расстояние.

      Они были так близки друг с другом, но одновременно невозможно далеко — среди этих множеств заклинателей, осуждающе бросающих взгляд, но на расстоянии вытянутой руки. Лань Чжаню казалось — ещё чуть-чуть, ещё совсем немножко — и можно будет наконец-то отбросить свои принципы ради слишком дорогого человека, но это «ещё чуть-чуть» растягивало свои губы в издевающейся ухмылке, и как бы говорила «нет, голубки мои, вот вам ещё одно испытание».       И он мирился с этим; желание верить в их «долго и счастливо» было намного сильнее, чем какая-то судьба, которая решила совсем по-другому.       Вэй Усянь умер в возрасте двадцати лет — прямо перед тем, как Лань Чжань собрался сказать заветные слова, отбросив всё. Его уничтожили собственные мертвецы.       И всё из-за глупой скрижали.       Лань Чжань тогда думал, надеялся, что умер, но самые больные слова в его жизни, которые только слетали с уст любимого — больно резали мозг, из-за чего он слишком чётко осознавал, что нет — живой, чёрт возьми.       «Мы даже не приятели», — эхом отдаётся в его мыслях предложение, заставляя сердце сжиматься с такой болью, что даже забывался.       Самом большим ударом было то, что, оказывается, любить мужчин — это неправильно. И ладно бы мужчин… но никак не само воплощение зла! Старейшина Илин — совсем не лепесток лотоса, который вырвал сам Будда. Он ошибка, просто случайно подобранный мальчишка, которого позже привели в Пристань Лотоса. Вот и всё.       Ничего толком и необычного не было в этом человеке, если не брать во внимание тот факт, что он всегда балансировал между двумя путями. И стоило наклониться хоть в одну сторону — начиналось безумие.       И его бы давным-давно бросили бы под мертвецов, чтобы упокоить эту несчастливую душу, но нет — нельзя.       Он же был возлюбленным самого Ханьгуан-цзюна, пускай и проклятым.       Вэй Ин бросил свои заветные слова, которые решили всё, лишь для того, чтобы Лань Ванцзи перестал пытаться спасти его, но не подумал он о том, что из живого человека своим поведением сделает живого мертвеца. Не-живой. Пускай и не-мёртвый.       Застрявший где-то посередине, бьющийся в отчаянии каждый раз, когда его на протяжении семи лет били стальным хлыстом, оставляя почти что звёздную карту на теле.       Он всего лишь хотел убрать это вечное безразличие со своего лица, быть более естественным…       Но сама «судьба» и главы Орденов решили иначе — от казни его спасло лишь то, что он один из самых могущественных заклинателей своего поколения, а изгнание, собственно, как приговор даже не рассматривали.       Лань Чжань был редкостным эгоистом в душе, считая, что Вэй Ин — попросту бросил его в вечном становлении Бессмертным.       И как назло Ханьгуан-цзюнь стал Долгожителем. Бессмертным. Неубиваемым.       Просто не-живым. Словно и правда из камня был сделан.       Когда ему разрешали покидать облачные глубины, он тайком покупал «улыбку императора» и напивался в своей комнате до состояния, когда начинал видеть Вэй Ина.       Вэй Усянь, замечая своего любимого, улыбался почти так же невинно, как и до потери всего. Просто были в этой улыбке сотни лет негодования, отчаяния и детской обиды на то, что его позабыли всего-то через три сотни лет. Кроме Лань Чжаня: тот так и не смог.       Они оба застряли посередине Кругов Реинкарнации — разница лишь в том, что один возвышался над всеми, а другой ждал, пока отведённое время не исчезнет по хлопку великого Будды, чтобы возродиться лотосом. Если, конечно, он имеет право на это.       Лань Ванцзи понимал это так ясно, будто бы от этого зависела его вроде-жизнь-не-жизнь. И пытался исправиться это такими изощрёнными способами, которыми только мог придумать: за сотни лет ожидания здравый смысл почти что покинул его.       Когда-то знаменитый заклинатель пал в такое отчаяние, что, временами казалось, боль утраты Пристани Лотоса — было какой-то незначительно вещью. В такие моменты Вэй Ин покидал Лань Чжаня на года, появляясь только тогда, когда первый начинал придумывать новый способ умереть.        — Знаешь что я вижу каждый раз, когда возвращаюсь на круги реинкарнации?       Лань Чжань не знает: он на вершине — смерть, к несчастью, для него непозволительная роскошь.        — Я вижу самого себя: измученного, израненного, бьющегося в муках от той силы, которая в итоге погубила. Лань Чжань, тёмный путь — совсем не твоё. Ты — воплощение света, что дарит всем спокойствие и уверенность в себе.       «Только ты давным-давно потух», — так и не слетает с уст призрака.       Вэй Ин окидывает взглядом своего возлюбленного, вытягивая руку.        — Примерно через год решится — буду ли я возрождён.       Лань Чжань молчит.        — Интересно, какого это быть живым? Я уже и не помню этого чувства…       Старейшина И Лин исчезает в воздухе внезапно, оставляя за собой только цветок лотоса.

***

      Через год они стояли на последнем круге вместе, держась за руки. У Лань Ванцзи взгляд был опущен вниз, стыдясь собственного поступка, в то время как Вэй Усянь радостно улыбался, просто ожидая приговора.       Заклинатели, творящие благие дела. Только ныне павшие. Изуродованные.       И оба сотворившие величайшее зло.       Они ожидали своей участи от своего бога, абсолютно забывая обо всём.        — Вэй Усянь будет отправлен в Круг Растений, чтобы возродиться лотосом, а ты, Лань Ванцзи, потерявший самого себя, возродишься монахом.       Их улыбки были настолько печальны, что можно было подумать, будто бы умерли. Но духи не умирают дважды.        — Вэй Усянь, Лань Ванцзи.        — Да?        — Вы никогда больше не встретитесь, не разрушите обычный порядок вещей.       Вэй Ин просто кивает, отпуская руку возлюбленного.        — Ну что же, прощай, мой любимый Ханьгуан-цзюнь?       Вэй Ин целует его так самозабвенно, так долго и нежно, насколько мог. Берёт за шею Лань Чжаня, отрывается от его губ и шепчет, едва касаясь губами лба:        — Мы встретимся. Обещаю.       А в следующий миг Основатель Тёмного Пути в мгновение оказывается у воронки и, звонко смеясь, начинает падать. Тело бывшего Бессмертного замирает на месте.       …а спустя двадцать пять лет они встретились. Вэй Ин был в человеческом теле, имея глупую привычку наносить макияж на своё лицо. Будда был не прав, когда попробовал удержать этого хитрого заклинателя.       Вэй Усяня не удержала ни сама смерть, ни сами запреты, ни сам бог.       И не могло быть иначе. Он, в конце концов, заклинатель, которому равных не было.       Лань Чжань целует Вэй Ина, падая с ним в траву у дерева, неподалёку слышны причитания старших монахов и обещания того, что они его выпорят, и выкинут. Старейшина Илин смеётся, показывая служителям Будды язык, стоит им прерваться. И громко-громко кричит во все лёгкие:        — Передайте своему богу, что я его сделал, ха! Пусть готовится встретить меня лет так через никогда! В этот раз я стану Долгожителем! Эй, Лань Чжань, мы же станем и в этой жизни Бессмертными?        — Мгм, — тянет Нефрит, снова целуя Вэй Ина.       Через пару минут их погнали с монастыря, проклиная тем, что один из великих демонов, Старейшина Илин, заберёт их души.       Только вот этот демон не собирался никого в этой жизни убивать из живых, больно надо. Он просто хочет побыть счастливым вместе с возлюбленным. Быть может, они даже сыграют свадьбу?