Технические неполадки

Гэвин решительно не понимает, как они оказываются в такой ситуации. Ну, то есть как, он понимает техническую часть, плюс, где-то на задворках сознания мелькает мысль о карме, высшей справедливости и наказании за деяния твои грешные. Он даже что-то такое видел в кино. Да и жизнь, думает Рид, вполне себе похожа на конченную трагикомедию, у режиссера которой паршивое чувство юмора и склонность к садизму. Коннор, наверняка, считает иначе. И всё же, они здесь. Заперты между этажами в кабине лифта, площадью в полтора квадратных метра. Видимо, кто-то решил хорошенько поиздеваться над неудачливым детективом, оставив его наедине с говорящей мультиваркой, которую он успешно избегал последний месяц, насколько это вообще было возможно. То есть, с самой революции. После успешного её завершения и объявления андроидов новой расой, новоиспеченный гражданин соединенных штатов, детектив Коннор, вернулся к работе в родное отделение полиции Детройта, всё так же находясь в статусе напарника лейтенанта Хэнка Андерсона, отчего аж светился необъяснимой гордостью. И вроде, всех всё устраивало, но это если не брать в расчет мнения Гэвина Рида. К постоянно закипающей ярости и задетому самолюбию добавилась паранойя, липким шепотом обещающая мужчине повторение инцидента в архиве. Её назойливый голосок пел где-то над ухом каждый раз, когда андроид появлялся в поле зрения. Пел о том, что Коннор, несомненно, не упустит возможности унизить его, Гэвина, только теперь прилюдно, ставя на место, показывая всем своё чертово превосходство и человеческую беспомощность перед лицом ужасающего и неотвратимого технического прогресса. В общем говоря, Рид немного трусливо озирался, стоило его маршруту проходить мимо дверей архива. К несчастью, наблюдательностью жестянку не обделили. Ну, конечно. Он ведь де-тек-тив. Попытки налаживания рабочих отношений всякий раз приводили в тупик, потому как имея правильную мотивацию, Гэвин с легкостью превращался в неуловимого говнюка, который сдавал отчетность с домашнего терминала и пересекался с говорящим тостером только на совместных вызовах, и, благо, там Коннору было не до их игр в прятки, так как пересекая желтую ленту он моментально входил в режим ищейки. Таким образом, улучшение социальных взаимодействий постоянно спускалось из «приоритетных задач» в «требующие рассмотрения». Но, как в эту самую минуту показывает Гэвину практика, бегать вечно не удалось бы — рано или поздно, Вселенная благодушно подставила бы ему подножку. Игнорировать андроида, который находится в метре от тебя и смотрит с немой вопросительной интонацией, оказывается сложно, но не невозможно. Рид отворачивается к выгравированной на стене кабины инструкции по пользованию лифтом и принимается с повышенным интересом изучать её. Ха, да, как будто там будет написано, что в т а к о й ситуации делать. — Я отправил сообщение о поломке андроиду-технику. Наш запрос принят, так что остается только ожидать. Нет поводов, чтобы нервничать, детектив, — видимо, Коннор решает прервать их, как ему кажется, неловкое молчание. Ой, зря. — Я, блять, не нервничаю, — сухо выплевывает Рид, стараясь контролировать свою мимику и интонации, чтобы прозвучало хотя бы в половину правдоподобнее, чем хотелось бы. — Просто ты меня бесишь. И, видимо, получается совсем плохо, потому что после нескольких секунд молчания, Коннор абсолютно спокойно и даже, сука, мягко спрашивает: — Вы боитесь, Гэвин? — Рида от такой проницательности едва не бросает в жар, но он старательно изображает раздраженное непонимание, будто андроид, под завязку напичканный всевозможными сканерами, только что сморозил такую небывалую чушь, что ему самому должно быть неловко. Но Коннор, ничуть не сбитый такой реакцией, даже, скорее будто бы убедившийся в правдивости своих слов, уточняет: — Это нормально, многие люди страдают клаустрофобией, в этом нет ничего постыдного. Рид шумно выдыхает через нос, и Коннор принимает это как положительный отклик на свои слова. Гэвину действительно становится на одну тысячную легче, хотя бы потому, что сраная жестянка ещё не научилась читать мысли. Время течёт чертовски медленно, и мужчина чувствует, как постепенно вместо нервозности на него наваливается обыкновенная человеческая усталость. Он аккуратно опускается на железный пол, не заботясь о чистоте своих штанов, и, вальяжно вытянув перед собой ноги, насколько это позволяет их локация, опирается спиной к стене. И, с тяжелым вздохом, пытается принять реальность такой, какая она есть, искренне стараясь найти хоть какие-то плюсы в сложившейся ситуации. Что ж, плюс-номер-один — Коннор не спешит ему мстить и унижать, или ещё как-то морально или физически его травмировать. Возможно, многие его опасения, действительно, как и сказала Тина, носят параноидальный характер. Так, плюс-номер-два — можно просто посидеть и подумать. Не нужно носиться по всему департаменту, ехать сломя голову на вызов или изображать бурную рабочую деятельность у себя за столом. Не нужно ни-че-го. Плюс-номер-три… Сформулировать плюс-номер-три он не успевает, так как из раздумий его вырывает пришедший в движение андроид. Не очень понятно зачем, ведь они, напоминает себе Рид, не знают усталости, но Коннор плавным движением присаживается рядом, с тем отличием, что ноги оставляет согнутыми в коленях, видимо, не желая полностью копировать позу человека по соседству. Индивидуальность, мать её. Гэвин старается не обращать на него внимания. Получается не очень, потому что пластиковый детектив, не заставив долго ждать, вновь открывает свой рот и делится: — Я вот боюсь высоты. Риду, честно говоря, плевать, чего там себе опять придумала эта имитация человека, но не успев согласовать действия с самим собой и своим напускным похеризмом он тут же глубокомысленно выдает: — Чё? Диод на виске андроида загорается желтым, а на лбу и между бровей залегает складка, и, будь он человеком, Рид решил бы, что Коннор пытается подобрать слова. Интересно, имея в своей голове тысячи толковых словарей на всех языках мира — насколько это сложно прямо сейчас? — Дело в том, что я не всегда принимал правильные решения. Если не вдаваться в подробности, то… После смерти андроида его последующие модели не только получают всю память полностью, но и сохраняют частично эмоции, которые он испытывал перед смертью. Я впервые почувствовал это, когда осматривал телебашню, после инцидента с Маркусом. Моделируя его побег, я увлекся и подошел к перилам слишком близко. Закончив реконструировать события, я посмотрел вниз и, — Коннор запнулся. Его диод несколько раз моргнул напряженным желтым и загорелся стабильным голубым. — Меня как-будто прошило волной ошибок, программные блоки словно смело с экрана. Я отшатнулся, но действие не было продиктовано алгоритмами. Если бы я был человеком, его можно было назвать рефлекторным. Я испугался. Когда Коннор замолкает, становится гнетуще тихо. Неуютно. Будто рядом с Ридом и правда человек. Живой, настоящий. Который поделился с ним чем-то сокровенным. И зачем? Неужели Гэвин похож на того, кому можно излить свою цифровую душу? Детектив прочищает горло, и это должно что-то значить. Должно быть началом их полного сантиментов диалога, но нет. На языке крутится куча пресных фраз, но ни одна из них не кажется ему подходящей. Не придумало ещё человечество штампов и клише для такого. И Гэвин не собирается становиться первым. — Знаешь, раньше достаточно было прыгнуть внутри такой махины, чтобы тормознуть. Интересно, в чем дело теперь? — звучит вполне себе отвлечённо, пока Рид, ухмыльнувшись, не решает закончить предложение. — Может, мы в любой момент сорвемся в пропасть? Вопреки ожиданиям, Коннор не реагирует на эту шпильку так, как хотелось бы. Ну, и правильно, какая тут пропасть? — так, несколько этажей. — В таком случае, разрешите задать вам личный вопрос? — жестянка смотрит прямо в глаза и зеркалит человеческую ухмылку. — Посмертный. Рид, сам того не замечая немного расслабляется и, принимая правила их игры, отвечает: — Ну, если это твоё последнее желание, давай, удиви меня. Лицо Коннора становится предельно серьёзным, от игривого настроя не остаётся и следа. Детектив от такой резкой перемены на секунду теряется и не успевает вернуть себе маску напускного безразличия потому что тостер и правда удивляет: — Вы питаете такую неприязнь ко всем андроидам или я для Вас особенный? Рид отворачивается. Нахмурившись и уперевшись взглядом в зеркальную стену перед собой, он шумно и глубоко вздыхает. Нельзя было убегать от этого разговора вечно, да? «Можно», — отвечает сам себе мысленно Гэвин, — «нужно было всего лишь подняться по лестнице. Подумаешь, какое дело».