Андрей счастлив. Нет, правда. Сейчас у него есть все о чем мог мечтать человек его возраста — вратарь сборной, главный вратарь топового клуба, любимая жена рядом. Но…
Всегда есть какое-то но. Временами в душе царила пустота, растекаясь, словно огромная дыра где-то в районе груди, с каждым днем становясь все больше, ведь несмотря на то, что любимая жена была рядом, а на ее руке после первого поцелуя от буквы «А» каллиграфически стало выведено Андрей, то у самого Лунева столь же каллиграфическая «Д» у самой косточки на запястье так и осталась всего лишь буквой «Д». Тогда у Лунева не хватило сил признаться счастливой Диане, что несмотря на то, что он влюблен в нее, судьбой не является.
Такое тоже бывает — Андрей читал об этом в какой-то книге, когда всерьез занимался изучением психологии — если одному предначертано быть с этим человеком, а второму нет, то второй вполне может быть с тем, чьей родственной душой является. Но как только этот человек находит свою половину — связь разрывается.
И в душе Лунева оставалась пустота, которую он всем силами пытался заполнить, периодически добиваясь успеха. Но все продолжало накапливаться — нескончаемые тренировки, психологическая обстановка в команде, борьба за место в воротах, а не скамейке запасных, изматывающие игры — все это тугим узлом скручивалось где-то в районе солнечного сплетения, временами подкатывая к горлу тошнотой. Короткое пребывание дома лучше не делало — Диана начинала потихоньку раздражать чрезмерной заботой и милым голосом.
Андрей честно учился справляться с эмоциями, у него даже стало это получаться. В команде удалось закрепиться, стали ставить в старт, чего Андрей и добивался больше всего, а еще он неожиданно стал обрастать друзьями — сначала Артем — подкалывал, подкалывал, а потом вдруг стал считать Лунева своим другом, окрестив того Лунтиком, отказываясь от того, чтобы звать его как-то по-другому. Потом в их состоящую из подколов дружбу оказался затянут Кокорин, шутивший в паре с Дзюбой вообще 24/7. И Андрею становилось легче — в команде становилось все проще, а тут еще стали радовать и вызовы в сборную.
Расширившаяся до пределов персональной вселенной дыра стала затягиваться. С каждым вздохом дышать становилось в легче и легче. Домой идти было все проще — на жену не нужно было смотреть так, словно она виновата во всех бедах, прекрасно при этом понимая, что дело исключительно в тебе самом.
Жизнь налаживалась, но в моменты особо сильных физических или психологических напрягов, проскальзывали мысли все пустить на самотек — опустить руки было так заманчиво — хрен бы со всем этим спортом, футболом, клубом, женой этой. Только бы прекратить это все — эти бессмысленные попытки изменить мир и свою жизнь, бросить вообще все, чтобы не давило,
не мешало дышать, не мучало бессмысленными попытками, каждый раз заканчивающимися болью — душевной или физической — как повезет. Это давило, нагнетало, росло, словно снежный ком. И каждый раз вновь и вновь добивало отсутствие поддержки, словно назло, вторая часть души упрямо не желала находиться, и в такие моменты Андрей, обращаясь прежде всего к самому себе, думал:
«Я вывезу, я справлюсь. Я вывезу любые расставания, расстояния. Любые напряги. Я вывезу все. И если ты в этом мире есть, мой человек на букву «Д», я умоляю, найдись. Или не находись вовек, не разрушай то спокойствие, что едва заметной нитью стало связывать пустоту во мне. Если мы встретимся — не узнавай меня. Слышишь? Не смей меня узнавать».
И Андрей жил с этой пугающей пустотой внутри, боролся и побеждал. Был уверен, что однажды он все на свете переборет и будет самым сильным.
А потом в команду пришел Далер. И этот день врезался в память Андрея так же, как первый день, когда он встал защищать ворота и понял, что это его. В тот день судьба Лунева пошла по совсем иному пути. Это ощущение прошло сквозь года и повторилось в других условиях — вот Андрей смотрит на смущенно стоящего чуть поодаль от остальной команды, взрывающейся периодически хохотом, после очередной удачной шутки Дзюбы, а он стоит и чуть подрагивает под ледяным питерским ветром, пронзительно свистящим в ушах и продувающим буквально до костей. А в следующее мгновенье для новичка уже устраивают тоннель — лупят чем придется почти не жалея. Андрей чувствовал, как парень вздрагивал под хлопками даже сквозь перчатки, когда опускал ладонь на спину. И, уже чувствуя толчок в спину, наступил новенькому на ногу затянутой в бутсы ступней. А после, застыв, смотрит в след этой худощавой спине, прихрамывающей на правую ногу.
На этой тренировке Лунев отсутствовал. Хоть и честно отпахал весь процесс, но это было настолько машинально, что не занимало и мимолетной мысли в голове — все наставления проходили сквозь. Глаза всю тренировку выискивали фигуру новичка, натыкались, следили, радуя сердце какими-то удачными упражнениями. После встречи с Дианой Андрей в любовь не верил — со временем вместо влюбленности осталось уважение, понимание,
почти семья, но вместо любви лишь пустота. И сейчас Лунев честно не понимал, что происходит — за этим парнем хотелось следить, смотреть на него вечность, не упуская ни одного жеста или смешка, сорвавшегося с его губ. Его хотелось почему-то касаться, подбегать, когда он получает вдруг по ногам, смазывать его синяки всякими мазями, чтобы сходили быстрее и в шутку дуть на коленки, если он вдруг ударится.
Каждый день, каждую тренировку, каждый час и каждую минуту перед глазами было лишь одно лицо — оно затмевало все. Андрей не понимал природы этого чувства, честно пытался разобраться, но уже в первую неделю он запомнил каждую мелочь, каждый изгиб, и каждую морщинку, собирающуюся вокруг глаз при улыбке. Лунев мог воспроизвести лицо Далера за секунды до самых малозначительных деталей и чувствовал удивительное тепло, разливающееся где-то в груди.
Еще неделя потребовалась для окончательного понимания, что при взгляде на Кузяева затапливает
нежность. Невиданная. Подобно волне, она смывает все на своем пути, разрушая остатки чувств к жене. А случайный взгляд вызывает толпы мурашек, заставляя вздрагивать. Далера временами хотелось обнять так, чтобы захрустели ребра, потому что собственные нещадно саднило, они будто зудели, словно крошась под ударами сердца, которое при приближении к полузащитнику еще сильнее начинало стучать в груди. При каждом случайном прикосновении, при каждом взгляде дышать становилось все тяжелее, хотелось прекратить. Но вдали дышалось еще труднее, больнее. В Далера хотелось врасти, чтобы никуда не отпускать и никому не отдавать.
Эта полнота чувств пугала привыкшего к зыбкому спокойствию Лунева. Стало тяжелее выходить на поле и контролировать игру, сложнее быть всегда собранным, потому что игра считалась не начатой, если хоть раз Кузяев не оказывался на газоне. И каждый раз в Андрее словно взрывались планеты — беспокойство затапливало с головой, но еще сильнее глушил страх, что однажды после такого падения Далер не встанет сам. Голкипер честно гнал эти мысли так далеко, как мог, но что-то безнадежно-тоскливое скреблось под ребрами. Страшно. Больно. Даже не страшно, если сам выбегаешь и получаешь,
важнее как там он.
Страх за Далера, бесконечная нежность к нему же, ответственность на футбольном поле, уважение к жене — это оставалось тем, что наполняло голову и сердце Андрея каждый день. Изо дня в день, тренировка за тренировкой, игра за игрой, неделя за неделей. Отгремел домашний мундиаль, пролетел первый круг РПЛ, Лунев стал увереннее, собраннее, научился жить с круговертью своих чувств, получил заветное место в воротах сборной.
Смирился с односторонностью своих чувств к полузащитнику и растущим раздражением к супруге. Смирился. А потому, как только наступил долгожданный зимний отпуск, собрал чемоданы и свалил подальше от всех этих людей. Переживал только, что уезжает и не увидит Кузяева до самых сборов. Только вот место неправильно выбрал — собрал половину тусовки футбольной, да еще и в основном знакомых. Но по-настоящему сердце ухнуло в тот момент, когда в толпе, стоя на одной стороне улицы, он случайно заметил Далера на другой стороне. Первая реакция —
показалось?
«Господи, неужели ты настолько в моей голове, что я тебя в прохожих вижу? Что мне даже не нужно уже закрывать глаза, чтобы вызвать твое лицо? Ты повсюду, родной».
Но иллюзия вдруг ожила и нашла в толпе лицо Андрея, установив зрительный контакт, отчего по телу пробежал такой табун мурашек, что Лунев вздрогнул. Сердце пустилось в пляс, игнорируя вообще все.
— Привет, Андрей, — полузащитник начал движение в сторону застывшего среди толпы голкипера. — Не знал, что ты тоже здесь, хоть и звонил, но ты почему-то не ответил. Ты не хочешь со мной разговаривать?
— Звонил? — хмурится Лунев, судорожно вспоминая где этот телефон вообще находится. — Прости, после прилета забыл снять режим полета.
— А где твоя супруга? Я думал, вы вместе прилетели, — Далер наконец приблизился к голкиперу и протянул руку для приветственного рукопожатия.
-Ди решила с родителями этот отпуск провести, а я по жаре соскучился, вот и выбрался с пацанами к теплу. В волейбол поиграем, поплаваем может на спор, а там глядишь и на сафари решусь, — мечтательно протянул Андрей, чуть закатывая глаза и увлекаясь картинами в его голове, не замечая взгляда Кузяева, который был бы охарактеризован как на грани офсайда — на товарищей по команде так не смотрят.
— Рад за тебя, — улыбнулся Далер, чем привел в себя Лунева, спохватившегося и вскинувшего руку, чтобы ответить на рукопожатие, которое при касании взорвало внутри целую Вселенную. В груди опять разлилась нежность, а по телу разбежались мурашки, во рту пересохло и сердце сбилось с ритма. За все время, что Лунев жил, такие чувства он испытывал впервые.
И они стали проводить время вместе чаще — Кузяев незаметно и плотно вписался в их компанию. Ненавязчиво, но правильно и необходимо. До покалываний в кончиках пальцев. Вместе играли в футбол, волейбол, даже в фифу на приставке в номере резались. Отпуск шел, а Лунев уже не представлял жизни без Далера. Какого это, проснувшись и приняв водные процедуры на выходе из номера не сталкиваться с Кузяевым? Каково это, завтракать без него? Каково смотреть фильм без взаимных подколов и остроумных комментариев? Каково, ляпая очередную глупость, услышать в ответ тишину, а не знакомый тихий смех? Андрей уже не представлял. И очень сильно боялся возвращения домой.
Однажды, когда вся компания разбрелась, а Далеру было вот прям сейчас необходимо доиграть этот матч на приставке, устроившийся рядом с ним на диване Лунев уже порядочно клевал носом. Кузяев словно не замечал — что-то болтал, пытался обыграть вратаря. Не замечал ровно до тех пор, пока голова Андрея не скатилась на его плечо. В этот момент Далера словно ударило током — осознание, что Лунев был так близко, такой какой-то родной, такой
свой, грело душу похлеще теплого солнышка Эмиратов. Хотя о каком солнце речь, если персональное солнце под боком? Сопит, словно ему десять, и хочет обнять во сне плюшевого медведя. Кузяев бы сейчас с радостью им стал.
Андрей смешно сморщил нос во сне, словно кто-то дал ему попробовать там лимон. Это было удивительно — наблюдать его так близко и так расслаблено. Далер аккуратно принялся вставать. Тихо, чтобы случайно его не потревожить. Тихий вздох вырвался из груди Кузяева — Лунев был поразительно прекрасен в этом тихом состоянии. Так, что Далер не сдержался — порывисто наклонившись, совсем на один короткий миг он прижался к чуть суховатым губам голкипера, оставляя легкий, едва ощутимый поцелуй. А в следующую секунду уже был за порогом номера, не видя легкую улыбку, озарившую лицо спящего Лунева.
***
Утро началось странно. Во всем теле ощущалось ломота — шея затекла и неприятно было даже шевелить головой, мышцы сводило от долгого лежания в одной позе на неудобном диване, а запястье, которое судя по всему, Андрей перележал, очень саднило. Решив, что душ поможет, голкипер собирался отправиться принимать водные процедуры, но увидел все же свалившийся на пол плед, решив его поднять, наклонился и замер — на правой руке, которая тянулась к пледу, у самой кромки ладони, там, где еще вчера была одинокая «Д», было выведенное ровным, чуть округлым шрифтом «Далер».
Лунева повело в сторону, то ли от шока, то ли от неожиданности, то ли от сбывшейся мечты — он подозревал, что не просто так его тянет к Кузяеву, но, чтобы объяснение этому было таковым, было удивительно. Он почти шлепнулся на диван, с которого только что поднялся. Сначала его охватила радость — теперь ему не нужно скрывать свои чувства! Почти следом, возникло ощущение паники — является ли он его родной душой? Есть ли имя на его запястье? И когда он вообще умудрился его поцеловать?
Мысли в голове роились, словно стая взбесившихся ос, чье гнездо только что облили керосином. И пока, вопросов было намного больше, чем ответов. Тряхнув головой, Андрей все же решил пойти в душ, а там будет видно.
***
Из душа Лунев вышел в чуть более приподнятом расположении духа — холодная вода чуть охладила мысли-осы в голове. Нацепив первые попавшиеся вещи, голкипер стал спешить на завтрак — там он должен был встретиться с Далером и прояснить ситуацию.
Но уверенность рассыпалась как карточный домик, стоило ему в коридоре и впрямь наткнуться на шедшего на завтрак Кузяева, левое запястье которого было перебинтовано эластичным бинтом, охватывая почти все предплечье.
— Что случилось, Далер? С тобой все в порядке?
— Доброе утро, Андрей, — Кузяев улыбнулся уголками губ, слегка кивнув. — Да, все хорошо, немного потянул мышцы во время утренней разминки.
— Хорошо, если так, — покачал головой Лунев. Беспричинное беспокойство, поселившееся где-то у сердца, не давало ему покоя, точило, словно червяк сердцевину яблока. — Я бы хотел с тобой поговорить.
— Если хочешь — поговорим, — улыбнулся Далер.
— О, Далер, Андрей! Доброе утречко! Пошлите уже на завтрак, а то все вкусняхи без нас сожрут, — из номера вышел Денис, бросивший беспокойный взгляд на перетянутое запястье полузащитника и безумный вид голкипера, а потому решительно схватил Кузяева за руку и почти силой потащил в столовую, оставив Лунева чуть позади.
Андрей разозлился — Терентьев всегда был не вовремя, в какой момент при этом не появлялся бы. Бесил до зубного скрежета порой такой своей способностью. Весь день Лунев тщетно пытался застать Далера одного, но раз за разом попытки оборачивались провалом, а еще голкипер не мог заставить себя взять трубку от почти оборвавшей весь телефон Диане — она наверняка почуяла что-то неладное. Но сил поговорить с ней Андрей в себе не находил.
Ложась в кровать уже поздней ночью, он дал себе твердое обещание поговорить с Далером завтра обязательно. А потому, проснувшись с утра, и не столкнувшись по дороге на завтрак, он удивился. Стук в номер ничего не дал, а то, что сообщили на ресепшне повергло его в состояние крайнего ступора — ему было сообщено, что молодой человек сегодня утром съехал. И ни словом не обмолвился. Такое поведение для Андрея было непонятно — поцеловать, а в итоге, ничего не выяснив сбежать? Такого просто не могло быть. Но что делать?
***
Оставшиеся несколько дней голкипер не запомнил — все слилось в сплошное пятно, было непонятно, что творится вокруг, да и заострять на этом внимание ровным счетом не хотелось вообще. Домой он ехал с содроганием, но, войдя, застал тишину. Диана ждала его, сидя на диване в гостиной.
— Давай с простого. Я знаю, что ты нашел родную душу. Видишь? — Диана продемонстрировала абсолютное чистое запястье правой руки. — Наша связь разрушена. Так как я люблю тебя все еще, не вижу смысла оставаться с тобой рядом, учитывая, что у тебя теперь будет то, о чем ты грезил ночами. Документы на развод я уже подготовила. От тебя требуется только подпись.
— Спасибо, — все, что смог в итоге сказать Лунев. И в этом слове поместилось так много — благодарность за понимание, за то, что была его женой, за то, что весь мучивший его разговор уместила в несколько предложений. За то, что в итоге она тоже обязательно будет счастлива. Он в это верит. Так и будет. Обязательно.
***
Приближалось время традиционного медосмотра, и Лунев паниковал — там будет Далер. Что ему говорить? Что он скажет? Как поговорить? Что будет после этого разговора? Мысли снова заняли оборону в голове, заставляя Андрея судорожно искать, чем бы себя занять. Но снова и снова попытки к желаемому результату не приводили. Даты медосмотра приближались.
Но в первый день они так и не увиделись, словно кто-то каждый раз их разводило в разные стороны, не давая встретиться, не давая поговорить, да даже посмотреть друг на друга. Второй день в этом плане был более богат на события.
— … Я не буду ничего говорить про Далера, — уселся на лавочку Андрей. — На нашей дружбе с ним, — вратарь начертил в воздухе крест. Денис с вопросами о Кузяеве был вообще некстати, он отшутился, что Далер в отпуске морозился, не желая говорить правды. И тут произошло то, чего сам Лунев ожидал меньше всего.
— Привет, Андрей, — знакомый голос прошиб до мурашек. Голкипер сначала даже подумал, что ему померещилось. Протянутая над Денисовым рука была вполне осязаемой, а потому, Лунев поспешил до нее дотронуться.
— Далер, — губы сами расползлись в улыбке, совершенно выдавая все-все чувства, которые в этот момент бушевали внутри. — А я уж почти забыл, как ты выглядишь.
— Как твой медосмотр? — рукопожатие затягивалось, но никто из них не хотел прерывать его первым.
— Нормально, Далер, нормально, — Кузяев мягко освободил руку и, повернувшись, стал уходить.
— Постой! — Андрей вскочил с лавки, забыв про Денисова с камерой, про то, что в больнице полно народу. — Мне очень надо с тобой поговорить.
Лунев втолкнул Далера в какое-то довольно темное место, воспользовавшись столь удачным положением вещей, он перегородил вход в этот маленький коридорчик, оказавшийся в итоге тупиком.
— Ты мой соулмейт. А я твой. Не могу поверить, что тебя ко мне не тянет! Я хоть и боялся, но, оказывается, с трудом выжил в эти дни. Почему ты уехал? Зачем? Ты думал, что мы с этим не разберемся? — с каждым вопросом голос становился все тише, пока не затих совсем. Внутри не переставали взрываться фейрверки нежности — Далера хотелось схватить в охапку и никому-никому не отдавать. Пальцы стало покалывать, а запястье легонько зудеть — сильные чувства родной души отображались и в имени на руке.
— Ты женат. Мы оба мужчины, я не был готов к такому, но меня так сильно начало крыть, когда я вернулся в Питер, что чуть не сорвался обратно. Почему уехал? — карие глаза внимательно изучали скованное лицо напротив. — Подумал, что нам обоим нужно время. И, по-моему, оказался прав, — горько закончил он.
— Я развожусь, — выпалил Андрей. — Там все вышло довольно мирно, так что оказалось это наименьшая из проблем, — усмехнулся Лунев. — Я прошу, Далер, давай хотя бы попробуем быть вместе. Прошу, — шепотом добавил он.
— Попробуем, — шепнул Кузяев, делая шаг вперед и утыкаясь в плечо Андрея. — Мы попробуем.
Фейерверки взорвались внутри снова. Но теперь это было осознание того, что душа перестает рваться, она нашла свой дом. Руки обняли застывшего полузащитника и в такой позе они оба замерли.
Они попробуют. И вдвоем все-все вывезут, любые расстояния и расставания. И у них обязательно получится быть счастливыми в итоге. Обязательно. И у Андрей больше не будет поводов для "но". Будет одно большое
счастливы. Они оба.
