Гирлянда из цветов базилика

— Я знал, что найду тебя здесь. Махадэв остановился на склоне горы Венката. Невысоко над поверхностью земли, невидимый для взоров смертных, парил призрачный храм Баладжи, обретающий свою материальную форму лишь перед началом Кали Юги. Красный песчаник захрустел под босыми ступнями владыки Кайласа. Вишну продолжал безмолвно смотреть в пустоту, но Шива готов был поклясться, что глаза Нараяны не видят ни зелени сосен, ни густых папоротников, укрывших поросшие мхом валуны, ни даже Ананда-Нилаям — золотой обители блаженства в будущем храме, плывшей в форме незримого облака над одной из семи вершин хребта Тирумала. — Вижу, ты сожалеешь о содеянном. — Нисколько, — губы Вишну искривились в горькой усмешке. — Ведь поддержание дхармы Вселенной — высшее наслаждение. Следуй Закону — и достигнешь вечного блаженства. Триада всегда делает правильные выборы. Мы помогаем дэвам, асурам и людям не сбиваться с пути. Так ли сложно следовать истине? Нет, мы знаем, как надо поступать: выбирая между своим благом и семейным, предпочти семью. Выбирая между семейной и общественной дхармой, выбери общественную. Выбирая между обществом и целым миром, поддержи Вселенную. Мы с дэви Лакшми поддерживаем мир, как и вы с дэви Парвати. В этот раз мы по обоюдному согласию отвергли семейную дхарму ради высшей цели, потому грех не коснулся нас. Откуда взяться сожалениям? — Тогда почему ты не в объятиях супруги, а здесь? Вишну резко обернулся. Покрытая каплями росы гирлянда из цветов базилика качнулась на его шее. Шива мог бы поклясться, что в лучах восходящего солнца в уголке правого глаза Нараяны мелькнула слеза. — В такие моменты, как сейчас, я завидую людям, — внезапно сказал он. — Смертные не помнят прошлые циклы существования, и в том заключается их благо. Они не страдают, как мы. Что заставляет нас поддерживать этот цикл, Махадэв? Если мы всё делаем правильно, то откуда берутся демоны и почему они плодятся в таком количестве, что Кали Юга в каждой манвантаре становится неизбежной? Почему в образе Калки мне каждый раз приходится вычищать огнём всю вселенную и создавать заново? Но в следующей вселенной происходит то же самое. Триада каждый раз делает правильные выборы, однако количество грешников лишь растёт, пока не остаётся единственный выход — сжечь всё. Откуда появляется зло в таком количестве, что оно постепенно перевешивает добро, приводя миры к пралайе, ты никогда не задумывался? В этой вселенной источник всего — вечный Брахман, а мы — проводники его воли. Так неужели его воля в том, чтобы адхарма росла и приходилось постоянно уничтожать мир? Ведь подчас грешников невозможно перевоспитать в силу их внутренней природы. Взять, к примеру, Джаландхара. Он возник из твоего гнева. Ему никогда не удастся измениться. Зная об этом, ты должен был принять за него ответственность сразу после рождения, а не сбрасывать в океан в надежде, что Самудрадэв или жизненный опыт превратят его в святого подвижника. Никто бы его не исправил, но жизнь Джаландхара могла бы пойти иначе, окажись он на Кайласе, общайся с тобой, дэви Парвати, Ганешей и Картикеей. Разве нет? Однако вышло так, что ответственность за него приняла на себя Русалка. Пока она была жива, Джаландхар даже не помышлял о власти над миром. Что стоило нам хоть единственный раз предотвратить её гибель? Или мы так сильно нуждались в наглядном примере на века, показывающем всем, что случается с грешником, осмелившимся пойти против Триады? Вринда безупречно соблюдала семейную дхарму, защищая мужа своей чистотой, верностью, пытаясь подарить ему бессмертие, однако она нарушила вселенскую дхарму, поддерживая его злодейства против Триады, за что и погибла. Я же попрал семейную дхарму, но спас мир от гибели. Чей грех больше? Согласно нашей иерархии четырёх видов дхармы, я невиновен. Однако — и это будет точно установлено в будущем — если посадить меня на одну чашу весов, а на другую положить крохотный цветок туласи, в котором отныне обитает душа дэви Вринды, он перевесит. Где истина, Махадэв? Кто настоящий грешник? Я принял предсмертное проклятие той, кого уничтожил своими руками. Теперь, чтобы оно исполнилось, и в этой вселенной не осталось незавершённых лил, должен явиться злодей Равана и похитить мою Лакшми, рождённую в теле Ситы. Мне же придётся, став Рамой, заподозрить жену в неверности и изгнать её в лес, лишившись счастья жить с нею и детьми. Всё это снова случится. Я уже оторвал кусок сердца в прошлой манвантаре и захоронил его вместе с Рамой на склоне Тирумалы. Сегодня моя праведность утонула в Ямуне. Что дальше? Там, где покончила с собой Вринда, спустя много лет я стану беспечно танцевать и играть на флейте. Во Вриндаване — в лесу, названном в честь девушки, обманом обесчещенной мною — мне придётся улыбаться и делать вид, будто я бессердечный ракшас, будто я совсем не помню, что это за место и какой грех я там совершил за несколько веков до рождения в теле Кришны! Да, разумеется, после смерти Рамы, после того, как Вринда вошла в воды Ямуны, мне уже будет нетрудно вынудить Арджуну выпустить стрелу в спину Карне. Ведь старший брат великого лучника, несмотря на все его подвиги и добрые деяния, будет повинен в том, что поддерживает своей силой и умением тех, кто не следует нашим правилам игры, пытаясь создать свои. — Нараяна… — только и смог вымолвить Шива, ставя трезубец на землю, с болью глядя на Вишну. — Правила игры всегда одинаковы, и тот, кто их нарушит… — Тот, возможно, создаст собственную вселенную? Этого мы боимся? — Тебе просто надо прийти в себя. Я знаю, день гибели Вринды — один из самых тяжёлых. Так бывает каждый раз. Ты многократно переживал это. Скоро горе утраты покинет тебя, и сердце твоё познает покой. — Бесспорно. Ты победишь Джаландхара, и он вернётся обратно в твоё тело в форме сгустка энергии, отыграв свою роль в нашем представлении. Он не пострадает, слившись с тобой и вернувшись к истокам, а я… до конца Кали Юги буду носить на шее гирлянду из базилика в память о той, кого предал. — Ты её не предал. Ты был вынужден поступить так. — Она была невинна, Махадэв. — Невозможно. — Но это так. Я прежде не говорил? Впрочем, ты и не спрашивал. Пылая огнём мести, мечтая растоптать дэвов, Джаландхар так увлёкся своей целью завоевать Кайлас, что ни разу не осчастливил юную супругу любовью. Он собирался сделать это после воцарения на Кайласе, будучи уверен, что победит. Джаландхар обещал Вринде посвятить остаток жизни ей. Сдержал бы он своё обещание? Смог бы удержать вселенную от падения в ничто? Сомневаюсь. Пылающий огненный шар смёл бы этот мир, расплавил его. — Ты сам понимаешь, что выбора не было! — Был. Защитить Русалку от Индры. Оставить мальчику его мать, ведь мы оба знали, что произойдёт. Тем не менее, за все грехи дэвов самое страшное наказание понёс не Индра и даже не Джаландхар, а Вринда, повинная лишь в том, что слишком любила мужа и доверяла избранному божеству, нанёсшему удар ей в спину, — Вишну простёр руку вперёд, и на шее скульптуры с закрытым вайшнавской тилакой лицом в призрачном храме Баладжи появилось точно такое же базиликовое ожерелье. — Никогда бы не подумал, что гирлянда из цветов способна тянуть вниз тяжелее камня, надетого на шею преступнику, приговорённому к смерти… — Не казни себя! Джаландхар похитил дэви Парвати, когда она была в состоянии самадхи. Пытался завоевать Кайлас, глумился над дэвами! Вспомни об этом! Вишну покачал головой. — Я вижу только мальчика, лишившегося в детстве матери, а потом и наставника, ставшего для него приёмным отцом. Если бы я сражался с ним и убил в бою, я бы не переживал. Но ради нашей победы я погубил ту, кто поклонялась мне. И я задаю себе вопрос: если уцелела вселенная, если я спас миры, то почему тогда я вижу прямо сейчас, как зло продолжает расти, а вселенная неминуемо катится к очередной пралайе? Не потому ли, что из-за дурных поступков одного из Триады сами корни существования стали отравлены? Лишь этот базилик, куда переселилась душа Вринды, сохраняет разрушенную чистоту моей души. Эта благородная женщина оберегает меня и теперь в облике туласи. Она продолжает хранить своё грешное божество от окончательного падения, как при жизни оберегала мужа. Мне её не спасти — это она спасает меня. Шива протянул руку, но так и не смог положить её на плечо Нараяне. Тот мягко отстранил его ладонь. — Оставь меня. Сегодня я не вернусь на Вайкунтху. Я останусь на этой горе до тех пор, пока боль моего сердца не превратится в каменные доспехи. До тех пор, пока новое убийство во имя блага вселенной перестанет казаться таким уж страшным. Шива помедлил немного, а затем стал медленно исчезать в наплывающем облаке. Наконец, растворился совсем. Вишну закрыл глаза. Он всё ещё видел картины, вспыхивающие одна за другой в его памяти: вот Джаландхар входит во дворец, ищет свою супругу и не находит, идёт к берегу Ямуны и видит её там, вынесенную на камни волнами — мокрую, холодную, с растрёпанными волосами, с которых капает вода. И он вдруг понимает, что уже не важен ни Кайлас, ни месть дэвам за смерть матери. Всё, чего бы он хотел — вернуть Вринду, но это невозможно. И неведомо ему, что всё, чего хотел бы сейчас вероломный обидчик — разломать к бхутам колесо, к которому он прикован проклятой дхармой, заставляющей из манвантары в манвантару обманом получать любовь этой нежной женщины. Из-под прикрытых век с длинными ресницами вниз покатились капли росы. Они падали и исчезали в земле, превращаясь в золото, алмазы и рубины, которые однажды будут найдены, но тогда же наступит и конец вселенной. Вишну вспоминал… *** Женские волосы, распущенные по плечам, смешиваются с алыми лепестками эритрины и с жёлтыми соцветиями бархатцев и кадамбы. — Я принимаю тебя своим возлюбленным, — с улыбкой шепчет Вринда, крепко обнимая его. Когда-то Индра был наказан за то же прегрешение и ещё не раз получит воздаяние в новых манвантарах, но теперь сам Вишну совершает подобный грех. Тело Джаландхара сильное и красивое. Вне сомнений, оно способно вызвать желание в ком угодно. Маленькая махарани, прижатая к мягким простыням мощным торсом огромного воина, выглядит сейчас очень хрупкой. Кажется, она вот-вот будет раздавлена, но это обманчивое впечатление. Избранный бог бережёт преданную — ту, которая одной своей любовью способна даровать возлюбленному бессмертие. Вринда раскрывается перед ним и охотно тянется навстречу, выдыхая робкие стоны в его влажные губы. И он со стыдом понимает, что поцелуи женщины, на чьё ложе он взошёл обманом, слаще и желаннее поцелуев Лакшми. Как это вышло? Почему сердце трепещет? Ведь он всего лишь пришёл исполнить долг, но, забывшись, погрузился в наслаждение. Лаская языком женскую грудь, слегка прикусывая зубами соски, Вишну с удовлетворением глядит на то, как на его глазах они наливаются ярким карминовым цветом, словно вишни падам на склонах Гималаев. Он обводит указательным пальцем контур её лица, позволяет девушке прикоснуться к своему отвердевшему естеству и подарить первые неумелые ласки. Поначалу Вринда замирает от смущения, не зная, как вести себя дальше, но он своими прикосновениями и поцелуями подогревает в ней огонь, невыносимую любовную муку, дождавшись, пока она не начнёт просить, а затем требовать. И тогда он, не медля более, подхватывает её под ягодицы, позволяя крепко оплести ногами свой стан, проникает в неё решительно и глубоко, ощущая, как обильные соки податливого тела увлажняют его кожу. Он переворачивается на спину и усаживает её на себя, помогая двигаться в том ритме, который приятен ей. Вринда опирается ладонями о его грудь, перебирает пальцами длинные пряди, шепча: — Как долго я тебя ждала… о мой Джаландхар! Вишну заставляет свою проснувшуюся совесть умолкнуть. Он сейчас многое отдал бы за то, чтобы его назвали Нараяной. Но это невозможно. Он — лишь вор, укравший чужое счастье. Вишну любуется безупречным овалом её лица, подобным едва распустившемуся лотосу или белой утренней луне. Осмелев от разгоревшейся страсти, Вринда не сдерживает себя. Её густые волосы, струящиеся до колен тёмным водопадом, скрывают их обоих лучше, чем незадёрнутый балдахин на царской кровати. Она смотрит Вишну в лицо, видит своё отражение в его ярко-синих глазах и даже заподозрить не может, что перед ней — вовсе не Джаландхар. Ведь она привыкла к изображениям чёрных раковин на его теле, ко взору, полному обожания, к голосу, к запаху кожи… Вишну — не Индра. Он нигде не ошибся, в точности воспроизвёл всё. Её лоно, пульсируя, начинает тесно сжиматься вокруг него, даря немыслимые ощущения, недоступные даже в раю, и Вишну изливает семя, забыв о том, что пришёл вовсе не ради любви… Но нежность и благодарность вместе с горечью раскаяния сами собой рождаются во взрыве наслаждения. Некоторое время Вринда лежит на его груди, обвивая рукой шею мнимого супруга и шепча ему о том, как ей хорошо отдыхать в его объятиях, а потом начинает подниматься, намереваясь облачиться в сари. Вишну внезапно осознаёт: как только она сделает шаг прочь от ложа, всё закончится. Завеса иллюзии развеется, Вринда увидит его истинное лицо… А дальше его ждёт проклятие, а её — смерть. Сколько раз это уже случалось! Он хочет продлить своё преступное счастье. Пока махарани трёх миров ещё внутри его иллюзорного круга, где время замерло, он может убедить её задержаться немного. — Мы с тобой впервые предались блаженству, — голосом Джаландхара говорит Вишну. — Не покидай меня так скоро! Останься до рассвета. Она охотно соглашается, возвращаясь с улыбкой к нему. И снова его пальцы скользят по распалённой плоти, ещё не остывшей от недавних утех, заставляя гордую дочь асура Каланеми, прославленную своей неприступностью, в неодолимом, как вечность, желании прижиматься к его груди. И она вновь и вновь отдаёт ему себя, то сидя сверху, будто царица нагов на горе сокровищ, то раскрываясь перед ним и наслаждаясь собственной беспомощностью, то опершись на атласные подушки и повернувшись к нему спиной. Ночь любви длится чрезмерно долго, почти бесконечно, а рассвет всё не наступает. Усталости нет. Голод и жажда не тревожат её. Наконец, Вринда начинает подозревать неладное. Тело пресыщено ласками, а разум бьёт тревогу. — Почему так долго не восходит солнце? — взволнованно спрашивает она, глядя за окно. — Почему нет ни ветерка? И луна стоит, замерев на одном месте? — Не беспокойся, — Вишну пытается уложить свою возлюбленную обратно на ложе, благоухающее ароматом жасмина и лотосов. — Тебе это всё мерещится. И луна движется, и ветер дует. Просто мы заняты друг другом, вот и не замечаем ничего. Нахмурившись, Вринда с беспокойством вырывает у него руку, спрыгивает с постели, делая шаг к узорчатой решётке окна. Круг иллюзий раскалывается на части, и махарани видит, что застывшее время двинулось вперёд. Задул ветер, зашевелились листья пальм… В испуге она оглядывается на демона, пленившего её майей. Но перед ней не демон, а тот, кому она поклонялась всю жизнь, мечтая встретить однажды и припасть к лотосным стопам. Глаза Вринды наполняются слезами боли и разочарования. — Как ты мог предать меня? Как, будучи чьим-то мужем, ты мог обесчестить чужую жену?! Он молчит. Её грудь высоко вздымается от частого, сбившегося дыхания. — Джаландхар примет меня даже обесчещенной, я знаю. Но для меня неприемлемо жить, лишившись чистоты. Я недостойна более его доверия и любви… Но перед тем, как отдать своё тело водам Ямуны, я проклинаю тебя! Однажды и твою супругу Лакшми отнимут у тебя, и ты будешь долго скитаться в её поисках, а когда отыщешь — усомнишься в её верности и сам отвергнешь её. И не смей спасать меня! Я твёрдо решила умереть. Даже твоя майя теперь бессильна! Я больше не поддамся ничьему мороку. Она уходит, исполнившись гнева и боли, и Вишну знает, что в этом цикле существования больше не увидит Вринду живой. Он будет ждать её до следующей манвантары, но там всё повторится сначала. Как прекратить это? Опомнившись, он понимает, что продолжает стоять на склоне Венкаты, мысленно снимая слой за слоем пыль со своей древней, бесконечной памяти, пока не становится больно, словно он заживо сдирает с себя кожу, пока не утыкается в самое старое воспоминание, и оно выстреливает нетронутой золотой стрелой в проржавелое настоящее. *** Были времена, и власть того, кого ныне именуют асуром Джаландхаром, простиралась на три мира. Счастливые и безмятежные дни, когда повсюду неукоснительно исполнялись должные обряды, а подданные царя неуклонно следовали законам добродетели. В то время нужда и бедность исчезли, в лесах и городах воров и разбойников не стало, всем хватало пищи. Убийства и насилие отошли в далёкое прошлое. Никто в царстве Джаландхара не умирал и не старел. Вражда, болезни, недостатки плоти не беспокоили людей. И были у царя заботливая приёмная мать, одна из дочерей Самудра дэва, мудрый наставник Ушанас, заменивший ему отца, и целомудренная жена Вринда, прекраснее самой Лакшми дэви, которую ни богам Дэвалоки, ни даже Триаде не под силу было соблазнить ни святыми дарами, ни чудесными знамениями… И тогда один из Триады, без памяти влюблённый в неё, но многократно отвергнутый, придумал выход: если бы царь Джаландхар в одной из новых жизней из-за желания мести стал злодеем, лишившись сначала матери, а затем и благословений наставника, если бы единственным способом спасти вселенную от разрушений, причиняемых его неукротимым гневом, было лишить невинности его супругу, пытавшуюся с помощью благочестивых деяний и аскез получить для мужа бессмертие, в таком случае любой обман становился оправданным! И бог, обладавший безграничными способностями, создал такую лилу, где обман стал считаться праведным деянием. И стоило ему поступить так, он сам потерялся в той игре, в искажённой ложью вселенной, однако даже ему не под силу было изгладить воспоминания о самом первом мире. Сердце, поддерживающее грех, не может быть святым. А если оно настолько чисто, что способно даровать кому-то бессмертие, значит, истинная дхарма вовсе не там, куда указывают лица богов, забывших себя. Лишь теперь, когда истинная боль пронзила его сердце, когда он раскаялся и захотел вспомнить правду, покрытая древней пылью тысяч манвантар игра начала исчезать. «Ты окаменеешь, поскольку сердце твоё подобно камню!» — сказала ему Вринда вместо прощания, уходя на берег Ямуны. И хоть сердце его теперь стало талой водой, вытекающей из гималайских снегов, он примет и это проклятие, которому в прежних мирах не суждено было сбыться… Он заслужил! Пришло время держать ответ за все свои прегрешения. Гирлянда из цветущего базилика колышется на ветру, а слёзы божества падают на землю, превращаясь в алмазы. Незримый храм обретает плотность, становясь прекрасным зданием с золотыми воротами на одной из семи вершин Тирумалы. А внутри него спит в ожидании прощения и исцеления окаменевшее божество с закрытым лицом — Венкатешвара.