"Да любите друг друга..."

По спине Маши пробежал неприятный холодок. Не оборачиваясь, она медленно поднялась из-за стола, чувствуя на себе буравящий беспощадный взгляд. Девушка хотела незаметно приподнять столешницу, под которой хранились отделения для рукоделия, и спрятать там альбом, но бледные тонкие пальцы сомкнулись на ее запястье. Сердце ее забилось чаще. Кажется, это конец... Она попалась! Собравшись с духом, Мария сделала пол оборота в сторону и оказалась лицом к лицу с Дмитрием Анатольевичем. Безуспешно пытаясь унять дрожь, она слабым голосом произнесла: - Ваше превосходительство... Какая неожиданность, я думала, вы сегодня допоздна на службе... - уже слишком поздно Мария поняла, какую нелепость только что сказала, ибо раньше она никогда не проявляла интереса к делам мужа. - У вас есть, что скрывать от собственного супруга? - продолжал стоять на своем посол, отпустив руку девушки. - Нет, я абсолютно ничего не скрываю... - Мария нервно сглотнула и отвела глаза, в которых уже во всю кипела паника. Дмитрий, усмехнувшись, взял со стола альбом с рисунками, который она пыталась схоронить. - Ай-ай-ай, Марья Ильинична, вы совсем не умеете лгать... В отличие от остальных милых дам, вы врете и так прелестно краснеете! Свеча на резном секретере освещала просторную комнату с обоями в восточном вкусе, кроватью с балдахином и двоих людей, растерянную и мертвенно-белую Марию и довольного Дмитрия. Господин посол прошелся по персидскому ковру, барабаня ногтями по тисненой бирюзовой обложке альбома. Большим пальцем он поддел уголок, приготовясь его раскрыть. - Может, облегчите душу и сознаетесь мне во грехах своих? - с издевкой передразнивая священника, спросил Дмитрий. Мария ничего не сказала, опустив голову и сжав подол платья. Она беззвучно начала читать молитву, прося Бога спасти и сохранить ее бедных родителей. Дмитрий Анатольевич резким движением распахнул альбом. Маша зажмурилась. Но ничего страшного не произошло... Полистав немного альбом, Дмитрий посмотрел на жену. Он, вопреки ее ожиданиям, никак не отреагировал. Она осмелилась поднять голову. На его лице явственно отразилось замешательство, граничащее с разочарованием. Видимо, он увидел совсем не то, что ожидал. Машино лицо, наоборот, практически засияло от радости, с ее уст сорвался вздох облегчения. Несколько минут прошло в неловком молчании. - Гм... - наконец подал голос Дмитрий Анатольевич, - напрасно вы скрывались... Художества ваши довольно... Он прищелкнул пальцами, подбирая слово пообиднее и не желая признавать за Марией талант. - Довольно сносны. Возможно, я даже доверю вашей руке когда-нибудь написать мой парадный портрет... - Если только посмертный... - после волны радости на Марию нахлынула волна возмущения и обиды, равносильной пощечине, перед глазами так и всплыли картины увиденного сегодня в кабинете. Она в который раз не смогла смолчать, за что в который раз стала клясть себя, ибо, как говорится, язык мой - враг мой. Господин посол вскинул одну бровь, в его глазах сверкнул недобрый огонек. - Как я погляжу, вы изволите шутить, стало быть, вы в хорошем расположении духа, это прекрасно. Вот и на предстоящем балу пребывайте в таком же настроении, а то ходите все время с похоронным выражением лица. - Простите, о чем вы? - настороженно спросила Мария. - Какой бал? - Ну, бал, ассамблея, торжественный прием... - натужно стал разъяснять Дмитрий, - там еще играет музыка, много разодетых в пух и прах дам и подают чудесное шампанское. - Я знаю, что означает это слово... - сдержанно проговорила Маша. - Поразительно, ваш словарный запас растет на глазах! Так вот, завтра во французском посольстве дают бал, на который приглашены все европейские гости Падишаха. Мы с вами, как представители Российской империи, должны там присутствовать. Надеюсь, танцевать вы умеете так же неплохо, как и рисовать. С утра можете пойти на базар со служанкой и подыскать подобающий туалет. Это очень важный прием, там ни в коем случае нельзя ударить в грязь лицом. Он говорил словно мимолетом, продолжая листать альбом с рисунками. Мария слушала супруга, на миг в ее тусклом взгляде вспыхнул озорной радостный огонек. Прежде, на Родине она страсть как любили балы. Она прекрасно танцевала, была лучше партнершей уезда, и любой молодой человек, приглашенный к князю Белозерскому, почитал за честь танцевать с его дочерью. Помнится, папенька принял к себе француза, побиравшегося после изгнания наполеоновых войск из России. Бедняга служил полевым поваром и в жизни не держал оружия, но оказался неплохим учителем танцев и гувернером для маленькой Мари. Добрый и веселый Жоффруа, которого она звала Жофриком, учил свою мадемуазель и французскому, он был таким ранимым, страшно переживал, когда крестьянские мужики дразнили его за забранные в хвостик кудри. После Жоффруа влюбился в крепостную златошвейку княгини и просил у князя выкупа и руки девушки. Папа в благодарность за службу безвозмездно выписал невесте вольную, а на смену уехавшему французу пришла строгая немецкая бонна фрау Гретхен, с которой уже было не забаловать. В последний раз Маша танцевала с Аркадием на балу в честь их помолвки. Туда были приглашены и Жоффруа с женой Аглаей, у которых народилось много ребятишек. Учитель все смотрел на свою повзрослевшую любимицу Мари, довольный ее успехами. Как она была тогда счастлива! Так и хотелось умчаться в волшебном вальсе с милым Аркашенькой в сказку! Но теперь без него, без папа и мама все эти увеселения казались пыткой... И тем более после того, как с ней поступил Дмитрий Анатольевич. Она строго посмотрела на него и сделала книксен. - Не извольте волноваться, ваше превосходительство... Ой, прошу прощения, ваше величество! На этот раз обе брови удивленно поползли вверх. Дмитрий подошел ближе. - Знаете, что главное в шутках? Во время остановиться. - Какие уж тут шутки, я серьезно говорю, - Мария старалась держать себя в руках, но гнев так и закипал в ней, что перебил напрочь чувство страха, - вы же у нас как султан! Зачем же идти только с одной женой, когда у вас и вторая партия намечается? Вот с ней и идите на прием, думаю, она вас не опозорит... Маша почувствовала, как кровь приливает к щекам. Она замолчала, опустив голову. Кажется, она снова сболтнула лишнее.Но уже поздно было думать о последствиях. Было задето ее чувство достоинства, посему она не могла это проглотить. - Ах, вот вы о чем, - усмехнулся Дмитрий, - недурная идея, кстати говоря, Надин, в отличие от вас, покладистая и весьма недурно танцует. Маша изо всех сил делала вид, что все сказанное к ней не относится. Ей очень хотелось хотелось, чтобы Дмитрий поскорей ушел и оставил ее в покое. Слава Богу, с письмом дело обошлось. - Хорошо, будь по-вашему, я составлю вам компанию на балу, - примирительно сказала она, лишь бы спровадить его. Но посол, казалось, пропустил эти слова мимо ушей. И даже вопрос о походе на бал не был теперь для него таким важным. Нашего интригана и искусного шпиона увлекло иное занятие, которое ему нравилось не меньше, чем вести хитроумные политические игры. По правде, он и сам себе не признавался, но отчего-то он любил поспорить со своей супругой, нарочно ставя ее в тупик своими высказываниями и замечаниями, а то и вгоняя в краску. И не то чтобы это было местью русским... Скорее, их диспуты выходили непроизвольно, это было то немногое, что Дмитрий делал, не повинуясь голосу холодного разума. Вот и теперь он задержался с Марией дольше запланированного. - Постойте-ка, - он с хитрецой прищурился, - а почему, собственно, это вас так взволновало? Марья Ильинична, вы что, меня ревнуете? Марию чуть не передернуло. Она всплеснула руками и совершенно недопустимым тоном воскликнула: - Что?! Какая глупость! - она вдруг тоже заходила по ковру, не в силах даже выразить своего возмущения. - Да вы... Да вы что о себе возомнили! Как вам вообще такое в голову взбрело! - То-то у вас щечки горят, - Дмитрий опустился на стул рядом со столом, словно зритель в театре, наблюдая за забавным поведением девушки, - надо же, я и не знал, что вам небезразличен... Польщен, однако! - Не обольщайтесь, Дмитрий Анатольевич! - Мария остановилась, немного успокоившись. - Меня нисколько не заботит, как и с кем вы проводите свое, рабочее, между прочим, время. Пусть это останется на вашей совести. Но то, что вы сотворили, гадко... - Так ли гадко? - иронично спросил господин посол, положив раскрытый альбом на колени, - ведь полигамия* в нашем мире уже в порядке вещей, сущности мужчины такова, что его сердце не может принадлежать одной женщине, ведь даже здесь, на Востоке, как вы приметили, никого не клеймят за неверность жене. Коран позволяет быть неверным и искуплять свой грех намазом. - Но это все равно измена, предательство... - тихо, но горячо сказала Мария, все еще краснея, - здешним мужам вера позволяет многоженство, но мы с вами венчались не в религии Полумесяца, но в вере Креста. И в Православии неверность почитается за страшный грех... - Я - неверующий, Мария Ильинична, - отозвался Дмитрий Анатольевич, - считайте, что на меня это правило не распространяется. Оба вдруг замолчали. Господин посол не сводил глаз с супруги, ожидая, что же она ему скажет в ответ. На ее лице читалось непреодолимое желание ответить ему градом самых нелицеприятных слов. Но вдруг взгляд Марии устремился куда-то вверх, а лицо приобрело какое-то странное умиротворенное выражение, словно она не желала отстаивать свою правоту, ибо уже знала, что права. - Пусть так, - сказала она удивительно спокойным голосом, - но измена отвратительна не только тем, что нарушает законы любви, а значит, и Божий Закон, она еще и меч обоюдоострый. Однажды и с вами поступят так, как вы поступаете, предавая и обманывая других. Однажды и вас предадут, а это, поверьте, очень больно, ощущение собственной никчемности и забытости, когда вас вышвыривают, как ненужную вещь. Дмитрий хотел было вновь парировать, но внезапно осекся и задумался. Впервые с момента их женитьбы он не был вполне уверен, что ему удастся обойти ее в споре. Ему вдруг подумалось... А что, если французская агентура найдет ему замену? Он так близок сейчас к заветной цели мести, что, если он лишится покровительства короля Франции... Конечно, Франсуа Ришар самый надежный его шпион, ему не раз поступали из Парижа восторженные письма, и сейчас он добился почти невозможного - чина посла Российской империи в Стамбуле! У него огромные полномочия, полный карт-бланш на все, что он посчитает нужным. Но все в один миг может измениться... Но самолюбие ему не позволяло капитулировать перед этой девчонкой, не нюхавшей в этой жизни ничего, кроме парфюма и шоколада, он не желал признавать, что не прав. Пытаясь придумать пасквиль, Дмитрий перелистнул страницы в альбоме и вдруг обнаружил нечто, могущее стать его козырем. - Вы так яростно осуждаете измену, что хочется вам верить, - начал он, загадочно ухмыляясь в усы, - как там Шекспир писал, "Грехи других судить Вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь," ? А вы сами-то, Марья Ильинична, будете хранить верность нелюбимому супругу? - Да... - проговорила Маша, немного поколебавшись, - я дала клятву Господу и никогда ее не нарушу, как бы к вам ни относилась. - Никогда-никогда? - переспросил Дмитрий, доставая из альбома пару листов. - Да вы просто святая, Мария Ильинична, сияние над вашей головой так и слепит. Мария с ужасом поняла, что у посла в руках портрет Аркадия. Внутри у нее все похолодело. Ей показалось, что она близка к обмороку. Маша не смогла произнести ни слова. - А ежели, положим, здесь, в Стамбуле, вдруг объявится ваш тот несчастный женишок и упадет в ноги, умоляя бежать с ним и обещая небо в алмазах? Вы предадите меня? Ведь вы так его любили... - Нет! - твердо сказала Мария, - вы сами изволили меня предупредить, что жизнь моих родителей... - А если б не было этой сделки? - нетерпеливо перебил Дмитрий Анатольевич. - Если бы вашим папа и мама ничего не угрожало? Маша на мгновение задумалась. Она бесконечное множество раз бессонными ночами перебирала в голове разные исходы событий. Она любила Аркадия, любила до сих пор... И если бы он появился здесь и предложил спасение, она без раздумий бы упала в его объятья. Но данное в церкви слово было посильнее любых угроз и кандалов. Бога она обмануть не могла. - Нет... - чуть слышно сказала она. - Чудесно, - удовлетворенно произнес посол, - раз вы хотите быть верной женой, то и хранить его портрет незачем! И он одним жестом выбросил сложенный пополам лист в чрево горящего камина. - Нет! - коротко воскликнула Маша, подскочив к каминной решетке, но было уже поздно - пламя стремительно пожирало белую плоть бумаги, обращая милые черты Аркашеньки в пепел. - Нет... Мария так и застыла у камина, безучастно глядя на уголья. И ей казалось, что часть ее души тоже вот так же пылает... Дмитрий Анатольевич выжигал все, к чему бы ни прикасался... Он встал с ней рядом, тоже изучая скукоженные горевшие остатки рисунка. - Зачем вы это делаете? - Маша говорила спокойно, но с таким надрывом в голосе, она повернулась к нему и выпрямилась как струнка. - Вы словно питаетесь чужими страданиями, причиняя боль другим людям... Ведь и Надин вы не любите, так, поиграетесь и бросите, не подумав даже, что растопчете ее надежды. А человеческое сердце не игрушка... Я сделала все так, как вы хотели, вы получили все, что требовали от моего отца, вы знаете, что я никогда никому не посмею сказать правду... Так почему?.. Зачем вы меня мучаете? Зачем вообще все ваше предприятие? Как будто, вы нарочно избрали ремесло лазутчика, чтобы попирать ногами все, что для других свято! У вас как будто каменное сердце, в котором нет ни капли доброты, любви и сострадания... Неужели ваша мать вас этому не научила? С самого раннего детства, с того момента, как остался круглым сиротой, Франсуа держал свои чувства в ежовых рукавицах, не давая слабину, поэтому его было трудно задеть, а он мог уничтожить словесно кого угодно. Но нечаянно оброненные от безысходности Марией слова в миг пробили всю многолетнюю броню. Дмитрию изменило его самообладание. Дмитрий Анатольевич посмотрел на Машу, он уже не мог придумать ничего язвительного. Ему вдруг захотелось ударить ее за сказанное. Мария заметила вдруг внезапную перемену в лице господина посла. Его ледяные глаза вдруг сделались живыми... Дмитрий в этот момент был готов задушить девчонку, которая без спросу вторглась в воспоминания о его матери, самое дорогое, самое светлое, что у него было. Но никто никогда не должен посягать на это! Но тут он взглянул на ее глаза... Никогда прежде ему не доводилось видеть таких глаз. Обычно на Дмитрия Анатольевича смотрели с ненавистью или жгучим желанием прикончить, с обожанием или подобострастием, с заискиванием или лестью... Но впервые девушка смотрели на него с искренним непониманием сродни сочувствию и жалости. Посол все смотрел и смотрел в ее полные слез глаза, обрамленные длинными ресницами, в которых отражались мерцающие подрагивающие огоньки свечей. И понял, что бессилен перед ней, что не может заставить себя сделать ей больно. Когда она вот так переставала спорить, сдавалась, просто говоря вслух свои мысли, Дмитрий не знал, что делать дальше. В его сознании существовали цели, которые надо достигать любым способом, преодолевая преграды. В отношении Марии он достиг своей цели, но не чувствовал себя победителем в полной мере, она была в его абсолютной власти, но не принадлежала ему... - Никогда не говорите о том, чего не знаете... - наконец изрек он, теперь уже ему пришлось потрудиться и держать себя в руках. - Вы еще слишком юны и неопытны, еще жизни настоящей не нюхали, чтобы рассуждать о таких вещах как любовь и верность, и тем более учить кого-то жизни. Вам кажется, что вы до смерти влюблены в своего корнета, но это ребяческая блажь. Люди, а тем более, женщины, - очень непостоянные создания, то, без чего они не могут обойтись сегодня, завтра покажется им безделушкой. И лишь время расставляет все на свои места. Откланявшись, Дмитрий Анатольевич направился к двери. Маша, ничего не произнеся, села на стул, где он недавно сидел, и заплакала, уронив руки на подол платья, ибо не могла больше держаться. Дмитрий остановился. Приглушенные рыдания Маши бритвой полоснули по его очерствевшему сердцу, расшевеленному ее же упреками. Мария, роняя слезы на муслиновую юбку и не поднимая головы, вздрогнула, когда в ее ладонь был вложен лист бумаги рукой Дмитрия. - Никогда не плачьте о пустом. И речь не только о бумаге. Когда закрылась за супругом дверь, Маша осмелилась двинуться и торопливо развернула листок. На нее смотрел нарисованный улыбающийся Аркадий.

***

Недовольно поглядывая на часы, господин посол России прошелся по просторной прихожей, постукивая тростью. - Уже без четверти семь, - пробормотал он, задержавшись у зеркала и критически оглядев свое отражение, - сколько можно еще собираться? Если мы хоть на минуту опоздаем, я ее в Босфоре утоплю собственноручно! Дмитрий Анатольевич заметно нервничал, от сегодняшнего бала многое зависело. Черный фрак с атласными лацканами безукоризненно сидел на его субтильной фигуре, поблескивая серебряными пуговицами и контрастируя с белоснежным пышным галстуком, завязанным по последней моде. Посольская чета должна была произвести хорошее впечатление, господин посол должен был выглядеть и держать себя безукоризненно, чтобы у него сложилась солидная репутация. А его женушка все еще не соизволила спуститься! - Наверняка она назло нарядилась наиглупейшим образом, - Дмитрий, заслышав стук каблучков по лестнице, повернулся к ступенькам, - наконец, не прошло и... Он не договорил, во все глаза уставившись на супругу, остановившуюся на пролете. На Марии было шелковое платье цвета топленого молока, расшитое золотыми нитями, на груди и подоле были вытканы изящные узоры, похожие на звездную россыпь или на неземные цветы. Длинный ворот-качель, подчеркивающий узкие плечи и обнажающий высокую тонкую шею, плавно переходил в широкие рукава, волнами спускающиеся чуть ниже локтей. Широкий золотой пояс обхватывал узкую талию, а летящий подол закрывал туфли, поэтому создавалось ощущение, что Маша не идет, а плывет над землей. Наряд очень шел к ее темно каштановым волосам и карим глазам, отливающим янтарным блеском. Волосы были убраны в высокую прическу, несколько завитых прядей спускались на плечи. Дмитрий Анатольевич словно впервые увидел свою жену, он и не замечал раньше, как она хороша собой, даже не задумывался о таких вещах. А теперь что-то екнуло у него внутри. Мария, поймав на себе его взгляд, смутилась и, потупив глаза, стала спускаться, придерживая длинный подол. - Простите, что заставила вас ждать, - сказала она, оказавшись рядом с мужем и все еще не поднимая глаз. - Так уж и быть, прощу, - язвительно ответил Дмитрий, стряхивая с себя это наваждение и взяв супругу под руку, - надо отдать должное, вы хорошо подготовились.

***

В парадном зале было много света от свечей, стоящих на огромных канделябрах, мраморные вставки на стенах посверкивали от их огней, под потолком витала оркестровая музыка, ото всюду слышались разговоры, смех и звон бокалов. Марии не приходилось бывать в таком высоком обществе. Здесь были послы многих европейских государств, богатые русские купцы и заезжие сановники, стамбульская знать. К ним с Дмитрием Анатольевичем подошел невысокий приземистый господин с крупным носом и фужером шампанского. Поклонившись, он с улыбкой сказал: - Какая встреча! Добрый вечер, Димитри, вот уж не думал, что ты тоже здесь! - Взаимно, Жан-Пьер, сколько ж лет мы с тобой не виделись... - Дмитрий наклонил голову. - Если мне не изменяет память, дело было в Париже? - Да-да, память у тебя превосходная. А я вот не припомню раньше столь прекрасной барышни подле тебя. Будь добр, представь свою очаровательную спутницу. - Это моя супруга Мария, - посол произнес это с гордостью, что на Машу обратили внимание, - а это мой давний друг, Жан-Пьер, он ныне посол Франции. - Приятно познакомиться, месье Жан-Пьер, - на чистейшем французском проговорила Маша с вежливой улыбкой, - для меня великая честь быть представленной такой важной персоне. - Мадам Мари, мое почтение, - Жан-Пьер коснулся губами ее руки, - каков хитрец наш господин русский посол! Твоя супруга просто несравненная красавица, ты можешь брать ее на все официальные визиты и, верь моему слову, все договоры будут легко подписаны, ибо османские мужчины не смогут глаз от нее отвести и даже слушать тебя не станут! Француз рассмеялся, а Дмитрий лишь сдержанно улыбнулся. Ему не понравились вольные шутки Жан-Пьера, учитывая, что по всей Франции ходили истории про его любвеобильность, не было большого секрета в том, что будучи женатым на уроженке Тулузы Розанне, Жан-Пьер не пропускал ни одной юбки. И то, как он смотрел на Марию, насторожило Дмитрия Анатольевича. - Благодарю за дифирамбы, но мне кажется, мое присутствие не понадобится, - со скромной улыбкой сказала Маша, - дипломатические таланты моего супруга склонят к согласию любого упрямца и безо всякого отвлекающего маневра. К тому же, политика - дело мужское, вряд ли меня пригласят на переговоры. Жан-Пьер удивленно хмыкнул. - Мадам, ваша красота сама по себе уже украшение, но ваш ум и скромность также делают вам честь. Маша отошла, заговорив с русскими дамами, а Дмитрий и Жан-Пьер остались наедине. - Димитри, а ты с молодой женой не позабудешь о своих новых обязанностях? - спросил француз, все еще рассматривая Марию. - Ты же знаешь, я ненавижу, когда меня так называют! - процедил Дмитрий. - И дела для меня всегда на первом месте. Я женился исключительно из необходимости, по своей воле ни за что бы. - Ну, если тебе так тяжко, Франсуа, - Жан-Пьер отпил из бокала, - и не знаешь, куда девать жену, только скажи, я не откажу в помощи. Дмитрий скривился, вспомнив что у Жан-Пьера в почти в каждом французском городе по содержанке. Отчего-то вдруг стало противно на душе. - Ну-ну, ты от нее на второй день сбежишь, у Мари прескверный характер, просто невыносимый. А ты бы, братец, поменьше б так "помогал", и мои услуги бы не понадобились. - Bien, alors*, - сказал Жан-Пьер, посерьезнев, - коль скоро ты приступил к своим обязанностям, надо обговорить план действий. Насколько мы знаем, Россия и Турция после войны идут на сближение. Короля этого очень беспокоит, мы не должны допустить русско-османский союз, по одиночке их разгромить куда легче. А еще лучше, если нам удастся стравить турков и русских. - Я уже работаю над этим. Я внедрил человека, близкого к совету Падишаха, теперь у нас в руках будут все дела, обсуждаемые на совете. - Хорошо, Франсуа, но этого не достаточно, нам нужно подобраться ближе к Махмуду. Ему необходимо внушить мысль о войне с Россией. - Но Махмуда подтолкнуть к войне будет сложно, он всячески хочет объединиться с русским императором. Даже если мы будем контролировать каждый его шаг, султана не так-то просто сбить с намеченного пути, он упрям. Даже если наш агент будет иметь на него огромное влияние, шансы ничтожно малы. - И что ты предлагаешь? - они замолчали, пропуская пару из России и заговорили вновь. - Разделаться с Махмудом. Сейчас несказанно удачный момент, когда он затеял игру в реформы с янычарами, а это большая сила, способная потягаться с султаном. С помощью восстания можно убрать Махмуда, посадить на престол более сговорчивого и податливого человека, и война с Россией станет лишь вопросом времени. Можно даже обставить дело так, будто русские заинтересованы в свержении, я могу этому посодействовать. Когда Дмитрий говорил это, в его глазах вспыхнул огонь. Он буквально видел, как пылает дворец, а рассвирепевшая армия янычар растерзывает султана на мелкие части. Жан-Пьер не оценил его пыл, схватив за локоть. - Франсуа, ты отдаешь себе отчет, что говоришь? Такие решения без ведома короля не принимаются. Это очень рискованно, проворачивать такое... А если все сорвется и обернется против нас? И потом, даже если Махмуд будет убит, кто станет нашей марионеткой? Нет, оставь свои радикальные идеи. - Вот поэтому Франция никогда не станет вновь великой военной державой, - Дмитрий отпил шампанского, недовольно хмуря лоб, - пока вы будете так нерешительно и боязливо действовать. Политика это большая игра, требующая больших ставок. Император Наполеон Бонапарт никогда бы не стал властителем Европы и грозой всех стран, если бы тратил время на такие мелочи. Либо мы ставим масштабные цели и завоевываем то величие, что потеряли, либо довольствуемся крохами. - Ладно, я изложу этот вопрос в письме его величеству... - сдался Жан-Пьер, немного подумав, - как знать, может король согласится с тобой. Но запомни Франсуа, большие ставки это и большой риск... - Мне ли не знать, - презрительно и надменно произнес российский посол. - Вот и знай, что в случае провала ты рискуешь своей головой, она первой полетит. Король тебе благоволит и очень тебя ценит, но второго шанса тебе никто не даст, незаменимых людей у нас нет. На том они и разошлись. Заиграли вальс. Кавалеры-мужья стали приглашать своих жен. Мария стояла у высокого окна в гордом одиночестве и смотрела на турецкие звезды, столь непохожие на русские. Дмитрий, невольно наблюдая за ней, заметил, что к его супруге приближается Жан-Пьер. - Мадам Мари, - он поклонился и шаркнул ножкой, - позвольте мне пригласить вас на тур вальса, окажите мне честь. Мария на мгновение замялась, не зная, что ответить. И тут пред ними возник Дмитрий Анатольевич. - Осмелюсь тебя огорчить, мой дорогой друг, моя жена уже мне обещала танец. - Это действительно так, мадам Мари? - Жан-Пьер оказался настойчивым. Два кавалера в молчании воззрились на даму, ожидая от нее выбора. Ох, как велик соблазн, отправить несносного мужа в отставку и пойти танцевать с французом! Воображаете его физиономию! Но Маша не могла позволить себе этого сделать... - Простите великодушно, месье Жан-Пьер, - проговорила Маша, - но я и вправду пообещала танец мужу. У Жан-Пьера сделалось кислое выражение лица. Он фыркнул, натянул вежливую улыбочку и отошел. Дмитрий и Мария, вытянув вперед руки, прошествовали вместе в центр зала. Им предстоял их первый танец. Они встали друг напротив друга, Маша нерешительно положила руку ему на плечо. Вблизи он казался ей еще выше. Дмитрий Анатольевич притянул ее к себе, разместив ладонь на девичьей талии. Мария зарделась, решив не смотреть на него, и отвернула голову в сторону. Две свободные руки они скрестили вместе. И начали танцевать в такт вальса. Раз-два-три, раз-два-три... Дмитрий повел не спеша, понимая, что она может не поспевать за ним, дуги* у него выходили не слишком длинными. Маша сначала не смотрела на него, но потом едва не сбилась и подняла голову. Теперь она могла хорошо изучить его лицо. У Дмитрия были аристократические черты - длинноватый прямой нос, вытянутый сильный подбородок, высокие скулы. Но больше ее привлекли глаза. Она никогда не обращала внимания, что у него такой красивый цвет глаз. Синий, темно-васильковый, как воды Финского залива. Его глаза снова сделались живыми и человечными, да и лицо не казалось Маше таким уж безобразным. Оказывается, Дмитрий вовсе не уродливый. Вместе они так хорошо смотрелись, двигаясь, как единое целое, плавно и легко, что привлекли всеобщее внимание. Светлое платье Марии плыло над отражающей поверхностью паркета, как над гладью воды. И они смотрели друг на друга, будто виделись первый раз. В какой-то степени, так оно и было. На финальной ноте Дмитрий подхватил Марию на руки и закружил над полом. Она не сопротивлялась, на короткий миг она забыла, в чьих руках находится. Их лица, как тогда при падении Маши, оказались так близко, что они едва не соприкоснулись кончиками носа. Оказавшись на твердой земле, Мария, словно очнувшись от гипноза, искренне улыбнулась. - Вы хороший танцор, ваше превосходительство, - она сделала реверанс, позволив взять себя под руку. На секунду ей показалось, что по суровому лицу Дмитрия скользнула тень человечности. Но его васильковые глаза снова стали прежними, колючими и жестокими. - А вы танцуете много лучше, чем Надин, Мария Ильинична, я не зря пригласил вас. Маша разочарованно вздохнула и высвободила свою руку. Ей захотелось снова запереться в своей комнате и не видеть рядом Дмитрия. Но те минуты, пока они танцевали... Она была готова поклясться, что пред ней был совсем другой человек. Как будто мановением доброй волшебницы чудовище ненадолго превратилось в... Да нет, разумеется, это чушь, ей только показалось... И вскоре Мария вновь утвердилась в мысли, что господину послу чуждо все человеческое.