Слишком человеческое

Он не может сказать точно, почему ему было так важно это знать. Даже сейчас, спустя годы, в которые у него было немало времени для размышлений, Сири Китон не находит окончательного ответа. Но он точно знает, что должен был спросить. Не смешно ли? Должен был знать, чьи приказы они выполняли, по чьему слову шли туда, где сами были слепы, как простейшее в четырёхмерном пространстве. Должен был знать, кто принимал решения - голодный упырь-социопат, которого они боялись каждую секунду пребывания на корабле, или искусственный интеллект, соединённый с ним в одну нейросеть. Логика подсказывала, что второе было бы надёжнее, но именно поэтому вампира отправили с ними - дополнить надёжность непредсказуемостью, скоростью, сложностью на грани кажущегося хаоса. И ещё, возможно, потому что в этом Капитан был прав - люди выполняют приказы машин ещё менее охотно, чем приказы реликтового хищника, для которого человек - в первую очередь кусок мяса, а уже потом - ненавистный поводок на шее, тормозной механизм, тюремная решётка или раздражающий фактор. В конце концов, Сири не может не задумываться о том, чем он был для Юкки Сарасти - всеми этими вещами и чем-то ещё, чего он так и не понял до конца. Для Капитана же он был - они все были - набором данных на борту "Тезея" с далеко не самой высокой приоритетностью. Не будь Капитан не обладающей самосознанием машиной - пусть и машиной стократ более мощной, чем может представить человеческий мозг, - однажды Сири заподозрил бы, что именно из-за этой разницы восприятия всё закончилось именно так. Бред, конечно, не выдерживающий даже самой простой проверки. Он знал теперь почти все факторы, которые к этому привели на самом деле. Может быть, истинного ответа не существовало, потому что сама постановка вопроса была некорректна. Но, конце концов, именно Капитан был тем, кто убил Сарасти. То, что Сири ненавидит его, немногое меняет. Сейчас, спустя годы после того, что случилось на "Тезее", он продолжает анализировать информацию, которую всю жизнь привык передавать и трансформировать, не вникая в её суть. Этому приходится в какой-то мере учиться заново, без внешних источников дополнительных данных это сложный и медленный процесс, но у Сири в распоряжении есть огромные базы данных, сохранённые в сознании, и время - море времени. Огромное море, тихое и тяжёлое, как космос за стенами челнока, на берег которого он выходит всякий раз, открывая глаза под чуткими руками системы жизнеобеспечения. Возможно, ответ был важен ему ещё и поэтому. Принимал ли решения один Капитан, используя упыря как относительно дружественный интерфейс, влиял ли Сарасти на него больше, чем рассчитывали военные из ЦУП, при выборе тактик, - это была лишь часть вопроса. Сейчас Сири уверен, что Капитан не контролировал вампира всё время. Возможно, вообще не контролировал в те моменты, когда гибкий кабель не был подключен к его спинному мозгу напрямую. Ни в момент, когда Сарасти встречался с ним взглядом, в котором, кажется, только Сири Китон легко читал отголосок векового голода, который другие лишь смутно угадывали, вздрагивая при его появлении. Ни когда его нож вонзался Сири в руку, в его тело, вспарывая его одежду, кожу и мясо на спине. Ни позже, когда глаза Сарасти оказались так близко к его собственным, что... Сири с достаточной степенью вероятности может сказать, что был для Сарасти чем-то большим, чем то, чем он был для Капитана. Машины способны обрабатывать огромные массивы информации, просчитывать и реализовывать схемы такой сложности, что человек никогда не поймёт их, как не понимал богов до того, как создал им достойную замену. Но машины, насколько знает Сири, вряд ли способны испытывать влечение. Если подумать, в этом слове нет ничего удивительного. Атавизм, осколок инстинкта, который больше не связан напрямую с вопросами выживания, но по-прежнему сильный, зашитый слишком глубоко и крепко в гены, в самую видовую суть. Люди превратили для себя натуральный секс из жизненной необходимости в опциональное развлечение - и это ослабило, но не убило в них желания вступать в близкий контакт, основанный, по сути, на глубинном желании использовать тело другого как материал, чтобы продлить себя во времени и пространстве. Сири вспоминает сказку, которую он когда-то сочинил для Челси, чтобы объяснить, насколько естественна их биологическая вражда на этом уровне. Воскрешённым вампирам больше не нужно жрать людей, чтобы жить - чудеса генетики выправили им метаболизм протокадеринов, и всё же одного взгляда на Сарасти, одной секунды в зоне его видимости, одного его движения было достаточно, чтобы ощутить всем нутром: ни вымирание, не воскрешение в лабораториях, ни модификации не заглушили в них инстинкт, шепчущий, что перед ними - мясо, ждущее, когда в него вонзятся острые зубы. Временами на "Тезее" Сири казалось, что он слышит шёпот этого инстинкта так же ясно, как Сарасти. Желание. Влечение. Голод, который едва ли можно удовлетворить с их теперешним метаболизмом, - но люди своё противоречие с сексом решили, найдя для него новые формы и научившись ценить процесс, а временами и основывать на нём новую связь. С этой точки зрения - то, что сделал Сарасти, было ещё не самым провальным вариантом из возможных. Что бы об этом ни думал Капитан. Для вампиров не существует прошедшего времени. Сарасти никогда не пользовался им - в их мозге просто нет такого понятия, их способность одновременно воспринимать несколько картин реальности делает для них прошлое просто ещё одной вариацией из множества. Паг говорил когда-то, что они не вспоминают его, а проживают заново как реальность, параллельно другим. Означало ли это, что какая-то часть Сарасти осталась там - в каюте, в помещениях "Тезея", среди повисших в невесомости спелых ягод брызнувшей крови, - там, где он слышал беспомощные крики Сири Китона, загоняя его в в угол, как раненую добычу, где ощущал вкус его крови и разодранных мышц, бешеное биение его сердца, - до последнего мгновения его жизни? Возможно. Шпиндель, наверное, подколол бы его насчёт неумеренной романтичности, если бы был жив. Но сейчас, через годы, десятки лет после того, что случилось, Сири всё чаще возвращается мыслями не к сложным чувствам, которые мог бы испытывать к нему Сарасти на основе сплава своего сверхчеловеческого интеллекта, древних могучих инстинктов и сложности их общей задачи. Это уже мало что изменит. Сири пытается найти то, что упустил тогда. Он был для Сарасти не только наблюдателем-шпионом на их с Капитаном многомерном шахматном поле. Не только подсадной уткой в полевых работах, не только фигуркой и пунктом плана на нескольких уровнях. Не только куском живой тёплой плоти, вызывающей атавистическое вожделение, которое он сумел встроить в свои планы. Было что-то ещё. Недостающая деталь, открывающая доступ к ещё одному слою реальности, который был для Сарасти так же очевиден, как для него самого - третье измерение при подъёме из гроба-капсулы. Что-то важное. И Сарасти не просто хотел, чтобы он однажды донёс информацию, содержащую эту деталь, на Землю. Если бы человеческие сказки о вампирах не лгали слишком во многом, возможно, введение их белковых препаратов сделало бы экипаж "Тезея" в чём-то ближе к ним - помимо способности пережить анабиоз без критических последствий. Но вместо этого у Сири есть лишь собственное человеческое сознание, отчасти борющийся с ним разум - и время, растянувшееся на световые годы. Было что-то ещё, помимо того очевидного, что этот проклятый упырь вбивал в него безжалостными ударами и скрамливал ему с опасно потеплевших рук. Пойми, - голос Юкки Сарасти звучит в его сознании, то прерываясь помехами, как порченная излучением запись, то обретая болезненную чёткость. Пойми. От этого зависит твоя жизнь. Сири Китон ненавидит его. Того, кто пугал его сильнее собственной жизни весь полёт. Того, кто умер, таща его в сторону спасательного челнока, пока "Тезей" готовился уничтожить врага вместе с собой. Того, кто сломал его, разрушив его последнюю защиту, без жалости раскрошив в пыль его инструменты, его руки, ноги, уши и глаза. Того, кто сделал его человеком. И спустя десятки лет после его смерти, снова и снова приходя в себя в задраенной капсуле, слепо ползущей сквозь космос, он всё ещё пытается дать Сарасти то, чего тот хотел от него, возможно, сильнее, чем вампиры способны желать плоти и крови людей. Сири Китон пытается понять.