***
Тони встает рано. Скоро пять. В окно тянет зябкой предрассветной дымкой. Две минуты Тони сидит на кровати, разглядывая свои ступни, и шевелит пальцами. Ноги ждут солнце, выглядят синюшными и похожи по цвету на занавески. Далекий шум мусоровоза заставляет его вздрогнуть и поднять взгляд. Облака у горизонта уже еле заметно подергивает розовым. Тони чешет заросший подбородок и шмыгает носом. Встает и идет на кухню. По полу тихо тянет сквозняком. Сначала кофе.***
В первый раз это было странно. Странно — из разряда непривычно. Почти неожиданно. — Ты Джек? Тони резко оборачивается, отдергивая занавеску и щурясь одним глазом. — Что? — У тебя такая майка… — Питер сонно улыбается. Весь совсем солнечно-утренний в этом свете. Чихает и поднимает ладонь, чтобы тень упала на глаза. — Я подумал, что тебя зовут Джек. — Нет, — Тони теряется и отвечает резко. Питер немного сникает. — Нет, — добавляет он мягче, — я Тони, — и улыбается. Питер снова расслабляется и пожимает плечами, издавая тихий смешок.***
— Был грустен взор его и строг, глаза сверкали, как клинок, и, как серебряный гобой… — Тони бубнит себе под нос, его заглушает кофеварка. Невидящим взглядом он гипнотизирует кофейник, который медленно наполняется. Вот. Еще чуть-чуть и будет кофе. —… звучал язык для все… Его обрывает какой-то шорох на веранде. Он выныривает из сонного забытья, выключая кофеварку, и делает несколько тихих шагов в сторону двери. — Для всех… На веранде снова шуршит. В этом году в Лос-Анджелесе развелось слишком много скунсов. Тони тянется за метлой, стоящей около двери. Сучьи скунсы, мать их. — Чужой… Он резко распахивает дверь, вылетая на веранду и замахиваясь. В сторону дерева от него улепетывает белка. Тони опускает метлу и хмыкает. Не скунс. Сучьи скунсы, мать их. — Excelsior!* Он раскидывает руки в победном жесте, театрально откидывает метлу и поздно спохватывается. Она грохочет, задевая пустое ведро и спихивая его на ступеньки. — Вот же блять! — слишком громко. Тони бросается за ним вдогонку, ловит у газона, наступает на штанину и стягивает с себя пижамные брюки, больно задевая член. — Уууй… Ух… Бля, бля, бля… Ведро опять падает, пока он светит бледной ягодицей и натягивает штаны обратно. На белом хлопке в голубую полоску остается смачное зеленое пятно. За газоном Тони следит. Согнувшись, зажимая ладонями пах и шумно вдыхая, он затихает, возвращая утру его тишину. И прислушивается. Где-то брешет собака. Тихо. Из окна на втором этаже вылезла занавеска и легонько шуршит по стене. Тони ковыляет обратно в дом.***
— Что это? Тони, помедлив, поднимает взгляд от ноутбука, смешно наклонив голову, и смотрит поверх очков-половинок. — Что именно? — Вот это. Питер покачивается и показывает на засушенный цветок на каминной полке. — Это африканская роза. — Красивая. Питер обнимает себя за плечи, рассматривая цветок и наклоняя голову. Тони опускает глаза в ноутбук, но через секунду снова смотрит на Питера. — Ты помнишь Африку? Питер молчит. Тони не опускает взгляд. Питер не поворачивается к нему, но напрягается и немного горбится. Несколько минут проходят в тишине, Тони уже собирается вернуться к работе. — Ты Рудо**, — Питер расслабляется. Протягивает руку и гладит стебель. — Чт… Кто я? Почему? — Тони тянется за остывшим кофе и упирается улыбкой в кружку. — Что это? — Ты Рудо. Потому что ты Рудо. Это африканское имя. — Мне идет? — Тебе идет. — Мне нравится. Поворачиваясь, Питер улыбается и чешет нос. Тони улыбается ему в ответ.***
4:46. Член ноет. Скроля почту, Тони неаккуратно отпивает кофе и сажает на майку пятно. Небо в открытой двери уже розовое. Он выпрямляется, выгибается назад и с удовольствием хрустит спиной, упираясь в спинку стула и качаясь на двух ножках. Через четырнадцать минут придет статья с правками, через тридцать надо будет идти чистить зубы, через сорок должен приехать курьер. Наличка. — Наличка. Ножки грохают об пол. Этот месяц он оплатил картой. — Черт, точно… — Тони трет глаза и широко зевает, а затем встряхивается, вставая из-за стола. Зубы можно почистить сейчас.***
Питер ворочается под одеялом, протягивает руку и касается тумбочки. — Что это? Тони поправляет небольшой букет в прозрачной маленькой вазе с округлыми боками. Зелень стеблей преломляется через стекло и воду. — Цветы. — Мне нравится, — Питер зевает и недолго молчит. — Я бы хотел увидеть много.***
Тони морщится, пока отливает. Осторожно закрывает дверь и спускает воду. Поперхивается, пока чистит зубы, так что теперь зубная паста неприятно дерет в носу. Он снова шмурыгает, пытаясь от нее избавиться. Безрезультатно. Выходя, замирает в коридоре, прислушиваясь, а потом спускается обратно на кухню. И зависает около холодильника, повисая на дверце. Овсяный йогурт, огурцы, курица с кари, вчерашняя коробочка с вьетнамской лапшой, взбитые сливки, брокколи, апельсиновый сок, финиковый кекс, шоколадные пудинги в небольших пластиковых упаковках и бутылка воды. Тони тянет себе овсяный йогурт и уходит обратно к ноутбуку. 4:58. Gmail сообщает о новом письме. Тони радостно отпивает из бутылки, и его перекашивает. После зубной пасты срань не только апельсиновый сок.***
В тот же день Тони везет его в ботанические сады Хантингтона***. Они смотрят коллекции орхидей и саговников, бонсаи, но в результате Питер возвращается в сад камелий. На подлокотник их скамейки садится бабочка. — Данаида монарх****. — Мхф? — Тони кусает сэндвич, вытаскивая лист салата целиком и подставляя ладонь. — Вот, — Питер кивает в сторону бабочки, а потом помогает запихнуть салат Тони в рот. Тони случайно прикусывает ему палец. Питер шипит. — Пфафти! — Ауч… Тихо!... Ну, вот. Улетела. — Пфафти… Офа офень кфасифая. Питер ведет плечом и кивает, а потом берет палец в рот, зажимая зубами. Тони добивает сэндвич. — Знаешь, я ведь как бабочка. — В смысле? Такой же прекрасный? Питер не успевает смутиться и громко хохочет, выпуская палец и откидываясь на скамейку и на Тони. Смех заразительный настолько, что он тоже подхватывает. Солнце, Данаида монарх и камелии. И сэндвичи. — Нет, серьезно, — Тони все еще смеется, недоумевает и смотрит на Питера. — Они ведь тоже живут один день.***
Версия для печати почти не претерпевает изменений. Тони широко зевает и тянется. На подъездной дорожке шуршат шины. — Хей, Майк! — Тони машет рукой, почти вприпрыжку спускаясь по ступенькам. — Как жена? — Довольна, гений. Все твоими стараниями, — в хлопке рукопожатия кожа Тони кажется почти белой на фоне ладони Майка. — Брось, не отнимай у себя свои лавры, я лишь немного пнул тебя в нужном направлении, — они оба смеются. — Сегодня, значит, что-то особенное, да? Ирисы и подсолнухи? — Майк теряется в багажнике минивэна. — Ммм… Да, — Тони задумчиво, картинно смотрит в небо и перекатывается с носка на пятку, запустив руки в карманы. — Микс Ван Гога*****. Любовь через призму искусства, а? Как тебе? Бери на вооружение. Майк качает головой, посмеиваясь, и отдает ему букет в простой крафтовой бумаге. Синий с желтым. Тони берет, уверенно и осторожно, вдыхая полной грудью. — Дооо… Завтра? — Нет, до субботы, у ее мамы день рождения, Филадельфия, жди меня. — Хорошенько оттянуться на стариковской вечеринке, тинейджер! Майк шуточно отмахивается от подмигивания, забираясь в машину. Тони возвращается на веранду и замирает. Замирает и ловит синий и желтый, жадно, глазами. Окно играет солнечным зайчиком на его лице.***
Тони аккуратно упаковывает книги по ботанике и о цветах в бумагу с пуансеттиями. Вешает омелу в арке, ведущей на кухню. Утром 25 декабря Питер называет его Карлом******.***
Из высокой круглой вазы разливается вода, Тони поскальзывается, почти снова наступая на штанину, а потом широкими шагами через ступеньку взлетает наверх. Питер спит. Ниточка слюны влажно блестит до подушки по локтю. Тони тихо ставит подсолнухи в коридоре и забирает вчерашние фрезии, унося к себе. У Питера в комнате живет солнце. На белой раме, в рейках шкафа. Поселилось, просочившись в желтые стены, осталось квадратиком на уголке стола. Тони стоит с вазой в руках. Прохладное стекло. Ирисы и подсолнухи забираются, без запаха, свежестью, — подсолнухи — сухой, ирисы — садовой —, прямо в нос, к зубной пасте. Ваза глухо стукается о тумбочку, вниз бежит прозрачная капля и замирает на белом, между стеклом и деревом. — Доброе утро, мистер Подсолнух(*), — Тони касается пятки, торчащей из-под одеяла, проходя к окну и возвращая непослушную занавеску. По стенам быстро разлетается солнце. — Привет. Когда Тони поворачивается, Питер уже сидит на кровати, обнимая колени, и смотрит на синее и желтое. Трогает. И смотрит на Тони. — Ты Гейб(**)? Питер улыбается. Тони улыбается ему в ответ. Питер спрашивает про подсолнухи. Питер умывается. Питер берет с собой вазу, когда идет завтракать.***
Питеру двадцать четыре. Питер милый, и у него очаровательный смех. Питер любит цветы и книжки. У Питера амнезия. Каждое утро, просыпаясь, Питер не знает, кто такой Тони. Каждое утро у Тони новые имена. Они живут в пригороде Лос-Анджелеса. Пять лет назад Тони преподавал, теперь он пишет статьи для научных журналов и ведет частные консультации. Питер — бабочка. Каждое утро Тони ставит для него свежие цветы.