Когда она открывает рот....

Она слишком много говорила. Кричала, злилась, шептала, стонала, но не молчала. Даже во сне – бормотала. От ее криков по спине бежал холодок, мысли путались, а где-то в горле прокатывался огненный ком. Он молчал, насупившись, ждал, пока она пар выпустит. А через минуту Люси снова смеялась, будто и не кричала. Когда она шептала, сидя в засаде, то Нацу вслушивался в этот голосок, не всегда вникая в смысл. В такие моменты он прощал ей все: и обиды, и расстройства, неудовлетворения и разочарования. Их было мало, но все же… Когда она стонала от боли, руки сводило, тело напрягалось, и хотелось снести голову тому ублюдку, причинившему боль девушке.. Хотелось вцепится тому в глотку, и душить, душить до потери пульса и рассудка, убивать до последнего вздоха, но…. Люси стонала, и даже не звав на помощь, а значит дело действительно плохо, и надо помочь. Когда она спала на зеленой траве, то шептала непонятные и бессмысленные фразы. И каждое упоминание его имени заставляло парня улыбаться. А когда она звала Грея, или Джерара, то становилось до слез больно, понимая, что он не один в ее жизни. А так хотелось, чтобы у Люси только он был главным в жизни. Чтобы приходя домой, Нацу видел ее, в фартуке или в нижнем белье – но ее, только ее. А сейчас…..Сейчас, она молчала, осмысливая слова, только что услышанные. Он любит ее, эту дурочку, истеричку и, как большинство особей женского рода, без особого чувства юмора. Любит такой, какая она есть – не самой сильной, умной, догадливой, но такой…живой…. Хотя… Он смотрит на это раскрасневшееся лицо, на красные от слез глаза. Чувствует эти объятья, это теплое дыхание. -А знаешь….Ты, когда молчишь — прекрасна. А в ответ ругательства, и попытки вырваться из его кольца сильных рук. -А когда кричишь – особенно.