Endlessly

And there's no guarantee That this will be easy It's not a miracle you need, believe me Yeah, I'm no angel, I'm just me But I will love you endlessly Wings aren't what you need, you need me © The Cab — «Endlessly»

Кольцо поблескивает на солнце, когда Этельред закрывает коробочку и прячет её в карман джинсов. Санса Старк, возможно, когда-то мечтала о золоте и о красивом предложении руки и сердца где-нибудь на Мальдивах. Всё девчонки мечтают, разве нет? А семье Старк и вообще всё лучшее должно доставаться. Этельред вспоминает, как Санса жмурится от солнечного света, проникающего через окно, и как её волосы кажутся золотисто-рыжими на подушке, и как сложно-сложно-сложно подобрать краски для её портрета, и приходится смешивать цвета на палитре, чтобы передать её красоту. Новая татуировка на груди чешется под пленкой. Возможно, Этельред — не самая подходящая партия для принцессы, как посчитали бы её друзья, но Сансу пришлось вырывать из рук злобного дракона. Джоффри Баратеон был одним из самых завидных женихов в Новом Орлеане, и многие девчонки мечтали в будущем назвать себя хозяйкой особняка «Королевская Гавань», что в частном богатом районе города за железной оградой, увитой плющом, прятался. Его стены впитали душный запах магнолий, а Серсея Баратеон властвовала там полноправной королевой. В городе ходили сплетни, что Серсея обращалась к колдунам вуду, чтобы извести своего мужа, Роберта Баратеона, и беспрепятственно трахаться с собственным братом-близнецом Джейме. Этельреду наплевать — он рад, что у него получилось отвадить Джоффри от Сансы. И рад, что Баратеоны не стали их преследовать. Даже если для этого пришлось избить его до полусмерти. Джоффри, утирая кровь с лица, кричал, что Этельред ещё пожалеет об этом; что его разделают и подвесят на крюках прямо на глазах этой «старковской шлюхи». Но обошлось. Теперь Санса Старк снова улыбается, хотя, казалось, она потеряла это умение. Она улыбается, когда Этельред ведёт её в недорогое кафе, в котором кормят вкуснее, чем во французском ресторане, и улыбается, когда он дарит ей цветы, пусть и это и не бывает букет из ста и одной розы. Кажется, её это и вовсе не беспокоит, дорогих подарков и фальшивых знаков внимания она накушалась от Джоффри Баратеона; он ими прикрывал свои измены, а позже — насилие. Для Этельреда Санса — почти хрустальная, и он даже боится чуть сильнее сжать её запястья, когда вжимает её в постель. Вдруг сломает? Санса смеется и шепчет — сильнее. Санса царапает его плечи, покрытые вязью татуировок — что бы сказала мама, увидев порисованного сына? Джудит была бы недовольна, да пошла она к черту. Санса обнимает его и носит на шее следы его поцелуев со странной гордостью. Кольцо греет Этельреду карман.  — Наверное, я не тот, кого бы твой отец хотел видеть рядом с тобой, — он зарывается ладонью в густые волосы Сансы, что каскадом мягких локонов падают на её плечи и спину. — У меня даже наследства не будет. Всё, что у меня есть, умещается в этой комнате, — он кивает на мольберты и картины, на краски и одежду, вместо шкафа распиханную по большим сумкам. Санса качает головой.  — Богатства я уже навидалась, а у тебя всё впереди, — и лишь она знает, как тяжело «золотой девочке», возможно, даются эти слова. Или нет. Или, возможно, она поняла, что богатство порой равняется «золотой клетке». Этельред это знает почти так же хорошо, как она. Этельред от собственной семьи отказался уже давно, когда понял, что матери он не нужен совсем, ведь он — не Альфред, а отец не может пойти против неё — слишком любит Джудит, боготворит, несмотря на её измены. Этельреда воротило от показной идеальности, от липкой паутины чужой лжи, и он хлопнул дверью, зная, что наследства от Экберта ему не видать. Наплевать, он сам справится, как умеет. И он справлялся — днём работал в художественном магазине, по выходным рисовал картины на заказ, мечту о художественном колледже пришлось отложить, а вечера он тратил на студию, где рисовал с натуры — ни цента, ни доллара он за это не получает, но ему н_у_ж_н_о рисовать, иначе он свихнется. Сансу он встретил в этой же студии — она приезжала позировать, и сначала он искренне думал, что красивая натурщица — брюнетка. Санса прятала рыжину под черным париком и набрасывала капюшон неприметной ветровки, когда садилась в такси. Этельред всё равно влюбился в неё, хотя она не умела или не хотела улыбаться и будто всё время скрывалась от кого-то. Это позже он узнал, что позирование для юных художников — её собственный способ не сойти с ума и насолить Джоффри Баратеону, считавшему её красивой куклой, которую можно задарить подарками, и она забудет, что вчера он едва не оставил на её шее синеющие следы от пальцев. Однажды Санса и Этельред остались в студии вдвоем, и она спросила, не хочет ли он нарисовать её? Он засмеялся:  — Как тех французских девушек? — шутка была дурацкая, они ведь почти незнакомы, но Санса шутки не поняла. Этельред ощутил, как его лицо заливает краской. — Не обращай внимания. Хоть сейчас нарисую.  — Нет, — Санса покачала головой. На мгновение закрыла глаза, а когда распахнула веки — сжала губы с решимостью, кажется, её саму удивившей. — У тебя есть мастерская? Отведи меня к себе. Той ночью Этельред впервые увидел синяки на её теле — на ребрах и на бедрах, и выше локтя, там, где труднее заметить. Той ночью он узнал, что Джоффри Баратеон, один из самых богатых молодых людей в Новом Орлеане, — настоящий чертов садист. Для Сансы это — способ плюнуть Джоффри в лицо, даже если он потом разукрасит её собственное. Этельред хотел бы видеть её улыбку, но Санса изнутри будто потухшая, и ему захотелось повозить Баратеона лицом о землю. Санса исчезла утром, оставив короткое «спасибо» маркером на одном из листов бумаги. Но не оставила номера телефона. В студии она больше не появлялась, а Этельред вспоминал, как Санса цеплялась пальцами за его плечи, за простыни, и всхлипывала от удовольствия, и думал, что не встречал в своей жизни девушки сильнее, чем она. Он не знал, как ей удалось не сломаться, но знал, что должен найти её и залечить раны, оставленные Джоффри Баратеоном. Ему только исполнилось двадцать два, когда Серсея Баратеон появилась в студии, где он работал по вечерам, и спросила владельца, кому бы он доверил семейный портрет? Тот указал на Этельреда, не раздумывая. В присутствии Серсеи и Джоффри Санса совсем другая — истинная леди, холодная и отстраненная, неизменно вежливая. Джоффри представил её как свою невесту, но глаза у «невесты» — не как у загнанной антилопы, а как у волчицы, что выжидает момента для спасительного нападения. Улыбка у неё дежурная. Этельреду приходилось наносить Баратеонам визиты каждые выходные, и однажды Санса, пользуясь тем, что Джоффри и его мать отвлеклись на наброски, сунула ему записку в ладонь. Этельред чувствовал себя героем дурацкого сериала, когда Санса пряталась у него в квартирке, которую он снимал у старой негритянки, живущей над парикмахерской. Она поджимала под себя ноги и рассказывала свою историю — как её отец и Роберт Баратеон ещё годы и годы назад договорились о свадьбе их детей, как Джоффри оказался не прекрасным принцем, но чудовищем, а она боится и не хочет рассказывать об этом родителям, ведь это может их погубить. Серсея Баратеон, больше мужем не сдерживаемая, может их уничтожить. Санса чувствовала себя загнанной в угол, но не хотела сдаваться. Он ведь поможет ей? Кому она ещё может довериться? Этельред знал, что согласится, даже если Джоффри захочет его убить. Он с удовольствием избил этого морального урода, пока на улицах города шумел Марди-Гра, и смотрел, как наследник Баратеонов размазывал по лицу кровь и вопил, что он найдет Этельреда, найдет и на куски порвёт. Этельреда скрывала маска, и он не боялся Джоффри, а лишь смеялся над угрозами. В кармане у него лежали два билета до Лос-Анджелеса и деньги на первое время, вырученные за продажу всех его картин, включая портрет обнаженной Сансы. Её забавляло, что кто-то из богачей купил изображение бывшей невесты Джоффри Баратеона, даже не имея понятия, кто скрывается под черным париком. Она хихикала, зная, что отомстила бывшему жениху так, как он этого не ожидал. План был рискованный и безумный. Автобус увёз Этельреда и Сансу, свернувшуюся клубочком в его объятиях, в Калифорнию, в новую жизнь. Джоффри, вопреки угрозам, так и не бросился их искать, а через два месяца в Интернете появились новости, что он помолвлен с некоей Маргери Тирелл. Баратеоны быстро нашли замену сбежавшей невесте наследника, а прессе говорили, что Старки сами решили расторгнуть помолвку — что ж, им же хуже. Семья Старк опечалилась побегом дочери, но Нед и Кэт узнали истинную причину, и Этельред прекратил в их глазах быть просто изгоем, даже собственной семье не нужным, а стал благородным рыцарем. Ему всё ещё кажется, что это даже забавно. Серебряное кольцо — это не золото, к которому Санса привыкла, но ей золото и не нужно. Этельред может носить драные джинсы и работать в очередной художественной лавке, продолжая писать картины на заказ — ей всё равно. Быть может, однажды он разбогатеет настолько, что сможет выкупить для неё дом на холмах, где живёт какой-нибудь Гарри Стайлс или какая-нибудь Кэти Холмс, но пока что они ютятся в квартирке, где пахнет краской, и оба, кажется, счастливы. Этельред — не рыцарь в сияющих доспехах и не ангел, и семьи у него давно, кроме брата, не осталось, а у Альфреда он помощи просить никогда не будет — у того своих проблем хватает. Но он знает, что Санса Старк is made for him, а, значит, всё будет правильно. Хотя нет никакой гарантии, что будет легко. «С Днем Святого Валентина, Санса Старк, — думает он, открывая ключом дверь в квартиру. — Выходи за меня замуж» Интересно, сможет ли он сказать это вслух, или она поймет сама? Санса спит, зарывшись носом в подушку. Этельред кладет коробочку рядом с ней, улыбаясь от того, как по-дурацки выглядит упаковочная бумага, предложенная в соседнем магазинчике.  — Эй, — он касается кончиками пальцев щеки Сансы. — Доброе утро.