На чужом рабочем месте

        Даллас, Уайтхилл-стрит, 24, Катрина Миллз, верхний правый резец.         Зубная Фея укоризненно покачала головой, заметив на эмали пятнышко кариеса. Похоже, чисткой зубов малышка Катрина иногда пренебрегала. Хотя не такая она и малышка: восемь лет, уже школьница.         Стены комнаты были все увешаны рисунками. Для своего возраста девочка рисовала очень хорошо, так что Фея, хоть и собиралась взглянуть одним глазком на ближайшие к окну картинки и улететь, начала рассматривать остальные. Перелетела через кровать, зависла над письменным столом…         Какую-то безделушку она задела крылом совершенно нечаянно.         — Мартин, ты опять? — раздался сердитый детский голосок из-под одеяла (Катрина укутывалась в него с головой).         Фея испуганно ойкнула и тут же зажала ладошками рот.         На самом деле, ничего действительно страшного в том, что ребёнок её увидит, не было. Но она всегда отчитывала своих помощниц, если они допускали подобные промахи. И ей, с её опытом… да просто стыдно. Неужели признать, что она обленилась и разучилась собирать зубки?         — Мартин, мама тебя отругает, когда узнает, что ты опять меня пугал! — девочка села на кровати, свесив ноги. Было темно, и пока она не видела Хранительницу. — Я знаю, что ты тут. Вот найду фонарик!..         За секунду до того, как луч света заметался по комнате, окончательно смешавшуюся Фею втянули в дверцу платяного шкафа. Она даже пискнуть не успела.         Несмотря на то, что шкаф был явно обычным шкафом с детской одеждой: оказавшийся перед её носом рукав розового пуховика ясно на это указывал, — Фее упорно казалось, что что-то с внутришкафным пространством не так. Какое-то оно не такое. Слишком… глубокое и тёмное. И кто-то же её сюда утащил!         — Терпеть не могу детей, которые, услышав шорох в тёмном углу, не забиваются под одеяло, а хватаются за фонарик, — прошелестел совсем рядом тихий шёпот.         Ну, разумеется. Кто ещё шарится по чужим шкафам?         Фея не ответила. Во-первых, она не была уверена, что сможет говорить так же тихо. Во-вторых, что она могла сказать? «Привет, Кромешник» — глупо. «Ты что тут делаешь?» — ещё более глупо, потому что очевидно: работает. В-третьих… она, Хранительница Памяти, прячется в шкафу от ребёнка. Да ещё в компании Кромешника, с которым у Хранителей то ли холодная война, то ли перемирие, то ли взаимное игнорирование. Есть от чего потерять дар речи. А Джек узнает — засмеёт.         И вообще, кто Кромешника просил затаскивать её в шкаф?         Фея попыталась передать своё возмущение без слов, одним только выражением лица. Правда, в шкафу было темно, но уж он-то должен видеть в темноте!         — Ты хотела спрятаться — я тебя спрятал, — всё так же тихо и насмешливо отозвался Кромешник. То, что он находится где-то очень близко, — но она никак не могла понять, где именно, — нервировало.         Она решила отодвинуться (в какую сторону? хоть куда-нибудь), но, похоже, именно этого делать не стоило. Под ноги подвернулся чемодан, и она плюхнулась на него… совсем не бесшумно. А розовый пуховик соскользнул с плечиков ровно ей на голову.         — Так вот ты где! Почему мне достался такой глупый брат?!         Катрина решительно потопала в сторону шкафа.         — Ну, я пошёл… Не хочу, чтобы мне светили фонариком в глаза, — хмыкнул Кромешник.         Тени на несколько мгновений заклубились ещё сильнее, стали ещё глубже — и Фея, не задумавшись о последствиях, нырнула в них вслед за Повелителем Кошмаров. Почему-то сердитая девочка Катрина в этот момент пугала её сильнее теней.         Последствия оказались не такими уж страшными. Неприятно: будто на неё опрокинули ведро холодной и грязной воды (если честно, бывало в жизни Зубной Феи и такое), — но не более того.         А потом Фея обнаружила, что лежит, уткнувшись носом в пыльный ковёр. Приподнялась — и от удара затылком о доски её спасла только подставленная ладонь Кромешника. Под кроватью слишком мало места, чтобы резкие движения проходили без последствий…         Надо сказать, подкроватье — не более подходящее, чем шкаф, место для Хранительницы Памяти. А это было, как она осознала через пару секунд, ещё и очень неудачное подкроватье. Не тем неудачное, что здесь валялись грязные носки, кошачьи игрушки и яблочные огрызки, просто кровать стояла в комнате, где горел свет. И не спали дети.         Разумеется, она сама виновата. Никто её не просил лезть в тени за Кромешником.         Фея покосилась на тёмного духа: если он сейчас скажет что-нибудь на эту тему, ей даже ответить будет нечего. Не оправдываться же. Но ситуация получалась воистину дурацкая.         Кромешник, к большой её радости, нашёл себе более интересное занятие, чем насмехаться над незадачливой Хранительницей. Он прислушивался к тому, что происходило наверху. Ну, или как назвать то, что было над кроватью. Похоже было, что ребятишки там не скоро лягут спать: они рассказывали истории. Страшные, ясное дело. Зачем ещё собираться в полутёмной комнате: не сплетнями про одноклассников ведь делиться?         Фея осознала, что и сама волей-неволей слушает, что «мистическим шёпотом» (как это понимают дети в возрасте десяти-двенадцати лет) говорит неизвестная девочка:         — …привязали к ногам камень и сбросили её в колодец. Но ночью, когда часы пробили полночь, она выбралась наверх, цепляясь за склизкие стенки. Она не могла идти, так что поползла к дому, оставляя за собой мокрый след. И, добравшись до двери, начала царапать её ногтями…         Кромешник внезапно усмехнулся и провёл ногтем по днищу кровати: от тихого скребущего звука Фея вздрогнула. Сердито нахмурилась — тёмный дух только беззвучно рассмеялся. Кажется, после этого она прослушала пару фраз.         — …когда Генрих открыл дверь, липкая холодная рука утопленницы схватила его за лодыжку...         С края кровати свешивались детские ножки в полосатых гольфах, и именно к ним потянулся Кромешник. Фея хотела возмущённо шикнуть на него: мол, не трогай ребёнка, — но он, практически прижав её к полу (потому что тянуться пришлось через неё), быстро и крепко закрыл ей рот ладонью. Так что осталось только наблюдать и удивляться, как ему удалось не придавить распластанные по ковру крылья.         Кромешник даже не дотронулся до ребёнка. Просто из рукава выскользнула тонкая прядка черноты и на секунду оплела его (а скорее, её, потому что мальчики такие гольфы обычно не носят) лодыжку.         Результат превзошёл все ожидания. Во-первых, визг, — Фее даже захотелось зажать уши. Во-вторых, кто-то подскочил на месте и зацепился за провод лампы, выдернув его из розетки, так что в комнате стало совсем темно. Подходящая ситуация для паники, учитывая, что последнюю пару часов ребятишки занимались тем, что старательно нагнетали обстановку. Там даже участие Повелителя Кошмаров не требовалось…         А потом Фею сгребли в охапку и выпихнули из-под кровати со словами: «Лети, птаха, сейчас они и промаршировавшую мимо гвардейскую роту не заметят».         Кромешник лежал на пыльном ковре, вытянувшись во весь рост и заложив руки за голову. Тихо посмеивался, слушая, как наверху детишки пытаются успокоить друг друга и от этого только сильнее пугаются.         Зубная Фея проскочила в окно, и, пролетев без остановки пару кварталов, отдышалась и вернулась к работе. На тридцать четвёртом зубике ей даже удалось убедить себя, что короткое прикосновение прохладных губ к запястью ей просто померещилось…

01-02.05.2013