tenderness

аккуратно прижимая хрупкое, но только на вид, тело к себе, тони каких-то пару месяцев назад ни за что бы не признался никому, даже самому себе, как он соскучился по этому парню. по этой лучезарной улыбке, заразительному смеху, теплому взгляду темно-карих глаз, непослушным волосам, к которым так и тянутся руки, чтобы растрепать. по той самой тишине, что установилась меж ними прямо сейчас, однако она не неловкая; отнюдь, в такой тишине создается ощущение уюта. дома. то самое, чего тони так не хватало на протяжении всего времени разлуки (поначалу заливая вмиг опустевшее пространство в груди и сердце дорогим алкоголем, старку понадобилось немало времени, чтобы осознать и, наконец, принять приятную действительность). целое лето порознь, и ни единой встречи ни в рамках этой пресловутой «стажировки», ни в каких-либо еще (мечтай, тони старк, это все, что у тебя есть. было). трудовые будни вперемешку с многочисленными отъездами, и лишь одно оставалось неизменным — кристально очевидное чувство привязанности к этому малому, что занял все пространство в сердце, распускаясь толпами бабочек на душе, стоит только подумать о прелести объекта своего обожания. как бы то ни было, вот он — здесь, живой, целый и невредимый, стоит прямо перед ним, буквально вжимаясь в его грудную клетку своей. и лишь единственная фраза повисает в воздухе, пока тони не решается прошептать в макушку эти два слова, которые едва ли были не взаимными. «я скучал».