всем, что было, когда он ушел, о том, что забыл рассказать до этого, главное было говорить, смешить его, смеяться самому. Радость тоже стала частью жизни.       Так пролетел где-то час. Мы говорили о школе, о всех забавных штуках, что происходили там. Жаль, что это последний год учебы. Но мы ведь не перестанем общаться, да? Суть разговора как-то затерялась в бесконечных фразах и я решил пошутить. Глупая шутка, над которой мы смеялись уже неделю, в этот раз дала немного другой результат: — Бой, я все понимаю, но хватит. Эта хрень уже начинает надоедать. — Ладно, понял… Извини.       На секунду я замолчал, неприятное чувство в груди будто поднималось из самых глубин сознания. Это было как-то грубо, что ли. А может просто показалось. Кроки ведь тоже человек, у всех бывает плохое настроение. Может он прав. Одно и тоже часто надоедает. А если ему надоем и я?..       Еще через час он об этом и не помнил, веселился, эмоционально рассказывая что-то про наркоту. Мне это не особо нравилось. Ну, а что? Занятие опасное, а когда Кроки принимал сам, то становился слишком агрессивным. Мог ударить просто так, накричать или вообще чуть ли не проклинать тебя на всех языках мира. Со мной такое было много раз: он закидывался, не слушая мои просьбы прекратить, бил, при попытке забрать эти чертовы наркотики, а потом извинялся, рассматривая синяки и шрамы на руках. Парень режет себя из-за парня… Даже звучит неправильно. Надо как-то расслабиться, прогнать от себя плохие мысли…       Я продолжал молча сидеть и слушать его, иногда покашливая или шумно вздыхая, показывая свое присутствие. На экране монитора медленно двигалась куча депрессивных сохраненок. Моих сохраненок. Может стоит показать, что мне плохо? Отправить одну? Возможно это не выход, но я никогда не мог напрямую сказать, что нуждаюсь в поддержке, что хочу рассказать о своих проблемах. Наиболее грустная, на мой взгляд, картинка тут же была отправлена. Я замер, ожидая реакции.       Просмотрено. На том конце провода давящая тишина и редкое шумное дыхание. Страшно. Я не знаю, что делать, что говорить. Может что-то случилось? Понимаю, что голос дрожит: — К-кроки? Ты слышишь меня? Все хорошо? — Мэйк… Ты понимаешь, что меня твоя депрессия уже доебала просто?! Мне насрать на все эти сохраненки! Если ты ноешь из-за них, это не значит, что я буду! — Я э-это… Спокойной ночи.        Слезы сами текут из глаз, он только что накричал на меня просто так, просто из-за того, что я нуждаюсь в поддержке. Зачем он так поступил? Зачем? У меня ведь были планы, надежды и силы улыбаться… Кажется сегодня я снова один. Становится так плохо, что некоторое время я не чувствую вообще ничего, просто смотрю в стену и понимаю, что эмоций нет вообще. И это тоже страшно.       Не знаю, сколько я просидел вот так, будто кукла, которую просто оставили. Не было сил думать, говорить двигаться. Наконец чувства вернулись, заставляя кричать. Никто никогда не услышит этот крик, ведь он внутри меня. Самый громкий и отчаянный, который только можно себе представить, навсегда останется в груди. Чувство безысходности заставляет плакать и тянуться к таблеткам. Я не помню, откуда они, но знаю, что это поможет успокоить нервы. Беру одну и запиваю большим количеством воды.       Времени не существует, цветов тоже, меня самого будто нет. Черт, как же кроет… Голова кружится, а ноги начинают неметь, перед глазами пелена, возможно от слез. Я лежу на кровати, почти не дыша и не моргая, не могу оторвать глаз от лезвия на столе. Нет, нельзя. На руках и так нет живого места, а вскрывать старые раны слишком глупо даже для меня. Мутный взгляд продолжает исследовать стол: тетради, учебники, пара кружек и… Монетка? Да это же идеально! Кое-как поднявшись, я дотянулся и взял ее в руку. Рубль. Подойдет. Я взял монету двумя пальцами одной руки и начал медленно тереть ей под костяшкой другой, проваливаясь в свои мысли.       Кроки… Знал бы ты, сколько я хотел тебе рассказать сегодня. Я хотел поговорить об экзамене, которой так пугает меня, хотел рассказать о воспоминаниях из детства, что всплывают в самый неожиданный момент, да и вообще, хотел рассказать о детстве полностью. О том, как меня били в соседнем дворе, почему не люблю макароны и зимние ночи, как хотел завести собаку, но мама не разрешала, хотел наконец дать кому-то знать о моих страхах…       Из раздумий вывела острая боль в руке. Монетка, простынь, сама рука, все было в крови. Физическая боль убила душевную, переключила внимание на себя. Поэтому подростоки и царапают себя, они всего лишь пытаюсь заглушить эмоции. Было чуть больше трех, я знал, что сегодня не усну, а завтра пойду в школу уставший, я знал, что ты не вспомнишь об этом, а я все равно прощу, я знал, что мне страшно остаться без тебя, быть одному, просто не проснуться однажды, я знал, что меня пугают собственные мысли, а ночь опять придется провести в ловушке своего страха.