***
Мистик Фоллс без труда сойдет за самый обыкновенный, крошечный городок: таких, бесцветных и ничем не запоминающихся, тысячи разбросаны по всему миру. Случайному туристу, проезжающему через него, ничего толком и не запомнится, кроме, разве что, не самого лучшего ланча в местом баре. Однако Мистик Фоллс только чужакам кажется простым и обычным. Это старожилы знают, что здешняя земля породила могущественных ведьм и опасных монстров, а золотистая пыль магии и по сей день пронизывает прозрачный воздух. Да и как во все это не верить, когда весь город знает, что любая женщина из семьи Беннет может призвать грозу будучи в дурном настроении или левитировать предметы, если она чему-то сильно радуется. Гилберты проницательны и легко могут разобраться в хитросплетении чужих эмоций, а вот если в семье Сальваторе появляются мальчики, то весь город знает, что рано или поздно, но они влюбятся в одну и ту же девушку. Кэролайн, наблюдая за тем, как увиваются оба брата за Еленой, вздыхает, чувствуя как в груди кипит горькая обида. Форбсам не дано управлять погодой или читать чужие мысли. Наследие ее семьи заключается в том, что они, подобно птицам, оказавшимся в золотой клетке, не могут покинуть Мистик Фоллс и увидеть мир могут лишь через чужие сны. Говорят, много веков назад, мальчишка из семьи Форбс разбил сердце юной ведьмы: его к себе манил мир, расположенный за границей их маленького города, и он уехал, не подумав о ее чувствах. Ведьма предательство простить не смогла и в пылу ярости, в состоянии, когда произносятся самые жестокие и сильные слова, прокляла всех Форбсов. Теперь чужие сны застилают им глаза, а город стал клеткой, из которой они не могли выбраться. Кэролайн приходит к границе почти каждую неделю, обычно перед закатом, и наблюдает за тем, как пылающий шар солнца скрывается за горизонтом. Она делает жадный вдох, кожей чувствуя, как воздух становится горячее, стоит ей подойти к границе слишком быстро, и тоскливо смотрит в даль, не в силах не думать о том, что за чью-то глупую ошибку расплачиваться приходится ей. Она поднимает ладони в воздух, чувствуя, как он пружинит под ее прикосновениями и как магия предупреждающе обжигает нежную кожу ее рук, и зло смотрит в марево заката. Ей приходится наблюдать за тем, как ее друзья покидают этот чертов город и отправляются вслед за приключениями и обещаниями большого мира. Бонни шлет ей открытки из Парижа, делится рассказами об очаровательном англичанине, которого она встретила в Булонском лесу, а Кэролайн не в силах сдержать зависти, от которой слезы закипают в глазах. Ей не приходится мечтать не только о прогулках в Булонском лесу, но даже о банальных отношениях — Тайлер виновато смотрит на нее, когда признается, что уезжает в колледж и думает, что им лучше расстаться. Он смазано целует ее в лоб, желая всего самого хорошего, а Кэролайн в этом издевка чудится. Единственное, что может хоть как-то скрасить ее жизнь, это сны. Она проваливается в них подобно Алисе, падающей в кроличью нору, и с любопытством, присущим ребенку, изучает мир сновидений, где ее, в отличии от мира реального, ничего не ограничивает. Кэролайн подглядывает в сны Бонни, пахнущие корицей и миндалем. В них она может увидеть розовато-желтые рассветы над Парижем, услышать мужской смех, от которого у Бонни сердце пропускает удар, и прикоснуться к гладким камням в стенах старинных зданий. В снах Елены, куда она заглядывает крайне редко, то один, то другой Сальваторе, резкий запах больницы и всегда то уютное состояние покоя, которое появляется тогда, когда устраиваешься с любимой книгой в постели и забываешь про окружающий мир. Кэролайн, впрочем, редко задерживается в снах своих знакомых, предпочитая искать сны, которые могут показать ей то, чего она оказалась лишена. Так, однажды, она находит сны незнакомца, в которых прекрасное так тесно переплетено с ужасным, что она не в силах отвести от них взгляда. В них смерть является олицетворением жизни, а щедро льющаяся кровь соседствует с прекрасными картинами и предметами искусства. В первый раз она просыпается, чувствуя как исступленно бьется сердце, и обещает себе, что больше никогда не будет искать его сны. Но через несколько ночей Кэролайн нарушает собственное обещание, и вновь оказывается в центре прекрасного хаоса, от которого у нее замирает сердце. Ей стоило бы опасаться того, кто видит мир в таких багряных и резких красках, Кэролайн это знает, но вместо этого она чувствует любопытство, и ее тянет увидеть все больше, ибо мир его глазами — удивителен. Она так часто приходит в его сны, что когда за ее спиной звучит хриплый мужской голос, Кэролайн почти не пугается. — Здравствуй, love.***
Клаус не сразу понимает, что что-то не так. Просто в одну из ночей, когда он позволяет себе забыться сном, он чувствует чье-то присутствие в своей голове. Оно едва заметно, похоже на шелест крон деревьев в ветреный день, но Клаус замечает чужой силуэт в своих снах. Это приводит его в ярость и злит, заставляя зверя настороженно рычать и подозревать окружающих в предательстве. Его сестра, одна из немногих ведьм, к которым он может испытывать подобие доверия, прикасается прохладными пальцами к его вискам, и внимательно смотрит в его темные глаза. — Не думаю, что это заговор против тебя, — произносит Фрея, прикрывая свои глаза. — Это не ведьминых рук дело, Клаус. — Чьих тогда? — сухо интересуется он, убирая ее руки и Фрея тяжело вздыхает, отстраняясь от него. Он не подпускает к себе даже членов семьи, ненавидя их за то, что они смеют обладать тем, что у него никогда не может быть, и Фрею это ранит каждый раз. — Я не знаю. Это похоже на случайность, словно… Представь себе город, — предлагает она, заправляя прядь волос за ухо. — Представь, что ты идешь по улицам города, и останавливаешься перед понравившимися тебе зданиями. Клаус криво улыбается такой аналогии, но не торопится ядовито ей ответить. Потирает виски еще раз, а потом смотрит на нее тяжело и пронзительно. — Если ты почувствуешь чье-то присутствие в своих снах еще раз, ты можешь попробовать поймать этого человека в сети сна, — добавляет Фрея, зная, что от нее требуется. — Тебе это сделать не составит никакого труда. — Хорошо, — кивает Клаус. Он сестре в этом признаваться не собирается, но то, что кто-то так легко сумел пробраться в его сны, его выводит из равновесия и волка, который чувствует неясную угрозу, успокоить не так то и просто и глаза его то и дело вспыхивают янтарем. Фрея мягко сжимает его за плечо, а потом, повинуясь его взгляду, спешит уйти. Ей рядом с братом тяжело дышать, Клаус будто бы забирает весь кислород в комнате, заставляя каждого подчиняться своей воле, и лишь оказавшись на расстоянии от него, она может сделать свободный вздох. А когда она оказывается в объятиях Люсьена, ее сердце успокаивается, и она утыкается носом в шею своего мейта, чувствуя острую жалость к Клаусу и спокойствие одновременно. — Вижу, все прошло как и всегда, — замечает Люсьен, гладя ее по волосам, и Фрея кивает, не в силах не произнести ни слова. Но рядом со своим мейтом ей даже не нужно говорить: Люсьен всегда знает, что она хочет сказать, и в моменты ее слабости становится опорой, которая ей так необходима, и она слабо улыбается, обнимая его крепче. Клаус же подобную связь мейтов презирает, считая это ничем иным, как признаком слабости. Будь его воля, он бы давно убил Люсьена, не пожалел бы возлюбленную Элайджи, и запер бы Ребекку в гробу, с кинжалом в груди. Фрея же уверена, что ненависть Клауса к подобным связям вызвана не тем, что он это слабостью считает, а тем, что благодаря дуалистичности его природы, проклятию их матери, он обречен на одиночество. Сердце его, огрубевшее и дикое, принадлежащее зверю и вампиру, потеряло надежду уже давно, и магии, способной это изменить, не существует. Фрея бросает прощальный взгляд в сторону его дома и думает, что несчастный, забредший в сны ее брата, больше никогда не явится.***
Клаус понимает, что это девушка, когда она появляется в его снах в третий раз. У нее светлые волосы, напоминающие ему о лучах римского солнца, и в какой-то момент он ловит себя на мысли о том, что он хотел бы увидеть ее лицо. Но она ускользает каждый раз так быстро, что он не успевает ее поймать. И каждый раз, намеренно показывая ей кровавые детали своих грехов, Клаус думает, что больше она не вернется в его сны, но каждый раз она его удивляет. Клаус прекращает сдерживаться в тот момент, когда она замирает перед его полотном в Эрмитаже. — Здравствуй, love, — произносит он и усмехается, когда она поводит своими хрупкими лопатками, напоминающими ему о крыльях беспечных птиц. Но она, вопреки его ожиданиям, не спешит исчезнуть, а оборачивается к нему, и смотрит без всякого страха. — Меня зовут Кэролайн, — представляется она, сцепляя пальцы вместе. Глаза у нее синие, как спокойное море в солнечный день, и в них ни капли страха. — Зови меня Клаус, — произносит он, подходя к ней. — Как тебе Эрмитаж? — интересуется он вместо того, чтобы рявкнуть на нее так, чтобы она больше никогда не появлялась в его голове. — Здесь очень красиво, — она вновь поворачивается к картине. — Значит, ты — художник? — В большей или меньшей степени, — следует ответ и Кэролайн бросает на него взгляд из-под ресниц. — Когда ты не рисуешь кровью своих врагов? — уточняет она и Клаус внезапно улыбается. — И ты еще не убежала, love? — она чуть морщится, когда он ее так называет, и гибрида это веселит. — Мне не приходится выбирать, через чьи глаза смотреть на этот мир, — пожимает плечами Кэролайн, не желая признаваться в том, почему возвращается сюда раз за разом. — А ты видел многое, — добавляет она зачем-то, ожидая того, что этот странный мужчина, от которого так и веет опасностью, велит ей больше никогда не появляется в его снах. Но Клаус отчего-то склоняется к ней, обдает ее губы горячим дыханием, и смотря прямо в глаза обещает в следующий раз показать ей вещи куда более прекрасные, чем эта картина, и это Кэролайн сбивает с толку. Теперь, каждый раз когда она оказывается в его снах, он ждет ее с ленивой улыбкой и иногда Кэролайн может улыбнуться в ответ. Она не позволяет себе обманываться его привлекательным фасадом: она видит не только прекрасные места и его очаровательную улыбку, но стоит по щиколотки в крови в его снах, но вместо того, чтобы бояться его и никогда больше не возвращаться к нему, Кэролайн чувствует, как ее все сильнее к нему тянет. Быть может, дело в том, что он также одинок — это сквозит в каждом из его снов, быть может дело в том, как он рассказывает ей о созвездиях, и в том, как же он влюблен во все эти города, что он ей показывает, но Кэролайн все больше очаровывается им и его миром. — Ты был в стольких местах, — качает она головой, когда они оказываются в сердце пустынного Токио. — Я отвезу тебя, — легко предлагает Клаус, ловя ее грустный взгляд. — Рим, Париж… Токио, — улыбается он, раскидывая руки в обе стороны. — Хотела бы я, чтобы это было возможно, — вздыхает она. Глаза гибрида гневно сверкают и воздух тут же стынет, заставляя Кэролайн в который раз подумать о том, насколько же он импульсивен. — Почему нет? — требовательно спрашивает Клаус и она легко различает властные нотки в его голосе. — Это — единственный способ для меня увидеть мир, Клаус, — признается она, и каждое слово оставляет у нее во рту горечь. — Я проклята, — она смотрит на него с печальной улыбкой, и протягивает пальцы, чтобы коснуться его острых скул. — Я бы не задумываясь отправилась с тобой в Рим, или в Токио, или куда угодно, но я не могу покинуть свой город и лишь через сны других людей могу видеть этот мир. Клаус закрывает глаза, позволяя себе насладиться ее робким прикосновением, а потом обхватывает ее за запястье и притягивает ее ближе. Он чувствует и ярость на чертовых ведьм, которые продолжают вставать на его пути, и облегчение от того, что Кэролайн не отталкивает его от себя. — Нет такого проклятия, которое невозможно было бы снять, Кэролайн, — горячо произносит он. — Любую ведьму можно перехитрить, — шепчет он ей в губы, не удивляясь уже тому, что успел к этой белокурой занозе так сильно привязаться. Кэролайн хочет ему рассказать о том, что проклятие может снять только ее мейт. Что ведьма, проклявшая всех Форбсов, хотела отомстить за свое чувства, потому что невозможно найти своего мейта, будучи заключенным в одном городе. Что Шейла Беннет, у которой она просила помощи, вгляделась в линии ее судьбы и сказала, что у нее, Кэролайн, мейта быть не может, ибо если верить знакам, он родился и погиб за столетия до нее. Но она позволяет себе обмануться крепкими объятиями Клауса, его тихим шепотом, и цепляется за его плечи, допуская мысль о том, что она была бы рада никогда не просыпаться.***
Когда Клаус велит Фрее отправиться вместе с ним в богом забытый город, Фрея не удивляется. Она видит лихорадочный блеск в его глазах, ощущает запах незнакомой для нее магии на его коже, но не решается задавать вопросов. Что-то меняется в ее брате, это она знает, но он, как обычно, не спешит посвящать ее в свои планы. Лишь сухо сообщает, что ему нужно, чтобы она сняла одно заклинание, и Фрея углубляется в свои гримуары, краем глаза замечая, что чем ближе они к Мистик Фоллс, тем ярче вспыхивают нити магии вокруг Клауса. Мистик Фоллс оказывается крошечным южным городком, скучным и обычным, и Фрея никак не может понять, что могло привести ее брата сюда. Не понимает ровно до той поры, пока он не входит уверенным шагом в небольшой цветочный магазин. Фрея едва поспевает за ним, все еще не понимая, что нужно Клаусу, а потом, когда видит за прилавком белокурую девушку, окруженную вихрем той же магии, что тянет Клауса к себе, все внезапно становится таким простым и ясным, что она невольно улыбается. — Добрый день, — приветствует их девушка, поднимая глаза от книги, которую она читала, но ее глаза изумленно округляются, когда она видит Клауса. Фрея, понимая, что является нежеланным зрителем, делает шаг назад, словно пытаясь скрыться между кадками с розовыми пионами и пышными розами. — Клаус? — растерянно шепчет девушка, и хоть Фрея не видит лицо брата, уверена, что он улыбается, обнажая ямочки. — Здравствуй, love, — произносит он, прикасаясь к ее ладони, и Фрея чувствует, как волна магии, почти такой же древней, как она сама, проходит через нее. Она откуда-то знает, что больше не нужна Клаусу, потому незамеченной выходит из магазина, и от ее глаз не скрывается то, как крепко, почти отчаянно, Клаус прижимает эту незнакомку к себе, и как она цепляется за его плечи, что-то горячо шепча. Фрея подставляет лицо солнечным лучам и невольно улыбается, понимая, что ее брат, сам того не понимая, только что нашел своего мейта. Сердце, принадлежащее двум монстрам, нашло свое солнце.